Giving in

От переводчика: Я знаю, что я большая свинка, и меня можно за это пинать ^^ Прошу прощения, что проды не было так долго, надеюсь больше такого не повторится ^^ «Детка, я знаю, что тебе сейчас больно». Мэтью повернулся. «Но не волнуйся». Казалось, что шептал его любовник. Губы у самого уха и горячее дыхание заставляли Канаду дрожать, но слова не имели никакого смысла. «Я буду твоим суперменом». Больше ничего не говорили, и Канада попытался сосредоточиться на чем-нибудь другом, кроме этого странного сна. «Я могу любить тебя так, как не сможет никто другой». Голос продолжал, очевидно, ещё не закончив своё признание. Мэтью задумался, кто это и почему они считают, что ему нужен супергерой: ведь один у него уже имелся, к сожалению, хотя он не был особо полезным. «Я могу быть твоим суперменом». Разве голос не говорил этого раньше? «Просто возьми мою руку, и мы улетим прочь. Я обещаю, что буду рядом каждый день». М-м… мог ли Мэтью сказать «нет»? И правда, что такое с этим сном? Пытаться быть романтичным, используя глупые рифмы? Канада должен был признать, что его это совершенно не интересует, и начал просыпаться… Моргая из-за недостатка света, Мэтью сел, широко зевая. Часы на тумбочке Ивана показывали три утра, и Канада откинулся назад, собираясь спать дальше. После хоккея ему достался всего лишь час спокойного сна. Он был слишком занят, бегая взад-вперед с полотенцами, одеялами и водой. «Просто закрой глаза, давай начнём полет». Тьфу, голос явно не понял намёка. Секундочку, сейчас Мэтью не спал. Почему же странный мужчина всё ещё продолжал шептать ему милые, но абсолютно бессмысленные слова? «Я буду любить тебя, пока не умру». Теперь, прислушавшись внимательно, Мэтью понял, что слова не шептали прямо ему в ухо, а раздавались с кресла, на котором он сидел. Его телефон! Канада достал из заднего кармана красный пластиковый прямоугольник. Источником шума оказался рингтон, который, Мэтью был в этом уверен, он не устанавливал. Ему даже не доводилось его раньше слышать. «До дня моей смерти, до моего последнего вздоха, я буду любить тебя, даже когда никого не останется». Но, взглянув на номер, Мэтью понял, что, наверное, должен был догадаться: Альфред. Канада задумался, нужно ли отвечать? Догадался ли Америка, что его нет дома? Или просто проверяет, как чувствует себя младший брат? А может, он банально скучает и хочет поболтать о какой-нибудь новой игре, которую купил? И вообще, как насчет того, что сейчас долбанные три часа утра? «Полетели со мной, детка, да, я единственный, с «S» на груди…» Да, это становилось раздражающим. Мэтью открыл телефон, делая глубокий вдох и надеясь, что разговор не затянется надолго. - Да, Ал? - Мэтти, - в голосе его брата присутствовали два оттенка: возбуждение и плаксивость. И если уж имела место быть вторая, что-то явно произошло. - Что случилось? - Мне скучно! Арти выставил меня из своего дома. Он сказал, что из-за меня ему становится хуже, а я всего лишь пытался дать ему несколько гамбургеров! Мой МакДональдс вылечит всё! - Нет, Альфред… Нет, он не сможет. - Смооожет, - Америка тянул гласную так, словно умирал, или делал ещё что-нибудь такое же драматичное. – И Канадцам нравится мой фастфуд, не пытайся это отрицать! - Его быстро и просто, и у него приличный вкус, но это никоим образом не означает, что твоя еда подходит кому угодно. Она вредная и, разумеется, не может вылечить никакую болезнь. - Т-ты так жесток, - Америка шмыгнул носом и начал изображать плач. Весьма слабовато, на взгляд Мэтью. - Так что ты хотел, Ал? Я немного занят. - Ты не слышал ничего из того, что я только что сказал? - Конечно слышал, но что ты хочешь от меня? - Артур выставил меня, и мне нечего делать, я пытался поиграть во что-нибудь, но Тони действительно спрятал игры, и я всё ещё их не нашел. Я зайду, ок? Ну, Мэтью не думал, что брат совсем пропадет, так что вопрос его не удивил. Хотя, почему Альфред уверен, что Канада дома, а не где-нибудь ещё? - Ты не можешь потому, что я сейчас не дома! Я… на деловой встрече. Она продлится ещё какое-то время. Я очень занят и не могу ни на что отвлекаться. Мэтью был очень плохим лжецом. - С каких это пор? Нам сказали отдыхать, помнишь? И кстати, разве ты не болеешь? О, нет, он помнил. - Всё прошло. В любом случае, эта работа не может ждать. - Ты такой растяпа, братишка. Не беспокойся, я спасу тебя от… любого скучного дела, которым ты занят. Мы можем половить мяч или что-нибудь ещё. «Mon Dieu, нет! Пожалуйста, только не это!» Из-за Альфреда бейсбол был, вероятно, его самым ненавистным видом спорта. Мэтью не сомневался, что играл бы хорошо, если бы ему дали шанс, но когда подающим был Америка… Сверхчеловеческая сила, максимальная скорость и крученые мячи… Что ж, Канада заканчивал игру с большими повреждениями, чем после любого хоккейного матча, в котором когда-либо принимал участие. «И ещё говорят, что бейсбол не контактный вид спорта…». - Альфред, серьезно, эта работа не может ждать. И я далеко… далеко на севере, - пожалуй, омерзительный холод удержит брата на расстоянии. Америка ненавидел арктическую канадскую погоду. На другом конце повисла пауза. - Как далеко на севере? - Остров Элемир. Мэтью назвал самую дальнюю точку, считающуюся частью Канады. Замешательство Альфреда можно было почувствовать на расстоянии, видимо Америка не знал, где, черт возьми, это находится. - Северный полюс, Альфред, - огрызнулся Мэтью. Он устал, он хотел спать, и, в то время как в Нью-Йорке должно быть было около шести или семи вечера, в Москве часы совершенно точно показывали три утра. – Я очень далеко на Северном полюсе. Три минуты здесь без подходящей одежды, и ты замерзнешь до смерти. - Какого черта тебя туда понесло? - Потому что это часть моей страны, - ответил Мэтью сухо. Для того, кто воплощал всех своих людей и земли, было важно посещать каждый их уголок так часто, как только возможно, и не важно, насколько эти земли обширны. Даже места вроде мыса Колумбии (его самого северного города – всего лишь восемьсот километров от Северного Полюса) заслуживали внимания. Не важно, насколько плохой и холодной была погода, не важно, что зимой там месяцами царила полярная ночь, эти места всё ещё оставались частью его самого. Америка просто не привык к подобным температурам так, как он. - В любом случае, это касается сохранения парков и прочего. Мне надо идти, я вернусь… - «Тьфу, верно, я теперь должен остаться здесь на целый месяц». – Скоро. Он просто оставит всё как есть. - Ты, чертов гринписовец, - Альфред фыркнул в трубку, и Мэтью вздохнул: оскорбление не было чем-то новым. – Ладно, ладно, мне всё ясно, НЕ проводи время со старшим братом и позволь ему помереть со скуки. «Просто отключись, Альфред!» - Ты не умрёшь, обещаю, - Мэтью продолжил прежде, чем Америка смог его прервать. – Я позвоню тебе завтра или на днях, хорошо? Мне надо идти. - Пока. Альфред казался таким удрученным, но лишенный сна мозг убедил Мэтью, что на самом деле его это не заботит. Канада отключил связь и, неуклюже встав, проковылял к кровати, чтобы проверить лежащего на ней изможденного мужчину. Проверив температуру России, он освежил полотенце и положил его обратно на лоб мужчины, казалось, уже в миллионный раз. Иван спал беспокойно, но температура у него медленно спадала. Мэтью зевнул, когда попытался устроить мужчину поудобнее. Кумаджиро опять соорудил на кровати кучу из подушек. Канада взял из неё одну (медведь не заметил, потому что у него осталось ещё три) и отнёс на кресло. Канада слишком устал, чтобы, устраиваясь для ещё нескольких часов сна урывками, заметить взгляд фиолетовых глаз, внимательно следящих за ним с кровати. *** На этот раз Мэтью проснулся от птичьего щебета за окном. Тяжелые шторы хорошо приглушали солнечный свет, но его всё же было достаточно, чтобы осветить комнату тонкими лучами. Канада лениво потянулся, разминая суставы, и, зевая, потёр глаза, пытаясь проснуться, несмотря на то, что в теле чувствовалась тяжесть, и он не был уверен, что уже пора вставать. Мэтью поднялся со стула, направляясь к кровати, но резко остановился, обнаружив, что России там нет. Одеяла были смяты и отброшены, подушки раскиданы по всему огромному матрасу. Безмятежный Кумаджиро спал в стороне. Мэтью не услышал никакого шума из ванны, так что он пошел в гостиную и, наконец, обнаружил Ивана на кухне, опирающимся о стойку, с дымящейся чашкой кофе в руках. Россия выглядел не так как обычно: волосы, такие светлые, что их нельзя было назвать белокурыми - скорее белыми - казались нечесаными, концы торчали в разные стороны. Его глаза закрывались, а под ними легли легкие тени. Мэтью знал, что и сам выглядит не намного лучше. Они двигались и говорили, да и вообще производили впечатление людей, страдающих от похмелья. Каждый звук молотком отдавался в голове, каждый шаг тянул вниз пудовым грузом. Казалось, энергия вытекает из них, и ни у кого не было сил спорить или придираться к мелочам. Они сидели на барных стульях, потягивая кофе (у обоих обычный черный, потому что кофеин был просто отчаянно необходим), и пытались проснуться, почувствовать себя лучше и подумать, что делать дальше? - Ты… помнишь прошлую ночь? – начал Мэтью нерешительно. - Да, - голос у Ивана был скрипучим, Россия закашлялся, сделал глоток и, сильнее наклонившись к стойке, вздохнул. – Можешь забыть все, что я сказал - я был в бреду. - Ну… я имел ввиду то, что сказал я. Россия не ответил, его губы поджались скорее даже не гневно, а… в недовольном принятии раздражающей личности Канады. Выглядело это так, словно Иван заранее знал ответ. - Я остаюсь. - Что, если я этого не хочу? - Ты не мог сказать иначе. - Я был в бреду. Ты собираешься слушать слова больного человека, а не здорового? - Ну… да. Оба сделали ещё по одному глотку кофе, вздохнув от тепла и оживления, которое начали чувствовать. - Последнее, что мне нужно – это твоя жалость. Хватит мне помогать. - Я хочу, чтобы ты перестал так говорить, всем иногда нужна помощь, невозможно всё делать самому. И это вовсе не жалость… У меня действительно нет других мотивов, кроме как желания увидеть, что тебе лучше. Россия бросил на него свирепый взгляд, и, в сочетании с не особо здоровым видом Ивана, возможность оказаться его жертвой пугала ещё больше, чем обычно. - Меня тошнит от твоих попыток героизма, хватит быть таким любезным и, - он замолчал, подбирая слово, - щедрым. Мне не нужно всего этого, а даже если бы и было, то не от тебя. Иван неторопливо поднялся и направился к кофеварке, чтобы снова наполнить чашку. Мэтью глубоко вздохнул, глядя в свою собственную, почти пустую. Мужчина был прав. Ему нужно прекратить всё время быть таким милым, это лишь доставляло проблемы и позволяло людям вытирать о Мэтью ноги. - Х-хорошо, - Канада вздохнул. – Я собираюсь помочь тебе независимо от твоего согласия. Так что ты должен просто смириться с этим. И если мне нужен скрытый мотив, я… - Мэтью сглотнул, обнаружив, что это труднее, чем он думал. «Думай как Альфред! Он всегда может высказать своё мнение!». - Ну, я приобрёл союзника и друга. И если мне когда-нибудь потребуется помощь, я смогу просто… поднять этот вопрос или что-то в этом роде, и ты отплатишь мне… или что-то в этом роде. Канада продолжал упорно смотреть в чашку, но боковым зрением он мог видеть, что Иван не двигается, а взгляд его фиолетовых глаз направлен на самого Мэтью. Уильямс не мог разобрать выражение лица мужчины, но готовился к гневу, а, может быть, даже к боли. - И всё? – спросил Иван. В голосе вообще не было угрозы, как того ожидал Мэтью. Он медленно поднял взгляд, чтобы увидеть лицо России. Оно опять ничего не выражало, только брови были подняты, и Мэтью не мог его понять. - Это так ты чего-то требуешь? «Он смеется надо мной…». Мэтью не знал, хмуриться ли ему или бояться. Слова жалили: он знал, что плох в противостояниях. Канада был застенчивым, тихим и нейтральным во всем, что его не касалось (в отличие от Америки, который всегда высказывал своё мнение). Он неизменно выступал в роли миротворца. Его голос и даже просто шепот, казалось, были созданы для успокоения и убеждения, а не для требований и угроз. Мэтью никогда не угрожал… ну, конечно, не считая отчаянных ситуаций вроде войны, но даже тогда его слова не имели веса… если только не подкреплялись военной мощью. Эта же ситуация отчаянной не была. У него даже не нашлось бы при себе оружия, кроме револьвера, оставшегося в сумке наверху, поэтому он представлял собой довольно слабую угрозу. Не только из-за слабой политической мощи (несмотря на входящие в него земли), Мэтью был не очень развит в физическом смысле. Всё, в чём он имел преимущество – это скорость, рефлексы и интеллект. Все эти умения ничего не значили против России, они становились практически бесполезными, когда пытаешься кого-то запугать и заставить делать то, что говоришь. Канада был типичным книжным червём, болваном, пытающимся противостоять психопату из ада, у которого в драке совершенно не имелось моральных принципов. Мэтью лишь выставил себя круглым дураком. Он уронил голову на стойку. - И-извини. - Как ты вообще можешь что-то делать в своей стране? - Я всё д-делаю хорошо, люди слушают м-меня. «Иногда. В другое время они лишь смеются. Или просто, как всегда, игнорируют меня». - Не очень убедительно, - заявил Иван, сев обратно за стойку и потягивая кофе. Мэтью молчал, он не хотел больше касаться этой темы. – Прежде всего, ты должен говорить громче. Я едва могу тебя слышать. Так же ты не должен заикаться. Это просто нелепо. И ты не будешь извиняться после того, как кому-то угрожал. - Я сказал, что живу х-хорошо. - Ты всё ещё не убедил меня. Это было просто невероятно неубедительно. - П-пожалуйста, прекрати. Я не хочу б-больше говорить об этом. - Не заставляй меня жалеть тебя, малыш. Мэтью закрыл глаза, чувствуя обжигающие слёзы. Он сжал челюсти, зная, что не может этого допустить. - Тебя так легко запугать. Я удивляюсь, почему ещё никто не покорил тебя и твою бедную страну. - П-пожалуйста, Россия… - Тогда ты, наверное, полагаешься на защиту своего брата? Да, должно быть так. Не может быть, чтобы такая страна, как ты, сделала что-нибудь стоящее. - Это неправда, я участвовал во Второй мировой. Я дрался! - Неужели? Я не помню тебя. Должно быть, ты был не достаточно важен, чтобы признать в тебе союзническую силу. Не важно, как крепко зажмуривался Мэтью, слёзы всё равно начали течь. Это была неправда, он многое сделал в той войне. Его страна была довольно бедна после Великой Депрессии, он сам был очень слаб. Но, тем не менее, в тридцать девятом, в соответствии с соглашениями, он объявил войну, несмотря на маленькую военную мощь, отсутствие нового вооружения и достаточной подготовки к сражениям. Мэтью учился воевать методом проб и ошибок и терял людей. Он защищал Англию от германских сил, когда угроза вторжения была особенно высокой. Мэтью поддерживал отца и продолжал работать над освобождением Франции от владычества Людвига. Еда, ресурсы, войска, самолёты и транспорт, всё, что он смог сэкономить, отправлялось в Англию. Канада боролся против Италии - вторжение на Сицилию в сорок третьем оказалось первой большой битвой, в которой он одержал победу. Для многих драться против братьев-итальянцев было легко (по крайней мере, тогда). В конце концов, за войну Феличиано множество раз менял сторону от Англии к Франции и Америке. Но Канада был первым. Никто этого не помнил? В день высадки союзных войск в Нормандии, он «выбросил» своих людей на прибрежную полосу вместе с Америкой и Англией, и ещё он, Мэтью, был первым из союзников, кто прорвался во Францию. Канада освободил Нидерланды, избавил их от Германской власти. Тогда Голландия был благодарен, но сейчас страна, вероятно, даже не помнила его имя. Мэтью всегда так легко забывали. Он боролся против Японии рядом со своим братом, защищая Гонконг и Аляску от бомбардировок. Он потерял так много людей, столь многим пожертвовал, и всё же его участие в войне осталось просто ссылкой. Это ужасно бесило. Потери, которые он понёс: умершие люди, кровь, пот и слёзы, пролитые во время войны – все это словно не имело значения, как будто Союзники прекрасно обошлись бы без его помощи. Возможно, они смогли бы… может быть, он вообще не был нужен, и они победили бы, в любом случае. И что? Мэтью старался изо всех сил. Он вкладывал всё, что имел, чтобы оказать помощь всем, о ком заботился, и никто не мог сказать, что это было не так. - Ты не понимаешь! Я многое сделал во время Второй мировой, я помогал, и я выиграл. Ничего, если Канада лишь упоминается как участник союзнических сил. Ты не имеешь права умалять мои заслуги! Никакого права! - Какой же ты ребенок. Прекрати кричать, как грудной... - Заткнись! П-прекрати постоянно оскорблять меня и посмотри на себя: ты тоже не такой уж замечательный. По крайней мере, я искренне защищал тех, о ком заботился. А всё, что делал ты – это разрушал, манипулировал и-и ненавидел. - Да, ты всего лишь сноб. В его голосе явно слышался сарказм, и Мэтью усмехнулся, легко поднимаясь со стула. Он вытер лицо рукавом, когда споласкивал в раковине кофейную чашку. Оставшаяся внутри жидкость давно остыла, и Канада поставил кружку в посудомойку, встряхнув руками. - Ты очень забавный. - Я рад быть развлекающим тебя идиотом. Мэтью ухмыльнулся – настолько несвойственное ему движение, что оно казалось неправильным на его лице. Иван задумался. - Много же потребовалось, чтобы тебя разозлить. Ты всё ещё говоришь неуверенно, но твои нападки стали намного лучше. Ты сильно занервничал, когда я оскорбил твою семью, - Россия наклонил голову с каким-то детским любопытством. – Ты должен лучше защищать себя. А не только тех, кто тебя воспитывал. Канада нахмурился, пытаясь понять, что сейчас происходит. Иван только что пытался вывести его из себя, чтобы узнать, как долго на него можно давить, прежде чем он огрызнется? Следует ли ему рассматривать последнее предложение как комплимент или как новое оскорбление? Россия подошел и, встав рядом с ним, тоже опустил кружку в посудомойку. - Я соврал, - сказал он с легкой улыбкой, и Мэтью почувствовал себя пойманным в ловушку между огромным мужчиной и твердой стойкой. Фиолетово-голубые глаза продолжали смотреть в пол, Канаду всё ещё немного трясло от обжигающего гнева и затаившегося глубоко внутри страха. - Ты с-соврал в чем? - Не начинай опять шептать, мне это не нравится, - Мэтью сжался под пристальным взглядом России, чувствуя себя, по крайней мере, очень неуютно. – Я соврал о том, что ты был жалок на войне. Ты действовал в Восточной Азии активнее, чем кто-либо из союзников. Конечно, Америка со страстью дрался с Японией, но ты был более полезен для Яо и меня. Ещё ты завоевал репутацию прекрасного снайпера. Не так ли? - Да. - Мировой рекорд по дальности смертельного выстрела всё ещё в твоих руках, да? - Да, - повторил Канада. – Почти два с половиной километра. - Это хорошо. Россия придвинулся ближе, и Мэтью шагнул назад, вжимаясь в стойку так сильно, как только возможно. Большие руки, с такими бицепсами, что Канаде не удалось бы обхватить их пальцами, опустились от него по обе стороны. Мэтью не мог дышать. - Теперь, как ты планировал мне помогать? Моргнув, Мэтью, немного смущенный и удивленный сменой темы, поднял глаза, чтобы взглянуть в лицо России. - Ты собираешься позволить мне? - Да. - Но, я думал, ты не… - По объективным причинам я не могу попросить об этом своих сестер. Ты слишком тихий, слишком мягкий, но не такой жалкий, как я сначала думал. Кроме того, ты так любезно предложил остаться со мной на целый месяц. То, что я планировал заставить тебя сделать в любом случае. Я чувствую себя не очень хорошо, и мне пригодятся твои навыки уборки и готовки. Не придется заниматься ничем, кроме работы. Это должно оказаться, по крайней мере, забавным. - О-о… Что Мэтью мог на это сказать? Расстояние между ними заставляло Канаду трястись от страха, а выражение на лице России было смесью подозрительного веселья и злобного предвкушения. - Теперь, как ты собираешься мне помочь? – снова спросил Иван. – Только не лги и не миндальничай со мной. Мэтью попытался перевести дыхание, думая, с чего они могут начать. - М-м-м, т-ты должен возобновить связь со своей культурой, - Иван хотел, чтобы он был честен… - Ты проводишь в этом доме всё своё время, ты слишком много работаешь и чересчур погрузился в прошлое, - он сглотнул. – Выходи, разговаривай с людьми, постарайся узнать их, не п-пугай их. Выражение лица России не изменилось. - Тогда, чем нам заняться в первую очередь? Мэтью посмотрел в сторону. - Для начала, думаю, что-нибудь простое. Просмотр фильмов, прогулки в парке, клубы, вкусная еда, посещение каких-нибудь фестивалей или спортивных соревнований, - он коротко пожал плечами, всё ещё прижатый в углу в неудобной позе. – Это о твоем поиске себя. Покончи с прошлым, двигайся вперед, чтобы стать л-лучше. Это твоя культура, ты делаешь то, что хочешь. Я просто составляю тебе компанию, ок? И-и, Украина тоже поедет, да? Наконец, наконец, Иван выпрямился, с задумчивым взглядом отходя от Канады. - Да, я покажу тебе Россию. И буду очень рад, если моя сестра присоединится. Однако, я НЕ хочу, чтобы она знала о наших намерениях. Россия бросил яростный взгляд в сторону Мэтью, и Канада отпрянул назад к раковине. - Конечно, я ничего не скажу. - Хорошо, тебе лучше сдержать это обещание, потому что если ты что-нибудь скажешь ей об этом, я тебя покалечу. И на этот раз дело не ограничится несколькими ушибами. Мэтью решительно кивнул. Россия прошел через кухню к концу стойки, где стоял телефон и лежали бумага и ручка. - Ты сказал, музыка и фестивали. «Спасская Башня» должна прекрасно подойти. Каждый год мы устраиваем соревнование между самыми лучшими военными оркестрами. Я обычно на нём не бываю, но он будет на следующей неделе, на Красной площади. - Отлично. Мы можем сходить. - Да, если ты хочешь чего-то туристического, мы можем пойти на Вернисаж в Измайлово или в один из Соборов… уверен, в Северной Америке нет ничего подобного. - Ок. Во время беседы Мэтью начал расслабляться. Иван записывал их идеи, больше не глядя на Канаду, и тот постепенно возвращался к реальности. Мэтью нерешительно подошел ближе, чтобы увидеть, что пишет мужчина. Впрочем, Канада сохранял дистанцию. - М-м-м, как насчет экскурсий или похода? Чего-нибудь, связанного с природой? Иван посмотрел на него, приподняв бровь. - Природой ты тоже интересуешься? - Конечно, не только люди делают тебя тобой. Какая у тебя самая высокая гора? - Эльбрус. - Тогда, давай составим график? Неделя первая, - Мэтью загнул палец, - мы идем на современный Вернисаж. Этот… Исмай… - Измайловский. Мэтью повторил название - слово с трудом скатилось с языка. - Мы пойдем туда, и, может быть, в Собор. Это звучит интересно, и ты прав - ни у меня, ни у брата нет ничего подобного, - Мэтью видел соборы в Италии, Англии и Франции, ему было интересно, похожи ли они. – Вторую неделю можно посвятить тому празднику, я не могу даже произнести его название, но звучит забавно. Мы можем повеселиться или что-то в этом роде. Иван кивнул, дополняя список. - Неделя третья: природа. Путешествие на Эльбрус, съездим в лес, можем поохотиться, если хочешь, - предложил Канада. - И последнюю неделю можно посвятить подчистке хвостов: музеям и историческим книгам. - Зачем? Что это даст? – спросил Россия. Мэтью вздохнул, глядя в сторону. - С их помощью мы сможем пролить свет на факты из твоей истории и поговорить о том, что сделало тебя таким одержимым. Слегка нахмурившийся, Иван казался одновременно сбитым с толку и немного развеселившимся. - Ты смотришь на это так, будто ты психоаналитик, а я мальчишка с тяжелым детством. - Ну, - начал Канада; его голос был сух и полон горечи, - разве это не так? Т-только ты не ребенок, а страна, и я ни коим образом не квалифицированный психолог… но это то, что мы делаем. Казалось, согласившись, Россия развеселился ещё больше. - Да, - он размышлял вслух. – То есть, я буду плакать и взволнованно болтать о своем трагическом прошлом, тогда как ты будешь спрашивать, какие чувства оно у меня вызывает? - Конечно, мы справимся с этим. Мэтью не смог не улыбнуться в ответ на шутку. Иван открыл рот, но его прервал звонок в дверь. - Это, наверное, Украина! Они оба вышли из кухни, чтобы встретить девушку; Россия, широко улыбаясь, открыл дверь. - Надеюсь, ты нормально добралась, сестра. - Да, Иван, я… - она остановилась, распахнув глаза и чуть приоткрыв рот. – Ч-что с вами случилось? Мэтью и Иван посмотрели на себя с одинаковыми выражениями замешательства, пытаясь понять, что так обеспокоило Украину. И обнаружили, что выглядят точно так же, как с момента пробуждения их обоих. Всё та же вчерашняя одежда, помятая со сна, растрёпанные, грязные волосы и мешки под глазами. Вздрогнув от отвращения, Мэтью вспомнил, что после игры душ они тоже не принимали из-за внезапно поднявшейся температуры Ивана. - Mon Dieu! – воскликнул Канада, чувствуя себя очень смущенным. Он отвернулся от России и Украины и с невероятной скоростью бросился наверх, через плечо выкрикивая извинения. Иван просто пригласил сестру войти, извиняясь, что ему нужно пойти в свою комнату и привести себя в порядок.