Однажды он рассказал...

Саладин улыбался во сне. Ему снилась семья.       « — Папочка, привези мне бусики, — маленькие тёплые ручки обнимали его за шею.       Чудо, а не девочка. Саладин зарылся лицом в тугие кудряшки дочери, и малышка захихикала, вырываясь из его объятий:        — Ой, не щекоти!        — Не щекочи, — поправил он. Ну куколка просто с этими упругими кудряшками, румяными щёчками, глазками-звёздочками, чистыми, прозрачными, как у мамы, но с очаровательной лукавинкой ... доченька. — Какие тебе бусики, моя красавица?        — С красными камушками, — девочка прижала ладошки к его щекам, с улыбкой заглядывая в глаза. — Привезёшь?        — Конечно, привезу, — пообещал Саладин. — Будут тебе бусики с красными камушками.       Жена улыбалась, наблюдая за ними. Он перехватил нежный, полный любви взгляд и беззвучно спросил: « А что тебе привезти, любимая моя?»       Женщина слегка покачала головой: «Ничего. Возвращайся быстрее».       Она всегда так говорила. Сначала вслух, потом одними губами, а теперь и вовсе обходилась только взглядом. Ничего. Возвращайся быстрее.       Из своей первой командировки он привёз для неё меч. Жена, полюбовавшись, спрятала, мол, собирать их теперь — душу травить только. Да и к чему эта коллекция? Для тренировок хватит пары. Украшений она не носила, и с «побрякушками» в итоге забавлялась дочка, а выбрать что-то из одежды он был не в состоянии. Деликатесы? Ерунда это, а не подарок. Сувениры? Только пыль накапливать. Да и перевозить их с места на место то ещё удовольствие. Книги? Пожалуй, иногда...       «Скоро восемь лет... ты веришь?» — прочёл по губам Саладин и тихо засмеялся: «Не верю. А ты?»       Она тоже не верила.       Восемь лет? Не может быть, нет! Откуда? Только вчера ведь бежали вверх по горной тропинке, юные, шальные, опьяневшие от счастья. Вчера? Да нет же, сегодня утром! Где они, все эти годы?! Только дети о них и напоминают.       «Так что тебе привезти, моя красавица?»       Она молчала, улыбаясь. Дочка, заигравшись, как котёнок, теребила его височные косицы.       «Я всё равно что-нибудь придумаю».       «Придумай».       Короткую нитку бус он купил четыре месяца назад на Солярии. Эраклионские камни, конечно, куда дороже и ценнее, но дело не в том. Бусины не просто переливались, они словно светились изнутри, вспыхивали лёгкими весёлыми искорками, весенним солнышком на рассвете. Вот они, твои бусики, малышка. Лучшие во Вселенной.       « — Па-ап, — серые глаза с прямыми как стрелы ресницами смотрели серьёзно, — а когда ты меня научишь драться магией?        — А с кем это ты собрался магией драться, дружок?       Мальчик замешкался.        — Ну... с врагами.        — А у тебя уже есть такие враги?        — Ну, пока нет. А потом будут, я ж буду такой же крутой, как ты, значит, и враги крутые будут! — уверенно заявил малыш.       Саладин кусал губы, едва сдерживая смех: герой, однозначно герой!        — И скоро?        — Когда вырасту!        — Вот подрастёшь — поговорим. Ты же быстро вырастешь, правда?       Сын разочарованно шмыгнул носом. Обидно же! Он ведь не маленький!        — Не сердись, герой. Ты у меня мужик умный, серьёзный, верно?        — Угу.        — Ну тогда должен понять, что всему своё время. Иногда надо просто подождать, ну и ещё хорошенько потренироваться, — кивок и долгий печальный вздох. — Хочешь, научу тебя одному заклинанию? — оживился, закивал энергичнее. — Не боевому, конечно, но очень полезному? Дядя Кевин придумал.        — Дядя Кевин крутой, — солидно заметил мальчик.        — А то! — подтвердил Саладин. — Давай так: я делаю, ты смотришь, а потом делаешь сам. Идёт?        — Идёт, пап!        — Хорошо. Давай-ка я возьму твою птичку, — мальчуган с готовностью снял с шеи толстую витую цепочку с подвеской в виде распростёршего крылья сокола, — а ты, — волшебник огляделся и поднял с дивана книгу сказок, — вот эту книжку.       В работе с предметами Кевину не было равных, и это заклятье, защищающее вещи от любого вида порчи и потери, было его собственной разработкой, настолько удачной, что теперь они все ломали голову над тем, как перевести её из бытовой сферы в боевую. Но пока на этапе масштабирования казалось бы удачная конструкция рассыпалась и отказывалась работать.       Гвидион потёр виски, поморщившись, тряхнул каштановой шевелюрой и с ненавистью посмотрел на бумаги перед собой. Голова просто раскалывалась от боли. Что толку от всех этих выкладок и планов, если предсказать Детей Хаоса невозможно? Как найти этого демонолога, который открывает им Врата? Проклятье! Волшебник выдохнул, пытаясь обуздать свою злость, и покосился на спящего друга. Совсем умаялся, бедолага. Разбужу я тебя, как же! Спи, пока время есть. Улыбается... счастливчик, что тут скажешь. Знаю я эти улыбки. Гвидион сам невольно улыбнулся.        — Ребята, тревога! — бурей ворвался Кевин. — Эсперо!       Гвидион выругался: накликал! Саладин в момент вскочил с койки, выхватывая из воздуха посланную Кевином сферу координат.       В бой.       Вернулись. С победой — очередной и ничего не значащей: всё равно что штопать дыры в расползающейся ткани мироздания. Кевин устало повалился на стул, Саладин схватил со стола стакан с водой, осушил его залпом, поставил обратно, переводя дыхание.        — Как дела? — спросил Гвидион у дежурного мага-ментала, впившегося взглядом в опалесцирующую сферу.        — Дрянь. Был второй прорыв, локализовали, конечно, но опять под удар мирные попали.        — Где?        — Пенфе... — договорить он не успел.       Вспыхнул, разверзнувшись, зев портала, Саладин рванул в него, Кевин и Гвидион, не сговариваясь, за ним.       Кевин задохнулся. Нет. Не может быть. Они не туда попали. Ошиблись с координатами. Да, все трое! Пространство искривилось, их выбросило не туда... именно так! Именно так, пожалуйста! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста... да нет же!       Не было ничего. Вообще.       Нет.       Было.       Пепел. Мелкий, серый. Лежал под ногами. Клубился в воздухе. Резал глаза, забивал лёгкие, не давая дышать. Саладин сделал шаг, другой, медленно, с усилием протягивая руку вперёд. Повинуясь чарам, взмыли из пепла и опустились на ладонь вещи, которые носили, не снимая...       Бусики с красными камушками. Сокол на витой цепочке. Обручальное кольцо.       Вещи, защищённые заклинанием Кевина.       Демонический огонь уничтожил всё. Лёгкие деревянные домики с их обитателями. Стекло, металл, камень — всё.        — Новое оружие, — странным голосом сказал Гвидион.       Нет, подумал Кевин, нет. Как такое возможно?!       Ветер издевательски захохотал, швырнув ему в лицо в месте с пеплом обгоревшую страницу с цветными картинками — видел? Узнаёшь? Сам ведь дарил. Немеющие пальцы сжали бумагу, стянули с лица... Саладин!       Неподвижный, оцепеневший Саладин молча разглядывал лежавшие в его руках вещи. Так, словно впервые видел их. Сокол. Кольцо. Бусики. А пепел вокруг него уже начинал шевелиться, затевая странный колдовской танец. Тяжелым стоном отозвалась обожжёная земля, дрогнула и...        — Прости, Саладин, — лиловая сфера ударила в окаменевшую спину.        — Гвид...        — Заткнись. Помоги. Уходим.       Обмякшее тело друга было тяжёлой ношей.       В глазах Саладина пустота, подёрнутая пеплом бездна. В тёмной глубине её скалится безумие. Кевин боится встречаться с ним взглядом и ненавидит себя за это. Гвидион учится смотреть в эти глаза без содрогания.       Они ведь чуть не подрались тогда, бережно опустив на топчан бесчувственного Саладина.        — Ты ударил ему в спину, — орал Кевин, — ты бил его в спину!!!        — Я спас нам жизни, дурак, — хрипло ответил Гвидион. — Наши паршивые, никчёмные жизни.       Конечно, он был прав. Кевин осёкся, рухнул на стул и глухо зарыдал, закрыв лицо руками; вцепился зубами в мякоть ладони, взвыл в безысходном отчаянии, словно брошенный цепной пёс в беспроглядной осенней полуночи.       На шее Саладина витая цепь, что была великовата его сыну, и кольцо на ней цепляется за соколиное крыло. Пальцы перебирают бусины, одну за другой, словно чётки. Саладин почти не говорит — только по делу. На совете, в бою...       Кевин боялся, что он не выкарабкается. Гвидион — что будет искать смерти. Нет. Саладин внимателен, быстр, расчётлив, осторожен.       Это надо остановить. Надо остановить. Надо. И всё. Военный совет назвал его план безумием. А Великий Магистр Леонард поверил ему. Или безумию, чуть присыпанному пеплом: в нашей системе координат истинный Хаос и есть настоящее безумие.       Остановить. Он что-то ест, не чувствуя вкуса: нужны силы, много сил, не есть нельзя. Наверное, даже спит, когда есть время на сон — во сне восстанавливаешься быстрее. Снов нет. Только чернота и серый пепел. Открывая глаза, он механически идёт бриться — она ненавидела щетину. Надо остановить эту войну, а потом... будет потом.       Бусики в его руках горят багровым заревом пожарищ.