Холодно. Ледяные иглы впиваются в кожу, просачиваясь через поры, словно черви, и тонкой пленкой покрывая тело, сковывают движения, заставляя забыть о том, что он жив. Еще жив.
Жарко. Он задыхается. Легкие горят огнем, пересохшие губы кровоточат, и все вокруг, кажется, сейчас начнет таять. Если Ад и существует, то находится где-то совсем неподалеку, ведь кошмар, в котором он живет, от него совершенно ничем не отличается.
Александр лежит на кровати, считая цветные пятна перед глазами, и не понимает, что за звук ввинчивается в уши, давя и заставляя морщиться. Откуда вообще он раздается? Он пробует абстрагироваться от него, закрыться, но все тщетно. Звук на мгновение пропадает, чтоб тут же зазвучать вновь. Саша накрывает голову подушкой. Опять этот противный звук. Он пробует заставить себя подняться, сделать хоть шаг, найти источник раздражающих трелей, но все зря. Силы оставили его.
Пять минут, десять. Возможно, час. Он не знает, сколько это продолжается. Почему его не оставят в покое? Когда звон в очередной раз прекращается, и на смену ему приходит грохот, Саша сдается. Собирая остатки сил, он сползает, буквально падая на пол, с кровати и, держась за мебель, поднимается. В вертикальном положении находиться очень тяжело, но к грохоту добавляются крики, а голос ругающегося кажется слишком знакомым, чтоб его игнорировать. Саша идет на этот голос, заставляя себя держаться в сознании.
Кирилл. От удивления Александр, видимо, произносит это вслух, потому как парень дергается, опуская занесенную для очередного удара руку, и раздраженно выдыхает:
— А ты кого ждал, а? И какого черта так долго не открывал?!
Саша трясет головой, пытаясь понять – ему это снится или нет? Перед глазами туман, мешающий рассмотреть пришедшего, мешающий думать, и потому он просто прикрывает глаза, медленно сползая по стенке, не заботясь о том, что на полу не совсем чисто.
— Эй… Эй, ты! – доносится сквозь вату все тот же раздражающий и смутно знакомый голос. – Что происходит? Тебе плохо? Эй!
В себя он приходит уже на кровати. Вокруг суетится какой-то парень, в котором спустя пять минут рассматривания он узнает Кирилла. Откуда… Ах да. Пришел. Стоило бы удивиться, спросить, что он тут делает, но нет сил даже на то, чтоб подняться. Его тошнит, морозит и бросает в жар одновременно. Александр обессилено прикрывает глаза, молясь про себя, чтоб это закончилось, и он просто умер.
— Эй,— крича на ухо, кто-то тормошит его, не давая увязнуть в том тумане, что все еще наполняет Сашу. – Не спать! Не спать, я сказал! Что, что ты пил, а, придурок? Эти пил? – он открывает глаза только для того, чтоб ему под нос ткнули пластинку с маленькими белыми таблеточками. – Ты их пил?!
Что? Кого «их»? В какой-то момент, умудрившись сосредоточиться на мелькающей перед глазами пластинке, Саша понимает, о чем речь. Таблетки. Снотворное.
Он шумно сглатывает, морщась от ощущения, что его горло – одна сплошная рана. Слишком больно глотать и он даже не представляет, как сможет выдавить из себя хоть слово. Но Кирилл продолжает его трясти, махая перед носом таблетками.
— Логинов, придурок, ты их пил? Да скажи хоть слово! Блядь, Саша, не молчи!— голос парня уже звучит не раздраженно, а умоляюще, с нотками чего-то, что не поддается пониманию. Саша в очередной раз делает усилие и едва слышно хрипит.
— Воды,— в сущности, он и не надеется, что его поймут, но Кирилл на какое-то время пропадает из его поля зрения. Саша опять закрывает глаза, растворяясь в цветных пятнах.
— Твою мать, Логинов, ты что, выжрал все это сам?! – доносится откуда-то голос Кирилла. – Логинов, ты сдурел?!
Да, он сошел с ума, умер, растворился. Нет его. Саша пытается рассмеяться, но грудь сдавливает болью и он только хрипло стонет.
— Господи, Саша… Ты что— водкой запивал снотворное?! Сколько, сколько ты выпил?! Так, «скорая»… Нужна «скорая»…— взъерошенный Кирилл, влетевший в комнату со стаканом воды в руках, глядя на заходящегося кашлем Сашу, впихивает стакан ему в руки и хватается за телефон, пытаясь трясущимися пальцами попасть по кнопкам. Саша, получив вожделенный стакан с водой, делает большой глоток, совершенно не чувствуя вкуса, а уж только потом хватает Кирилла за штанину, дергая, чтоб привлечь внимание.
— Нет, не пил. Думал, но…
— Ч-что? – отрывается от попыток объяснить диспетчеру «скорой», что случилось, Кирилл. – Что ты сказал?
— Не пил я их. Таблетки,— едва слышно повторяет Саша и опять тянется к воде, больше не обращая внимания на парня, который просто нажимает «Отбой» и кладет телефон на тумбочку около кровати. Он успевает сделать буквально один глоток, прежде чем его подхватывают под руки и куда-то тащат. Вяло отбрыкиваясь, Саша пытается понять, что происходит, но его попытки прерываются потоком холодной воды, что льются на него буквально отовсюду. Кирилл держит, продолжая поливать его водой из душа, пока Саша не начинает стучать зубами от холода.
— Пьянь, скотина, сволочь,— едва слышно бурчит себе под нос парень, совсем не ласково вытирая его волосы полотенцем и таща обратно в кровать. Мокрая рубашка неприятно холодит кожу, но Саша молчит, ему нечего сказать, он просто соглашается со всем, что слышит. Ему, в сущности, все равно, что о нем думают. Туман в голове скрывает все мысли, мешая сосредоточиться. Он хватается за руку Кирилла, словно за спасательный круг, сам не понимая зачем. Тот удивленно таращится на него, не предпринимая никаких попыток вырвать руку, и спустя пару мгновений просто присаживается на пол рядом с кроватью, обессилено прикрывая глаза.
— Саш, мне тоже плохо. Ты… ты ведь понимаешь, да? Мне очень плохо без него…
Что? Без «него»? О ком он го… Понимание происходящего, так тщательно упрятанное вглубь себя, обрушивается лавиной, смывая все мнимое спокойствие, что давал алкоголь. Саша хватает ртом воздух, глотая непонятно откуда появившиеся слезы, и еще сильнее сжимает руку Кирилла.
Костя.
Его больше нет.
Сашу трясет, он не понимает, почему так больно, почему он все еще жив, когда… Мир вертится перед глазами, мутной пленкой наползая на веки, и что-то сильно-сильно давит на грудь. Каждый вдох кажется неимоверно острым, словно вместо воздуха в легких внезапно оказались кристаллики льда, он смотрит вперед, но не видит ничего. Пусто.
— Саша. Саша! – пробивается сквозь шум его бешено стучащего сердца голос. Его, кажется, трясут, но…
Мертв.
Он мертв.
Его нет.
Костя.
— Блядь, Шурик, ну давай, давай, приди в себя! Саша, пожалуйста…— голос, в котором испуг мешается с надеждой, не дает ему уйти, замкнуться в себе, забыть. Саша моргает, старательно концентрируясь на том, что видит, хотя те размытые пятна перед глазами, что составляют картину его мира, никак нельзя назвать чем-то адекватным. Он усмехается, морщась от боли, и резко садится на кровати, оказываясь лицом к лицу с Кириллом. Бледный, с синяками под глазами, парень неотрывно сморит на него, кусая губы. «Похожи. Как же они похожи»,— внезапно понимает Саша. В его шатающемся мирке это единственное, что имеет значение.
Минута, другая, Саша внимательно всматривается в это лицо, судорожно уговаривая себя, что это – не
он, что это другой, но… Сейчас, когда тот так близко, различия смываются, черты лица меняются, искажая реальность, и Саша уже не понимает, кто перед ним.
Он тянется к его губам, кусает их до крови, пытаясь ощутить вкус жизни. Металлический привкус во рту немного отрезвляет, но лишь на мгновение. Он встречается взглядом с сидящим напротив, рассматривает его расширенные зрачки в обрамлении едва заметной карей радужки и… И вновь притягивает к себе несопротивляющегося парня, до боли стискивая в объятиях, вдыхая запах. На мгновение, буквально на доли секунды, он позволяет себе прикрыть глаза и поверить в то, что он, Костя, рядом, что он не один. Он позволяет себе поверить и уже не может забыть.
Кирилл дергает рукой, которую все еще сжимает Саша, и тот с разочарованием отпускает ее, стараясь игнорировать острые иголочки, впивающиеся в сердце. Нет, он ошибся, он снова один. Он уже готов разорвать объятия, когда Кирилл делает глубокий вдох и обнимает его в ответ, комкая и задирая рубашку на спине. Контраст холодной мокрой ткани и горячих ладоней выбивает остатки реальности из-под ног. С губ Саши срывается стон, он прижимается сильнее, лихорадочно целуя шею, оставляя метки, пытаясь доказать ему и себе, что они живы. Тот бормочет что-то неразборчивое в ответ, пытается содрать мешающую одежду, не обращая внимания на треск рвущейся ткани, вжимается так, словно они сиамские близнецы, словно без него он погибнет.
В комнате темно, но цветные пятна, всполохами мечущиеся под веками у Саши, добавляют ирреальности происходящему. Он не разбирает перед собой ничего, кроме размытого силуэта, все, что ему остается — это ощущать кончиками пальцев тепло чужого тела. В какой-то момент граница реальности смывается окончательно, он теряется в ощущениях, позволяя себе, отпуская себя.
Его толкают на кровать, наваливаясь сверху, не переставая гладить, сжимать в объятиях. Лихорадочные поцелуи, выпивающие воздух, судорожные объятия и ощущение своего-чужого тела. Саша чувствует себя пойманным в сети, опутанным ими с головы до ног. Он выгибается, целует в ответ, все глубже и глубже погружаясь в сумасшествие, теряя связь с реальностью.
В какой-то момент он понимает, что чужие руки скользят по его бедрам, он приподнимает их, ощущая чужое возбуждение, вжимаясь в него, трется, вздрагивая от искорок болезненного удовольствия. Скользя слепым взглядом по партнеру, он одновременно узнает и не узнает его. Ему важно знать, что он родной-чужой, а все остальное не имеет значения.
— Давай же,— разрывая поцелуй, хрипло бормочет Саша из последних сил, ему хочется, наконец, избавиться от этого жгучего возбуждения, забыться, раствориться в ощущениях, умереть. Удовольствие сейчас больше напоминает боль, и это внезапно правильно. Это заставляет ощущать.
— Ты уверен? – раздается в ответ спустя пару поцелуев и три удара сердца. Саша считает их, словно маньяк, цепляясь за эту ниточку, не давая себе забыться окончательно. Кирилл поднимает голову, встречаясь с ним взглядом, в котором почти нет осмысленности, только что-то такое родное в глубине, сродни той боли, что пронизывает Сашу. Дежавю. Черты склонившегося над ним лица теряют четкость, он опять видит совсем не того, с радостью окунаясь в обман.
— Ты уверен? – повторяет свой вопрос Кирилл, но Саша его не слышит. Он в другом месте и другом времени.
***
— Ты уверен? – глупейший вопрос. И, наверное, самый последний, который бы хотелось услышать Саше в этот момент. Впрочем, он не считает нужным отвечать на него. По-крайней мере, словами.
Негромкий стон партнер засчитывает за положительный ответ и, хрипло выдохнув что-то неразборчивое ему в шею, легко кусает за плечо. Саше не интересно, совсем не интересно, что за милые глупости он шепчет ему на ухо, наощупь расстегивая пуговицы, стягивая рубашку и целуя обнажающуюся спину. И уж тем более совершенно безразлично, есть ли кто-то еще в здании. Безразлично все, кроме горячих губ и жаркого тела рядом.
Седьмой этаж. Десять кабинетов и никого, кроме них двоих. Любой, даже негромкий звук эхом разносится, сотни раз отражаясь от каждой стены, усиливая свое звучание, заставляя на мгновение замереть издавших его, чтоб уже спустя несколько секунд продолжить поцелуй. Наверное, ему должно быть стыдно, но Саша об этом старается не думать. Ему кажется, что все это нереально, что он сейчас проснется и окажется, что он умудрился заснуть прямо посреди банкета, выставив себя посмешищем перед кучей народу. Но язык, хозяйничающий у Саши во рту, реален, и он совершенно не способствует проявлению стыдливости. Как и пальцы, что пощипывают соски, слегка оттягивая их.
Хочется только одного, и, похоже, его прекрасно понимают и без слов.
Он и сам не знает, как так получилось. Логинов никогда не признается себе, что и не хочет знать, кто или что этому поспособствовало. Главное, что они тут. Вместе. И плевать, что ноги самым позорным образом подкашиваются, а в голове звенит алкоголь, и кажется, будто все происходит не с ним. Наверное, все же это была хорошая идея — выпить «для храбрости».
— Может, все же поедем ко мне? Тут немного… неудобно, – отрываясь от вылизывания ямочки между ключицами Саши, спрашивает мужчина. Хорошо, что он пьян, иначе мучительное взвешивание «за» и «против» могло бы затянуться надолго. Впрочем, пил он именно для этого – чтоб решиться.
— Поехали...
Рассматривая в окно сменяющий друг друга монотонный пейзаж из панельных многоэтажек, Александр невольно косится на сидящего рядом в кресле водителя вероятного любовника на эту ночь. Может, стоило отказаться? Нет, самому Саше этот вариант ой как не нравился, но что он будет делать утром, когда этот вероятно натурал очнется от такого приятного сейчас временного помешательства и будет… растерян и взбешен в одно мгновение? И будет в своем праве. Это же Саша его соблазнил. Или нет? Глядя на то, как рвано движется язык по потрескавшимся губам, когда он косится на него в зеркало заднего вида, и то, насколько неудобно тому в собственных брюках, Саша сомневается в этом. Он вспоминает те взгляды, от которых его бросало в жар, и улыбки, предназначенные ему одному. Он думает, что, возможно, все не так понял, что ошибся. Много чего приходит ему в голову, пока он едет неизвестно куда с совершенно незнакомым мужчиной. Впрочем, времени раздумывать уже тоже нет. Они приехали.
Он совершенно не нежен. Или это такая изощренная ласка – порыкивая от удовольствия и вбивая в матрас, оставлять свои следы на его теле? Ойкнув в ответ на очередную метку, Саша тут же забывает о ней и о своих переживаниях. Он слишком хорош, чтоб думать о таких мелочах. И секс, и мужчина. Или лучше наоборот?
Расслабленный и умиротворенный, он даже не находит сил, чтоб придвинуться к улегшемуся рядом мужчине. Но тот каким-то образом угадывает его желания и подтягивает к себе под бок. Они лежат, думая каждый о своем, а Саша вдыхает терпкий аромат смеси туалетной воды, пота и мускуса. Он просто счастлив. До неприличия счастлив, легко целуя плечо мужчины и ощущая на губах тот самый дикий коктейль его запаха.
Не говоря ни слова, Сашу переворачивают на спину. Поражаясь самому себе и своей внезапной покорности, он послушно разводит ноги в сторону, позволяя партнеру рассмотреть себя получше. Хотя это немного странно после того, как тот отымел его в их удовольствие. В том, что оно было обоюдным, сейчас никто и не сомневается.
— М-м-м?— лениво интересуется Логинов, не в силах воспроизвести что-то более внятное.
— Красивый,— хрипло отвечают в ответ, и больше вопросов, ровно как и ответов, этой ночью не звучит. Да и кому они нужны, эти глупости?
***
— Так? Или… Я не знаю, как правильно…
Закусив губу, Саша нетерпеливо дергает бедрами, пытаясь сделать проникновение немного менее болезненным. Впрочем, особо ничего у него не получается. Слишком давно у него этого не было.
— Эй, полегче! Слишком узко, я же тебя порву…
Что? Да, правильно. Нужна смазка или что-то вроде этого. Не глядя, Саша протягивает руку в сторону тумбочки и пытается вытянуть полупустой тюбик. Его тут же отбирают, и спустя мгновение по комнате расплывается такой знакомый запах. Саша улыбается этому счастливой, безумной улыбкой. Его прошлое снова стало настоящим.
Он уже хочет спросить, почему так долго, когда первый, скользкий от смазки палец, оказывается внутри него. Саша сдавленно охает, и старается открыться еще больше. Он купается в этих немного неловких и чуть подзабытых ощущениях. Все настолько реально, что ожидание становится нестерпимым.
— Хватит.
- Но…
— Давай,— он выгибается, закидывая ноги на талию партнеру, притягивая того ближе. Тот шипит, стараясь сделать все по своему, но спустя несколько мгновений сдается, позволяя Саше буквально насадиться на свой член.
Ему кажется, что все не так, что все должно быть по-другому, что рядом должен быть кто-то другой, но… Яркие пятна перед глазами в который раз сливаются в шары, рассыпаясь фейерверками, и Саша забывает о том, что только что казалось ему неправильным. Он послушно выгибается навстречу партнеру, вбивающему его в матрас, кусает губы, пытаясь сдержать крики, и плавится от прикосновений, электрическим током пробегающим по коже. Его тело быстро вспоминает, как может быть хорошо, под каким углом лучше всего выгнуться, чтоб удовольствие стало еще острее, каким неожиданным и сильным может быть оргазм.
Он почти счастлив, когда его прижимают к себе сильные руки, и уже на грани между сном и явью Саша различает едва слышное бормотание, которому совершенно не придает значения.
— Только ты. У меня остался только ты.
***
— Утро. Кофе?— звучит над головой не то приветствие, не то констатация факта. Но Саше по большому счету все равно, что это. Он внимательно следит за мимикой и движениями мужчины, пытаясь уловить тот момент, когда появится оно. Отвращение. К себе и тому, кого трахал ночью. Он рассматривает мужчину, а тот, в свою очередь, внимательно проходится взглядом по его едва прикрытому одеялом телу.
— Что-то не так? – наконец, спрашивает не выдерживающий переглядок хозяин, понимая, что от Саши просто так ничего не добьешься.
— М-м-м… Нет. Я жду,— полуоткровенно признается Логинов. Его потряхивает. Возбуждение, что с новой силой вспыхнуло, едва он увидел его снова, и страх мешают свой причудливый коктейль. Ему очень хочется облизнуть губы, вспомнить вкус поцелуев, но сейчас не время и не место. Сначала нужно понять его, а потом уже предлагать повторить ночные утехи. Ведь поцелуем дело не закончится.
— Чего? – удивленно распахивает глаза мужчина, придвигаясь ближе и практически укладываясь рядом с Сашей.
— Что дальше будет.
— Хм, тогда давай ждать вместе. Я тоже этого не знаю,— смеется в ответ тот.
И Александра отпускает. Напряжение, что сковало его с той минуты, как он открыл глаза и обнаружил, что ему все это не приснилось, уходит, оставляя вместо себя то самое ощущение полного удовлетворения и покоя, что накрыло его ночью.
— Давай,— улыбается Логинов, уже в свою очередь, любуясь полулежащим рядом мужчиной.
Ему не показалось. Тот и правда очень красив. Ну, на Сашин в какой-то мере притязательный вкус. Во всяком случае, Александру очень лестно, что он обратил на него внимание. Более чем просто обратил.
— Костя, почему? – все еще мучающий Логинова вопрос застигает Константина, идущего за обещанным кофе, уже около двери.
— Что именно тебя интересует? – приподнимает бровь тот, словно не понимая, о чем его спрашивает мигом покрасневший Саша. «Странно, а ночью не краснел, — думается ему некстати,— когда стонал «Еще» и «Пожалуйста, не останавливайся». Наверное, это алкоголь. Точно он. – Это не я такой… такой».
— Почему я?
— Шурик, ты действительно не понимаешь? Или таким образом намекаешь на продолжение? – полушутя улыбается мужчина, но, видя все тот же полурастеряный смущенный взгляд, со вздохом поясняет: – Ты бы себя видел там, а зале. Да от тебя за метров десять несло такой волной желания, что крыша ехала. Было бы странно, если бы я сдержался.
Исчезнуть. Раствориться или где-то спрятаться лет этак на двести. Пока все не забудут ту вечеринку. Саше казалось, что он просто горит. От смущения, что выглядел настолько распутным. И от бешеного жара внизу живота. Костя буквально раздевал его взглядом, несмотря на то, что на нем из одежды все еще было только одеяло.
— И, к тому же, мне понравилось ощущение тебя под собой еще тогда, в коридоре. Достаточно честно?
— Более чем,— с трудом выдавил из себя Александр, надеясь и боясь одновременно, что Костя заметит его эрекцию.
От желания уже сносило крышу и у него.
***
Саша не понимает, о чем речь, но у него нет сил задумываться над смыслом слов. Уже окончательно погружаясь в туман, он замечает большую родинку на плече, в которое уткнулся. Откуда она? Её не должно там быть.
Нет, ему мерещится. Это все от переутомления. Но, в самом деле, откуда?.. Почему-то эта мысль кажется запретной.
Нет, нет, не думать. Лучше об этом не думать. Так спокойнее.
Всё правильно.
Саша утвердительно вздыхает и проваливается в сон.
