Х-поколение Вонголы

Ямамото Такеши уже несколько недель мечтал о собственной смерти. Девушка, чей силуэт являлся ему во снах, мечтала заполучить его в свои сети. Ямамото никогда не проигрывал, будь то бейсбол или ситуация в жизни. Горечь поражения – не то, что бы хотел ощутить этот парень. Однако всегда найдётся тот, кто заставит ощутить это чувство. Савада Цуна была именно тем человеком. Такеши ничего не мог с собой поделать. Может потом, через некоторое время, когда душа перестанет бояться и дрожать, но не сейчас. Воля Цунаёши была слишком сильна, её величие давило, и кажущийся беззащитным, но сильный внутри Ямамото пригибался. Что-то не так было в прекрасных глазах девушки, которую он по-настоящему полюбил. Что делать, если любишь своего убийцу? Пусть и не состоявшуюся. Ямамото не знал, но точно понимал, что любит. Несмотря ни на что. Это чувство было сильнее. Савада Цуна и Гокудера Хаято поступили в госпиталь с множественными ожогами и ранениями разной степени тяжести. Он узнал это, потому что спустя неделю с того дня, как Цуна перестала к нему ходить, к нему в палату поселили новенького итальянца в его классе. Медсестра сообщила о несчастном случае, что-то не так с системой реагирования на возгорания, замыкание электричества и прочая ересь. Но Такеши знал, что это каким-то боком относится к Цуне, и никакое электричество здесь не причём. Гокудера пришёл в себя, но на все вопросы отмалчивался. Но Ямамото видел в нём самого себя, в первые дни. Итальянец смотрел в окно пустым взглядом, постоянно вздрагивая, когда кто-то касался его. У него не было затравленных или безжизненных глаз, он просто прятал всё внутри себя. Ямамото уже понял, что Цуна не остановится ни перед чем. Но он и подумать не мог, что собственная жизнь для этой девушки так же не значит ничего. Цуна пришла в себя, но к ней никого не пускали, кроме матери и того странного мужчины, которого Ямамото видел пару раз. Тоже итальянец, с такой же аурой, что и у Цуны. Такеши знал, что после выписки будет махать хвостом перед девушкой, как это делал Рёхей-семпай. Ему было страшно осознавать, что и с ним Цуна сделала что-то. Но Сасагава был ему никем, а Цунаёши – любимой девушкой. У любимых особый статус. Он никогда не одобрит методы Цуны, никогда не согласится с ними, но будет на её стороне. Так же как и этот итальянец с японским именем. * Цуна пошевелила пальцами рук, пытаясь вырвать себя из вороха воспоминаний. Вопреки опасениям Реборна, что девушка замкнётся в себе после попытки изнасилования и пережитого шока от взрыва, Цуна вела себя нормально. Не было замкнутости или выпадений из реальности вкупе с пустым взглядом. Она раздражённо сложила руки на груди и смотрела на него злыми глазами, ядовито спросив, закончил ли он все дела в Италии и «почему так быстро?». Узнав, что этот итальянец был проверкой Реборна и что изнасилования не было бы, а была лишь попытка запугать её, Цуна пришла в бешенство. Она прикрыла глаза и дрожащей рукой указала репетитору на дверь. Опасавшийся истерики, Реборн был неприятно удивлён, когда Савада ничего из этого не сделала, а лишь уснула. Казалось, её вообще ничего не трогает. Правда, когда в палату зашла Нана, с маской страха на лице, Цуна впервые на памяти Реборн опустила взгляд. Ему вдруг подумалось, что настоящей целью его охраны является не Савада Цуна, а Савада Нана. Потому что если с матерью девушки что-нибудь случится – последние барьеры рухнут. А Цуна окончательно сойдёт с ума, наплевав на все оставшиеся психологические и моральные принципы. Гокудера Хаято станет её Ураганом. Приручённым Хранителем, как и те двое до него. Ничего не поделаешь, казалось, Цуна, даже когда старалась вести себя подобно обычной девушке, всё равно поступала по-своему. Что ж, видимо, такова её судьба – быть ненавидимой всеми и впереди всех. Поправив шляпу и мимолётно скользнув пальцем по гладкому телу Леона, Реборн опёрся о стену. Запах больницы витал по помещению, белые стены внушали стойкое чувство собственного нечистого тела, такого тёмного на этом фоне. За стеной находилась палата ученицы, которая сейчас спала. Её безмятежный сон не хотелось нарушать. В соседнем крыле располагалась палата Гокудеры и Ямамото, которых, по иронии судьбы, поселили вместе. Реборн заглядывал к ним, познакомился заново с обоими, представился. Только объяснять ничего не стал, в особенности нуждающемуся в ответах Такеши, который чувствовал загадку в репетиторе и его подопечной. Цуна сама им всё скажет. Всё, что посчитает нужным. Эта девчонка уже становится Десятой Вонголой, с истинно вонгольским высокомерием и без оглядки на чужие жизни. Ему хотелось воспитать девчонку немного другой, с почтением к себе и миру мафии, его законам, трепету перед Вендиче. Всему тому, что присутствует в нём самом. Но становление характера девушки прошло мимо него, ещё до него. Единственной, кто, кроме Цуны, знает ответы на все вопросы, была Нана Савада. Но уж кого-кого, а её допрашивать киллер не будет. - Через денька три выпишут, - сообщил собравшийся с мыслями Реборн очнувшейся шатенке. Цуна безразлично кивнула, возвращаясь к той себе, что когда-то встретила итальянца в первый раз. К молчаливой, высокомерной и тихой себе. – Ты знаешь, что через две недели день рождения Рёхея? Двадцать седьмого июля. Цуна задумчиво водила пальцами по одеялу, пока, наконец, не подняла на него взгляд. - И что теперь? - Даже не поздравишь? – выгнув бровь, итальянец нагло сел на кровать. Цуна ненавидела, когда кто-то прикасался к ней, её вещам и её людям. С недавних пор в число последних случайно вошли Рёхей и Кёя. Ямамото, Гокудера и Кёко были на границе, но, видимо, ещё долго пробудут там. Цуна просверлила репетитора раздражённым взглядом, намекая, что тому пора вскочить с постели. Реборн сделал вид, что не понимает её намёков. - Посмотрим. А теперь уходи, достал. Реборн встает и уходит. И только за дверью к нему приходит понимание, что только что он подчинился Наследнице. Так, словно уже привык. * Цуна медленно провела пальцами по коже щеки. На её теле появились новые шрамы, один из которых располагался прямо на лице. Ожог, щупальцами охватывавший по правой щеке и тянущийся вниз, по шее. Розовая мякоть под её пальцами ныла, одежду одевать было всё ещё больно. А приступы астмы наступали теперь всё чаще, скрыть эту болезнь от Реборна больше не получалось. Наглотавшаяся гари и дыма, запертая в раздевалке с заклинившей дверью вместе с человеком, чуть не изнасиловавшим ею – не то, чего желала Цуна. Она – такая глупая, раз подумала, что ситуация полностью в её руках, что только она контролирует её. Да, она и вправду контролировала, именно её решение послужило причиной, почему ей теперь придётся прикрывать лицо длинной косой чёлкой. По крайней мере до того, как к её рукам падут финансы великой Вонголы. Цуна никогда не страдала сентиментальностью, не хранила подаренные письма, валентинки и игрушки, не перелистывала детские альбомы, попросту забыв о них, не прятала детские вещи на чердаке. Вся эта мишура не трогала её чёрствое сердце. Шрамы не были исключением. Ей не нужно было напоминание о случившемся, она и так всё отлично помнила. Вздохнув, шатенка аккуратно сложила пижаму в пакет и вышла из палаты. Её ранения были не особо страшными, большей частью так рано выйти из больницы ей помог Шамал, примчавшийся по одному слову Реборна. Трайдент просто не мог оставить Цуну в беде, ведь она была девушкой, притом очень красивой. В коридоре её ждали мать и Реборн: Гокудера выписывается только через неделю, потому что Шамал ему помогать отказался категорично. Ямамото так же выпишется через неделю, а Рёхей не пришёл, потому что сама Цуна так сказала. И так слишком много народу рядом. - Цу-чан, точно в порядке? – Нана обеспокоенно осмотрела дочь, задержавшись на шраме на лице. Реборн подумал, что теперь Цуна больше чем обычно похожа на некоего босса Варии. Эти ожоги словно объединяли их мерзкие характеры в одно целое. Интересно, что будет когда они встретятся? Цуна молча подошла к матери и обняла её. Испытав кучу различных эмоций, Цуне хотелось привычного спокойствия. И пусть всё горит синим пламенем, дайте ей хоть чуть-чуть насладиться обычными буднями, старым ритмом жизни. Пока она лежала в больнице, подошёл к концу первый триместр. Экзамены Цуна сдавала, лежа в больнице, отправляя ответы на сайт школы. Что поделать, если по-другому не получится? Наступили летние каникулы, целых полтора месяца счастья и безделья, уж кто-кто, а Цуна на дополнительные не ходит. Правда оставался ещё и Реборн, но и с ним она что-нибудь придумает. - Да всё нормально. Идёмте, - нехотя кивнув репетитору, произнесла Цунаёши. Нана ещё раз осмотрела дочь, забрала у неё пакет с вещами (а Реборн забрал пакет у Наны) и потянула Цуну за руку к выходу. Так, держась за руки, они вступили под палящие лучи солнца. Пожалуй, впервые с прихода Реборна, Цуна ощутила себя полностью счастливой. Если прикрыть глаза или отвернутся, можно создать идиллию того, что никакого Реборна тут нет. Они идут только с мамой. Цуна и Нана. Больше никого. - Мама-сан приготовила восхитительный обед. Слишком не наедайся, Цуна, растолстеешь после больничных кашек, - разрушив мечты ученицы, заговорил Реборн. Цуна скупо кивнула, вновь убеждая репетитора, что она замкнулась в себе, вытащив из глубин своей души ту Саваду, что встретила его впервые. Это не особо радовало. Мужчина поднял взгляд на небо, такое ясное и голубое с невыносимо жарким солнцем. В июне лето не так сильно вступало в свои права, часто хлестали дожди, и небо серело. Реборн в то время ещё мог ходить в своём неизменном строгом костюме, не расстёгивая пуговицы пиджака. Однако сейчас и в простой рубашке, сшитой из позволяющей телу «дышать» ткани, было душно. Поневоле он завидовал беспечной ученице, надевшей шорты и широкую блузку из лёгкого материала. Цуна поправила купленную матерью шляпу на голове, прикрывая слезящиеся от яркого света глаза. Ей уже хотелось поскорее спрятать нежную кожу в прохладной глубине родного дома, как, впрочем, и Нане. У них была очень чувствительная кожа, восприимчивая к солнечным лучам, после которых она высыхала и краснела. Нана в спешке позабыла намазаться специально купленным для таких случаев кремом, а Цуне и подавно не принесла. Глядя на это безобразие, Реборн невольно подумал, что в знойной Италии девушке будет нелегко. У них просто так не спрячешься в прохладных комнатах. Порой и кондиционеры с армией вентиляторов не спасают. Неспешно прогуливаясь, несмотря на палящее солнце, они и подумать не могли, что в считанные секунды идиллия будет нарушена. На дорогу перед Реборном прыгнул ребёнок, обряженный в костюм молодого бычка. Цуна удивлённо остановилась, наблюдая за процессом общения «телёнка» и учителя. - Вот он я! Зовите меня просто – Ламбо-сан или Господин Ламбо! Уа-ха-ха-ха-ха! Смотри сюда, тупой Реборн! – ребёнок бахвалился перед мужчиной, не осознавая, что может выглядеть глупо или что киллер разозлится. Цуна перевела взгляд с малыша «Ламбо-сана» на Реборна. Который делал вид, что дорога перед ним абсолютно пуста и никакого ребёнка-телёнка на ней не существует. Из чего Цуной был сделан вывод, что эти двое однозначно знакомы. - Цу-чан, кто это? - Видимо, ребёнок знакомых Реборна. Не забивай ненужными мелочами себе голову, мам. Сами разберутся, - Цуна пожала плечами, аккуратно хватая мать за плечи и уводя с места действий. Не хватало ещё её маме увидеть, как именно Реборн будет разбираться. Мало ли что. Однако Реборн оставаться с проблемой тет-а-тет не пожелал, не отставая от семьи Савада ни на шаг и по-прежнему не обращая внимания на малыша. Ламбо прыгал вокруг их компании, хвастливо вопил и капризничал. Обиженный игнорированием его персоны Реборном, Ламбо частенько отставал, скукоживаясь и утирая слёзы на глазах. При этом он повторял одну и ту же мантру: «Спокойствие!». После чего уже надеявшаяся на то, что малыш отступит, Цуна терпела поражение. Ламбо отлипать от киллера не собирался, да ещё и сердобольная Нана с ярко выраженным сочувствием поглядывала на него. - Малявка, отстань уже от нас, - холодно бросила Цуна, пригвоздив Ламбо к земле одним из своих фирменных взглядов. Нана тут же возмущённо дёрнула дочь за рукав. Цунаёши вздохнула. Женщина посмотрела на обоих своих спутников, поразившись тому мастерскому игнорированию на их лицах. Словно сговорившись, и Цуна, и Реборн не обращали и толики внимания на несчастного малыша, к которому Нана уже успела прикипеть душой. Сострадательная к чужим неприятностям и горю, Нана остановилась, сердито посмотрев то на дочь, то на репетитора, который не должен показывать плохой пример, и обернулась к Ламбо. - Малыш, иди ко мне. - Зови меня Ламбо-сан! – тут же возмутился «телёнок», заставив Саваду-старшую умилиться. Не такой реакции он ожидал, да и не послушали его, сгребая в охапку. Пискнув от неожиданности и появившейся острой потребности глотнуть воздуха, Ламбо выпучил глаза и попытался вырваться из поистине железных объятий Наны. Однако шатенка начала что-то нежно ворковать, не смотря на застывшую соляным столбом Цуну от такого поворота. - Мам, ты что делаешь? - А ты что? Вот и продолжай, а на меня не смотри. Цунаёши приоткрыла рот и так и стояла бы на одном месте, глядя вслед неожиданно взбунтовавшейся матери, пока Реборну не надоело. Со всего размаху опустив обращённого в дубинку Леона на голову ученицы, тем самым заставив несчастную упасть на асфальт, репетитор навис над девушкой. - Не находишь, что место для лежанья выбрано неудачно? Живо подняла свои нетленные мощи, Несчастная Цуна. Савада только вздохнула, привычно ощупывая голову. Такими темпами она давно уже должна была заработать сотрясение мозга, удивительно, как ещё не в травматологию не угодила. С таким-то репетитором. Расцарапанные колени (аж в кровь), Цуна для собственного спокойствия решила не трогать. Ходить по улице с кровью на ногах не ахти, но другого выхода нет. Морщась от жгучей боли, Цуна поднялась и с трудом поспешила за семьёй. Когда-нибудь она заставит Реборна точно так же пахать носом землю. Не успевшая прийти в себя, девушка несказанно удивилась и разозлилась, когда неугомонный Реборн вдруг остановился на месте и совершенно серьёзно предложил Цуне залезть на дерево и спасти бродячего кота. Не сдержавшись, она медленно подняла голову, до тех пор, пока их глаза не встретились, и всем своим видом спросила у него: «Ты идиот?». Казалось, ей уже всё равно на те кары небесные, что может обрушить на неё вспыльчивый итальянец. Однако Реборн лишь едко улыбнулся и покрутил на пальце пистолет (но мы с вами знаем, что это Леон). В ответ весь его вид так же спрашивал: «Ты самоубийца?». Поняв, что не ей с ним тягаться (но это пока), Цуна тяжко вздохнула и полезла на это чёртово дерево. И лишь тогда, когда вся исцарапанная невероятно злая шатенка спустилась вниз с котом на руках, Реборн с таким же серьёзным лицом сообщил, что он пошутил, а Цуна – доверчивый барашек. Чаша терпения Цунаёши тревожно загудела, разбрасывая во все стороны капли драгоценного раздражения девушки. Цуна схватила какую-то палку и, наплевав на мнение прохожих и наказание от Реборна же, со всей силы ткнула ею в лицо ненавистного мужчины. Правда, другое дело, что никакого репетитора там уже не было. Он стоял чуть в отдалении, показывая, что скорость шатенки с его скоростью – ничто. Они бегали кругами, фонтанируя искрами небывалой ненависти. И лишь полчаса спустя бешеных гонок соизволили явиться домой, где предположительно их ожидал вкусный обед. Предположительно. Видимо, Нана решила наказать обоих, так как ни в холодильнике, ни на столе, ни в шкафчиках никакой еды обнаружено не было. Переглянувшиеся репетитор и ученицы застыли, как по команде, непонимающе стоя посреди девственной пустоты. Так пусто здесь было лишь тогда, когда молодые Нана и Емицу только-только въезжали в этот дом. - Вы оба – наказаны, - сурово произнесла Нана, с воинственным видом стоя на пороге кухни. За её ногу цеплялся давешний малыш в одежде бычка и злорадно похихикивал. – Нечего было так обращаться с Ламбо-куном, он всего лишь ребёнок! И никакой еды, пока не осмыслите своё поведение. Да-да, вас это тоже касается, Реборн-сан. Вы подаёте плохой пример моей дочери. За сим Савада-старшая напоследок метнула взглядом молнии и оставила придавленных новостью наказанных в одиночестве. Цуна несколько жалобно подняла на Реборна влажные глаза, подражая трепетной лани, и спросила: - Я не ослышалась? Она действительно отказалась готовить?! – и, кивнув сама себе, неожиданно вызверилась: - Да какого чёрта?! Знаешь что, это твоя вина, придурок! Ей уже, похоже, всё равно, пространно заметил Реборн и решил простить ученице её смелую реплику. А она всё никак не успокаивалась, в довершение всего врезав ногой по коленной чашечке доверчиво открытого Реборна. Запрыгав на одном месте, итальянец трижды проклял себя, напоминая, что этой девчонке неведомы этапы доверия мафиози. А ведь сегодня он попытался довериться ей. Никому другому (ну может кроме Луче, Арии и, наверное, Фону) не удалось бы застать его врасплох. Злая до чёртиков шатенка заперлась в своей комнате, твёрдо решив, что Реборн сегодня обломится. Не хватало его ещё в свою постель после всего происшедшего пускать! Сделав уроки на завтра (домашнее задание взято у Кёко), Цуна так и легла спать голодной. * Следующее утро ознаменовалось прыгающим на её кровати малышом. Ламбо похоже было всё равно, что он отдавил шатенке всё, что можно было отдавить. Цуна терпеть не могла детей, а жалости у неё не было и в помине. Приподнявшись на локте, девушка схватила ребёнка за шкирку и вышвырнула из постели на пол. Ламбо с криком упал, ударившись головой об пол и разревелся. Цуна прикрыла уши подушкой и пыталась понять, как вообще пятилетка смог пробраться в её комнату. Она любила ночную прохладу, а комары не пугали тех, у кого на форточках противомоскитные сетки, и звуки с улицы не беспокоили чуткий сон шатенки. Прислушавшись, Цунаёши услышала прерывистое пение матери. Значит, Нана вешала бельё. Не обращая внимания на ревущего ребёнка, Цуна вылезла из постели. Наступили летние каникулы, наконец, можно спать дольше шести утра. Правда Ламбо разбил все планы и мечты Цунаёши, ведь на часах стрелки показывали семь утра. Вот он – закон подлости. Не успела девушка и вздохнуть, как дверь в её комнату распахнулась, являя Реборна во всём его великолепии. Цуна застыла на месте, понимая, что замок просто-напросто выломали и ещё неизвестно, кто это сделал. Может Реборн внезапно заделался в педофилы и решил понаблюдать за ней ночью… Хотя это уже откровенный бред. - Я смотрю, ты уже проснулась, - тщательно игнорируя Ламбо, снисходительно начал Реборн. Но малышу надоело, что его прерывают, а потому он, полный решимости доказать, что имеет право голоса, достал из своей гривы несколько гранат. Савада аж рот приоткрыла от удивления. Что за вселенская несправедливость? У неё даже перочинного ножа никогда не было, а эта малолетка с гранатами спокойно шарахается! - Слушайте Ламбо-сана, слуги! «А самомнение у него ого-го!» - подумала Цуна, бросаясь вперёд и успевая отобрать одну гранату. Правда весь её запал спал, когда она поняла, что держит в руках верную погибель. Её взгляд остановился на гранате, зажатой меж её пальцев. Отшвырнув от себя Ламбо, Реборн перехватил две гранаты в воздухе, одну метко пнул в окно, предварительно выстрелив в стекло из трансформировавшегося Леона. Через проём так же пролетели две товарки улетевшей гранаты, когда Реборн рванул к замершей ученице. Отчего-то пальцы её не хотели разжиматься, так что Реборну пришлось с силой врезать ребром ладони по предплечью. Рука непроизвольно расслабилась. Один за другим за окном прогремело четыре взрыва. Киллер угрожающе посмотрел в сторону Ламбо, понимая, что всего одна секунда отделила бы его руки от остального тела. Всего одна секунда промедления. Однако он совершенно забыл про Цуну. Повернувшись к ней, киллер застал её, трясущуюся от ужаса и страха. Цуна сидела на корточках, прижимая ладони к ушам и крепко зажмурилась. На её лицо отчётливо проступала паника. Она никогда раньше не боялась взрывов, не боялась огнестрельного оружия и даже смерти. Недаром девушка даже не вздрогнула, когда в самый первый день Реборн застрелил её птицу. Но пистолет был применён по отношению к попугаю, а взрыв она испытала на себе. Это ещё одна её фобия. И Цуна отчего-то понимала, что от неё будет непросто избавиться. Может быть потому, что тот старый страх она так и не смогла перебороть? - Эй… Цуна! – страшных взрывов больше не было. Но Цуна не спешила приходить в себя, всё больше вжимаясь спиной к кровати, и Реборн мог поклясться, что в уголках глаз её выступили слёзы. Дети чувствуют чужие страдания. Ламбо хоть и был эгоистичным малышом-киллером, но обладал широким сердцем. Поняв, что его игры зашли слишком далеко и эта неприветливая девушка плачет, Ламбо осторожно утёр свои слёзы. Хмурясь, с открытым ртом, малыш мелкими шажками приближался к шатенке. Реборн отступил на шаг назад, думая, что стоит передать Хранительницу Неба её Грозе, ведь именно Ламбо должен будет в будущем отводить от семьи угрозы. Даже если они внутренние. Ламбо прошёлся ножками по ворсистому ковру, об котором разодрал верхний слой кожи на ладонях, когда Цуна столкнула его с кровати. А потом положил свою руку на голову Саваде, пытаясь своеобразно помочь и подбодрить. Но ни Реборну, ни Ламбо не стоило забывать, что это Небо – не такое, как все. Это Небо – беспощадно, даже к своей семьей. Этому Небу вообще не нужна семья, ей нужны последователи. Цуна вздрогнула, а затем отпрянула в сторону и в ужасе совершила то, за что действительно раскаивалась. Сделанного не вернёшь. Реборн застыл с гримасой полного непонимания, переводя взгляд с ученицы на Ламбо, из носа и разбитой губы которого текла кровь. Мальчишка не понимал, почему его ударили, да ещё так жестоко. Он ничего не понимал, но одно знал точно: к Саваде Цуне он не подойдёт ни на шаг. Реборн подхватил малыша и скрылся с ним в ванной. Промыв ему лицо и залепив пластыри, он отпустил его на все четыре стороны, не настроенный выслушивать его плач. За утешением Ламбо рванул к единственному тёплому человеку – Нане. - Ты понимаешь, что ты творишь, Савада Цунаёши? Цуна не понимала. Не хотела понимать. - С меня достаточно. Ламбо – тот, кого я выбрал. Он часть мафии, сын главы семьи Бовино. И он станет твоим приближённым, не обсуждается. Вставай, Цунаёши, мы идём в поход. Страшнейшие предположения девушки сбылись. Они действительно отправились в поход загород, однако почему-то к середине дня девушка оказалась совершенно одна посреди девственной природы. Реборн исчез, связь не работала, батарея на мобильнике садилась. Из вещей у неё с собой только ветровка, запрятанная в недра рюкзачка, бутылка воды и коробочка с печеньем. Потому что Реборн сказал ничего из продовольствия с собой не брать. Цуна ошибочно решила, что киллер замял тот инцидент. Этот репетитор никогда не забывает то, что увидит. А ещё он просто обожает наказывать Цуну. Только на этот раз наказание приобрело новые формы. Ещё никогда Реборн не покидал её, ещё никогда не пользовался её слабостями так явно. Цунаёши боялась одиночества. * - Вы, наверное, не понимаете, зачем я собрал вас всех здесь, верно? Высокий импозантный итальянец с харизмой, хлещущей через край, и той самой аурой ужаса, наводящей на них страх и панику, задумчиво отвёл взгляд в сторону. Его беспокойство внешне выделялось чересчур серьёзным выражением лица и нервно стучащими по поверхности стола пальцами. А в целом, он был и есть ублюдочный репетитор не менее ублюдочной девчонки. Девчонки, в чьих пальцах лежали концы невидимых поводков от их воображаемых ошейников. Даже Реборн начал ощущать эту иллюзорную тяжесть на шее. Они никак не пересекались друг с другом в сфере интересов и бытия. Лишь одна таинственная и жестокая шатенка с по-детски нескладным телом стояла поперёк их путей. Реборн вновь повернул голову, бросая своё бесполезное занятие. Куда важнее, наладить товарищеские связи в этой разношёрстной компании, пока некая шатенка блуждает в зачарованном пламенем Тумана лесу. Что ж, набор Хранителей не впечатлял, но всё ещё впереди. Уж с таким репетитором, как Реборн, все эти парни просто обязаны были стать той несокрушимой стеной, что всегда отделяла боссов Вонголы от внешнего мира. Они пока всего лишь дети, столкнувшиеся с жестоким миром преступности в первый раз. Опустим щенка Лавины, который и жизни-то не видел, будучи надёжно защищаемым властью отца. - Объясните тогда, Реборн-сан, - без тени улыбки на лице просто ответил Такеши, отрываясь от разглядывания комнаты своей неудавшейся убийцы. Странная сонливость напала на него в тот миг, когда нога его переступила порог помещения. Что он делает здесь? В обители злейшего врага, на территории опасной хищницы, что давила не силой, а разумом. У Ямамото и мысли сдать Цуну полиции за прошедшие недели не возникло, как и у всех тех, кому не посчастливилось встать на пути шатенки. Ведь он пёс, которому сломали жизнь и тело, а он всё равно приполз к ней. - Если несложно, - подал голос Гокудера, многое переосмысливший за прошедший период передышки от Савады. Проигравший подчиняется победителю. За своё недолгое пребывание в мире мафии Гокудера твёрдо усвоил это простое правило. Он проиграл. Проиграл тонким бессильным пальчикам, нежной чувствительной коже и тому её жестокому ко всему миру и самой себе тоже взгляду, перед тем как раздевалку баскетбольной команды не заволокло запахом палёного. Цунаёши покорила его, он её преданный пёс. Пёс, что позволил надеть ошейник, потеряв свою гордость и достоинство. - Где Савада? – упрямо гнул своё Рёхей с момента, как итальянец связался с ним. Он бы всё равно ничего не понял, потому что не хотел понимать. Разница? Пусть Реборн первый в личном списке опасных людей, но Цуны-то рядом нет. Его состояние можно было назвать критическим. Он просто прожить дня не мог, не проверив, не натворила ли чего эта девчонка. Здоровое опасение, что, оставь её без присмотра, она сварит летучий высокотоксичный яд-вирус и отравит всё живое на планете, не покидало парня. Это будет означать полную потерю контроля Савады над своей тёмной частью, её безумие. Допустить этого было нельзя. Эти верные пёсики Цуны, Ямамото и Гокудера, теперь его как бы товарищи, а он ведь тоже пёс у её ног, разменявший свою свободу на ошейник добровольно. - Вот по этому поводу, я вас и собрал, - указав пальцем на Рёхея, хмыкнул киллер. – Цунаёши была отправлена мной в лес неподалёку два дня назад. Фишка в том, что ни еды ни воды она не успела взять… Что делать будете, когда ваша мучительница умрёт? Трое парней переглянулись. - Где Савада? – вновь повторил вопрос Сасагава, но Реборн застыл, глядя на них расширенными глазами. Перед ним сидели уже не жалкие школьники, едва снявшие с глаз розовые очки. Их Пламя Посмертной Воли загорелось ярче и сильнее, подпитываясь решимостью молодых сердец. Он видел на диване перед собой опасных хищников, и такая метаморфоза не могла не насторожить. Небеса страшны в своём великолепии. Представ перед каждым из них в омерзительном свете, Савада Цуна умудрилась завоевать их преданность через огромную ненависть к ней же. Её не простили, но приняли. Приняли лишь из-за проклятого дара Небес. - Мощнейший навигатор, что приведёт вас к Цуне, не потеряйте, - с этими словами Реборн вышел из комнаты ученицы и, усмехнувшись, скрылся в своей. Как прекрасно, что у него уже есть своё Небо. * Этот лес был полон кошмаров. Все потаённые страхи Цуны вырвались на свободу, терроризируя разум девушки. Ей казалось, что прошла вечность с того времени, как Реборн заманил её в лес. Человек, к которому она начала испытывать привязанность и доверие. Её драгоценные чувства, самые редкие в своём проявлении по отношению к другим. Такого от неё смогли добиться только четыре человека, а верными своему слова смогла остаться только мать. Реборн стал пятым, он мог стать для неё настоящим членом семьи, если бы не это предательство. Откуда-то накатила странная уверенность, что с приходом Реборна её жизнь начала катиться в отвесную пропасть. Бег судьбы не остановишь, Цуна этого и не собиралась делать. Пусть для кого-то и покажется странным и ненормальным, но ей нравилась спускаться всё ниже и ниже в бездну человеческих пороков. С каждым своим поступком она ощущала, что падает всё ниже, что отвратительней неё становится меньше и меньше человек. Совсем скоро она достигнет дна. Предатель! Одна единственная мысль билась в подсознании, в то время как девушка отчаянно пыталась найти выход из этого лабиринта. Страх, что ей причинят боль, становился всё сильнее и оглушительнее. Казалось, он затмил собою все остальные страхи и чувства, но вскоре Цуна поняла, что была не права. Есть ещё страх глубиннее страха боли. Под ней затряслась земля, пылинки поднялись в воздух и застыли на уровне колен Цуны, пока сама девушка от неожиданности и непонимания ситуации вцепилась в ближайшее дерево. Она держалась за него так, как обречённые на погибель от зубов акулы, упавшие в открытое море цепляются за жалкие обломки плота, лодки, корабля, не важно. Эта защита была призрачна и спасала только фиктивно. Савада отчаянно взмолилась, чтобы смерть её наступила мгновенно, не причиняя ей боли. Но то, что произошло далее, заставило её вновь убедиться в том, что никаких богов, несмотря на всякие сверхъестественные штучки Реборна с пламенем, нет. Здесь и сейчас, в мистическом иллюзорном лесу, куда её отправил Реборн, ожил её самый страшный кошмар. Земля комьями взлетала в воздух, обнажая кристально-чистую поверхность раскинувшегося насколько взгляд охватит океана. Цуна в просто животном ужасе обхватила дерево ногами и зажмурилась, цепляясь за кору так, что уже всё равно на обломанные длинные ногти. По пальцам побежали тоненькие струйки драгоценной жидкости, Цуна ощущала жгучую боль, но отпустить дерево не могла. Пласт земли, на котором росло это дерево, уже начал распадаться, просто отрывая запутавшиеся в нём корни. От панического страха язык во рту словно набух, мешая даже простому и бессознательно произносимому в бреду «Нет!» сорваться с губ. Лишь жалкие стоны и мысленные мольбы прекратить оставались на долю Цуны. Слёзы вскипали, едва срываясь с ресниц вниз по щеке, Нет. Нет, пожалуйста! Только не снова!.. Не снова, нет! Не надо! Умоляю, нет! Нет-нет-нет-нет-нет… Нет! Череду учащённых вдохов и выходов прервал болезненный вскрик. Показалось, что её ногу вновь обхватил тонкий склизкий жгут. Оцепенение обхватило всё её тонкое тело. А в следующий миг мир вокруг рухнул вниз, с ужасающим грохотом. Цуна продолжала лежать в том месте, куда её завёл Реборна, а затем смылся, не оставив и следа за собой. Крепко впиваясь пальцами в плечи, прижимая коленки к груди и молча умирая от страха, Цуна не слышала и не чувствовала ничего. Взволнованные голоса окружили её. И случилось то, от чего Цуна долго избавляла себя. К ней прикоснулись. Холодными сухими пальцами. После чего её сознание отключилось. * - Цуна-нэ. Цуна-нэ-э-э, очнись... Велика тяга Небес. Зашуганный шатенкой ребёнок вновь вернулся к ней, жалостливо смотря на её худое истощённое тело и теребя нерешительно игрушку в руках, способных направить гранатомёт на живое существо. Ламбо непонятно как, и для самого себя тоже, привязался к ней. Сквозь страх. У Савады всё не как у нормальных боссов, которые вели за собой доверившихся ему сознательно людей. Не-е-ет, какое доверие? Она привязывала к себе отрицательными чувствами, словно испытывала, проверяла, надолго ли хватит их выдержки, не решатся ли они на убийство в конце пути? - Цуна-нэ, п-пожалуйста... Мама-сан ждёт... О состоянии Наны и говорить не приходилось. Едва выписавшись из больницы, дочь снова в неё попадает, причём с непонятным диагнозом. Нервный срыв, то чего боялась Нана больше всего. Цунаёши вся покрылась испариной, дрожа всем телом от необъяснимого чувства паники, преследующего её даже во сне. Этот страх, страх воды, даже не самой воды, а того, что её много в одном месте. Море, речки, бассейны, ванны да даже наполненная одной водой кастрюля! Как напоминание о тех днях затворничества. Двадцати восьми днях одной воды вокруг. Сквозь бред она почувствовала чью-то маленькую ладонь, сжимающую её собственную. Детский голос, умоляющий о чём-то, дрожал от переполнявших маленькое тело эмоций. Эта тревога, искреннее волнение и сопереживание, желание, чтобы она наконец вернулась... Это непохоже на мать. Кто это? С трудом разлепив глаза, ресницы которых слиплись между собой, сквозь мутную пелену и расфокусированность взгляда, Цуна пыталась увидеть его. Того, кто сумел пробраться к ней, вырвал из череды бесконечных кошмаров. Её собственная комната, значит мать не дала увезти её в больницу. Реборн вернулся за ней?.. - Цуна-нэ... Этот голос... Цуна повернула голову, ощущая, как затекшие мышцы начинают ныть. Кажется, она уже поняла, кто это. Несуразный капризный избалованный ребёнок, одевающийся в сценическую одежду, обладатель несносного характера, сильнейшего самомнения и убеждённости, что лучше него никого нет. Маленький планктон. - Л-ламбо?..