Сливки и Клубничка

— Лев! Твою ж мать! — рычал темноволосый прокаченный парень, он ввалился в спальню к младшему и застал его спящим аки младенец. Одеяло сбилось, и старшему брату предстало белоснежное полноватое тело с розоватыми ямочками на пухлых коленках. — Я тебе, поросенок, что сказал? Вставай! Мягкую подушку, что прижимал Левушка к себе, как любимую девушку, вытянули из цепких пальцев и огрели его ею же по вихрастому затылку. — Чо? — синие оплывшие глаза глянули в свирепое, нависшее над ним лицо. — Чо слышал! В школу! Левушка заморгал часто и как-то беззащитно. Мужчина буквально чуть не сплюнул от бессилия на пол, но, увы, младших братьев, как и родителей, не выбирают. Он вышел со знанием выполненного дела, но когда этот свинтус не пришел на кухню, вновь пошел будить. Левушка вновь спал... Намотав на себя пуховый плед и за неимением подушки, которую Эдуард отбросил в кресло, подпирал увесистую энциклопедию, явно забытую еще с вечера на кровати. — Кабы так рвался к знаниям, так и проблем не было бы. Розовые щеки на темно-синем переплете смотрелись живописно. Эдуард стянул с полных ляжек Левушки плед и одним рывком поднял его на ноги. Энциклопедия с громким стуком рухнула на пол, но братишка так и не проснулся. — В следующий раз пусть тебя мать будит. Никогда более не пойду у нее на поводу. Проснись! Засранец, я из-за тебя в университет опаздываю! Левушку трясли, как спелую грушу, но даже в этом положении этот тюфяк умудрялся пускать слюни и спать. — О, черт! Хорошо, что Эдик был высоким и сильным, классно, что Лев еще не вырос достаточно, и хотя был полноватым, но весил немного. — Жир много не весит, — хмыкнул Эдик и, перекинув теплого и мягкого ото сна пацана через плечо, попер в душ. Льва засунули спящим стоя в душевую кабинку прямо так — в трусах и футболке, и включили холодную воду на полную катушку, а потом под матерки мелкого ушли победоносно на кухню. Лев выпал туда уже злым, мокрым и красным: — Эдуард! Совсем ебнулся? — Знаешь, для своего возраста ты используешь слишком широкий набор матерных слов, — усмехнулись в синие по-девичьи огромные круглые глаза, а когда Левушка часто заморгал ресницами от несправедливости жизни, сунули под нос тосты и кофе: — Зато я теперь могу спокойно бежать в университет. Ты теперь сто процентов уже не заснешь. Лев хмыкнул — заснешь тут — и хлопнулся своей мягкой задницей на лавку напротив брата, припадая к кофе, пытаясь игнорировать тосты из ржаного хлеба, хотя они так приторно и вкусно пахли... С поджаренной корочкой, вязким сыром и позолоченной ветчиной. — Ешь. Лев отрицательно помотал головой, но желудок выдал такие рулады, что старший брат только ехидно оскалился и встал с места, натягивая на ходу ветровку. Он прекрасно знал, что Лев поест просто потому, что тот вообще любил поесть, как любой нормальный юноша. И как у любого нормального подростка, у него не было твердой силы воли. Лев тяжело вздохнул, слушая, как хлопнула входная дверь, и приказал себе съесть только один тост. Но они слишком были вкусными... и он понял, что сжевал все, только когда тарелка опустела. Ну почему такая вселенская невезуха? Почему одни могут есть все, что им взбредет в голову и быть худыми как щепка, а он... Лев был таким лет с шести, до этого мама все переживала. Ребенок худой, как тень покойника, одни глазюки торчат синие на бледном лице, даже Эдик не был таким. А отец на нее кричал, чтобы она не пичкала лишний раз Льва сверх нормы высококалорийными продуктами. И вот, вуаля! Из худого вечно болеющего мальчика он превратился в розовощекого, нет, конечно, не колобка, но рыхлого однозначно. Яблоки он не любил, но взял одно, ибо если не съест причитающиеся ему витамины, мать вечером запилит, как бензопила со стажем. А если к этой пиле отец подольет масла, то будет всемирный пиздец. Напялить костюм, прихватить портфель и не забыть дурацкую спортивную форму. Ах да, сменку... Впрочем, в их классе никто ее с собой никогда не носил. *** Сентябрь был теплым, солнечным и еще пока зеленым, хотя и подходил к своему концу. Сегодня настроения не было, как и всегда. А еще этот прыщик под носом. Он, конечно, его аккуратно выдавил и даже прижег, как и полагалось, но красноватость еще оставалась. Льву, как он сокрушительно считал, не везло во всем. Вот брату — да! Ему всегда давалось все легко и просто. Умный, спортивный, активный до безобразия. Естественно, у такого молодого парня, который еще и по-мужски красив, всегда полно друзей-товарищей. И куча вертящихся в его компаний классных девиц. Левушка тоже был привлекательным, но больше привлекал бабушек-старушек, которые так и норовили ущипнуть его за полные розовые щеки. Или приветливых родственников-дядюшек, щиплющих его за мягкие бока. И в кого он такой? Когда он задал этот вопрос смугловатому, до сих пор черногривому отцу, тот только скосил глаза на их припевающую у плиты мать. Мама у них была настоящая русская красавица. С синими опушенными глазищами, дородная, но неполная, высокая, крепко сбитая, светловолосая женщина. Они с отцом были одного роста, но папка, как Эдик, поджарый, рядом с Катериной смотрелся откровенно жалко. — Израстешь, — отмахнулась на проблемы парня мать. — Я тоже, почитай, до второго курса университета была как розовощекая ватрушка. А теперь! Левушка скосился на мамин четвертый пухлый размер и рвано сглотнул. — Эй! Грудей у меня не было практически вообще, пока вас, двух спиногрызов, не родила. Да и таких ляжек с животом тоже. Хотя какой там живот, Катерина была просто по-женски неплоской. С бедрами, сиськами, упругим подтянутым животом. В общем — со всеми теми прелестями, которые так и тянули к себе всех окружающих ее мужчин. Но он же не девка и потом, был бы девчонкой и такой как сейчас?! Левушка представил и передернул плечами. Тогда точно — хоть топись. Он пытался сбросить лишнее, но было куча жирных НО. Левушка любил сладкое, особенно пирожное и мороженое, да и вообще поесть от души. А потом, его на все лето отправляли в деревню к бабушке по отцу. А там: парное молоко, сливки, деревенская сметана и прочее, прочее, прочее... Попробуй похудеть, когда каждый день стол как на свадьбу: пирожки, манты, пельмени, блины. А еще земляника! Левушка просто ее обожал. Клубнику, землянику, лесную, огородную — любую. Со взбитыми подсахаренными сливками. Бабка — мать отца — на него намолиться не могла. Потому что никто из ее собственных детей, да и старшие внуки, не были столь умильно розовощекими. Эдика вообще в детстве было за стол не затащить. А уж заставить что-то съесть? Когда лес рядом, речка с рыбой и соседских мальчишек ворох? Ясно дело, было все попусту. Лев тоже не был затворником. И поплавать не дурак, и мяч погонять. Да он эту речку переплывал на раз — два. И из леса не вылезал, но все время бродил один. А когда просился поиграть в футбол или волейбол, ему указывали на штрафную лавку запасников. Деревенские ребята его так же не любили, как и городские. А двоюродная сестра Глашка, что была его младше на год, обзывала откровенно ватрушкой, недовольно рычала, что у Левушки черные ресницы длиннее, чем у нее, и ему не надо их красить тушью. И на кой такие огромные глаза полному парню? *** — Привет, Клубничка со сливками! На школьном крыльце стоял вихрастый, довольный жизнью их школьный принц — Димка. В окружении других парней из его класса. Лев не огрызнулся, сегодня был явно не его день. Тем более рядом прошла красавица Тамара, которая поздоровалась со всеми, и индивидуально с Димочкой. И тот даже под одобрительные смешки своих дружков потискал ее за талию. Все знали, что Димочка встречается с Томой. Они вдруг стали парой с первого сентября. И вот уж скоро начало октября. А школьный принц рассказывал такое, от чего Левушкины щеки горели, как спелые яблочки. А еще Димка показывал презервативы. Настоящие, с карамельным вкусом, и заливал о том, что Томка делает классный минет. Тамара очень нравилась Льву. Тем более она пришла в их класс только в шестом. И не знала о его всемирном позоре. Как он однажды в третьем описался на уроке, потому что строгая учительница не отпустила его в туалет. Он терпел, сколько мог, до острой боли в мочевом пузыре, пока постыдно из него не побежало, капая звонко со стула на пол. А еще его как-то на уроке спросили, что он больше всего любит на свете. И вот тогда и появилась его бессмертная кличка — Клубничка-Земляничка. Так как честно сказал — что любит клубнику со сливками. Димка отпустил Тамару и подмигнул застывшему рядом с ним Льву: — Что так смотришь? Хочешь, тоже потискаю? — А точно. Может наша Клубничка из этих? — хихикнул под руку Димки светловолосый Лешка, который все время выслуживался перед Димочкой то так, то этак. — Из каких? — ляпнул Лев и понял, что однозначно это он зря, и, естественно, Леша зацепился и понеслось. — Из педиков! — заржал Лешка в полную глотку и с ним вместе весь их класс. — А что, задница, как у девки, мягкая и круглая. Слышь, Клубничка? А ты пробовал ее разминать? — подключился тут же Артем, приобнимая дружески Льва за пухлые плечи. — Чем? — испуганно шарахнулись от Артема и налетели на ржущего Димку. Тот его обнял уже не за плечи, а за мягкие бока. Дунул игриво в светлые лохматые волосы и прошептал на красное ушко, прижимая к своей крепкой груди. — Пальчиками! Но могу помочь кое-чем другим, — сзади поддели бедрами, показывая пошлым жестом «чем», а потом красного, как рак, милостиво отпустили. — Не хочешь? Смотри, а то я ласковый! И ржущие мужики потопали прочь, отпинывая подальше рассыпанные по всему полу вестибюля из упавшей сумки Льва вещи. Они делали это специально. Лев это прекрасно знал, но ничего не мог с ними поделать. Он начал собирать на коленях разбросанные карандаши, как уставился в длинные ровные ножки Тамары. Левушка их мог опознать из тысячи. Такие формы не забудешь. Она сверху презрительно хмыкнула на его пошлую позу раком и пнула носком туфельки вертящийся карандаш. Но, в отличие от парней, в сторону красного Льва. И Левушка блаженно подумал, что сохранит этот жалкий огрызок карандаша на всю свою оставшуюся жизнь. *** Физкультуру Левушка ненавидел всеми фибрами души. И не потому, что не любил бегать, прыгать играть и прочее. Ха, да он в деревне из колодца, когда воду ведрами таскал, так носился, что его дед всегда задумчиво удивлялся. — Вроде верткий и подвижный. Эх, точно в Катерину пошел. Посему такой мягкий да пухлый! А Эдик по сравнению с тобой сущая галка, скачущая по заборам — скелет, обтянутый кожей. Ну не виноват же он, что такой, какой уж уродился. Но попробуй докажи это кому-нибудь из класса. А физру он не любил из-за шорт. Вроде уже и старшеклассники, но вот же ж. Эти чертовы обязательные шорты были пошиты короткими и из какого-то странного дрянного материала, который вечно задирался на его пухлых бедрах и лез складками в зад. Конечно, они все были в этих гребанных шортах. И на полноватых девицах его класса — Рите и Ольге, все смотрелось еще ужаснее. Вкупе со складками на животе и появившимися у некоторых к тому же сиськами. Футболки были белыми, и что у девушек там, под ними, было видно, как отче наш. Тамара носила кружевной лифчик, который подчеркивал ее небольшую острую грудь. А все кружева, если захотеть, да еще и с гребанной фантазией у подростков, были видны, как на ладони. — Клубничка? А чего ты лифчик не носишь! — Лешка замер рядом в узких раздевалках, где всегда не продохнешь и не протолкнешься среди других разгоряченных тел. Ехидный парень был Левушкиного роста, но такой до безобразия стройный, что и правда, хоть топись. — Зачем он мне? — Лев отступил назад и снова попал в объятия Артема. Вообще эта троица заводил в его классе его часто доводила до обидных горьких слез. — Так титьки же видно! — ткнули пальцем в горошины сжавшихся ярких сосков, которые просвечивали сквозь футболку. Левушка брыкнулся, но Артем держал его железно, а приближавшийся Димка ничего хорошего не предвещал. Футболку задрали вверх и практически всем классом, а, вернее, его мужской половиной, уставились в такое чудо, как Левушкины соски на пухловатой груди. — И... правда, как у девки... — заметил кто-то с задних рядов. Лев затравлено заозирался, зашипел: — Отпустите меня! Но где там — класс, как бычки, следовал за своими главарями. А подоставать Клубничку — это была вечная незатухающая веселуха. Тем более Димка взял да и свел его грудки вместе, и получилось практически как у баб. Классный принц пощипал нежные ореолы и чувствительные соски окаменели до боли. И стало совсем пошло. — Гы-гык! — заржал Лешка над ухом, облизывая свои карамельные губки. — А давайте ему стащим штаны и посмотрим? Может, у него там и члена-то нет. Левушка выгнулся в удерживающих его руках Артема, но Лешка дернул с силой шорты с трусами, больно зажав яички. У Льва навернулись от боли слезы, и он усиленно всхлипнул, стараясь их удержать. — Ха, лысый! И мелкий! — прыснул Димка, ткнув в сжавшийся пенис мальчишки, как его толкнул от ревущего Левушки сам Артем и даже натянул на Землянику обратно рубашку, задвигая шмыгающего парня за себя, запинающегося в приспущенных у него на уровне коленок шортах. — Это уже перебор! Вытри нюни, нытик, — бросил он сквозь зубы Левушке, который все же заревел, натягивая неумело обратно свои трусишки. — Что, решил его румяную попку себе отложить? Про запас? — оскалился Димка злобно на такой щедрый для Левушки жест друга, который ни с того ни с сего вдруг отобрал у него любимую игрушку. — Уймись. Шутки шутками. Ты всегда не замечаешь границ. — Тема плюс Лева — сладкая любовь! — запел на всю раздевалку громко Лешка, как Артем попросту пришпилил его в железные дверцы, заталкивая в узкий шкафчик. — Смотри, гнида, как бы я тебя своей любовью не сделал. Запредельно сладкой! — и, плюнув в рожу прижухшему Алексею, вышел вон. Все резко зашумели, занялись вдруг навалившимися делами, по одному сбегая из раздевалки. — Ну, клубничный нюник, ты у меня еще это запомнишь! — зарычал на него Димка сквозь зубы и, вытащив трепыхающегося в шкафчике Лешку, потащил за собой в спортзал. Левушка передернул плечами, злобный взгляд Димки ничего хорошего не предвещал. Сегодня прыгали через козла. И когда Левушка попытался прыгнуть, то страхующий его Димка специально чуть толкнул трамплин. И Лев, пропахав яйцами, с размаху уселся на спортивный снаряд. — С ума сошел? — тренер по кличке «Блин», потому как вставлял это слово к месту и не к месту, стащил охреневшего от боли Левушку за шкирку, поставил на пол. — Поприседай на пятках. Бли-и-ин! Да смотри, не обмочись. Стыдобище! Девушки, что осваивали под боком бревно, усиленно заржали, даже Тамара, отчего стало не просто гадко, но и мерзко на душе. — А ему яйца не нужны. Он у нас девочка, — хихикнул Димка, как огреб от тренера тоже от всех его щедрот. — А ты куда смотрел? Блин хренов! Не видел разве, что трамплин не на месте? Ща как вмажу по шее! — и, видя, как Льва отпустило, толкнул в район лавки. — Иди, отдохни. Бли-и-ин... Потом повторишь, когда сможешь. Артем, замени Димку на страховке, а то таким макаром, все, блин, без яиц останетесь. Девочки! Теперь ржал дружно уже весь класс, кроме разве что получившего по шеям Димки и с ноющими опухшими яйцами Левы. *** — Наверно, классно быть таким, как ты, — Левушка сидел на кухне и смотрел, как Эдуард жарит лихо картошку. — Каким? Эдик, как и Лев, умел готовить, причем, весьма неплохо. Когда хочется жрать и вкусно — научишься чему угодно. А то Катерина вечно на дежурствах в больнице, отец со студентами в полях, так как преподавал в сельскохозяйственном институте. Левушка честно задавался вопросом, как они вообще умудрились вместе сойтись? Потому что работают и крутятся в совершенно разных сферах, а оказалось очень просто. Отец загремел в областную с аппендицитом, его прижало прямо в поле на комбайне. И там как раз и нашел свою Катерину. Она училась еще в ординатуре и подрабатывала санитарочкой по ночам. А он молодой, перспективный, недавно защитившийся кандидат наук. Вспыхнула между ними любовь и закрутилось. Эдуард появился на свет практически сразу, через год. Даже свадьбу сыграли, когда Катерина была на сносях. Их мама не любила свои свадебные фотографии, так как на них была безразмерной, по сравнению с поджарым и чернявым мужем. — Таким... популярным, что ли... — замялся Лев, Эдик сунул ему в руки лук и нож. — Почисти и порежь, — и когда младший брат ловко управился с луком, переспросил. — А с чего ты взял, что я такой популярный? — У тебя много друзей... — Левушка теперь задумчиво шинковал сунутую ему морковь. — Скорее приятелей. А настоящий друг может быть только один. Так вот, судьба мне его пока еще не подарила, да и вообще, вряд ли подарит, — перевернули практически готовую картошку и накрыли ее крышкой, параллельно ворочая на другой сковороде мясо. Как раз туда и пошел весь лук вместе с морковкой, что так скрупулезно нарезал Лев. — Вспомни сам, когда я свалился с воспалением легких, ко мне никто не пришел: ни в больницу, ни к нам домой — после того, как меня выпнули оттуда. — А девушки? — вспомнил Левушка, девицы тогда просто жили у них две недели подряд, сменяя одна другую. — Девушки это другое. И потом, конечно, я нравлюсь противоположному полу и весьма успешно, но... Эдуард дотушил мясо и, выключив конфорки, разложил готовые блюда в две тарелки. — Понимаешь, братишка... Одно дело голый секс, и совершенно другое чувства. Я вот такую, как наша мама, пока не нашел. Чтобы, как и у наших родителей, была настоящая любовь. — А та... с кудряшками? — попытался Лев честно вспомнить имя одной из девиц. — Света? Слишком блядливая, практически под каждого готова прыгнуть, кто особо побогаче. И потом, вся эта неудержимая тяга к тряпкам и побрякушкам. Ей мальчик нужен не я, а Буратино, — уплетая вкусно пахнущее мясо. — Это как? — поперхнулись картошкой. — Из золотой молодежи — с большим тугим карманом, полным денег, и длинным членом, — пояснили, размахивая перед носиком Левушки наколотым на вилку пластинкой морковки. — Я же выполнял только последний пунктик. Про член. — А та, из школы? Из твоего класса? — Маринка? С черными смешными хвостиками? Так она за Тольку замуж вышла, которого я считал своим близким другом. Вот так! — поставили Льву звонкий щелбан. — Трахалась со мной чуть ли не год, а выпрыгнула замуж за другого. А ты говоришь, что я популярный. А выходит и не всегда. И не во всем. Левушка заморгал синими глазами, уставился в лукавый взгляд карих, так похожих на отца, а после потер гудящий лоб ладошкой. — А чего сбежала? — А кто ее знает? Сказала, что слишком смазлив и еблив. Ах, да, еще, что у меня слишком крупный член и гондоны все время лопаются. Боялась залететь. А у нее план — получить высшее образование, поступить в аспирантуру. И потом, кто я — сын второсортного кандидата сельскохозяйственных наук, у которого разве что трактором разжиться можно. А у Тольки отец директор комбината. Тоже своя корысть. — И теперь у тебя никого? — удивился Лева. — Так, чтобы на постоянную — нет. Есть парочка, так они практически весь наш поток обслуживают. Лихо раздвигая свои ноги. М-да... Помолчали, Лев так и не притронулся к мясу, да и картошка в рот не лезла, вспоминалась сраная физкультура, да и яйца до сих пор периодически ныли. — А у меня совсем мелкий... — прошептали над тарелкой, чем вызвали откровенный ржач Эдуарда. — А какой он у тебя должен быть в твоем-то возрасте? У меня тоже стал только к университету нормального размера, а вот на первом курсе вымахал. Наверное, если бы у меня Маринка сейчас увидела, сразу бы послала. — И лысый... — Одно без другого не бывает. Вот об этом вообще не парься, — брат вытер выступившие от смеха слезы. — Может, мне качаться начать? — Лев тяжело вздохнул, отодвинул от себя тарелку. — Рост посадишь — мелкий еще. Конечно, Лева вырос за это лето сантиметров на десять, но вот тоньше не стал, просто жир распределился более равномерно. — Может, лучше в бассейн пойдешь? Плаваешь ты хорошо, а вода быстро сжигает калории. Лева представил себя в одних плавках перед однолетками и сразу как-то сгорбился, отчаянно качая головой. — Ну и зря, и плечи бы стали шире, и с талии все бы согнал. Или в баскетбол? Там тоже потеешь будь здоров. Лева не раз пытался попасть в их школьную секцию, но слишком уж плохо попадал мячом в корзину. — Я мазила. — Так это поправимо, давай в воскресенье мячик покидаем, я тебе покажу пару приемов? — подмигнули карим глазом. — Почему бы и нет... — прошептал вяло Лева. Нет, конечно, брат во многом помогал ему, но у того был всегда ворох своих проблем и дел. Они в городской парк так и не сходили с прошлой зимы, хотя все время собирались. Но то бабушке помоги, то маме по хозяйству, то отцу в шиномонтажке или гараже мотор разобрать у очередного сельскохозяйственного агрегата. А то у брата намечалось свидание с одной из загульных девах и так далее. Лева все это понимал, разница в пять лет — большая, конечно. И у Эдика всегда полно хлопот, да и по учебе тоже. Как их задушевную беседу прервала вернувшаяся с дежурства мать. — Вот сюда, пожалуйста! За радостной мамой топал высокий, молодой белобрысый мужчина, увешанный сумками по самую макушку. — Знакомьтесь. Наш новый сосед Владимир. А это мои сыновья. Эдуард и Лев. У Владимира были изумительного цвета болотные глаза, ладная фигура и улыбка в тридцать два ослепительных зуба. — Он наш начинающий хирург и купил соседскую квартиру. Я посоветовала. — Тетя Клава все-таки продала ее? — удивился Эдик. Их соседка то сходилась со своим мужиком, то ругалась, и они разбегались. — Я думал, это никогда не произойдет. Куда ж теперь она от своего Федота побежит? Эдуард встал, пожимая руку Владимиру и освобождая его от сумок с провизией. — Ничего, теперь ругаться меньше будут. Ибо лишнего угла нет, куда можно сбежать, — заметила мать со знанием дела, проверяя кастрюльки и ставя еще два прибора. — Владимир, садитесь, покушаете с нами. — Да неудобно как-то, — ослепительно улыбнулись зажатому Левушке. — Садитесь-садитесь, мои мальчики готовят хорошо. — И это вы все сами? — Владимира толкнули на стул под бок Эдуарду и поставили тарелку, полную еды. — А кто? Мы с Сергеем вечно вне дома. Так что они у меня по хозяйству всему научены. — Вкусно! Очень, — заметил Владимир, пробуя и делая комплимент. — А я вот, кроме яичницы и разве что макарон, ни черта не умею. Мне всегда везло, мама у меня хорошо готовит, сестра тоже, а в общежитии при медицинской академии сосед виртуозничал на кухне. Да так, что мы и сунуться к нему с мужиками боялись. — Ничего. Женитесь и будет кому стряпать. А пока наш дом всегда вам рад. Тем более там у вас пока шаром покати. Катерина тоже с удовольствием стала наворачивать картошку, расхваливая заслуги в медицине этого самого Владимира. — Ну что вы, что вы, — отмахнулся он, заминаясь от неудобства. — Если наш главврач сказал, что вы гений, и он вас просто силком из Москвы выцарапал, у друга из-под носа увел. Так оно и есть. И потом, я видела, как сегодня вы оперировали. Это просто волшебство какое-то! — А вы, Эдуард? Где учитесь? — решили поменять тему, так как щекотливая ситуация стала раздражать молодого хирурга. Катерина, если ее несло, остановиться не могла. — В индустриальном, на нефтянке. — Хм-м-м... Весьма денежное и преуспевающее направление. — Ага, а вы в чем специализируетесь, если не секрет? — Нет... На сосудистой хирургии. Хотя я еще молод и новичок. А Лев? — глянули на розовощекого юношу через стол. — Он еще школьник, — фыркнула за него мать и получила умелый комплимент. — Для такой молодой и красивой женщины, у вас слишком взрослые сыновья, — улыбнулся Владимир розовым щекам пухлого парня. — Ой да, я рано родила и Эдика, и Левушку, — вспыхнула ушами Катерина, а когда этот Владимир ушел от них в пустой свой дом после горячего чая с плюшками, услышала от своего старшего сына. — Какой-то он мутный... И скользкий. — Не суди по себе людей. Он гений, и этим все сказано. — Ага... гений... — только и хмыкнул старший из ее детей.