Однажды он рассказал...

      Сбрызнутый ночным дождичком плащ повис на вешалке, точно под ним пристроились ботинки, отмечая конец приключения. Саладин тихо прошёл в полутёмную гостиную, стёр с лица дождевые капли небрежно брошенным на столе полотенцем, аккуратно расправил его, повесил на спинку стула в кухне и только после этого направился в спальню.       Вязкая ночная мгла едва начинала сменяться серым маревом нового дня. Вольготно раскидавшись в детской кроватке, спал годовалый сын — пухлощёкий, смешной, с прилипшим к влажному лбу завитком, попирающий маленькой ножкой напрочь откинутое одеяльце. Молодой отец хотел было прикрыть мальчика, но передумал: в комнате было тепло, да и разбудишь чего доброго. Вместо этого он осторожно сел на кровать, любуясь спящей женой, перекатами её чёрных волос, расплескавшихся по подушке, маленькой крепкой рукой у лица, матово белеющей в темноте округлостью плеча, сонным подрагиванием пушистых ресниц. Не удержавшись, Саладин протянул руку, осторожно лаская непокорные пряди, крошечную родинку у виска... Она проснулась мгновенно. Села на постели, едва слышно выдохнула:        — Ты пришёл... пришёл! — обвила руками шею и вдруг заплакала, пряча лицо у него на груди.        — Что? Что случилось?!       Но она только помотала головой, прижимаясь сильнее. Растерянный, ошеломлённый, словно и представить себе не мог, что эта женщина может плакать, Саладин сжимал в объятьях жену, укачивал, гладя по спине и волосам, не зная, что ещё может сделать, чтобы она не плакала, молясь про себя, чтобы эти слёзы прекратились. Наконец она притихла, и некоторое время они просто обнимали друг друга, утопая в серой предутренней мгле.        — Знаешь, — вдруг заговорила она, — я всю жизнь думала, что ждать будут меня, и никогда не думала о том, как это страшно — ждать... Ты ведь не на конференции был, правда?       Сердце болезненно сжалось.        — Да.       Он понимал, ей было тяжело, и берёг её, как умел, честно пытаясь не волновать, рвался домой, как только мог. Будучи воином по своей природе, она не задавала лишних вопросов и не жаловалась, как бы ни было трудно или тревожно; отказалась от своей карьеры, родила ему сына, ждала, пока он мотался по магической вселенной, совмещая научную деятельность с участием в боевых операциях, встречала с неизменной улыбкой...        — Я так боюсь за тебя, Саладин. Мне бы так хотелось, чтобы ты бросил службу, ушел бы в науку полностью или занялся преподаванием... — она глубоко, прерывисто вздохнула, — и я знаю, что если очень-очень тебя попрошу, ты даже согласишься, но ведь это будешь уже не ты, верно?       Едкий ком в горле мешал говорить.        — Я не заслужил тебя, — прошептал он, до боли сжимая её в объятьях.        — Не заслужил, — тихо подтвердила она и вдруг озорно улыбнулась, — завоевал. Всё, муженёк, время слабости истекло, пойду готовить тебе завтрак.        — Нет, — Саладин покачал головой, — полежи ещё. Лучше я тебе.       Отстранилась, вытерев остатки слёз, бросила взгляд на часы:        — Не пойдёт. Полтора часа лежим, а потом идём готовить вместе, — и прильнула губами к губам: — Я скучала.