Однажды он рассказал...

       — Встать! — громыхнуло где-то неподалёку артиллерийским залпом.       Голос был грандиозен. Собою он являл нечто среднее между рёвом голодного дракона и воем сирены, поднимающей по тревоге, а она, как известно, мёртвого разбудит и отправит в бой.        — А ну, бегом! Быстрее, я сказал! Тащитесь, как дохлые виверны! Брат Проций! Не отставать! Быстрее!       Птицы притихли, захлебнувшись с перепугу собственным пением, а солнце, до этого безмятежно сиявшее над Светлым Камнем, на всякий случай опасливо потянуло на себя пушистое облачко.        — Лечь! Встать! Лечь! Встать! Пошевеливаемся!.. Мешки с благодатью, драконью бабушку!       Молодые деревца при каждой команде нервно вздрагивали, едва не теряя листву, и, видимо, отчаянно жалели, что не могут сбежать подальше от этого кошмара.       Саладин вопросительно посмотрел на настоятеля монастыря, едва удерживая рвущуюся с губ усмешку. Отец Синчжэн сокрушенно покачал головой.        — Кодаторта, — вздохнул он.        — Кодаторта? — переспросил Саладин, припоминая.       Пять лет назад. Имя редкое, да и голос... должен быть он.       Саладин сопровождал магистра Леонарда, а тот предпочитал перемещаться исключительно на драконах и никак иначе — старой закалки человек, магических порталов так и вовсе не терпел. Возвращаться им было ещё нескоро, и Саладин заспешил проведать свою виверну. Среброкрылая Дис была дамой юной, взбалмошной, капризной и долгого одиночества не терпела, уж тем более в незнакомом месте. Впрочем, сейчас она не скучала. Рядом с драконицей Саладин обнаружил одетого как послушник мальчишку лет пятнадцати. Широкоплечий, рослый, уже вровень с Саладином, а ведь парню расти и расти, с угловатой, пока ещё юношески нескладной фигурой, мальчишка осторожно поглаживал морду виверны. Дис — о, чудо! — благосклонно принимала его робкую ласку, кожистые крылья её слегка подрагивали от удовольствия. Идиллия, вы только посмотрите!        — Вообще-то она опасна, — негромко сказал Саладин.       Парень вздрогнул и обернулся, отступив на шаг от виверны. Щёки его запылали румянцем, но карие глаза смотрели бесстрашно.        — Я знаю, — голос у него оказался густым и мощным, под стать обладателю, с таким и рупора не надо.        — И всё равно лезешь? Дис ничего не стоит убить тебя или изувечить на таком расстоянии.       Виверна недовольно выкликнула, будто возмущённая подобным предположением. Ну да, конечно, строй из себя паиньку, красавица.        — Нет, — улыбнулся юноша, кинув на драконицу восхищённый взгляд, — она славная, меня не тронула бы, точно.        — Как зовут?        — Меня? — почему-то растерялся вдруг парень.        — Ну не меня же. Своё имя я помню.        — Кодаторта, послушник.        — Хочешь полетать, Кодаторта? — Саладин уже отвязывал поводья от крюка, вбитого в каменную стену.       Глаза юного послушника восторженно вспыхнули, он дёрнулся к виверне, но тут же, устыдившись своего порыва и не веря в собственное счастье, остановился.        — А можно? Вы не шутите?        — Не шучу, — волшебник легко запрыгнул в драконье седло и похлопал по чешуйчатой шее Дис. — Предлагаю. Давай, за мной, сиди смирно, держись крепче. Понял?       Кодаторта торопливо закивал и бросился к седлу, чтоб не дать магу шанса передумать.       Долго катать его Саладин не собирался — были и другие дела, поважнее, но и трёх кругов над монастырём хватило для того, чтоб мальчишка не помнил себя от восторга. И когда, приземлившись, маг привязывал Дис обратно, юный послушник, обнимая за шею виверну — любовь с первого взгляда, не иначе! — спросил:        — А можно я с ней ещё побуду, если вы уходите?        — У послушников в Светлом Камне так много свободного времени? — поинтересовался у него Саладин с мягкой иронией: не запретить, не укорить, просто напомнить, вернуть на землю с небес.       Мальчишка охнул и умчался, на бегу выкрикнув «спасибо».        — Бегом по кругу! — всё мощнее рыкал голос. — Страховка на левую руку! Кувырок! Страховка на правую!       Саладин, не выдержав, тихо рассмеялся.        — Штукатурку давно обновляли? Осыплется ведь.       Отец Синчжэн только рукой махнул:        — Тут не штукатурка — стены скоро рухнут. Учитель из него — благослови Дракон, знали бы вы, Саладин, как он технику ставит! А вот благодати ни на грош. Мятежная натура, неукротимая. Тесно ему здесь.        — И откуда у вас этот неукротимый? Из перевоспитавшихся?        — Нет, — покачал головой монах, — дитя войны. Брат Клеменс его подобрал малышом ещё, почти младенцем.        — Отжаться! На кулаках! — гремело громовыми раскатами.        — А почему бы вам его не отправить в монахи-воины?        — Хороших солдат полно, а хороший учитель — штучный товар, вам ли не знать, Саладин.       Саладин сжал губы в плотную линию и почти нахмурился. Отец Синчжэн временами выговаривал ему за участие в боевых операциях, мол, воевать должны солдаты, учить учителя, а не так как он, всё сразу. Как мальчишку воспитывает, право слово.        — Качаем пресс! — разорялся в это время другой мальчишка.       Вот, значит, как, отец Синчжэн? Специалист отменный, говорите, тесно ему здесь, натура неукротимая... жалко мальчика, не на своём месте он? Вы же знаете, мне дважды намекать не надо.        — Отец Синчжэн, — Саладин остановился, задорно улыбаясь, — пожалуй, заберу я его у вас. Моим шалопаям как раз такой преподаватель нужен, и благодать ваша тут страдать от него перестанет.        — Драконий... гребень!!! Чего расселись?! Бегом! — грохотнуло уже совсем рядом.       Настоятель снова поморщился, но поддел:        — Вы думаете, в Фонтероссе стены прочнее? Или штукатурка? — а в черных глазах старого монаха светилось одобрение.        — Простора для неукротимых натур больше. И о благодати заботиться нужды нет. Так как?        — Идём, у него спросим, — монах улыбнулся.       Кодаторта упрямился, но скорее для проформы, набивал себе цену. Карие глаза его блестели тщетно скрываемым волнением, а сердце колотилось так, что наверное, весь монастырь подрагивал в такт. За эти пять лет рослый мальчишка превратился в молодого мужчину, настоящего гиганта.        — Ну же, Кодаторта, соглашайтесь. Неужели вам хочется всю жизнь безвылазно просидеть в Светлом Камне? На войну вас отец Синчжэн не пустит, он сам говорил, да и война — не лучшее время мир смотреть, уж поверьте.        — Я монах, — возразил Кодаторта, — а монах принимает свою судьбу, какой бы она ни была.        — Вы послушник, — напомнил Саладин. — И воин. Вы можете изменить свою судьбу, — кажется, задел за живое. Молодой директор поднажал: — Только подумайте — виндрайдеры. Звездолёты. Шаттлы. Драконы. Кстати, знаете, кто сейчас в Фонтероссе учит курсантов обращению с драконами? — в ход пошла тяжёлая артиллерия. — Зигфрид фон Рейн.       Кодаторта сглотнул. Зигфрида фон Рейна, десятикратного абсолютного чемпиона по гонкам на драконах, знали все.        — В конце концов, вы можете в любой момент отказаться от преподавания и вернуться в монастырь, — а теперь лазейку для отступления, чтобы напомнить о свободе выбора.       Кодаторта глубоко вдохнул, шумно выдохнул и сказал:        — Я согласен.