Желая тебя

День начался с надежды. Собственно, как и всегда. Но не успел он начаться, а Никита проснуться, когда зазвонил телефон, и ректор злым голосом рявкнул, что ждёт Ливицкого через час у себя в кабинете. Никита подлетел и бросился к кухонному столу, где лежали его наручные часы, но зацепился за валяющиеся джинсы и упал на пол, хотя упорно продолжал ползти к цели, даже не пытаясь встать. Только посмотрев на циферблат часов и убедившись, что он не проспал, парень понял, что время можно было узнать с помощью телефона, который до сих пор был у него в руке. День начался с загадок. Пока Никита чистил зубы, он сто раз прокручивал в голове вчерашний день, искренне пытаясь понять, что сделал не так. Действительно, француженка вчера сильно злилась, хотя бог знает почему, и претензий у неё к нему быть не должно, тем более в семь ноль одну утра, когда сегодня ко второй паре. День начался с попыток успокоиться и полного провала. Никита не помнил, чтобы он когда-либо так быстро добирался куда-либо. Стоя в пробке, он нервно барабанил по рулю, порываясь ехать по тротуару, потому что люди шли живее машин. Парень мысленно придумывал отговорки на все случаи жизни, три раза чуть не врезавшись в кого-то, но что-то ему подсказывало, что отговорок всё равно не хватит. Машину он бросил посреди парковки, поставив её поперёк, но не суть. Открывая дверь в институт, Никита с размаху ударил ею какую-то девушку, но даже не стал её поднимать, потому что лучше показаться невежливым, чем потом в суде объяснять, почему вместо того, чтобы поднять девушку, он её изнасиловал. Ей же лучше! Правда. Наверное, Ливицкий бы бежал быстрее, если бы не боялся споткнуться и упасть на какую-нибудь симпатичную леди. Аж передернуло. Ну нафиг. Он сбавил шаг, но не темп. Он залетел в кабинет ректора, пролетев секретаря и забыв постучать. Уже встретившись с вопросительно-укорительным взглядом ректора, Никита двинулся было обратно, поняв глупость своего поступка, но прямо у двери развернулся, осознав безвыходность ситуации. — И… — заело. — Итак, я тут. Ректор повёл бровью и глянул на часы на стене. Никита посмотрел вместе с ним и понял, что успел минута в минуту. Кажется, ректор был разочарован, что потерял замечательную причину отчитать парня, но мужчина и без этого хотел сказать много приятного Ливицкому, поэтому данный плюсик не помог вообще. Ор стоял на целый университет. Как выяснилось, в шесть утра ректора разбудил звонок Николь, которая — злая до чёртиков — излагала претензии, бывшие, по мнению Никиты, не то что беспочвенны — оскорбительны! Француженка утверждала, что Ливицкий, вместо того чтобы заниматься ею, проводил весело время с другими девушками, попросив Николь подождать в сторонке. Мол, виснул на каждой особи женского пола в радиусе видимости. Пф-ф, Никита даёт собственный член на отсечение: он под дулом пистолета бы не пошёл добровольно в сторону любой особи женского пола, а была бы воля — бежал бы, издавая отпугивающие крики бабуина, далеко и долго. Она видела, ой, да что она там видела? Его поцеловали, не он! Его, бедного, беззащитного, недоступного, поцеловали! Вцепились в его нежные губы, пытаясь засосать их внутрь! Он не хотел! Он не виноват, она сама на него упала! И вообще мышь… и глаз… Никита вышел из кабинета, побитый пониманием того, что пути к отступлению отрезаны. Всё, бежать некуда. Конечно, рассказывать ректору, как это на нём, на самом деле, висит каждая девчонка, едва он появляется в поле видимости, парень не стал, хотя бы потому, что дурнее правды быть не могло. Да и кто бы стал его слушать? Кому вообще важна его версия событий, когда он мальчик, которому типа всегда надо? В этот момент Никита понял, что дискриминация из-за пола — проблема мирового масштаба, и женщины отстаивают свои права не зря. Ибо хер кому объяснишь, что баба может быть нормальным механиком, а парень может отталкивать красивых девушек, стягивающих с него семейники. Ливицкий старался отойти от кабинета ректора, но ноги так и норовили вернуть обратно, целовать ботинки мужчины и умолять пощадить. В принципе, средства уже не были так важны, сколько достижение цели. А цель одна — спасение из этого ада. Никита вздохнул и решительно двинулся прочь, встретившись с презрительным взглядом секретаря, которому наверняка досталось вдогонку от начальства из-за парня. А спасения не будет. Температура будет лишь повышаться. Потому что речь ректора закончилась крайне нерадостно: — Есть время раздражать иностранку? Тогда должно быть время и заниматься непосредственными обязанностями! Короче, Никите вернули обязанности в профкоме, но не отстранили от работы с Николь. Причём если хоть кто-то пожалуется на него, хоть заикнется о том, что он отказался от работы, накосячил или даже кого-то расстроил, то Ливицкого отправляют к отцу, а оттуда прямиком в армию. Мимо прошла какая-то профкомовская девушка, улыбаясь во все тридцать три зуба, именно, сука, ему! Кажется, кривоватая улыбочка Ливицкого «типа в ответ» её немного напугала, но она старалась не подать виду, словно на приеме у английской королевы. Что ж за бабы такие пошли?! Где та напыщенная недоступность, холодность играющих в королев? Сами на парня залезут, сами ширинку расстегнут. И самое интересное: где все эти легкомысленные были несколько недель назад? Их ночью с деньгами было не сыскать! Иногда Никите казалось, что ему самому приплатят за секс. Парень покачал головой и смирился. Он наконец смирился и решил сдаться. Пятнадцать дней ада и тачка остаётся его. Ох, чего не сделаешь, чтобы больше не терпеть стояк в автобусе!

***

— Да, вы абсолютно правы, — согласился Никита, скривившись, будто слова причиняют ему боль. Несколько девушек в профкоме завизжали, остальные начали перешёптываться, но передёрнуло Ливицкого именно из-за девиц, у которых хищно загорелись глазки. Будто тут женская армия, а он первый заблудший мужчина за последние пять лет. Девиз: «Хватай или останься без мужика навсегда!». О, Господи, который не спасёт! Так Никита сообщил, что вернулся в профком, и заявил о готовности помогать в работе. Про работу он уточнил специально. Чтобы выделить, что он мальчик для работы, не для развлечений и флирта. Но кто его слушал после фразы «Я теперь ваш раб»? Никита покачал головой и уселся на диван. Он старался выглядеть хмурым и отталкивающим, но девушки оцепили его, словно сейчас землетрясение начнется, а безопасное место только рядом с ним. Девушки журчали, а этот писк вгонял Ливицкого в депрессию. Никита вздохнул и встал. Одно за свою праздную жизнь он усвоил точно: лучшее лекарство от депрессии — занятость. Он взял папку с отчётами по последнему мероприятию, контакты поставщиков и предполагаемый план расходов юбилея. Парень уселся за дальний стол, перед этим деловито заявив: — Я собираюсь работать. Надеюсь, никто меня беспокоить не будет. И мне нужна тишина, — Никита пронзительно посмотрел на Кристину. — Тишина и покой. Она усмехнулась так, словно поняла, как теперь можно достать Ливицкого. — Лучше б в учёбу играла, — покачал головой Никита. — Вообще-то я с красным дипломом заканчиваю, — Кристина словно оскорбилась намёку на то, что мозг у неё, как у белочки. — И здесь, — девушка жестом показала кабинет профкома, — от скуки заведую финансами. Так что в чиселки я замечательно играю. Хотя, полагаю, изучив отчёт, ты сам это признаешь. А если вдруг тебе что-то не понравится, я с превеликим удовольствием сравняю твою самооценку с землей. — Согласен! Уже согласен, — спорить? Нет. Ливицкий занялся документами, примерно через пару страниц удивившись, насколько грамотно всё составлено. Вероятно, Кристина одновременно лучше и хуже, чем ему показалось. Да уж, в душах девушек он разбирается не очень. Может быть, в этом и его проблема. В девять часов Никите всё-таки пришлось оторвать задницу от кресла и пойти навстречу всем опасностям, которые таил этот мир, ведь от сопровождения Николь его никто не освободил. Ну ладно хоть Марина всё понимает и совсем не нагружает. Единственная святая женщина его жизни. Конфетки ей, что ли, подарить? Пока Ливицкий шёл до парковки, где, по его расчётам, сейчас должна быть Николь, с ним поздоровались все до единой девушки из профкома, которые попались ему на пути. И это почти полный состав. Создалось ощущение, что они только и ждали, когда Никита выйдет, в это время успев переодеться в юбочки покороче и сделать укладки. Удивительно, но девушки действительно выглядели значительно ухоженней и привлекательней, нежели с утра. Кто-то сменил одежду, кто-то подкрасился, кто-то переобул кроссовки и теперь был на каблуках. Никита сдержанно улыбался всем девушкам в ответ. Кажется, он уже привык к этому параду, который был будто на последний день жизни, когда замуж берут, и больше физически не реагировал. Хотя, вероятно, он чересчур сосредоточен на другой девушке, которая важнее всех остальных вместе взятых. Николь встретила его холодно и с презрением во взгляде. Она громко хлопнула дверцей и наклонилась, милейше поблагодарив водителя через опущенное стекло. Но стоило ей повернуться к Ливицкому, всё её хорошее настроение испарилось. Никита, конечно, представлял в своей голове, насколько надменна будет Николь, но не мог нафантазировать такое вознесение. Николь гордо зашагала к институту, не обращая на Ливицкого внимания. — Надеюсь, теперь ты будешь обращать больше внимания на меня, чем на свою личную жизнь! — фыркнула наконец она. Это было единственное, что она сказала перед тем, как молча просидеть всю пару. Никита не знал, кто виноват и что делать. Идеи, как заслужить прощение Николь, появлялись и исчезали, оценённые парнем, как «недостаточно надежные, чтобы быть уверенным, что что-то исправят, а не испортят вконец». А нужно было что-то стопроцентное. Ливицкий вздохнул и посмотрел на француженку. И что этой красивой бабе не хватает? Мужского внимания, что она так ясно ощутила отсутствие его от Никиты? Или наоборот привыкла, что Вселенная вокруг нее вертится? Но в действительности не важно, кто виноват. Важно, что теперь с этим делать. А сетовать, что Николь слишком избаловали, — бессмысленная трата времени. Надо смириться и подчиниться. Девушка медленно повернула голову и со злобой ответила на взгляд Ливицкого. «Интересно, если я плакать начну, она сжалится?» — подумал Никита, даже не пытаясь притвориться, что на неё не пялился. — Я не завтракала, — процедила Николь. Ещё десять секунд парень продолжал смотреть на неё, а потом подскочил как ужаленный, наконец поняв, что она не просто так с ним информацией по-дружески делилась. — Прошу, — Никита предложил девушке выйти из кабинета. Сердце парня билось, будто он ведёт на первое свидание девушку, в которую влюблён вот уже сто лет. Ливицкий следил с содроганием за каждым движением Николь, за каждым её вздохом. Он был готов себя ей под ноги положить, лишь бы ей было хорошо идти до столовой. Признаться, любовь никогда не касалась Никиты, как и желание прислуживать девушке. Но мозг переквалифицировался под потребности сегодняшнего дня и сосредотачивался лишь на достижении цели, а не размышлении об унизительности средств. Парочка зашла в столовую: Николь величаво, а Ливицкий быстро-быстро перебирая ножками, постоянно метаясь то вправо, то влево от француженки, стараясь быть… как можно лучше?.. Ему не хватало только на одной ноге припрыгивать и табличку «Раб» в руки. К превеликому счастью Никиты — он вправду чуть не кончил — очереди в столовой не было, и Николь без промедления пошла к кассе. Девушка деловито стучала ногтями по столу, выбирая. Она не удосужилась взять поднос, прекрасно зная, что об этом позаботится Ливицкий. — У вас есть салаты? — спросила она у повара, который стоял за прилавком. — Будут только через пару часов, — ответит мужчина равнодушно. — Но у вас в меню завтрака есть фруктовый салат, — начала закипать Николь, гневно тыча пальцем в меню. Никита взялся переступать с ноги на ногу в панике. Пот резко потёк с него градом. Даже на экзаменах Ливицкий оставался беззаботен. Он вообще легко шёл по жизни с девизом «произошло — значит произошло». Нервы он берёг так, словно ему за них после смерти в раю приплатят, а точнее, не спешил терять нервные клетки. И вот, улыбающийся проблемам в лицо мальчик, вечно убеждающий каждого, мол, прокатит, был готов в истерике броситься на повара, требуя чертов салат. Он был готов лично сейчас же метнуться в магазин и купить продукты на такую сумму, на которую можно залезть в кредит по его банковской карте, а потом нарезать и приготовить всё сам. Только бы личико Николь разгладилось. О Господи, удовлетвори эту женщину! — Что за безобразие?! — возмущалась девушка. — Почему в меню есть, а в продаже нет?! На что повар просто повёл плечами и поспешил к кассе, чтобы обслужить менее привередливых клиентов. Николь вдруг повернулась к Никите. Тот вытянулся по струнке. У него дергался глаз. — Куда ты меня привёл?! Тут даже нормальной еды нет! Просила я Федора Владимировича тебя сменить, но нет! От тебя один вред, никакой пользы. Надоел! И девушка почти пустилась в бега! Никита семенил за ней, но остановить боялся. И правильно, вряд ли бы это привело к чему-то хорошему. Что делать, он не знал. Он ещё никогда настолько не знал, что делать! Вскоре стало ясно, куда Николь путь держит. И это было похуже кабинета ректора: она вовсе уходила из института! Потерявшись окончательно, Ливицкий замешкался. Дверь кабинета открылась, и оттуда хлынула толпа студентов, чья скорость и наглость чётко соответствовала группе людей, которых задержали на лекции практически на весь перерыв. Толпа отрезала Никиту от Николь. Когда парень смог наконец пробраться, француженка уже была на улице. Он перешёл на бег. — Стой, стой! — закричал парень, когда Николь была в зоне слышимости. Он был без понятия, что ей скажет, если она остановится, и что сделает, если она не остановится вообще, но не суть. — Не хочу я стоять! — яростно ответила Николь. Никита был настолько скромен, что уже обрадовался, что не был проигнорирован полностью. — Я хочу уйти и больше тебя не видеть. Твоё весёлое лицо видят только другие девушки, а я должна смотреть на твоё недовольство быть рядом со мной, будто я страшная! Николь упёрто шла дальше. Её бы не остановил и асфальтоукладчик, что там говорить о жалком мальчике метр девяносто ростом? И тут в мозгу Никиты что-то щёлкнуло. — Я импотент! — прокричал он на всю улицу, как можно громче. Он будто вложил всё отчаяние в этот крик. Девушка остановилась, словно стену на пути встретила. Парень спокойно догнал её шагом. — Что? — Николь уже не выглядела воинственно, скорее, как Никита минуту назад — потерянно. — Как… как ты не понимаешь? — парень мигом вжился в роль бедного и несчастного, хотя особо играть не пришлось. — Я такой грустный, потому что мой член умер! Я смотрю на тебя — самую красивую и сексуальную девушку на Земле и… ничего! Понимаешь? Я грустен от мысли, что даже если на прекраснейшую женщину Вселенной у меня не стоит, то не встанет никогда! Я поэтому и вешался на других! Думал, что, может, ты настолько хороша, что я сильно нервничаю, поэтому эрекции нет, а на остальных, вероятно, реакция будет, потому что переживать не буду. Это очень важно для мужчины — быть мужчиной, особенно рядом с такой, как ты. А я… а я… Никита так проникся собственной грустной сказкой, что почувствовал, как ком подступает к горлу. Он пропустил всю жалость через себя, он вспомнил все свои прошедшие мучения, представил все предстоящие… О, Господи, какой он убогий! За что?! Из глаза Ливицкого потекла слезинка. Неожиданно для себя ощутив сырость на своей щеке, парень, вместо того чтобы взять себя в руки, разревелся. Он выплакивал всю боль своих яиц за последние три недели. Он рыдал и рыдал, люди оборачивались, а Николь гладила его, впервые выглядя беззащитной. Ливицкий плакал от осознания, что француженка наконец сжалится над ним и оставит в покое, что покой вообще будет. Это были слёзы боли и слёзы облегчения. Он не знал, стеснялся или нет, когда проходящие рядом три парня повертели у виска, не знал, хорошо он врёт или плохо; ему просто нравилось плакать. — А я думала, что просто тебе не нравлюсь… — пробормотала Николь. — Нет, нет, что ты! — заорал Ливицкий, будто от его ответа зависит жизнь. Он начал трясти девушку: — Ты идеальна! Ты совершенство! А я неудачник! Я просто ничтожество! Было видно, что Николь напугана, но парень уже не мог остановиться. — Ты… я… — Хватит! — крикнула француженка, чем привела его в чувство. Никита замер, а потом его нижняя губа задрожала. — Эй, эй, спокойно. Давай ты сходишь к доктору, а? — предлагала француженка. Кажется, она была готова, как Ливицкий двадцать минут назад, сама выучиться на врача, лишь бы успокоить парня. — Всё будет хорошо. — Не бу-у-удет, — завыл мальчик ростом метр девяносто. — Будет! Я не буду тебя нервировать, пойду покушаю в ресторан за углом. Ты пока сходишь в туалет, вытрешь сопли… — Николь оценивающе осмотрела Никиту. — А потом не вернёшься! Да-да, я справлюсь сама. Я уже всё знаю, подружилась тут с одной девушкой, вечером она меня куда-то ведёт. На пару сама дойду. А ты отдыхай, набирайся… — девушка поперхнулась, — сил. Итак, я освобождаю тебя от мук! То есть, больше с тобой мы видеться практически не будем, единственное — некоторые мероприятия именно без тебя не пройдут. Например, завтра какая-то выставка, а билеты именные. Но по максимуму буду без тебя. Ливицкий аж перестал плакать от такого заявления. Девушка, видя, что Никита пока не продолжает реветь на весь Нижний Новгород, поспешила удалиться, пока условия благоприятные. — Так, я пойду, — негромко сказала она, пятясь задом. — А ты оставайся тут, хорошо? — видимо, француженка дико боялась, что Ливицкий увяжется за ней, и тогда они будут плакать по отсутствию покоя вместе. Никита заторможено кивнул. Тогда Николь отвернулась и пустилась в бегство ещё пуще, чем десять минут назад. Ливицкий пораженно моргал ей вслед, прокручивая её тираду в своей голове, раз за разом. Ему так приятно что-либо вспоминать ещё никогда не было, правда. Спустя пять минут Никита расплылся в самой глупой улыбочке. Верить в такое счастье нельзя! Нет-нет! Ой, да пошло всё к черту! Никита подпрыгнул, как Билан. Поверит!