Крайние меры

Медленно-медленно, будто специально растягивая и без того томительные секунды ожидания, тяжелая тюремная дверь с тихим скрипом отворилась, являя Нострадамусу мрачное убранство обители королевы. Глубоко вздохнув, будто собираясь надолго нырнуть под воду и не давая себе времени передумать, он вошел внутрь и мгновение спустя услышал шум теперь уже закрывающейся двери, словно отрезавшей его от остального мира. Королева, как будто давно ожидая его прихода, стояла в центре комнаты, привычно сцепив руки в замок. Но Нострадамус не спешил рассматривать ее. Пытаясь успокоить нервы, он скользил взглядом по полу, стенам, мебели, потолку — по всему, что было в этой безрадостной темнице. Наконец, собравшись с мыслями, он посмотрел на непривычно тихую королеву. Она была еще бледнее, чем вчера, и светлые волосы, спускавшиеся неаккуратными волнами на плечи, только подчеркивали ее нездоровый вид. Екатерина явно старалась спрятать эмоции за привычной маской холодности и безразличия, но, даже не слишком внимательно всматриваясь в ее лицо, можно было заметить волнение и нервозность. Это не показалось бы удивительным, если бы среди переданных Нострадамусом королеве зелий не присутствовало довольно сильное успокоительное, лично им приготовленное. Он бы и сам с удовольствием его выпил, но сегодня хоть кто-то из них должен мыслить ясно. — Вы приняли все, что я передал? — вопрос был глупым, но Нострадамус хотел быть абсолютно уверенным. Кроме того, нужно было с чего-то начать этот нелепый вечер. — Разумеется, — ее голос настолько отличался от обычного, что заставил Нострадамуса заволноваться еще сильнее. — Как вы себя чувствуете? — даже не пытаясь скрыть беспокойство, спросил он. — Хорошо. Насколько это возможно в данной ситуации, — ответила она, казалось, бледнея еще больше. Что делать дальше, никто из них не знал. Молчание затягивалось, создавая невыносимо гнетущую атмосферу. В конце концов, Екатерина не выдержала и произнесла: — Давай просто покончим с этим. И побыстрее, — на этом ее смелость закончилась, и она продолжила стоять, не шевелясь и смотря куда угодно, только не на Нострадамуса. Снова королева заставляла его делать самую сложную работу, отказываясь хоть немного помочь. Если бы он только мог сказать ей, привыкшей так или иначе получать желаемое, «нет». Если бы он был просто слугой, способным безразлично смотреть, как палач одним ловким ударом отсекает голову его неудачливой госпоже. Но Нострадамус считал Екатерину своим другом, несмотря на ее статус, характер и грязные сплетни, неизменно сочиняемые про их отношения чересчур любопытными и испорченными придворными. Почему-то одна мысль о том, чтобы потерять ее, заставляла сердце Нострадамуса сжиматься от неизвестного, но слишком болезненного чувства. Ради спасения ее жизни он рассказал о новом пророчестве и, даже когда понял, что и оно грозит Франциску смертью, не нашел в себе сил признаться ей. На что королева могла пойти в этот раз, ему не хотелось представлять, а тем более, наблюдать воочию. Королева... Не стоило лишний раз вспоминать об этом сегодня. Лучше было представить, что Екатерина — одна из тех добрых душ, которые иногда скрашивали его затянувшееся одиночество. Просто приятная, но ничего не значащая для их дружбы связь. Они забудут об этой ночи и больше никогда не вспомнят. Никогда. И Нострадамус решился. Его рука потянулась к ее шее, медленно спустилась вниз, обведя ключицу, и замерла на отвороте халата. Второй рукой он потянул слабый узел на поясе. Не встретив сопротивления, Нострадамус плавно стянул бордовую ткань с женских плеч. Ставший ненужным халат соскользнул к ногам Екатерины, оставляя ее в плотной белой сорочке. Королева замерла, по-прежнему отказываясь встречаться с Нострадамусом взглядом. Ему снова пришлось напомнить себе, что она не холодная, бесчувственная статуя, а обычная женщина. Красивая женщина. Он притянул ее за талию ближе, поглаживая поясницу и, не удержавшись, опуская ладонь еще ниже. Екатерина вздрогнула и прошептала тихое «не надо», вырываясь из его объятий. Опять. Опять она мешала ему сделать все это легче для них обоих. Нострадамус изо всех сил старался создать иллюзию того, что происходящее — следствие обычных отношений между мужчиной и женщиной, а не зачатие внебрачного ребенка с целью спасения жизни королевы Франции. Но Екатерина, словно не понимая этого, сводила на нет все его попытки. Ощущая одновременно разочарование и обреченность, он бросил ей: — Ложитесь, — на мгновение Екатерина застыла, будто только сейчас осознав, что ее ждет, но, быстро взяв себя в руки, все же направилась к кровати. Желая как можно скорее покончить со всем этим фарсом, Нострадамус быстро разделся, оставаясь только в длинной рубахе. Казалось сомнительным, что Екатерина жаждала видеть его обнаженным. Нострадамус подавил приступ истерического хохота. Еще немного, и ему правда придется пить успокоительное. Он посмотрел на Екатерину. Она лежала, чуть согнув ноги и плотно закрыв глаза. Ее дыхание было таким тяжелым, что слышалось с расстояния нескольких шагов. Тянуть дальше было бессмысленно. Он опустился на кровать, нависая всем своим мощным телом над ней, такой маленькой и хрупкой. Его ладонь легла ей на бедро, и он немедленно ощутил, как напряжено ее тело. Екатерина была словно натянутая до невозможности, готовая вот-вот лопнуть струна. Так у них ничего не выйдет. — Вы должны расслабиться, иначе у нас ничего не получится, — прошептал он ей в ухо. Екатерина в ответ сжалась еще сильнее. — Вы точно выпили все и в правильном порядке? — снова спросил Нострадамус, всерьез опасаясь, что в таком состоянии Екатерина не сможет принять его. Она промолчала, едва заметно кивнув, но так и не открыв глаз. Нужно было что-то делать, ведь времени у них оставалось все меньше. Нострадамус переместил руки ей на бока, легко поглаживая через сорочку. Стараясь сделать движения как можно более невесомыми, он провел пальцами сначала вниз, к бедрам, а потом, едва касаясь, снова вверх — почти до самой груди. Он хотел, чтобы ей было приятно, но и о себе забыть он не мог, иначе успеха им не добиться. Поэтому он плотнее прижался к ее телу, с удивлением отмечая, что оно странно горячее. Похоже, успокоительное зелье в сочетании с остальными дало этот непредвиденный эффект. От Екатерины невозможно сильно пахло травами, наверняка, как и от него самого. «Нужно будет улучшить рецептуру мазей», — отрешенно подумал Нострадамус, целуя шею королевы, зарываясь носом в мягкие волосы. По ее телу прошла дрожь, и он, больше не сдерживаясь, накрыл ее грудь ладонями, получив в награду едва слышный выдох. Довольный реакцией, он сильнее сжал грудь через ткань. Екатерина вцепилась пальцами в простыни и запрокинула голову, а Нострадамус вдруг понял, что для женщины с таким количеством детей, она сохранила хорошую фигуру, даже слишком хорошую. Почувствовав первую вспышку нетерпения, он скользнул рукой под задравшуюся до колен сорочку. Екатерина снова напряглась. Но он лишь огладил внутреннюю сторону ее бедра, медленно поднимаясь все выше. — Что ты делаешь? — лицо и шею Екатерины залила краска, когда он коснулся ее там, где имел право касаться только муж. — Я не хочу сделать вам больно, но для этого вы должны помочь мне. Расслабьтесь, — хрипло прошептал он, склоняясь к ее лицу, лаская ее все активнее и удовлетворенно наблюдая, как стыд на лице Екатерины сменяется удовольствием. Давно отвыкшей от ласк королеве не понадобилось много времени, чтобы уступить его уверенным движениям. Уже совсем скоро она раскинула ноги шире и выгнулась навстречу его пальцам, зажав ладонью рот, чтобы не застонать. И это стало сигналом для Нострадамуса: можно. Он приподнял ее сорочку так высоко, насколько это было возможно, и вошел в ставшее непозволительно желанным тело, сомкнув лодыжки королевы у себя за спиной и замерев на мгновение от нахлынувших ощущений. Мысль о том, что эта женщина, самая могущественная во Франции, столько лет использовавшая его в своих целях, сейчас принадлежала ему, доставляла даже больше удовольствия, чем физический контакт. Когда ее руки неуверенно легли ему на плечи, мужское самолюбие окончательно взяло верх над преданностью, и он прохрипел: — Екатерина, — впервые в жизни он называл ее просто по имени, даже не получая в ответ негодования или хотя бы колкости. И опьянев от вседозволенности, он накрыл ее губы своими, наслаждаясь их ни на что не похожим вкусом и окончательно стирая в своем сознании границу между женщиной и королевой...

***

Екатерину бил озноб, и Нострадамус поплотнее укутал ее одеялом. Расправив складки на одежде, он присел на кровать. — Это последствия зелий. Они все сильные, и их было слишком много, — пояснил он, дотрагиваясь до ее пылающего лба. — Я переживу, — едва слышно отозвалась королева, на мгновенье прикрыв глаза. — Полежите сегодня подольше, чем вы обычно делаете в таких случаях, — посоветовал он и, не удержавшись, коснулся ее щеки. Екатерина поспешила уйти от прикосновения, отодвинувшись в сторону. — Ты уверен, что у нас получилось? — явно нервничая, поторопилась спросить она. — Я приготовил для вас все самые действенные снадобья, кроме того, я сверял наши гороскопы — они совместимы. И сегодня четвертые лунные сутки — день благоприятный для зачатия, — заверил ее Нострадамус. Она удовлетворенно кивнула, откидываясь на подушки. — Не переживайте, все будет хорошо, — его прервал звук открывающейся двери. Вошедший стражник с удивлением посмотрел на лежащую в постели Екатерину и сидящего рядом с ней Нострадамуса. Не давая ему времени сделать ненужные, хоть и правильные выводы, провидец громко сказал: — Королеве стало плохо, вы же знаете, что она ждет ребенка, — болезненный вид Екатерины только подтверждал его слова, — в следующий раз входите без лишнего шума, и желательно постучавшись. Смутившийся стражник поторопился озвучить цель визита: — В лазарете требуется ваша помощь, меня попросили передать... — Нострадамус оборвал его объяснения. — Скоро подойду. А теперь выйдете, — удивленный его неожиданной грубостью мужчина быстро удалился. — Я принесу вам все необходимые средства завтра, — обратился Нострадамус уже к королеве. Он начал вставать, но Екатерина ухватила его за руку и, заглянув в глаза незнакомым ему взглядом, вдруг сказала: — Спасибо... — и Нострадамус осознал, что как прежде ничего уже не будет.