Сливки и Клубничка

— Будешь бегать со мной по утрам в среду, пятницу и воскресенье, — на следующее утро заявил Левушке хмурый Владимир. — В пятницу? С ума сойти, у вас же с четверга на пятницу ночь дежурства, — охнула Катерина, смотря, как Эдуард откровенно собирает со скатерки свою отпавшую челюсть. — Ну, вот приеду в шесть, а перед сном пробегусь. Пара километров не помешает. Лучше спаться будет, а то я не всегда могу потом после операций уснуть. О! Мне уже пора! — слыша знакомый гудок скорой машины. — Вы его не поднимете в такую рань, — охренел совсем Эдик. — Захочет изменить свою жизнь — встанет, — Володя посмотрел на краснеющие щеки Левушки и помахал, прощаясь, рукой. — Наверное, это будет забавно смотреть... как Владимир со Львом будет бегать кругами по корту, — представил картину маслом Эдик. Поджарый, пунктуальный до безобразия, вышколенный доктор-хирург и дрыхнущий на ходу его мягкотелый братишка. — Даже не представляй, — Лева сам не мог поверить, что Владимир взялся за него всерьез. — Он бегает по лесопарку. Старший брат вытаращил глаза на младшего, мол, откуда знаешь. — Сам видел в прошлое воскресенье. — Тем более, Лева! Учти, Владимир — человек занятой, очень. Так что если не будешь заниматься пробежками всерьез, лучше откажись сразу, — нависла над ним их дородная мать. — Я буду стараться, — скуксился юноша, с ужасом представляя, как он будет просыпаться в такую рань. — Так-то лучше! Но постарайся наравне с бегом подтянуть еще и свои оценки хотя бы до четверки, — заметил Эдуард, помня вчерашний разговор с Владимиром об обязательном поступлении Левушки в университет. — Я... попробую, — замялся Лева, как его перебила мать. — Попробует он! Это не пробовать надо, а делать. Иначе после одиннадцатого попадешь под призыв в армию. А там из тебя ни черта не выйдет с твоим-то вялым отношением к любому делу. И мягкотелости во всем. А когда мама ушла с кухни, оставив сыновей, Эдуард тихонько спросил, пытаясь закинуть удочку: — Лева, Володя сказал мне... что ты вчера поссорился со своим одноклассником? Ничего мне не хочешь рассказать? — Не-ет... — покраснели даже на шее. — Это ведь снова Дима тебя достает? Если что, ты помни, только скажи, и я ему набью морду, — заверил старший брат младшего, смотря, как тот пошел совсем пятнами. — Эдик... все в порядке, правда... Левушка буквально сгорал от стыда перед бравым, всегда удачливым старшим братишкой. Даже перед Владимиром не было так стыдно, как перед ним. И потом, ну вступится за него Эдуард, и что? Не находится он за ним, не напасется. А позже будет еще хуже. Димка, как с первого класса помнил Лева, всегда достигал своей цели и брал свое. Всеми доступными и не всегда праведными методами. Единственный тормоз в его аферах — Артем. Зато есть еще и безудержный во всем, повинующийся газ, такой же отморозок как Димка — Леха. И что каждый раз перевесит в этой троице, угадать было никому не дано. — Я попробую... разобраться сам, — слова дались с превеликим трудом. «Ого! — подумал Эдуард, удивленно смотря на своего братишку. — Прогресс. И, слава Богу, никаких нюней». *** — Костюмчик знакомый! И надо же, не пахнет, — Леша прищурил хитро глаз, а потом специально картинно принюхался. — Хотя... Запашок дерьмеца до сих пор витает. — Чего там у тебя витает? — нарисовался от них сбоку Артем, за которым хмурым грозовым облаком плыл Дима. И этому было ряд причин. Артем его все утро песочил из-за Тамары, которая в этот день, как кукла на чайнике, сидела на своем месте и старалась не реагировать ни на кого. Хотя «доброжелателей», как и всегда, было море. Ирина висла на Диме в любой удобный момент и тот нехотя отвечал ей взаимностью. Запал вчерашнего дня пропал, да и пиление Артема возымело свое действие. Иногда Артем напоминал Льву старшего брата, этакая взрослая совесть, которая почему-то родилась отдельно от прохвоста Димки. Но, о чем это мы? Ах да! Артем посмотрел на краснеющего Льва, приобнял его за пухлые плечи: — Привет, Земляника, пахнешь весьма сладко. Лева покраснел. Видно, Володя переборщил вчера с бельевым ополаскивателем и перепутал его с тем, что мама использует обычно для их простыней. И теперь его брюки и рубашка благоухали цветочным ароматом фиалок. — Как будто клумба! Как наша мягкая попка? Не болит? Димка прыснул, Лешка заржал, впрочем, захихикали все, кто стоял рядом. — Вернее... из яичек ничего после физры не вылупилось? Левушка стал бордовым, он попытался сбросить с плеча руку Артема, но тот сдавил еще сильнее, ожидая ответ. — Все в порядке... — Это хорошо, а то «Блин» сегодня Димке не простит потерю твоей драгоценной потенции. Волосы Левушки картинно занюхали. — А цветочный запах тебе к лицу. Прям как духами надушился. Я рад, что у тебя с коками все пучком. Бывай! И старайся сегодня не оседлать своим разлюбезным нежным задком нашего любимого козла. А то я ненароком подумаю, что тебе прет зоофилия или садо-мазо. И багрового Льва отпустили, уплывая вдаль. Димка хотел что-то добавить, но зыркнувшие убийственно карие глаза Артема из-под светло-русой челки, и он бежит как верный песик за своим другом Темой, прихватив за собой упирающегося Лешку. — Девоньку нашу сладкую лишний раз не дразни. Ему и так «бо-бо» было на прошлой неделе, а сегодня у нас снова физра. Левушка готов был провалиться сквозь пол от навалившегося стыда, но с другой стороны, Артему он был благодарен. Если бы с ним заговорил сам Димка, то вряд ли Лев смог бы удержать свои горькие слезы. И только светлый образ Владимира удержал парня оттого, чтобы не запаниковать. *** На физре было сносно, в раздевалке не зажали, через козла он прыгнул и не раз. И все прошло здорово. А потом девушек отправили на веревку лазать до потолка, а мальчишек заставили играть в баскетбол. Конечно, у Левушки прямо сразу после единственного урока Володи чуда не случилось, но он передал весьма неплохо несколько пассов. Блин его даже похвалил, сказав, что просто невидаль, раз Лев сегодня на площадке не ловит ворон и не упускает мяч сквозь свои дырявые пальцы. Естественно, Леша попытался его подколоть, но рядом с ним торчал грозной тучей Артем, который мог ерничать сам и вставлять шпильки кому угодно, но откровенно издеваться все равно не давал. Так что вторник пролетел быстро, а утром в среду ровно в шесть его разбудил Владимир. И они побежали. Лева и не знал, насколько лесопарк был огромным. Он быстро уставал, хотя понимал, что Владимир взял очень медленный темп. Хирург иногда позевывал и тер глаза. «С дежурства... видно, ночь была не из легких...» — подумал безрадостно Лева, ему и самому зевать была охота до полного выверта челюсти, но перед Владимиром откровенно было неудобно и стыдно. Он-то что, сладко продрых всю ночь, а хирург не просто стоял на ногах — он спасал чьи-то жизни. В очередной раз, сгибаясь в три погибели, Левушка с жаром отпыхивался, смотря, как врач продолжает нарезать без устали вокруг него круги, давая Леве отдохнуть пару минут, а потом, они вновь продолжали бежать по облетающему осеннему лесу. — Красиво тут, в Подмосковье иногда зелень до снегопадов стоит, а когда и вовсе до нового года снега нет. Грязь, слякоть. А тут настоящая Пушкинская золотая осень! Лева пыхтел у него под боком, пытаясь попасть в ритм Владимира, но выходило криво. — Не усердствуй, втянешься постепенно. Если надо — отдохни, ты быстро устаешь, но и быстро восстанавливаешься, так как слишком молод. Когда оказались на школьной площадке, половина ретивых спортсменов уже убежала по делам. Оставались только спортивные старички, которым не нужно было мчаться на работу. Но они были в сторонке: кто медленно подтягивался на турниках, кто отжимался, не надрываясь и не спеша. — Время еще есть! Сегодня ты двенадцать раз останавливался на нашем маршруте. Запомни эту цифру. С этого ты начал, — поучительно поднял палец Володя, а потом попросил у одного из дедов мяч. — Он футбольный... — начал было Лева, пробежка его измотала настолько, что о никакой игре он и не помышлял. — И что? Не суть. Важно другое. Итак, начнем! Через десять минут старички подтянулись к ним следом и даже стали давать советы по учению пухлого неуча. А один подключился к ним третьим. Так что следующие полчаса протекли в легкой непринужденной обстановке. Лева и забыл про усталость, включаясь в совместную игру. И вдруг понял, что у него хоть что-то мало-мальски начало получаться. *** Домой шли уставшие, но счастливые. — Ты уже не роняешь мяч, это хорошо. Но пока безбожно мажешь, — Володя между словами откровенно зевал. — Сейчас в душ и спать. Ох, и измотал ты сегодня меня, котенок. Лев вздрогнул, посмотрел недоуменно на пошатывающегося молодого мужчину. — Котенок? — Ну да, ты же Лев... Уах... только маленький, значит львенок... но это как-то... — Володя помахал руками перед собой, подбирая слова, но так видно и не подобрал из-за усталости. — В общем, тебе больше котенок подходит. Такой же желторотик еще, но сам себе на уме. Но по юности и по незнанию влипаешь во всякие неприятности. С различными шавками — псами. Глупости делаешь... Вот и подумалось, котенок... ну вот, пришли... Душ и спать! — А как же покушать? — испугался Лев оттого, что мужчину повело в сторону и он поймал дверной косяк своей квартиры. Дверь вновь была незакрыта, хотя красть там было нечего, только разве что ноутбук. — Сил нет... потом... позже... — помахали вяло Льву, скрываясь в квартире. — Но позже у нас уже никого не будет, — всполошился Лев и, прибежав к себе, уставился на своего жующего брата. — А Володя где? — Сказал спать пошел, устал, — замялся Лева перед Эдиком. — Не дело, мы с тобой разбежимся до вечера, считай. А он после дежурства и пробежки вообще загнется, — Эдик при этом наполнил одну из широких тарелок с горкой и всунул возбужденному утренней пробежкой Льву. — Ну, отнеси ему, пока совсем не уснул. Лева замялся, вспоминая, как мужчина говорил про душ, но пошел. Он зашел в открытую квартиру и уставился на совершенно обнаженного, влажного после душа мужчину. Владимир стоял к нему своей широкой ровной спиной и протирал слипшиеся волосы, что-то бурча под нос. «Какой красивый...» — пискнуло сознание Левушки, а глаза просто влипли в стройные длинные ноги, упругие идеальные ягодицы, тонкую талию... и... Володя, зевая, повернулся к нему, продолжая шуровать у себя на голове с закрытыми глазами. Мальчик рвано сглотнул. «Мне б такой...» Член даже в вялом состоянии был внушительный, приятно длинный, оформленный светлыми желтыми волосками. Как чудодейственное видение исчезло, его закрыла влажная махровая ткань полотенца. — Лев? Ты чего тут делаешь? — Володя даже проснулся оттого, что почувствовал на себе чей-то въедливый взгляд, особенно в районе паха. А когда приоткрыл просто слипающиеся от усталости глаза, увидел алые, нездорово горящие щеки Левушки и широко распахнутые синие глаза, которые смотрели... на его болтающиеся муди... М-да... Володя сфокусировал взгляд и наконец-то понял, что мальчик держит целый поднос с едой. — А, ты мне поесть принес. Очень мило с твоей стороны, но не стоит так обо мне переживать. Я все же взрослый, после сна в столовую сходил бы, здесь есть неплохая, при милиции. Полотенце повязали на узких бедрах, и мальчик понял — второго засвета не будет. Он с силой отвел взгляд от обнаженного мужчины и уставился в пол. — Прости за голый вид, но у меня оно одно. — Что? — оторвали взгляд от пола и вздрогнули, мужчина оказался слишком близко. — Полотенце. Давай тарелку, а то ты ее вот-вот уронишь. И Лева с удивлением уставился в свои руки, которые автоматом пытались удержать приготовленную Эдуардом еду. Володя осторожно потянул тарелку на себя, но Лева не отдавал, ибо там снизу, в тени широкого блюда, наполненного едой... наливался постыдный бугор, который впервые подал именно «такие» признаки жизни. Владимир не понял мотивов смущенного парнишки, но отступил. Как бы там ни было, но хирург был еще и психологом. И неплохим. Гением одно слово, он игриво подмигнул снова вспыхнувшему парню и предложил: — Ты сам тогда на кухню мне отнеси, на подоконник поставь или рядом с кофеваркой, а я пока натяну домашние штаны. Когда он вернулся уже одетый в трико, мальчика не было, а блюдо стояло сиротливо в центре гостиной, на полу... — Вот дела... Неужели мой голый вид его вывел из себя? Или я его чем-то напугал? *** Эдуард уже убегал в университет, столкнувшись со своим мелким у входа в квартиру. — Ты точно не опоздаешь? — посмотрел он на издерганного своего младшенького братишку. «Может пробежка на него так повлияла? Зато не спит на ходу, как обычно», — усмехнулся про себя Эдик, протягивая Левушкины ключи. — Не-ет... я переоденусь и тут же побегу в школу. — Хорошо. Володя уже спал? — Нет... — покачал, вспыхнув ушами, Лева. Эдик осмотрел его обычный, по его мнению, розоватый окрас братишки и только плечами пожал. — Это замечательно, значит, сейчас поест и заснет. А ты давай резину не тяни, покушаешь, переоденься и топай в школу. У тебя скоро первый урок! Лева и сам не понял, как долетел до душа, отвязавшись от липучего брата, а там уставился в свое ненавистное отражение. Глаза горели нездорово, а в паху... Хорошо, что штаны на нем тугие, и стояк прижало намертво к животу. Да и пенис у него еще мелкий. Лева стянул затравленно с себя штаны, потом снял спортивную куртку и снова перевел взгляд в зеркало. Рыхлое мягкое тело и в середине его огрызок — торчок! — Какой же я жалкий... по сравнению с ним. Лева прикусил нижнюю мягкую губу и прикоснулся осторожно к своим соскам. Он и раньше замечал, что они у него чересчур чувствительные. И если их вот так касаться... то быстро твердеют. А за ними вслед тянет приятно в паху, и пенис наливается горячей тяжестью. Обычно на этом он останавливался, его небольшой дружок потом постепенно становился мягким, если юноша его не теребил. И Левушка со страхом, а вдруг кто это видел, как он сам себя трогает, постыдно сбегал из ванной. Но сегодня было все по-другому. Член не набух как обычно, он торчал болезненно вперед, и из яркой головки выступала небольшая капля. — Наверное, это и есть... «стояк», — сделал убийственный вывод подросток, он снова царапнул неуклюже по сжавшимся горошинам сосков и с удивлением увидел, как его торчок дернулся, он повторил снова руками касание по возбужденным соскам, яркая головка опять пришла в движение. — Его надо... наверное, взять в руки? Он осторожно огладил свою грудь и скользнул к болящему пенису, неумело залупил головку и вздрогнул от свербящей тягучей боли. — Черт... это неприятно. Он пошарил по полке, вспоминая про поучительные рассуждения Эдика о смазке, и, найдя какой-то гель, не глядя, выдавил на малиновость около своей открывшейся щели. Пены было много, и она здорово накрыла весь его воспаленный торчок. Лева прикусил свою губу сильнее и снова попробовал коснуться себя. Теперь стало куда приятнее. И он, вспомнив, что надо со слов брата «Подрочить, если что!». Провел по всей длине своего небольшого агрегата. Ощущения были странные, как будто живот стягивало, словно он хотел пописать. Но в то же время пах необычно горел, да и яички становились очень чувствительные, тяжелые и твердые, подтянулись к основанию нывшего на неумелые прикосновения члена. У него не было раньше влажных снов, и он никогда так к себе не прикасался. Левушка продолжал гонять себе шкурку, гель стал неприятно щипать. Член побагровел совсем и довольно сильно заныл, но дальше изменений не было. Разрядка почему-то не наступала... Он еще немного себя помучил и со стоном разочарования опустился на пол. По словам Эдика, если вот так себе подрочить, наступит настоящий кайф, сопровождаемый оргазмом, и из члена должна была выплеснуться сперма. — Может... я еще мал? Или со мной что-то не так? Щиплющий гель с члена перетек по промежности и попал на... нежный анус. — Черт! И там стало щипать! Лева врубил душ и забрался в кабинку, член стал опадать, хотя малиновость не исчезла, и зачесался он еще сильнее. Но задницу словно обожгло. Левушка завел свою руку между мягких половинок и, чуть наклонившись, коснулся себя сзади. Гель ел, раздражал его сжавшееся отверстие. Юноша остервенело стал себе там тереть пальцами, как с удивлением увидел, как его торчок наливается вновь. В голове всплыли не к месту слова Артема насчет разминания зада своими пальцами и страшное слово «педераст», а еще не менее ужасное «гей». Но было страшнее еще то, что свои прикосновения к нежному колечку ему очень нравились, они завораживали его. И парень, не думая, ввел в себя один палец, осторожно пробуя... А что же будет дальше? Бархатистые стенки зада сжимали туго и жарко. Но с пальцами туда попали и остатки геля. — Да что это за хрень такая? — Лева свободной рукой потянулся к флакону и похолодел, прочитав. — Для бритья... бля... Теперь понятно, почему гель его раздражал и холодил. Эдуард его нахваливал, потому что тот был с обеззараживающим эффектом, кажется, с добавлением спирта и приятным чувством холодка. Теперь задница не просто горела, она зуделась, и Лева стал двигать там пальцем, стараясь хоть так унять свои неприятные ощущения, уже не осознавая, что вместе с первым туда попал и второй. И он сам, не зная этого, растягивает усиленно себя во все стороны. Все его движения пришли к тому, что из щели побагровевшей головки снова выступила смазка. — Это не сперма? — юноша осторожно поддел капельку, лизнул. — Соленая... Но я думал, будет куда больше... Но почему же так остервенело чешется зад?! Он поискал глазами по полкам, пальцы не помогали, они просто не дотягивались и не могли прочесать всю чешущуюся, пульсирующую глубину. Вот бы туда сунуть что-нибудь более твердое и ребристое. Не к месту вспомнились клизмы и то, как ему почему-то было по-извращенному приятно, как его сзади заполняла вода, а еще прикольно переливалась в животе, когда его медсестрички с хохотками поднимали с кушетки и сажали на горшок. И тогда, когда он тужился, с водой наступало настоящее облегчение и неподдельный кайф, так как острая боль от кишечных колик отступала. — Может, клизму сделать? И поможет... Он уже остановил свой взор на объемной груше с длинным шлангом, как его глаза зацепились за массажную щетку матери. Ручка которой... была ребристой и круглой в сечении. А главное, значительной длины. — Это подойдет. Он, немного смущаясь, завел расческу за себя и нажал на свое расслабленное колечко. — О да! Класс! — вставляя в себя ручку до упора и водя ее туда-сюда, словно ершик, вцепляясь вспотевшей ладонью за поле, полное мелких зубьев. Ручка была не толстой и главное она так приятно чесала его изнутри. Левушка прикрыл глаза и сконцентрировался на своих ощущениях в заднице. Вперед-назад, вперед-назад... Пенис его снова налился до предела, и вновь захотелось пописать. Но приятное движение сзади перекрывало все вокруг. Туда-сюда, туда-сюда... Зуд унимался, зато в паху стало еще горячее, разгораясь неумолимым костром. Перед глазами всплыл образ обнаженного Володи, что так сильно поразил Леву, а еще его запах туалетной воды, а может геля... Левушка потянулся свободной рукой к занывшему члену и стал неосознанно поддрачивать в такт движениям в попе ребристой ручки. Туда-сюда, внутрь-наружу, туда-сюда... внутрь-наружу... «А если по кругу?» — пришла необычная мысль. Лева крутанул рукоятку и затрясся от непривычной накатившей волны, которая затопила его всего. На руке разлилась белесая вязкость, задница зажала ручку расчески так, что и не вытащишь, а живот скрутил болезненный спазм. — Пахнет... странно... чем-то медицинским... — Лева поднес заляпанную ладонь к своему носу и снова лизнул. Вкус был горьким и соленым одновременным с необычным привкусом. — Бэ-эээ... Так вот что такое сперма? — обалдел Лева и подставил грязную ладонь под лившийся все это время от него сбоку душ. — Моя сперма... Пришло позднее осознание своего взросления, вот он и дожил до своего первого оргазма. Первого онанирования, первого дрочилова... — Странно... И необычно... Но точно не как сходить по маленькому в туалет... после долгого воздержания. Вывод был глупым и убойным, но пацана это успокоило. Теперь он знал как это по словам его одноклассников «спускать». И кто-то из их класса явно врал, говоря, что это словно долго терпеть, а потом пописать. И сперма похожа по вкусу с морской водой. Ничего морского в своем семени Левушка не обнаружил. — Наверно, когда с кем-то и в кого-то... это еще убийственнее... Он попытался представить девушку из своего класса. Ту же так до сих пор нравившуюся ему Тамару. Вот подходит он к ней, неуклюже, пардон, нежно обнимает... и шепчет на порозовевшее ушко... ведет в укромный школьный уголок... зажимает там в своих горячих руках... придавливает к стене своим пухлым, пардон, упругим телом... и просит... Попа у Левушки заныла в этот самый романтический момент, полный розовых соплей, отчаянного бреда, юношеских желаний и стремлений. Кишечник сокращался волнами и пытался выдавить из себя ненужный ему совершенно чужеродный предмет. Ага... просит, блин... ее массажную щетку для волос! Чтобы вставить ручку в свой распрекрасный толстый зад. Хотя этой ручки касались ее тонкие пальчики... Лева ошарашенно замотал головой, до какого изврата опустились его детские чистые мечты. Уму непостижимо. Таким образом, полностью испоганив себе всю романтическую картину, Лева чуть натужился, а после вытащил из размякшей своей задницы заляпанную дерьмицом расческу. Он сунул ее под поток воды и, видя, как мелкие ошметки вонючего и коричневого уносятся в водосток, прошептал: — Лучше надо было сделать... просто клизму... а теперь мне что делать? Со всем этим... А потом с ужасом понял, что безбожно опоздал на первый свой урок. *** Он не мог дождаться пятницы и их утренней, в шесть утра пробежки. Но когда за ним пришел Володя, понял, что в этот раз бежать было даже труднее, чем в первый. Мышцы стонали и не хотели двигаться, да и отдышка замучила вконец. — Пятнадцать, я думал, будет хуже. Володя поблагодарил старичка, под чьим контролем они оставили баскетбольный мяч, и показал, как можно вести его, задорно стуча по асфальту площадки и меняя руки. — Так ты ведешь мяч сбоку! А так перекидываешь впереди себя, а вот так сзади. А теперь смотри. Владимир легко повел мяч к кольцу, показывая связку. Вроде ничего сложного, но как все же здорово у него получалось. Особенно, когда он перебрасывал мяч из левой руки в правую, стуча прямо между своих бегущих ног. И тот, как послушный, ведомый то левой рукой, то правой, красиво был забит, в конце концов, в кольцо. — А теперь ты! Леве перебросили мяч, и понеслось. Спереди получалось сносно, сбоку тоже, но только левой рукой, а не правой. — Ты что, переученный левша? — схмурил брови Владимир. — Да, в детстве все время мама ругала, когда я сжимал ложку левой рукой... Да и пишу я, как курица лапой. Все время хотелось в начальных классах вцепиться в шариковую ручку именно левой рукой, а не правой. — Ладно, учтем, но старайся, чтобы обе руки работали одинаково. А теперь сзади, переброс-с-с-с! Мячик им кинул один из моложавых старичков. — Гоняй его, паря! Гоняй, глядишь — толк будет, — подбодрили Владимира. А после тренировки Левушка в ванной комнате снова принялся гонять свою шкурку, сцепив зубы на полотенце, чтобы не стонать. Он купил кучу резиновых шариков и теперь рукоятка маминой щетки была утянута в изумрудный цвет. В первый раз пришлось долго возиться, чтобы щетка не пахла дерьмом. И юноша это учел, но по-своему. — Поросенок! Марш за стол, — услышал он стук брата в дверь и беззвучно слил свое вязкое семя. А когда помытый вошел на кухню, увидел с влажными волосами пьющего кофе Владимира. Влажные волосы всколыхнули память о том утре, когда он увидел хирурга обнаженным. И Лева вспыхнул весь до корней волос. Ибо, когда надевался своей задницей на материнскую щетку, снова представлял Владимира, особенно его длинные тонкие пальцы, что сейчас держали горячую кружку... Зеленые глаза встретились с синими на земляничном бескрайнем поле красной мордашки и изумленно подняли над своим вязким болотом темные брови. — Ты чего бордовый? Перегрелся? Или я тебя сегодня загонял? — Ну... Левушка упал за стол, чувствуя, как у него снова все наливается в штанах, только от ласкового тембра голоса Володи, и, опустив голову, покаялся: — Перегрелся. — Идиот, — добавил ему брат и, положив тарелку с едой, заметил. — Ты бы так еще предметы подтянул. Как старательно теперь носишься по утрам и паришься после этого. — Я-а-а-а... — покраснел Левушка, отчаянно вцепляясь в вилку. — А по каким проблемы? — заинтересовался Володя искренне, он просто был серьезно настроен помочь Льву поступить в любой из университетов страны. Только бы это чудо не попало под призыв сразу после школы и хоть немного повзрослело. — Да практически по всем, — усмехнулся едко Эдуард. — Но он гордый, и меня ни черта не слушает. Володя подумал с минуту, считая свои дежурства. — Что ж, думаю, в среду вечером, пятницу и в понедельник можно будет и позаниматься. — Вы и так бегаете с ним по утрам после дежурств или перед ними, — обалдел от таких щедрот Эдик. — Ну, я отсыпаюсь днем. Пока Лева в школе, а вечером все равно пялюсь либо в интернет, либо занимаюсь переводами своих научных статей на английский, — пожал плечами Владимир и, поднявшись из-за стола, заметил: — Ладно, я спать, а вам, молодые люди, хорошего дня, — и, уходя, подмигнул малиновым ушам Левушки. — И чего ты при нем как девица краснеешь? — не выдержал Эдуард, заметив, как его брат замер над тарелкой и стал совсем бледным, а потом и вовсе, отодвинув в сторону еду, ушел в свою комнату. — Кстати, — Эдик решил сегодня добить Левушку окончательно. — Это тебе зачем? Он показал на кучу шариков, что лежали в пакетике на полке, и которые Лев просто забыл убрать себе в стол. И, достав один, оглядел. Тот был по конфигурации длинным и сморщенным. — Знаешь... так, к слову... если тебе нужны презервативы, я тебе куплю. Только это безобразие не вздумай надевать на свой член. А то чего-нибудь себе перетянешь. А того хуже, потеряешь это резиновое изделие в пизде девицы... в процессе. И я стану дядей раньше времени, чем планирую. И, увидев Левины бордовые уши, тяжело вздохнул: — Завтра принесу. Так что сегодня потерпи. И не вздумай девушку трахать без гандонов! Усек? — Угу... — еле выдавил из себя Лев, молясь лишь о том, чтобы братишка в мусоре не нашел использованный им пару минут назад совершенно не по назначению зеленый шарик.