Забывая о ЛЮБВИ, вспоминая о НЕНАВИСТИ.

Сотни птиц голосят над чёрной рекой, Поют они песни о смерти чужой, О разуме, пойманном в стали тиски, И о людях, что жизнь свою губят с тоски. Мэри Эго Тьма бывает разная: Бывает обволакивающая, укачивающая… Бывает беспокойная, терпкая… Бывает жалящая, давящая… засасывающая… Я болтаюсь в ней, словно мотылёк в паутине, барахтаюсь, увязая всё сильнее. Неуклюжая ватная кукла с выколотыми глазами и оторванными пальцами. Пытаюсь кричать, но у кукол нет горла, чтобы выплёскивать наружу звуки, нет лёгких, чтобы дышать, нет сердца, чтобы жить... Куклами можно лишь играть, на то они и куклы... *** Вы знаете, как отличить фантазию от реальности? Как понять кошмар тебе привиделся, или всё произошло на самом деле? Я, например, не знаю, но, тем не менее, открыв глаза и увидев над собой белый, не раз изученный в деталях, потолок больничной палаты Хогвартса, сразу понял – всё правда. И я до сих пор здесь - лежу с широко распахнутыми, абсолютно сухими глазами. Где-то справа копошится мадам Помфри, слева, в двух шагах от кушетки, стоит Макгонагалл. Женщины переговариваются в полный голос так, будто меня здесь вовсе нет… может, в чём-то они и правы… потому что большая часть меня находится вовсе не тут... Меньшая половина - ошарашенная, испуганная – застыла на парапете Астрономической башни… Большая - скрюченная, необратимо покалеченная - осталась лежать на поляне в снегу… Ко рту прижимается горлышко пузырька, мягкая рука медсестры помогает поднять голову. Я глотаю, но по привычке, просто потому, что когда что-то жидкое попадает на язык – нужно глотать. Закрываю глаза и вновь погружаюсь во тьму. Какофония чувств оглушает. Неловким движением затыкаю уши, в попытке отгородиться от тоски, навалившейся на меня. И когда мне кажется, что ещё мгновение, и я захлебнусь в этом безумном море душевной боли, она вдруг отступает – зелье наконец-то начинает действовать. Я отключаюсь… *** - Гарри, ты уверен, что это всё, что ты можешь вспомнить? Подумай, может, ты узнал голос или походку? – в который раз спрашивает меня сидящая напротив кушетки профессор Макгонагалл, а я, в который раз вздыхая, отвечаю ей одно и то же: - На этом человеке была маска… Не представляю, кто бы это мог быть… Я лежу на кровати и по десятому кругу пересказываю своему декану события прошлой ночи и почти ничего не скрываю, кроме нескольких… нюансов. Вкратце моё повествование сводится к следующему: Во сне Дамблдор попросил у меня помощи. Я побежал на Астрономическую башню, но, стоило мне открыть дверь, меня обездвижили. После этого человек в чёрной мантии и серебряной маске выкрикнул непростительное, и директор… директор умер… Я смог справиться со связывающим заклинанием и погнался за убийцей. Находился в состоянии аффекта, поэтому никого не позвал. Уже на улице неизвестный кинул в меня чем-то, и я потерял сознание. Проснулся здесь. - Каким заклятием он в тебя кинул? Этот человек произнёс его вслух? - Нет… не помню… - вру я, не поднимая взгляда от одеяла. - Всё это странно, Гарри… - устало качает головой профессор. Она старается держаться, но у неё плохо выходит, и я замечаю, как углубились морщины возле её глаз. Говорят, что горе старит людей. Если бы это было правдой в полной мере, то сегодня утром я бы проснулся дряхлым стариком, стоящим одной ногой в могиле. - Судя по твоим словам, к тому моменту, как тебя нашли, ты пролежал на снегу не меньше двух часов, но при этом мадам Помфри не обнаружила никаких следов обморожения или иных повреждений, кроме эмоционального истощения… - бормочет мой декан. – Как могло так получиться? Что я могу на это ответить? Я и сам не понимаю, как такое возможно. Слишком ярко отпечатались в моём сознании последнее слово, сорвавшееся с губ Снейпа… и боль, наступившая после… - Я рассказал вам всё, что помню, что вы ещё от меня хотите? – огрызаюсь я, мне совсем не хочется разговаривать. Профессор какое-то время молчит, а потом тихо произносит, успокаивающе накрывая мою ладонь своей: - Гарри... То, что случилось... Это тяжело для всех нас, но мы должны наказать убийцу. Ты единственный свидетель, и я хочу попытаться во всём разобраться до того, как сюда нагрянут дознаватели из Министерства. Я хочу помочь тебе справиться с утратой… В этот момент кто-то стучится в дверь. - Если хочешь, можешь отлежаться здесь, - говорит профессор, вставая. – Все уроки сегодня отменены, так что ты ничего не пропустишь. Ужин будет проходить в большом зале, надеюсь тебя на нём увидеть. После этого женщина выходит, и в палату буквально врываются мои друзья… *** Первым делом Гермиона выясняет, не связано ли моё пребывание в больничном крыле с контрзельем, после отрицательного ответа облегчённо вздыхает и только потом интересуется причиной моей очередной госпитализации. Оказывается, в школе ещё никто не знает о том, что произошло этой ночью. Но, несмотря на то, что учителя продолжают хранить молчание, их подавленное состояние выдаёт их. Случилось что-то непоправимое, все это чувствуют, но только немногие знают, что именно… - А ведь Снейпа сегодня не было на завтраке! – рычит Рон. - Наверняка это был он! У него же на роже написано, что ему ничего не стоит сделать подобное. Ах, да! Ещё хорёк! Он тоже отсутствует! Отличный тандем! - Гарри… как такое могло случиться? Дамблдор ведь сильный волшебник, более того, он владеет беспалочковой магией! Как могло… такое произойти? Почему он ничего не предпринял? Друзья смотрят на меня в надежде найти ответы, но я молчу. Я не сообщу им больше того, что уже сказал. Почему я скрываю личность убийцы? Почему молчу? Из-за того же, из-за чего судорожно сжимается моё сердце, из-за чего ком стоит в горле, а слёзы пытаются прорваться наружу, чтобы затопить всё вокруг солёной, жидкой тоской… Из-за боли, переполняющей меня до краёв. Из-за ненависти, плескающейся в сердце жидкой лавой. Из-за любви, диктующей мне свои собственные правила… и нет никаких сил сопротивляться им... Не могу понять, что со мной творится. Внутри как будто фоном ощущается одиночество и чёрная горечь. Теперь я точно знаю: это не мои, это чужие чувства, только не могу понять, откуда они берутся. Может быть, это из-за разрушенной стены в сознании? Не знаю... Я ничего уже не знаю... Не хочу думать и знать ничего не хочу… И любить… любить не хочу тоже. В душе – дыра. И её не перетянешь нитками слов, не залатаешь оправданиями. Вся прошлая неделя - как в тумане. Я всё помню, но очень смутно, без подробностей. Создаётся впечатление, что мой разум таким образом пытается защитить себя... Но... правды не укрыть... Я - мразь… насильник… Ненавижу себя, но его… его ненавижу ещё больше… Я хотя бы не убийца… Мерлин… что я несу! Я просто жалок… Но самое ужасное не это. Вовсе не это! Самое жуткое то, что теперь во мне живёт два человека - два Гарри... И один из этих Гарри всё ещё лелеет надежду, хрупкую, словно росток, глупую, бессмысленную надежду… Надежду на то, что большая часть слов, что Снейп кричал мне вчера – ложь, цель которой - ударить посильнее, ранить, спрятав правду за потоком сбивающей с толку злости… Ведь в итоге - на мне ни одной царапины… В чём же смысл? Это говорит один Гарри, а другой ему отвечает, презрительно скривив губы: “Ты несёшь бред! Убийца недостоин оправданий. Он убил! Убил! Убил! Убил! А значит, о каких чувствах может идти речь? Есть они или нет их - больше не важно. Он ненавидит тебя, он убил того, кто был дорог тебе, он служит Волдеморту, и даже если есть вероятность, что он всё ещё чувствует к тебе что-то – больше это не имеет никакого значения. Главное – он предатель, шпион, убийца! Забудь о нём. Ты должен мстить!” Ха-ха! Какие доводы! И всё ведь в точку, в цель! Но самое смешное в том, что я больше волнуюсь не о мотивах, толкнувших Снейпа на предательство, а о том, что он ко мне чувствует на самом деле... Любит ли он меня? А если да, то простит ли? Прощу ли я его? Но ответ на всё один: "Никогда". *** Друзья ушли на обед, и теперь никто не мешал мне лежать, размышляя о произошедшем. В голове сумбур. Разум не в силах справиться со столь громадным стрессом. Меня кидает из крайности в крайность, и нет даже шанса зацепиться за берег здравого смысла. Я уверен - именно так сходят с ума. И я был бы рад, ей-богу. Это стало бы лучшим для меня наказанием и одновременно спасением. Ведь как бы я ни пытался отгородиться от неутешительных мыслей, собственная вина оставалась неоспорима. Она рябила перед глазами, орала в уши, жужжала в голове осиным роем. Я первый засомневался, выпил зелье, разорвал с таким трудом выстроенные отношения… А вдруг всё, что было нужно – это поговорить. Есть ли вероятность, что тогда события потекли бы по совсем другому руслу? Я первый предал… И не просто предал – плюнул в лицо, оскорбил… унизил… Герой магического мира оказался насильником. Потерял контроль? Не понимал, что делаю? Чушь! Ерунда! Я знал, что слишком нервно реагирую на любой раздражитель, но всё равно пошёл на отработку. Я начал ссору, слетел с катушек. Мерлин, я чуть не убил его... Я ведь даже думал об этом! …Вдруг перед глазами, словно всё произошло только вчера, встаёт сцена, на которой ополоумевший подросток прижимает своим телом к полу взрослого темноволосого мужчину. А когда тот дёргается в попытке освободиться, растрёпанный парень хватает свою жертву за волосы у висков и с силой дёргает вниз, а потом снова… и снова, до той поры, пока из носа мужчины не брызгают рубиновые капли, а глаза не закатываются, оголяя воспалённые, все в красных прожилках белки. Меня трясёт. Уже не важно, что сделал ОН. Важно лишь то, что сделал я. Я – чудовище… Чудовище, маскирующееся под человека. Как я мог сделать ему больно?! После всех моих слов, признаний, после того, как он, наконец, мне поверил! А в голове жирными жужжащими мухами мечутся безжалостные образы: Запах пота, податливое, безвольное тело и обволакивающая член теплота, и наслаждение, и экстаз… Лиловые пятна набухающих синяков, бордовые с белым дорожки на бёдрах, влажные от крови, слипшиеся прядями волосы и надтреснутое: “Вон!”. Сжаться в комок, зажмуриться, зарыться под одеяло с головой, уткнуться зубами в собственную коленку и закричать беззвучно и… оглушающе - так, чтобы захлебнуться пониманием своей ничтожности, своего уродства. Сжать зубы плотнее и кричать, кричать целую вечность, зная, что боль в груди не утихнет, кошмар не станет сном, и я не проснусь, никогда не проснусь от этой жизни, которую сам уничтожил. Задыхаюсь, кашляю, давясь собственной кровью, и слёзы стекают по щекам, по губам, по подбородку... Только сейчас ко мне пришло осознание. Только сейчас я вспомнил всё так явственно, так отвратительно подробно. И моя мерзкая душонка забилась в угол, дрожа от страха перед своими поступками. Какие у меня были причины? Подозрения? Сомнения? Я жалок… С трудом разлепляя веки, словно в трансе выбираюсь из-под одеяла. Натягиваю мантию, не замечая стекающих по лодыжке струек крови, и выхожу из палаты. Бреду по коридорам, не обращая внимания ни на кого. Тыкают ли пальцем или просто проходят мимо – не имеет значения, и никогда больше не будет иметь. Поднимаюсь наверх, шаг за шагом приближая себя к выходу, к пробуждению… к трусливому побегу. Астрономическая башня, всё так знакомо. Здесь я впервые увидел тебя другого. Одинокого, заблудившегося – полтора года назад. Обозлённого и такого же одинокого – вчера. Не верю… не верю, что ты предатель. А вот я – да. Упираюсь руками в парапет, наклоняюсь. Страшно. Я трус. Но мне не сбежать от себя. И всё, что я хочу, - это проснуться от жизни. Сейчас же. Проснуться!