Из личного дневника посла Та'Лона

Личный дневник посла ТаʼЛона, закрытая запись. Слышал, слышал я эту пословицу. И полностью согласен с ней. Сожалею только, что не вспомнил об этом в тот день, когда выполнял приказ КхаʼРи. Они поручили мне доставить рукопись ГʼКара на Нарн, почти сразу после того, как он отправился на Приму Центавра в качестве телохранителя Лондо Моллари. Я не могу осуждать это решение… честно говоря, тогда оно показалось мне мудрым и вполне естественным. Большинство нарнов считают центавриан исчадиями ада, следовательно, их планета — это худшее место во Вселенной, которое только можно представить. И когда гражданин ГʼКар отправился туда, многие резонно предположили, что он может не вернуться обратно. Конечно, я был среди тех, кто надеялся на возвращение ГʼКара, но вряд ли мое скромное мнение могло переубедить наше правительство. Итак, мне было приказано доставить рукопись на Нарн, и я выполнил это задание. Я знал, что книга не окончена, что это практически черновик…, но поступок мой диктовался благими намерениями, и я уверен, КхаʼРи хотели того же, что и я: спасти труд ГʼКара, не дать ему кануть в забвение. Благие намерения заставили их издать этот черновик огромными тиражами. Никто даже предположить не мог, какой эффект произведет эта книга среди населения нашей планеты… И я уверен, что те нарны с горящими глазами, ринувшиеся на нашу станцию, чтобы поклониться Великому ГʼКару, делали это исключительно из-за благих намерений. Ах… признайтесь сами, разве есть какой-нибудь поступок или дело, в основании которого не лежали бы эти проклятые благие намерения? Центавриане утверждают, что оккупировали нашу планету ради нашего же счастья и процветания, чтобы поднять нас на новый уровень цивилизации. И тот сумасшедший парень, стрелявший полгода назад в ГʼКара, наверняка думал, что делает благо, избавляя народ от нового идола… И Межзвездный Альянс, в составе которого наши корабли бомбили Приму Центавра, тоже был задуман с благой целью. ГʼКар наверняка сумел бы объяснить, почему все происходит именно так. Но я не философ, я — воин. Поэтому заканчиваю запись.