***
Когда на следующий день он возвращается домой из школы, Луи встречает парня во дворе по пути к входной двери. Он снова чувствует себя ребенком, смотря на него, со всеми этими татуировками, мышцами и сладкой улыбкой, в то время как сам он все еще в школьной белой рубашке, застегнутой до шеи, а его рюкзак висит на одном плече. Парень кивает ему, когда он проходит рядом, на его губах изогнутая усмешка, и что, если Луи и прокручивает этот момент бесконечное количество раз позже ночью. Что если он лежит под пуховым одеялом с супергероем, представляя, каково было бы чувствовать его теплые губы на своих, мускулистые руки, прижимающие его, эти огромные трудовые руки, тянущие его за волосы. Что если он просовывает ладонь в свои старые пижамные штаны, мысли заполняются непристойными картинками, отчего на лбу выступает испарина. Никто не должен узнать.***
В пятницу парень стоит на кухне. — А вот мой старший, — мама улыбается, а Луи как вкопанный останавливается в дверном проеме. — Луи, это Гарри, главный столяр. Я просто предложила выпить чашечку чая, прежде чем он поедет домой. Луи кивает, вежливо улыбаясь, но его мысли бегут со скоростью света: «будь крутым, будь чертовски крутым». Длинные пальцы Гарри обернуты вокруг одной из семейных кружек, той, из которой Фиби пила горячий шоколад прошлым утром, и Луи чувствует себя грязным, думая о них в этом плане. Он занимает себя тем, что бросает школьную сумку в угол кухни и открывает холодильник. Голос Гарри, который глубже и грубее, чем, вероятно, он когда-либо будет у Луи, слышится прямо за ним: — Как прошел твой день в школе, Луи? Луи тут же краснеет, несмотря на прохладный воздух из холодильника. Не имеет значения, насколько вопрос обычный, он все равно унижает его. Луи чувствует себя очень молодым, словно его спросили, что он сегодня нарисовал пальцами или с кем играл в «жмурки» за ланчем. Луи нащупывает сыр, не глядя, хватает его, потому что он слишком долго безучастно пялился на еду. — Хорошо, спасибо, — отвечает он, выпрямляясь. Он огибает стул и быстро забывает любую враждебность, когда снова встречается с великолепной, изогнутой ухмылкой. После этого мама заводит разговор о ремонте. Луи берет случайную книгу из сумки и запрыгивает на кухонный табурет позади Гарри, притворяясь, что занимается домашней работой. Он сразу же отвлекается на их разницу в росте. Гарри нужно немного согнуть колени, чтобы его ступни полностью легли на пол, тогда как кожаные ботинки Луи висят на несколько дюймов выше плитки. Внезапно он вообще не возражает чувствовать себя молодым. По спине бегут мурашки, появляется сильно желание, чтобы Гарри прижал его к стене и поцеловал до потери дыхания. Он крадет нож для джема с другого конца стола, начиная резко нарезать кубики сыра и сгрызать их. Пытается не быть слишком очевидным о том, почему он ерзает на стуле. — Что ты думаешь об этом, Лу? — голос мамы возвращает его в загроможденную кухню. Он почти порезал палец, пока кромсал сыр. — Что? — мама смотрит на него, и его щеки вспыхивают, когда он чувствует на себе взгляд Гарри. — Простите. Повтори, пожалуйста, еще раз, мам. Она улыбается. — Что ты думаешь о планах на ремонт? Тебе бы пришлось спать с Лотти некоторое время, но ты ведь не против? — С Лотти? — стонет Луи. — Ни за что! Гарри кивает, словно понимает. — Здесь я согласен с Луи. Подростку нужно личное пространство, — он встречается глазами с Луи, и его губы изгибаются. — Я посмотрю, можно ли оставить его комнату нетронутой, пока мы работаем над гостиной. — О, потрясающе! Вы облегчите мне жизнь, — смеется Джей. — Возможно, придется нанять еще несколько рабочих, — продолжает Гарри, все еще смотря Луи. – Но это ведь лучше, чем спать в одной комнате с сестрой, правильно? Живот Луи крепко скручивается, а руки потеют. Он пытается придумать какой-нибудь милый или кокетливый ответ, но это слишком трудно, когда Гарри сидит прямо перед ним. Тогда вместо этого он улыбается как идиот. — Да… эмм… намного лучше, спасибо. Теплота в усмешке Гарри заставляет кровь Луи закипеть этой ночью.***
Выходные ужасны, в прекрасном, идеальном смысле этого слова. Луи просыпается в субботу из-за шума оборудования, которое будто находится рядом с его головой. Он переворачивается и с трудом приоткрывает один глаз, искоса выглядывая через окно, у него такое ощущение, что ремонтные работы проводятся прямо в его кровати. По краям все смазывается. Ему требуется долгое время, чтобы понять что-либо кроме недосыпания и этого ужасного, оглушительного звука. Он садится на постели, откинув пуховое одеяло, пробежавшись пальцами сквозь волосы и сонно озираясь по сторонам, когда шум внезапно прекращается. Тогда Луи наконец осознает, что в саду стоит мужчина, держащий дрель и улыбающийся как бог секса. — Доброе утро, — улыбается Гарри, помахав рукой, в которой нет чрезвычайно опасного электроприбора. Закрытое окно заглушает его голос. — Извини за шум! Внезапно Луи становится более бодрым, чем три секунды назад. Он машет в ответ и пытается выглядеть сексуально, словно не сидит в путанице из постельного белья с супергероями, с этими дурацкими взлохмаченными волосами после сна и без рубашки, которая могла бы прикрыть еще-немускулистый-но-уже-выпуклый живот. Глаза хотят закрыться, но Луи все равно замечает, что Гарри выглядит просто прекрасно. — Все в порядке, — говорит Луи, кашлянув, чтобы скрыть свой срывающийся голос, который всегда становится еще хуже по утрам. — Мне все равно уже пора вставать. Вообще-то, нет ни одной причины, зачем Луи должен так рано вставать, но он не может дрочить на деревья прямо перед Гарри (что показалось бы соблазнением), поэтому он застенчиво вылезает из кровати и идет принять душ. Луи может только поблагодарить Господа, что мама установила замок на двери в ванную, потому что когда он обхватывает себя мыльной рукой, одна из его сестер крутит ручку, пытаясь войти, чтобы найти новый лак для ногтей. Он выходит немного легкомысленный от высокой температуры, пара и картинок с Гарри, трахающим его возле стены душа. Не может быть никакого другого способа одеться, кроме как вернуться в свою комнату только в одном полотенце. Это даже не флирт на самом деле, просто логика. И если он набирается достаточно храбрости, чтобы улыбнуться Гарри, пока направляется к платяному шкафу, это совсем не флирт. Просто вежливость. И очевидно потому, что он очаровал всю семью Томлинсонов так же, как очаровал самого Луи, Гарри и другие рабочие обедают с ними в тот день. Они все сидят вокруг стола, словно нормальная семья плюс четыре крепких плотника и мужчина-модель (возможно). Луи даже не беспокоит щебетание сестер или перекидывание друг другу приправы для сэндвича, ведь Гарри сидит напротив него, разглядывая, будто тот намного важная персона, а не просто ребенок. Ирландский столяр громкий, забавный и смешит девочек, а мама Луи целиком погрузилась в разговор с вероятно-также-сексуальным-строителем рядом с ней (Луи даже не хочет думать о том, что она касается его бицепса), поэтому легко оставаться незаметным. То есть он пялится на Гарри и изматывает себя грязными мыслями. Гарри разговаривает с мужчиной, сидящим возле него о каких-то размерах и деревянном материале, в чем Луи ничего не понимает, но все равно жадно вслушивается и просто решает, что низкий, грубый голос Гарри может заставить абсолютно все звучать сексуально, когда чувствует, как что-то прикасается к его пальцам ступни. Он инстинктивно дергается, прежде чем поднимает взгляд и видит ухмылку Гарри. Его мысли путаются в течение нескольких секунд, но он позволяет себе улыбнуться в ответ. Гарри перемещается на стуле, и к ноге Луи снова что-то прижимается. Мужчина смотрит прямо на него, уголки губ все еще приподняты. Его сердце глупо колотится в груди. Нужно успокоиться. Это просто нога. Ты просто касаешься его ноги. Расслабься, Луи, расслабься. Он вытягивает ногу и кладет ее сверху, но не может сжать пальцы ступни Гарри через его огромные, кожаные ботинки. Гарри усмехается, словно их игра — лучшая вещь, когда-либо происходившая с ним, и вытаскивает другую ногу, заманивая ее в ловушку между его. Луи думает, что это можно описать как заигрывание под столом, в его школе это определенно бы назвали флиртом. Но он не знает, как это работает у взрослых. Он рассматривает это как лидерство за Что-то, или только дразнится? Трудно понять, но довольная, нежная улыбка Гарри кажется немного большим, чем простое поддразнивание.***
После этого Луи не перестает хотеть член Гарри, потому что… Черт, но он начинает хотеть его улыбку. (Возможно, немного больше, чем секс). (Возможно, так же сильно, как секс). Хорошо, когда кто-то присматривает за ним, даже если только чтобы удостовериться, что он не делит комнату с сестрой. Он настолько же милый, насколько сексуальный? Почему он не может облегчить это для Луи и не быть таким невероятно прекрасным? Луи не может прекратить думать о нем. Он погружается в мечты следующим учебным днем, даже не пытаясь раздражать учителей. Конечно, внимание одноклассников ему льстит, но настоящие бабочки в животе появляются только когда он думает: что если бы Гарри и я обнимались на диване и смотрели вместе кино, его руки вокруг меня, и я мог бы прижаться к его груди, или что если бы он пригласил меня в кафе, держа мою руку в своей огромной ладони и поцеловал меня в щеку. За ланчем Зейн кладет руку на лоб Луи и притворяется заботливым. — Ты в порядке, приятель? Может тебе нужно к медсестре? Луи фокусирует взгляд на лице друга. Это труднее, чем он думал. — Что? — Ты даже не нагрубил мне ни разу! И не срываешь уроки мистера Масгрэйва, как раньше, — губы Зейна прижаты друг к другу точно также, когда он понимает, что Луи помешался. — Ты хорошо себя чувствуешь? — Заткнись, — стонет Луи. Он закатывает глаза, но чувствует, что его губы изгибаются. Зейн расстроено приподнимает брови. — Я знаю тебя лучше, чем ты сам, — он кусает сэндвич. Луи наклоняется и следует его примеру. Зейн без особого энтузиазма хлопает его по плечу. — Так, тот парень, которым ты одержим... — говорит Зейн с набитым ртом (потому что он действительно знает все о Луи). — Сколько ему лет? Луи стонет снова. — Можем мы, пожалуйста, не говорить о возрасте? Зейн долго смотрит на друга. — Это не важно! Это действительно не имеет значения. Возраст просто число и только. (Может быть отчасти это и так, или может быть нет). — Без разницы. Со мной такого никогда не случалось, — Луи пожимает плечами, выпуская долгий вздох. — Я просто сексуально озабоченный подросток, который устал от собственной руки, Зейн, не волнуйся обо мне. Но это заставляет Луи задуматься во время следующего урока. Он думает, что да, он может мечтать о чем захочет, и это нормально. (Это должно быть нормальным. Но из-за этого становится немного труднее дышать). Эти вещи никогда не произойдут на самом деле. И Луи понимает это, но в то же время он начинает чувствовать, что больше не может смеяться сам над собой. Он осознает твердый, холодный факт того, что это невозможно, и осознание этого приносит боль. Кажется, он влип.