Имбецил

Дима летел к дому Туру на всех парах. Звонок Соловейчика застал его на работе на инструктаже: он отправлял парней на новый объект и давал последние наставления. Сам поехать Дима сможет на объект только через пару дней, после встречи с новым клиентом, и как он надеялся, после заключений договора, поэтому и приходилось парней одних отправлять. Отправка десяти здоровых лбов на новый объект всегда была делом хлопотным и по бумажкам и по технической части, а учитывая, что Тур бухал, то и подавно, ведь Дима всегда заведовал бумажками и коммуникативной стороной, а Быков всем остальным: по технике и материалам. И теперь без Быкова было тяжело. Это заметили даже парни и Кристинка, но молчали и вопросов не задавали, чтобы не навлечь на свои головы беду – Димон был не в духе последнюю неделю, зашиваясь и разрываясь между бумажками, клиентами и объектами. Давно Димон так не вкалывал. Это поначалу ему казалось, что всё будет хорошо, только вот беда не ходит одна. Бедой для себя Дима обозначил забухавшего Тура, одувана – мелкого паршивца, просто сводящего его с ума по ночам во сне (как наваждение психозное), и как апогей кучу работы и сдачу последнего крупного объекта по охранке. И если со сдачей объекта Дима вопрос решил, чуть ли не ночуя в офисе и машине (объект был в другом городе), то вот с первыми двумя было туго: к Туру он сделал было одну попытку сунуться и поговорить, надеясь, что тот слез со стакана, но был коротко послан, а звонки тот вообще стал игнорировать. С одуваном дела обстояли так же, если не хуже. Зацепил он Диму и сильно, но гордость, самцовость и ещё куча разных сомнений и заморочек, плюс работа и банально нехватка времени не позволяли раньше вырваться и поговорить с ним. Единственное – Дима узнал номер Соловейчика у Сушко и написал смс упрямцу, что приедет сегодня в шесть, но звонок с неизвестного номера сорвал его раньше. И ведь всё в одном флаконе! Звонил никто иной как одуван, мелкий дьяволёнок, который отказался от встречи, да ещё и передал от патлатого «новости» про Тура. Чтоб их! Особенно патлатую заразу, ведь он виноват и именно он через одувана передал радужные «новости», так что летел Димон убить патлатого, и это минимум. Надо же ему на ком-то хотя бы сорваться, в тренажёрку до груши ему нескоро добраться, а тут как сам Бог велел. Дверь открыл Тур с капельницей в руке навытяжку. Осмотрев хмурого и бледно-сине-заросшего, с тёмными кругами под глазами, но живого и вполне, вроде бы как, вменяемого Тура, Димон нахмурился. - Паршиво выглядишь, – вместо «здрасьте» начал Дима. – И на дохлого не тянешь. Тур ещё больше нахмурился от слов Димона, но вместо вопроса, который хотел задать: что имел ввиду бывший друг, – спросил другое: - Зачем пришёл? - Где патлатый? – вопрос прозвучал с угрозой, и Тур напрягся, собираясь прикрыть дверь или воспользоваться ей в случае чего, но Димон опередил и, вставив ногу в проём, расправил руки, чтобы он этого не сделал. Сопение двоих слилось в унисон в одну секунду. Они и смотрели дуг другу в глаза, как враги заклятые, пока из квартиры не донеслись приглушённые голоса. Димон насторожился, а поняв, кто в квартире, даже кисло оскалился. - Мы с тобой поговорим потом. – Произнёс лысый и напролом пошёл в квартиру. У Тура в его состоянии не было шансов – бывший друг вместо того, чтобы поговорить или спросить хоть что-нибудь, в один миг оттолкнул слабого Быкова и ворвался в квартиру. Большая кухня позволяла разгуляться всем, поэтому пока Тур вырвал мешавший, запутавшийся на руке катетер и откинул от себя порванный пакет с лекарством, пока доковылял до кухни, как раз успел на разбор полётов: - … на поминки Тура пригласил, тварь?! - ревел белугой Димон под громкий лай Спайка, который не знал, как реагировать на происходящее, и бесновался, скалился, рычал, лаял на всех подряд, крутясь как белка в колесе между Димоном, Тохой и одуваном. Перед псом стояла дилемма, от которой рвало башню. Крик, злость, исходившая от друга своего вожака, ощетинившаяся сучка, страх мелкого, вроде бы пока не проявляющего агрессию незнакомца, отсутствие хозяина – этот бешеный коктейль приводил пса с неустойчивой психикой в состояние истерии, и он уже готов был броситься на первого попавшегося. - Да я тебя, гнида, сгною в дерьме! Ты, мразь, из этого города выедешь только в мешке… - После тебя, гондон лысый! – огрызался Тоха, периодически одёргивая блондина, который порывался что-то сказать, но всегда неудачно. Тур пришёл вовремя. - Спайк, ко мне!– сразу отдал он команду роту, и как только пёс, не с первого раза, но послушался, подошёл и сел у его ног, потрепал его по голове, сообщая уверенность и спокойствие, что он рядом и что сейчас он всё решит. Димон воспользовался тем, что рот ушёл с дороги, и кинулся к Тохе, желая придушить эту мелкую мразь, которая любит шутить. Он же на самом деле решил, что с Туром что-то случилось. Зная Роевского, сомнений на этот счёт у него не возникало, ведь тот, кто сдал пса на живодёрню без зазрения совести и жалости и кто собрал компромат на своего же родителя, запросто смог бы что-то сотворить с Туром, при том что тот бухал. А то, что здесь ещё находился одуван, вообще приводило в бешенство Димона, ведь означать это могло всего пару вариантов, и те не радовали его. Вывод напрашивался один: одуван – двуличная шлюха, набивающая себе цену, а Димон – дурак, решивший оставить Тура наедине с этой красноволосой паскудой. Поэтому-то Димон и решил для себя, что размажет этого сопляка по стенке ровным слоем, чего бы это не стоило ему. Тур не остался в стороне, когда Дима накинулся на звеняшку, и бросился оттаскивать его. Всё-таки какой бы ни дал отпор Антон, Дима больше его по телосложению раза в два, да и опытнее. Про знание приёмов и долгие боксерские тренировки говорить не стоит. Одуван пискнул, прижатый к столу за спиной Тохи, когда в эту вакханалию рыча кинулся Спайк. Пёс был на взводе, и если раньше не знал, кто враг, то теперь знал и без команды: враг – тот, на кого набросился его альфа, его вожак, его друг и хозяин. Лысый отпустил Тоху, не сразу, а как только Спайк вонзил свои клыки ему в икроножную мышцу. Спайк ориентировался по запаху и кусал то, что видит. В поле видимости оказалась нога Димы. До шеи он не смог бы добраться. - Тур, убери его! – прорычал Дима в захвате у Тура, стараясь не шевелить ногой. Боль была адская, но отбиваться было бессмысленно, пока он зажат. Собака при нападении реагирует на движение и ещё больше будет трепать то, за что схватилась. Атаки псов кратковременны, но за пару секунд от попыток вырваться, а в итоге «помощи» псу, рот сможет раскурочить жертву так, что мало не покажется, вот поэтому-то Дима и превозмогал боль и не стал отбиваться, пока не видел, что творит пёс внизу. Тур сразу понял, что Спайк кого-то грызёт, но команды: «Фу!», «Место!» – результата не давали, пёс почувствовал на языке металлический привкус крови и вовсю «развлекался», пытаясь с остервенением оторвать кусок побольше. Команды и призывы перестали доходить до мозга пса, а действовал только животный инстинкт. В комнате через мгновение все замерли, будто по мановению палочки, беспомощно и с ужасом наблюдая, как ротвейлер бешено рвёт ногу Димона. Кто-то в этой сумятице пришёл в движение, кто-то стал что-то орать, кто-то шипеть от ужаса, только Тур оставался спокойным как скала, и то только потому, что решал, как поступить. - Да блядь сделай что-нибудь! – заорал прямо в ухо Тоха, цепляясь Быкову в руку и с силой её сжимая. И Тур решил. Он с ненавистью напоследок одарил взглядом Диму, потом Антона, и пользуясь безграничным доверием и любовью своего питомца и друга, с локтя ударил рота по морде, целясь в самое слабое и самое больное место – нос. Рот взвизгнул, заскулил, отпуская жертву и отлетая от удара. Этого не ожидал никто, да и кто мог? Кто знает, как отцепить разъярённого ротвейлера от своей жертвы? Этому не учат в школе. Спайк встал на лапы не сразу. У него всё крутилось и вертелось перед глазами, это было заметно, а из носа, аккурат между широко раставленных лап, на пол струйкой текла кровь. Все находящиеся в комнате замерли, с шоком следя за собакой, а заодно и за Туром, который так же, как и его пёс, расставив неуклюже и широко ноги, сжав кулаки, смотрел себе под ноги. - Спайк. Иди ко мне, мальчик… - срывающимся голосом захрипел Тур, придя в себя и пытаясь протянуть подрагивающую руку к морде Спайка, но тот оскалился и на разъезжающихся лапах встал в оборонительную позу, мотая башкой и разбрызгивая кровь по всей кухне, которая еще больше пропитывалась запахом крови, страха, боли и напряжённости. Все стояли как изваяния, боясь сделать лишнее движение, даже Димон с окровавленной ногой стоял молча, сжимая зубы, а заодно прижимая рукой разодранные огрызки брюк и рану. Тоха попытался что-то сказать, но рот среагировал и стал ещё более яростно рычать и, болезненно морщась, делать короткие броски на окружающих, в числе которых был и Тур. Он потерял свой авторитет, потому что предал. Тура надо было видеть в те минуты, чтобы понять, на что он пошёл. Собака не кот: это животное преданно всегда, несмотря на условия существования, а иногда и вопреки им, но всегда надо помнить о том, что у всех есть душа, эмоции, своя психика. Бешеные озлобленные псы не просто так появляются на улицах, их создают люди своим отношением к ним. К тем, кто готов всегда служить и отдать жизнь в случае чего, но требуя взамен всего ничего– уважение, ласку и понимание. Пёс не будет служить и не будет предан, пока хозяин эгоист. Не бывает такого, чтобы кто-то только брал, но не отдавал. Всё взаимосвязано, и Тур прекрасно это знал, когда бил Спайка, который ринулся защищать его. И знал, что Спайк может отвернуться. Знал, но всё равно ударил, потому что Дима тоже дорог ему, как и Антон. Ему по большей части не оставили выбора, и он его сделал и теперь расплачивался за это. Уже в который раз. - Тур, подожди, пусть он остынет, - негромко, морщась, произнёс Димон, понимая друга и понимая, как дорог ему этот пёс. В своё время он помог Туру забрать рота из-под пули и даже помог сделать бумаги на пса. Тур не услышал Диму, да и не хотел. - Спайк, иди ко мне, - позвал Быков рота, который очередной раз на команду оскалился и зарычал. Он, наверное, ещё долго уговаривал бы пса, пока не вставил свои пять копеек задолбавшийся нервным ожиданием Тоха: - Убери свои культяпки от собаки! А ты место! Одуван, до этого молчавший и сидевший как мышь под метлой, попытался остановить взбесившегося Роевского, но его, видать, остановил бы только танк сейчас. - И ты лапы свои убери от меня! – огрызнулся Тоха на одувана и пошёл к Спайку. Спайк не ожидал, что его оглушат приказом со стороны, поэтому от шока (не иначе!), поскалившись, сел на куцый зад, попеременно облизывая кровавую морду и рыча на движения, только вот Роевскому по ходу жизнь стала немила. - Если ты, монстр бесхвостый, сейчас меня укусишь, я тебя сам, покусаю, а в твою хавку нахрен насыплю пургена, и выгуливаться ты будешь на балконе, только для того чтобы поссать. Ты меня понял?! – рычал Тоха, подходя всё ближе к роту. Тур, как и одуван, хотел остановить этого придурка, но этот придурок инстинктивно повернулся к Быкову передом и угрожающе зашипел: - Только попробуй! Тур в лице поменялся. Поворачиваться к злобному, озверевшему от боли и предательства псу спиной, да ещё и орать – идиотизм чистой воды, и это, видимо, понимали все, кроме Роевского, как и то, что Роевский – психованный идиот. Спайк, правда на эти телодвижения не отреагировал, на счастье Тохи, зато Тур дошёл до точки кипения и, схватив пацана, притянул к себе, стараясь не сводить взгляда с рота. - Пошёл вон из моей квартиры, придурок! - медленно, негромко, под болезненный скулёж Спайка рявкнул Тур в лицо Тохи и оттолкнул его несильно в сторону выхода. Роевский хотел что-то сказать, но потом посмотрел на Спайка и улыбнулся, криво, мерзко и натянуто. - Твой хозяин тупой имбецил. Наблюдающие за этой сценой Одуван и Димон молчали. Димон – потому что знал, что не стоит лезть, а одуван, может, и сказал бы что и даже ушёл бы с Тохой, но на данный момент это было невыполнимой задачей. Напряжение в комнате спало сразу с уходом Тохи, и даже Спайк стал жалобно поглядывать на Тура сквозь редкое рычание, чем тот и воспользовался: присев на корточки, чтобы оказаться наравне с ротом, протянул к нему ладонь под угрожающий рык и стал звать и просить прощения у Спайка. Уговоры были нудными и долгими, но принесли свой результат. Спайк перестал огрызаться, более-менее успокоился. В его глазах то и дело вспыхивали жалобные и виноватые огоньки, и в итоге он сделал даже одну робкую попытку, чуть опустив голову покорно. Тур втянул носом шумно воздух, под облегчённый вздох Одувана и хмык Димона, стоявших до сих пор молча, будто обложенные минами. Это не было победой Тура, это было начало. Начало того, как он будет опять завоёвывать доверие и уважение Спайка. Он-то понимал, что сам виноват, да ещё бухал неизвестно сколько, оставив рота на попечение Роевского. Но начало было положено: Спайк не бросался, а рык стал меняться на ворчание. Свой нос осмотреть пёс не дал, да Тур и не стал настаивать и провоцировать заново пса, только налил свежей воды в его миску и поставил рядом, когда Спайк улёгся на пол слизывая с носа длинным языком кровь и пытаясь достать до него когтистой лапой. - Что с ногой? – спросил хрипло Тур у Димона, когда они наконец вышли из кухни. - Я уж думал, не спросишь, - ответил Димон, хромая следом за Туром и опираясь на одувана, так вовремя оказавшегося рядом и теперь против воли исполнявшего роль костыля. Отпускать Соловейчика Димон не собирался – к нему накопилась куча вопросов. - Все лекарства в комнате, - устало проговорил Тур, сообщая направление незваным гостям. Ему самому не помешали бы какие-нибудь лекарства, например, успокоительное и обезболивающее – руки подрагивали, мышцы на плечах тянуло от долгого напряжения, а голова раскалывалась. Рана у Димона оказалась нестрашной и не сильно рваной. Останется пара шрамов, которые украсят его, как он сам решил. Спайк хоть и пытался оттяпать кусок мяса, но у него не получилось. Димон вовремя перестал «рыпаться», а Тур вовремя подоспел. Брюки, конечно были безнадёжно испорчены, о чём и сообщил одуван, аккуратно пытаясь срезать кровавые лохмотья, пока Димон (хитрый подлец!) не стянул их вместе с обувью и не предстал перед пунцовым одуваном в одних труселях, усевшись на кровать и раскинув при этом широко ноги. Одуван опешил от такой наглости и покрылся румянцем, встав как вкопанный. Тур на этот цирк взирал молча, только желваки его ходили, что говорило о том, что он злится. - Наверное, лучше будет съездить в больницу. Пара швов здесь нужна, - вежливо выдавил из себя одуван, тем самым пытаясь избавить себя от общества этих двух пугающих мужиков. Паша чувствовал себя не в своей тарелке из-за произошедшего и из-за недружелюбного взгляда Тура. Удивляло одувана, что его ещё не выперли отсюда (а он очень хотел бы!), когда свалил распсиховавшийся не пойми из-за чего Антон. У Паши была, конечно, версия такого поведения Тохи, но уж больно неправдоподобная, ведь не мог же Роевский так распереживаться за здорового мужика, боясь, что его покусает его же пёс? Или мог? Свои домыслы Паша отложил на потом, до встречи с Антоном, ему сейчас бы самому сдержаться в присутствии наглого лысого викинга и не потерять лицо. А лысый ещё и провоцирует! - Что, хочешь вслед за Роевским? Могу устроить, – недовольно прохрипел Тур, догадавшись о мыслях Паши, подходя к шкафу и выбирая там свежую майку, а заодно штаны для Димона. - Он пока останется, - опередил Дима одувана, уже открывшего рот ответить Туру. Тур достал спортивки и швырнул их на кровать, разглядывая мнущегося, но с вызовом глядящего на него одувана, и игнорируя Димона, а заодно размышляя: не послать бы этих двоих на хер, но потом вспомнил, что пацан, похоже, разбирается в медицине и может пригодиться. - Его ногу в порядок сможешь привеcти? – кивнув на Димона, спросил Тур. С заминкой, хмуро и недовольно, но одуван кивнул, не забыв напомнить про швы, которые надо бы наложить на глубокие раны от клыков, а ещё сделать уколы от бешенства и столбняка. Во рту даже у домашних псов куча инфекций и бактерий. Тур, безразлично выслушав одувана, словно он пустое место, глянул на тумбочку с лекарствами и прохрипел: - Поставишь мне иглу с лекарством и можешь быть свободен. Одуван согласился с этим условием. Его же по-другому не выпустят, и это было понятно по агрессивно настроенному Быкову и по серьёзному и подозрительному лицу лысого. Так что лучше было согласиться. Быстро обработав под хищными взглядами мужчин неудобно расположенную рану (пришлось почти ползать на карачках перед лысым и перед его выпирающим хозяйством запакованным в тесные какие-то трусы, потому что он наотрез с ехидцей отказался лечь на живот), Паша в повисшей душной тишине вытер пот со лба и выпрямился, глядя на Тура, давая понять, что его очередь. Тур не заставил себя ждать и сел на разворошенную кровать. Ему не улыбалось стоять у окна, подпирая подоконник, ему всё ещё было хреново, а после произошедшего его потряхивало то ли от злости, то ли ещё от чего. Слишком много чего произошло за столь короткое время. И это было на самом деле слишком даже для него. Одуван легко справился с иглой, поставив её на этот раз в другую руку. На той Тур разворотил всё, что можно, поэтому пришлось ещё и обработать её и забинтовать, всё же вена. С лекарством встал вопрос. Запасного не было, а другой пакет, лежащий на тумбочке, надо знать, как и когда ставить. Паша не знал, поэтому и не стал ставить. Он не врач! То, что его мама таскала его в больницу и заставляла помогать, ничего не значит. - Да ставь ты этот грёбанный пакет, - не сдержался Тур, рыча на одувана. Одуван нахмурился и встал как вкопанный. Его терпение тоже не железное – он прогулял практику, а сейчас уже прогуливает и остальные занятия, включая и зачёты. Помощь – это одно, но вот так садиться себе на шею он не позволит. Димон не успел вставить слово. - Я не врач. Эти лекарства должны быть по времени и по дозировке. Так что звоните тому, кто это назначал, или вызывайте скорую, а мне надо идти, - отчеканил чётко, громко, но вежливо Паша и, развернувшись на одном месте, пошёл на выход. - Стой! - скомандовал Димон, сидевший до этого тихо на кровати с краю, и подпрыгнул на одной ноге к одувану хватая того за тонкую руку. – Тебя ещё никто не отпускал! Паша с ненавистью посмотрел на лысого, подбирая слова, чтобы не сорваться, как до этого сделал Тоха. - А я и не спрашивал, - дёрнув очень сильно рукой вперёд, а потом назад и вырываясь таким образом, холодно произнёс одуван, давая понять Димону, что разговор окончен раз и навсегда. Дима не стал задерживать паршивца. Он его потом (сегодня-завтра) обязательно найдёт и припрёт к стеночке, сейчас его заботил больше всего Тур, поэтому, повернувшись к Быкову, Димон проговорил: - Теперь рассказывай, какого хера ты забухал, как скот, а перед этим трусливо уволился. Тур отмалчивался и сопел, но Дима не отступал, и в итоге Артур не выдержал под натиском и сдался. - Ты придурок, Тур, - устало, с толикой злости подвёл итог Димон, после неловкого признания. Тур сам это осознавал, причём почти сразу; и от этого ему было ещё хуже, и он ещё больше это всё заливал вискарём, поэтому на слова Димы кивнул. Надо было прийти и в лоб спросить у Димона всё, а он как какая-то баба сразу написал заявление на увольнение и даже нос сломал ему, уверенный в своей правоте, так что ему было элементарно стыдно перед другом. Но он хотел поговорить с ним, но позже. В комнате повисла неловкая тишина, но ненадолго. - А ведь я струхнул. Думал, и правда эта паскуда патлатая что-то с тобой сотворила, но увидев, как он самоотверженно и по-идиотски кинулся тебя спасать от Спайка, охренел, - тоже признался, улыбаясь, Дима, беря штаны с кровати и пытаясь их безрезультатно надеть. – Выдрессировал ты, оказывается, этого неформала. Тур, посмотрев на потуги друга, стараясь игнорировать его слова про Тоху, про «спасение» и про «выдрессировал», встал и, пошатываясь, дошёл до шкафа, достал из его недр чёрные шорты и кинул Димону. - Бурый в городе? - Теперь понятно, кто тебя откачивал, - хмыкнул Димон. – В городе. Завтра уезжает на новый объект, так что звони и спрашивай про дозировку, как сказала блондинистая медсестричка. – Последние слова он произнёс с издёвкой, что не укрылось от Тура, но спрашивать Тур не стал, ему бы в своём говне разобраться. Дима недолго пробыл у Тура. Нога у него опухла и болела, и надо было ехать в больницу, да и разговор перестал клеиться: Туру было хреново, голова гудела, и он бы с радостью поспал. Лекарство, поставленное кое-как на пару с Димоном под телефонным руководством Бурьянова, начало действовать и, как он сказал должно было помочь. На прощанье Димон пообещал приехать завтра с утра, обронив напоследок с хищным выражением лица про порванное заявление, про вагон работы и про моральный и физический ущерб, который ему задолжал Тур. Тур кивнул и протянул руку Димону, крепко её сжимая. Дурак он, что так подумал о Диме, но что сделано, то сделано, и хорошо, что их дружба на этом не закончится. Да и после рукопожатия камень с души свалился не только у Тура, но и у Димы. Не хотел он терять Артура. Ни сейчас, ни потом. Слишком многое их связывает. Слишком долго они были рядом, но по отдельности. Такое если и будет вырвано, то только с куском души. Уже выходя (хромая) из квартиры Тура, Димон покосился на соседнюю дверь по площадке. Оттуда не доносилось не звука - значит неформал свалил, и скорее всего навсегда, даже если и нет, то это в принципе вопрос времени. «Добро» было получено и при свидетелях. Такой шанс Роевский не упустит, и об этом надо будет подумать. Димон стал медленно спускаться, прикидывая варианты развития событий и пытаясь вспомнить поведение Тура. Друг изменился и очень. Они все изменились, но упускать патлатого (хотя он и обстригся, Дима не мог назвать его по-другому) из поля видимости Дима не собирался. Это Тур не видит ничего, но не Димон; и сегодня эта троица: Тур, Спайк и Роевский – прекрасно и наглядно показала, что они могут существовать вместе, да ещё и готовы друг за друга глотки перегрызть. Пришло время крутых перемен.