***
Тягостные мысли одолевали Нострадамуса всю дорогу от покоев королевы к его собственным. Он знал, что перегнул палку в разговоре с Екатериной – ей не нравилось, когда он, так или иначе, напоминал ей о случившемся между ними, и провидец искренне старался этого не делать и довольствоваться тем, что она позволила ему остаться рядом, хотя его забота и была королеве неприятна. Но он не мог не заботиться о ней и их дочери – они являлись самым дорогим сокровищем в его жизни, пусть и тайным. И тем сложнее ему было смотреть на мучения Екатерины – муж изводил ее, так и не смирившись с крушением планов относительно ее казни. Нострадамус видел, что королева разрывается на части, одновременно желая родить здорового ребенка, страдая от чувства вины и все еще безответно любя своего мужа. Переживания плохо сказывались на ее здоровье и внешнем виде – ее кожа потускнела, под глазами появились темные круги, она не набирала нужного веса, постоянно испытывала головокружение и первые месяцы мучилась такой тошнотой, что он боялся, как бы у нее не открылось кровотечение. Меньше всего она походила на счастливую будущую мать. С каждым днем Нострадамус убеждался в необходимости предпринять хоть какие-то меры, способные помочь Екатерине. Помимо объяснимого беспокойства о ее здоровье, его угнетала еще одна вещь, занимавшая его даже во сне: чтобы обман не вскрылся, им предстояло сдвинуть сроки родов – он знал, как это сделать, но в своем нынешнем состоянии, даже если королева доносит ребенка до нужного срока, она просто не переживет его рождение. Нострадамус старался не думать, что его недоношенная дочь могла отправиться вслед за матерью – он успокаивал себя воспоминаниями о своих видениях, в которых они обе были живы. Если ему открылось такое будущее, значит, осуществить тщательно продуманный план было возможно. Но сегодня королева выглядела особенно плохо, и вместо того, чтобы отдохнуть, она отправилась на совершенно обычную встречу с послами, едва ли требовавшую ее обязательного присутствия. Опасения накрыли Нострадамуса новой удушающей волной. Пытаясь заранее отыскать в кармане ключ от дверей своих покоев, он вдруг наткнулся на пустой пузырек, в котором утром относил лекарство от головной боли одной из придворных дам, и разрозненные идеи в его голове неожиданно сложились в одну полную картину. Для спокойствия королевы нужно заставить короля умерить свой гнев, и тогда он перестанет вымещать его в самых различных формах на Екатерине. Существовало снадобье, способное помочь ему забыть об обидах и уменьшить его агрессию. Правда, вместе с обидами он мог забыть и что-то еще, но такой побочный эффект встречался не всегда и, в основном, при длительном употреблении. Ради спасения своего ребенка и его матери Нострадамус готов был рискнуть. Только вот добраться до Генриха ему вряд ли удастся, а Екатерине не стоило знать о затее старого друга – она бы никогда ее не одобрила и даже вполне смогла бы обвинить его в измене и требовать соответствующего наказания. Провидец нуждался в помощнике, но не представлял, как его найти и заставить молчать в случае успеха. От размышлений его отвлекли громкие женские крики. Нострадамус не удивился – он проходил мимо комнат слуг, у которых такое выяснение отношений не являлось чем-то из ряда вон выходящим. А вот слова кричавшей девушки пробудили в нем интерес. − Ты не можешь так со мной поступить! Я сделала все, что ты просил! Ты обещал, обещал мне! − надрывалась молоденькая темноволосая служанка, барабаня в закрытую дверь. − Я мечтала об этом всю жизнь! Скажи, что еще ты хочешь? Я готова на все, лишь бы вытащить этот чертов боб и стать королевой праздника! − крики перешли в рыдания, а потом в тихие всхлипы. Но не слезы заставили Нострадамуса подойти к ней и поднять с пола, на который в порыве чувств девушка опустилась мгновение назад – ему показалось, что сама судьба подарила ему союзника, которого он только что вознамерился найти. Отведя служанку в сторону и внимательно вглядевшись в ее лицо, он спросил: − Ты так этого хочешь, дитя? Так сильно хочешь стать королевой на один день? – девушка, похоже, узнала его и теперь затравленно смотрела по сторонам, опасаясь выдавить из себя хоть слово. Наконец, желание исполнить заветную мечту взяло верх над страхом, и она, не заметив в Нострадамусе ожидаемых гнева или злости, едва слышно ответила: − Да, я хочу этого больше всего на свете, − она выглядела невинно и мало походила на коварную интриганку, но Нострадамус видел, что она не так проста, как желала казаться. − Я помогу тебе, если ты поможешь мне, − хрипло прошептал он, нависая над ней и пристально глядя в глаза. − Но это опасно и очень рискованно, одна ошибка будет стоить тебе жизни, − добавил он, отмечая, что девушка испугалась и задрожала при упоминании возможных последствий их сделки. − Я согласна, − все же прошептала она после секундного замешательства, и в ее взгляде мелькнула приятно удивившая Нострадамуса решимость. − Тогда считай, что мы договорились. Встретимся с тобой завтра вечером в моих покоях, и я скажу тебе, что ты должна сделать, − не вдаваясь в детали, предложил он − все слуги в замке прекрасно осведомлены, где живет прорицатель и самый близкий друг королевы, остальные вопросы они обсудят в более безопасной обстановке. − Как тебя зовут? – Нострадамус вспомнил, что до сих пор не знал ее имени. − Пенелопа. Меня зовут Пенелопа, − твердо ответила девушка, заставляя его еще больше увериться в правильности своего выбора. − Что ж, Пенелопа, надеюсь, ты оправдаешь свое имя и будешь верна своему слову до самого конца, − он в последний раз испытующе посмотрел на нее, и, ободряюще улыбнувшись, отправился в свои покои.***
Бобовый праздник приближался, и впервые в жизни Нострадамус ждал его. Обычно ему не было никакого дела до этой забавы короля, разве что Екатерина в такие дни чаще приходила за успокоительными настойками, пробуждая к ней сочувствие. Как бы она ни старалась выглядеть безразличной, даже спустя много лет вид мужа, открыто предпочитавшего ей любовницу, да еще объявлявшуюся на один день королевой, заставлял ее страдать и, дожидаясь конца неприятного представления, больше времени проводить с единственным другом, чем с законным супругом. В период нелепого праздника королеву неожиданно начинали сильнее занимать травы и зелья, нежели власть и политические игры. Никогда раньше Нострадамус не считал дни в ожидании, ведь если все пройдет как обычно, у него появится возможность лишний раз побыть рядом со своим ребенком. Если, конечно, Екатерина не предпочтет запереться в своих покоях, избегая его общества. В любом случае, оставалось еще кое-что важное − Пенелопа должна была стать бобовой королевой и напоить Генриха специально приготовленным снадобьем. Она получит свои наряды и драгоценности, а Екатерина − долгожданный покой. Недовольство короля перестанет угрожать рождению ее дочери. Время от времени Нострадамус сомневался в своем плане и думал отказаться от него. Несомненно, рискованно было полностью довериться едва знакомой служанке, и он устроил ей немало проверок опасными поручениями, прежде чем убедиться, что Пенелопа и в правду сильнее всего на свете желает стать королевой. Она грезила об этом несколько лет, стоило ей лишь услышать о сказке на один день, и ради этой сказки она действительно была готова на все. Нострадамус собирался сделать так, чтобы тайна, связавшая их, стала залогом молчания Пенелопы и в противном случае грозила смертью не только ему, но и ей. Сегодня вечером он позаботится об этом, дав девушке заветный флакон…***
Екатерина с ненавистью смотрела на огромный торт, размещенный в центре тронного зала. Она наивно надеялась, что ее беременность способна заставить Генриха отказаться от любимого развлечения. Он ведь прекрасно знал, что ей и без этой дурацкой игры приходилось нелегко. Впрочем, возможно, бобовый праздник все же был к лучшему. Совсем скоро Генрих получит еще одну наивную дурочку в свою постель, предложив ей в качестве награды корону королевы, и хотя бы на время перестанет изгаляться над женой. Ощутив очередной приступ дурноты, она решила отправиться в свои покои и немного отдохнуть, но на полпути к выходу ее перехватил Генрих, уцепившись за руку и недовольно сверкнув глазами. − Куда это ты собралась? − с вызовом спросил он, и Екатерина в который раз поразилась его наглости − неужели ему было настолько необходимо, чтобы она наблюдала за тем, как одна из десятков жадных до красивой жизни девиц отбирает ее корону и законного мужа, даже если и всего на день? − Я плохо себя чувствую. Могу я отдохнуть от твоих представлений? − она попробовала высвободиться из его хватки, но ничего не вышло. − Это не займет много времени. Моя жена должна участвовать в жизни двора, − Екатерина почти возненавидела его за эти слова. И эту дикость он называл придворной жизнью? Зачем она только пришла сюда? Нужно было остаться в своей кровати, сказавшись больной, и не мучить саму себя нелепым зрелищем и выяснением отношений. − Генрих, я жду ребенка, мне необходимо отдохнуть… − начала она, но ее речь прервал неожиданно громкий крик. − Я нашла его! О боже, я нашла его! − симпатичная, к великому сожалению Екатерины, служанка держала в вытянутой руке заветный боб, едва не заливаясь слезами от радости. Королева недовольно поморщилась, рассматривая замарашку, но все же, сняв с головы корону, направилась к ней, рассчитывая поскорее покончить со своими обязанностями и улечься в постель. Дурнота становилась все сильнее. Девчонка, светясь от счастья, приняла корону и тут же была погружена на носилки. С чувством выполненного долга Екатерина глубоко вздохнула и снова попыталась покинуть зал, но муж опять расстроил ее планы. − Я же сказал, ты останешься со мной, − взяв ее за плечи, напомнил Генрих, вызывая у королевы одновременно недоумение и возмущение. − Чего ты хочешь от меня? Ты же получил свою девку, зачем тебе я? − он действительно впервые не спешил броситься в объятия очередной красотки, предпочитая в прямом смысле ухватиться за жену. − Раньше я уделял тебе слишком мало внимания, и это кончилось тем, что ты оказалась в постели с моим другом. Больше я такой ошибки не допущу. Ты будешь со мной постоянно, − Екатерина опешила от удивления. Он что, действительно ревновал? Похоже, в нем проснулись собственнические инстинкты, и это было чем-то новым. Королева давно смирилась с тем, что полностью безразлична мужу и способна вызвать в нем лишь желание ее скорой смерти. − Так ты поэтому все эти месяцы не давал мне спокойно вздохнуть? Ты не можешь забыть то, что случилось пятнадцать лет назад? − она отступила назад, прижав руку к животу и чувствуя, как кружится голова. Озвученная Екатериной мысль вылилась бы в интересное и полезное размышление, если бы не жгучая потребность поскорее уложить обессилевшее тело на подушки. − Раз уж я не смог наказать тебя за измену, я должен сделать все, чтобы она никогда больше не повторилась. Моя жена будет исполнять свои обязанности, а не бесцельно бродить по замку или варить всякую дрянь со своим преданным псом, − упоминание Нострадамуса заставило королеву напрячься, пробудив воспоминания об измене, которой так боялся Генрих. Он собирался следить за каждым ее шагом, не догадываясь, что то, чего он стремился не допустить, уже свершилось. Вина снова ощутимо кольнула сердце. − Генрих, посмотри на меня, какая измена? Я едва держусь на ногах. Мне нужен отдых, − она вцепилась в его плечо, чтобы не упасть на пол от нахлынувшей новой волной слабости. Самобичевание могло подождать, все могло подождать, сначала необходимо было добраться до кровати. − Потерпи еще пятнадцать минут, пока я раздам распоряжения, и я лично отведу тебя в твои покои, − поддерживая ее за талию, сказал король, и Екатерина снова разозлилась. Неужели так сложно просто дать ей уйти? Сколько еще ей и ее дочери терпеть выходки Генриха? Дочь, у нее ведь будет дочь − неожиданно возникла мысль в голове королевы. Что заставило ее вспомнить об этом именно сейчас? − Я не могу ждать, Генрих. Почему ты не хочешь оставить меня в покое? − Екатерина не знала, как его убедить. Ее внешний вид и так говорил лучше любых слов, странно, что он этого не замечал. − Подожди, − повторил Генрих, подзывая слуг и раздавая им приказы вперемешку с поручениями. Туман все сильнее окутывал разум, и королева неосознанно сжала руку мужа крепче. Через пару минут он все же сжалился над ней и, надежно обхватив за талию, двинулся к выходу, стараясь идти не слишком быстро. − Надеюсь, ты поняла все, что я сказал тебе сегодня, − заявил он по дороге, вынудив Екатерину громко фыркнуть. − Если я объяснил недостаточно доступно, могу показать наглядно, заперев тебя в твоих покоях как минимум до рождения ребенка, − на этот раз она испугалась − этого нельзя было допустить, ей нужна была свобода передвижений хотя бы для общения с Нострадамусом − не все вопросы решались в ее покоях, тем более, Генрих наверняка приставит к ней соглядатаев. Екатерина украдкой посмотрела на мужа, размышляя, как справиться с периодическими приступами его агрессии и переключить его внимание. Возможно, появление бобовой королевы в этот раз было кстати…***
Вечер почти превратился в ночь, когда в покои королевы постучал один из стражников Генриха и передал его требование явиться в покои короля немедленно. Екатерина, совершенно не удивившись, начала собираться. Гораздо больше ее поражало, что Генрих не беспокоил ее уже почти три дня. Видимо, бобовая королева пришлась ему по вкусу, раз он позабыл о своих обещаниях не отпускать жену от себя ни на шаг. Впрочем, это ее только радовало − впервые за долгое время Екатерина смогла как следует отдохнуть и теперь чувствовала себя гораздо лучше. Даже утренний визит Нострадамуса почти не вызвал у нее раздражения. Вспомнив о своем верном друге, королева неожиданно для самой себя мягко огладила живот и в порыве необъяснимой нежности так и оставила руки на нем, представляя, как бьется маленькое сердце внутри нее. Сколько раз она пыталась свыкнуться с мыслью, что отец ее ребенка не виноват в ее бедах, что она должна быть мягче с ним… Нострадамус спас королеве жизнь, и ему едва ли было легче, чем ей. Но убедить себя в этом до конца пока не получалось. Каждый раз, когда ей казалось, что она готова простить их обоих, память безжалостно напоминала Екатерине, как он прикасался к ней, как поднимал подол ее ночной сорочки, как прижимался ближе и как непозволительно быстро она уступила его ласкам. И оживив в голове эти картины, она снова отдалялась от Нострадамуса, скрываясь в своих покоях, лишь бы не встречаться с ним без особой необходимости. − Его Величество ждет вас, − объявил возникший перед ней стражник, и Екатерина переступила порог комнат мужа. Открывшееся перед ней зрелище повергло ее в шок. Генрих, прижимая голову неизвестного ей дворянина к столу, заливал ему в ухо капавший со свечи воск, а исполнявшая роль бобовой королевы девчонка стояла неподалеку, широко распахнув полные ужаса глаза и прикрывая ладонью раскрывшийся в немом крике рот. − Что здесь происходит? − поинтересовалась Екатерина, немного придя в себя. Действия мужа почти лишили ее дара речи. Она не знала, чего ожидать, пока шла сюда, но такое она не могла себе представить даже во сне. − Преподаю урок своим не в меру словоохотливым дворянам, − отозвался Генрих непривычно хриплым голосом. − Выметайся, − приказал он мужчине, и тот с радостью последовал приказу, мгновенно метнувшись к выходу и молча скрывшись за дверью. Генрих повернулся к жене лицом, и она испуганно отшатнулась − они были женаты не одно десятилетие, но она никогда не видела его таким, Екатерина не могла найти в нем ни одной знакомой черты; первые несколько секунд она была уверена, что перед ней совершенно другой человек, одержимой злобой и гневом и с трудом контролировавший себя. − Зачем ты позвал за мной? − спросила она, пытаясь успокоить колотившееся будто у самого горла сердце. Что-то подсказывало ей, что лучше не выпытывать у мужа причины его странного поведения. − Я не видел тебя уже три дня, и меня крайне интересует, где ты болталась? − отбросив ненужную свечу, Генрих размеренными шагами подошел к ней, и Екатерине снова стало не по себе. Он изменился, изменился почти до неузнаваемости, и она понятия не имела, почему и как теперь с ним разговаривать. Человек, которого она знала много лет, вдруг начал внушать ей необъяснимый страх. − О чем ты говоришь? Я не выходила из своих покоев с тех пор, как ты сам отвел меня туда, мое самочувствие не позволяло мне… − она сказала правду, и кто угодно мог подтвердить это, однако лицо Генриха не покидало скептическое выражение. − Очень на это надеюсь. Я посылал за тобой потому, что сегодня ты будешь спать здесь, со мной, − Екатерина неверяще уставилась на него. Что за нелепая идея? Она не оставалась в его постели на всю ночь даже в лучшие годы их брака, и зачем ему понадобилось это сейчас, когда, помимо застарелой вражды, между ними окажется ее день ото дня растущий живот, она не могла даже предположить. − Это абсурдно, Генрих. Мы будем только мешать друг другу, − он выслушал ее слова с гримасой недовольства на лице, а потом крепко взял за плечи и, глядя в глаза, сказал: − Ты останешься здесь. Скажи, что тебе нужно, и я пошлю кого-нибудь в твои покои, − не похоже, что он собирался учитывать ее желания, но Екатерина не решилась спорить, видя в нем всю ту же несвойственную ему свирепость. − С тобой я разберусь позже, можешь быть свободна, − обратился Генрих к позабытой ими девчонке. Екатерина недоумевающе посмотрела на свою соперницу. Она с трудом могла вспомнить ее имя, но прекрасно помнила, какое поручение ей дала... − Ты собираешься говорить, что тебе принести, или ляжешь спать в платье? − вырвал ее из размышлений недовольный голос короля…***
Нострадамус возвращался из лазарета, когда в полумраке коридора на него неожиданно налетела женская фигура. Присмотревшись, он узнал в ней Пенелопу. Смутное беспокойство настойчиво пробралось в голову. Пенелопа уже три дня не расставалась с королем, что несказанно радовало провидца, и раз она была здесь, да еще в таком возбужденном состоянии, значит, произошло нечто серьезное. − Что случилось? − спросил он, потянув ее за руку в темную нишу, прятавшуюся в стене. Даже во мраке он видел, как расширились глаза Пенелопы и как тяжело срывались вдохи с ее губ. Беспокойство усилилось, грозя перерасти в панику. − Это король. Он разозлился на дворянина, который слишком настойчиво просил разобраться со своим делом. Я никогда не видела такой ярости! Боже, король залил горячий воск прямо ему в ухо! − Нострадамус сжал ее руку, пытаясь поддержать и одновременно понять, что могло спровоцировать столь странное поведение Его Величества. Неясное подозрение начало формироваться в сознании провидца. − А потом... потом он выгнал и дворянина, и меня и приказал королеве остаться на ночь в его покоях, − продолжила Пенелопа, заставив Нострадамуса ошарашено отскочить от нее, чувствуя как страх неумолимо заструился по венам. Как? Зачем? Почему? Ведь все должно было произойти ровно наоборот. Вопросы атаковали его голову, оставаясь без ответов. Усилием воли Нострадамус принудил себя успокоиться. Вспомнив о едва тронувшем разум подозрении, он попробовал развить его, чтобы докопаться до истины. Пенелопа неожиданно вскрикнула, ощутив, как его рука до боли сжала ее запястье, и этот вскрик дал Нострадамусу желанный ответ. Он понял, наконец-то понял. − Что ты дала ему? Что ты дала? − едва сдерживаясь, чтобы не закричать на нее в голос, спросил он. Мысль о том, что все пошло не так, готова была свести его с ума. − То, о чем мы договаривались, − неуверенно ответила Пенелопа, позволяя ему услышать в ее словах подвох. − А что еще? Что? − терпение капля за каплей покидало его. Он и желал получить подтверждение своей догадки, и одновременно до дрожи боялся оказаться правым. Ведь если он не ошибся, все стало гораздо хуже, чем было до этого дня. − Только то, что мне дала королева, − выдавила из себя Пенелопа и пустилась в объяснения. − Она сказала, что это ему необходимо, что это лекарство, − каждое слово недалекой помощницы медленно убивало Нострадамуса. Что они наделали? − лишь этот вопрос остался в его голове. − Почему ты не посоветовалась со мной? Бестолковая... − он никогда не произносил грубых слов, но сейчас еле сдерживался, чтобы не осыпать ее отборными ругательствами. Екатерина и ее ребенок, их ребенок, оказались в еще большей опасности, чем та, от которой он стремился их уберечь. Он думал, что все предусмотрел, но не учел одного − королева тоже не захотела упускать, возможно, единственный шанс утихомирить мужа, пусть и не так радикально, как это собирался сделать Нострадамус. − Она сказала, это безопасно… Ее слова так походили на твои, и у меня не было времени − возможность представилась почти сразу, − он отпустил ее руку и обессилено прислонился к стене. Все бы получилось, все… если бы два средства не соединились в одно. Он не знал, что конкретно находилось во флаконе Екатерины, но ему ни в коем случае не стоило смешиваться со снадобьем Нострадамуса. И теперь, когда это произошло, безумие ждало их всех, безумие ждало Францию.