Имбецил

Лучше бы в лобик поцеловал на прощание. Покойников так и целуют… Псина заскулила и встала – я услышал цоканье когтей, а затем и шаги. Диван прогнулся и заскрипел. Тур неповоротливо улёгся на диван, даже не касаясь меня, и, с силой вырвав у меня из-под задницы скрученное одеяло, укрыл им и меня, и себя, насколько хватило. Я молчал. Слов не было. Внутри жил страх. Я был уверен, что он уйдёт. Я бы именно так и сделал. Оставил меня наедине с псом-убийцей. Он же не просто так рассказал мне историю? И он так же, как и лысый Димон, знает про мой страх. Урод! Тупой уродливый имбецил. Но всё же я рад, что он остался. Крутился я долго. Мучили вопросы и рядом сопящее горячее тело. Я мёрз, а ему хоть бы хны. Боров. Стянув с него одеяло, я завернулся в него и уткнулся в стену. Я так и не узнал, что имел ввиду Быков, когда сказал, что Веник - не хозяин квартиры. Я сам видел документы. Нарик вступил в права наследования. Юрист подтвердил. Завтра с утра навещу этого растамана. За мыслями и планами на завтра я не услышал скрип дивана и уже поздно понял, когда горячее, большое, сильное тело нагло пододвинулось ко мне и обняло, подсунув под нос свои вонючие бинты. Педрила! Закопавшись поглубже носом в одеяло, я уже сам втиснулся в стену подальше от него, хотя мог и свалить бы, если бы не псина. Проснулся я от скулежа и причмокивания на самом краю дивана. Моя рука свисала почти до пола, а её кто-то лизал. Было мокро и противно. Я бы заорал или дёрнулся, или вообще упал, если бы меня сзади не обняли за живот, руку не удержали и властно, но с нотками брезгливости не приказали: - Расслабься, сцыкло. Он ничего не сделает. Я обернулся, ошалело косясь на имбецила, спящего какого-то хрена у стены. Какое расслабься! Клыки псины задевают кожу! - Я сказал, расслабься. Закрой глаза, если хочешь, - уже с нажимом проговорили мне в ухо и чуть укусили за него же. - Он просто лижет… Великим усилием воли, чтобы не треснуть имбецила, я закрыл глаза, покрываясь испариной. - Теперь погладь его. Он совсем ненормальный?! - Ну! - Не… могу… - прошептал я, пытаясь всё ещё убрать руку от мокрого языка. Псина, будто поняв это, жалобно заскулила и улеглась на пол. Широкая, мозолистая ладонь Тура спустилась под одеялом ко мне на пах, сжимая с силой яйца, а затем и поглаживая член. - Что… ты творишь… пидор…- еле проблеял я, но этот боров не ответил, зато, оттянув мои труселя, стал активнее шурудить своей лапой уже по моему хозяйству. Я проклял всё на свете! У меня встал, сука! И ещё как! - Видишь, патлатый, даже такая эгоистичная сволочь, как ты, любит ласку, - прохрипели мне язвительно на ухо. – Чем он хуже тебя? Тем, что не скрывает этого? Или тем, что виноват ты, а он извиняется и лижет тебе руки? - А я и не скрываю ничего, и извиняться мне не за что! – сипло огрызнулся я этому недофилософу и немного приподнял бёдра. Пусть дрочит! У него талант! Тур, как ни странно, не остановил поглаживания в ответ на мои наглые действия, наоборот, обхватил мой стояк, что я даже всхлипнул от его жёсткой, но в то же время горячей лапы. Как-то это всё неправильно, по-пидорски извращённо, и так, сука, заводит! Мне дрочит имбецил! Только я об этом подумал, как меня развернули, убрав руку с пола, и с силой и каким-то просто бешеным, остервенелым напором Быков впился в мои губы, жёстко кусая, засасывая и царапая щетиной. Я замычал, сопротивляясь. Кроме собак я ещё не люблю, когда меня целуют в губы и дёргают или копошатся в волосах. Убил бы, но он отлично дрочит, ещё бы отсосал своими пухлыми и супернежными, бабскими губами… - Сюда, мальчик! – оторвавшись от моих губ, хрипло пробасил Тур и похлопал меня по животу. Я уже хотел сказать, что он дебил, но когда увидел, что на постель, на мои ноги, прижав уши, запрыгнула черная туша, то чуть не умер. - Убери… его, – запаниковал я, боясь шевельнуться. - Страшно? – спросил, склоняясь к моему лицу, этот имбецил, разглядывая меня своими черными глазищами. На лице его не отобразилось никаких эмоций. Ноль! - Да… убери его! Имбецил ничего не ответил, все так же глядя на меня. - Пожайлуста, - выдавил я из себя зло. - Было бы так страшно, хуй бы так не стоял, - прохрипел этот псих и погладил мой член, про наличие которого я даже забыл. – Нравится, значит? А говорил, что не педик. - Иди нахер… и псину свою прихвати! – опять огрызнулся сипло я, не зная, что делать, и как реагировать. Зато псина отреагировала – тихо заворчала и поудобнее устроилась на моих ногах. Довольно легко, словно не весил больша ста кг, перекинув свою тушу через меня, Тур встал на ноги и, потрепав черного, довольного, раззявившего пасть монстра по голове, обратился ко мне: - Покормишь его кашей и мясом с овощами… - заметив мой дикий взгляд, ещё, сука, ехидно добавил. – Если не обосцышься и не сдохнешь от страха. - Ты ещё пожалеешь об этом, - прошептал я, вкладывая в эти слова не просто ненависть и всю злость, ещё и безысходность. - …тупой имбецил… - Я уже жалею, что сразу не выкупил эту грёбанную квартиру у этого нарика-Веника. Проблем было бы меньше на одну звенящую дрянь! - процедил имбецил, кривя свои губы. – Так что развлекайся, голубок! Собрав свои шмотки, этот урод свалил, на этот раз оставляя меня наедине с псиной-убицей. *** Со злостью хлопнув дверью, Быков зашёл к себе, чтобы переодеться. Терпение закончилось, а ещё нужно ехать в питомник, потом в больницу - обработать раны, прокапать хрень какую-то и заново кое-что подштопать. Пара швов разошлись, когда эта дрянь локтём своим заехала. Ночью пожалел «мальчика», стерпел, думал же, что порвал дрянь, а зря. Надо было трахнуть и оставить на ночь со Спайком, чтобы поумнел. Яд с этого языка сочится, как из бочки. Ну, ничего. Пусть теперь посидит. За засранца Тур уже не переживал. Он даже не соврал вчера про то, что патлатого нахала Спайк взял под опеку. С чего - не понятно. Может, запах учуял на Артуре, а может, и правда решил взять его в «стаю» как сучку «вожака». Быков усмехнулся сам себе. Что сучка, то сучка. Языком машет не хуже, и да, даёт «вожаку». Хоть и в жопу. Ночью Тур не стал объяснять, не умел красиво, и не поймёт засранец, почему и что за «стая». Да и не стая никакая, просто слово "семья" не подходит для него со Спайком. Два потрёпанных жизнью одиночества, злобных и ворчливых. Натянув, шипя, спортивные штаны, боксёрку, а наверх толстовку, Артур взял ключи от машины, убрал на всякий случай ампулы со снотворным и пачку шприцев с тумбочки в прихожей и, закрыв дверь, вышел на площадку, чтобы прислушаться к соседней двери. Не верил Тур, что язва сможет загнуться от страха. Не такой он и слабачок, как кажется. Первый раз, когда заметил, что длинноволосый боится собаку до дрожи, не придал значения. Спайка все боятся – крупный, массивный ротвейлер с рядом белоснежных острых зубов многих пугает, а вот когда собственными глазами увидел, что у Язвы приступ случился с нехваткой кислорода и пеной, то струхнул. В больнице у медсестры, что его штопала, выспросил, что да как и от чего. Оказалось, что всё не так плохо, и все беды и разные атаки панические из-за головы тупой. А уж утром, когда Спайк после прогулки виновато, периодически косясь на хозяина, не против ли он, прыгнул на диван, где всё пространство заняла уже язва красноволосая, и нагло пристроился к тому под тёплый бочок, Тур понял: у Звеняшки нет выбора. Спайк не то, что не обидит, наоборот, будет «белым и пушистым» и опекать. Даже когда Тоха, из-за того, что спит как долбоёб и вертится постоянно, спихнул рота на пол, тот не был против – улёгся на пол, чуть поскулив обиженно из-за того, что выкинули с нагретого места. Быков даже успел заснять на телефон, как эти двое спят в обнимку, чтобы при удобном случае ткнуть носом язве. Пусть подавится – собаконенавистник психованный. За дверью Быков ничего интересного не услышал: маты, шипение и скулёж. «Сучка» - шипит и ругается, значит не хряпнулась в обморок, а вот кто скулит, определить сложно, то ли Спайк на жалость давит, то ли «сучка» всё же хряпнется в обморок. Ничего! Рот быстро своим языком в чувство приведёт эту красноволоску. Ухмыльнувшись, Быков с удовлетворением поехал в питомник. Кто-то сегодня будет «очень рад» его возвращению ДОМОЙ, особенно если дойдёт до кухни и прочитает свой новый договор аренды. Говнюк патлатый!