Менестрель

Южная обитель поражала своей массивностью: толстая крепостная стена из потускневшего от времени темно-серого камня, дубовая дверь с нарисованной на ней лютней в окружении цветков полыни, а дальше – залитым скудным зимним светом двор, по которому бегали, гоняясь за курами, маленькие дети. Ваверли, Нискуэл и Сайллис, открыв рты от изумления, смотрели на всё это сурово-прекрасное великолепие. Майлхайрер, спрятав в вороте плаща горделивую улыбку, бодро зашагал к каменному зданию – самой большой постройке Южной обители, стоящей в окружении деревянных домиков, сараев и конюшен. – Это Дом Хранителя флейты. Одного из четырех основателей Гильдии менестрелей, – наставническим тоном сказал Майлхай и толкнул дверь, впуская своих пораженных учеников внутрь. Дом Хранителя флейты состоял из большого зала, у дальней стены – помост с массивным столом и несколькими стульями. Наверху балконы, увешанные запыленными, выцветшими флагами и полу рассыпавшимися в труху геральдическими щитами. Справа от входа – дверь, откуда пахло теплом и едой, а за помостом – еще одна дверь, плотно закрытая. И везде – у выбеленных стен, на полу, на скрипучих лестницах, ведущих к балконам, и на самих балконах были люди. Женщины, мужчины, худенькие дети и подростки разговаривали, ели из выщербленных тарелок, играли на лютнях или тихонько что-то напевали. – Это… все менестрели?.. – изумленно пробормотала Нискуэл. – Да, – бросил через плечо Майлхайрер. Капюшона он не снял. – Менестрели, жены менестрелей, дети менестрелей. Некоторые живут здесь всегда, некоторые путешествуют и приходят лишь перезимовать… – Майлхай! – Плотный мужчина с густой черной бородой, возникнув вдруг из толпы, обнял разом помрачневшего менестреля и похлопал того по спине. – Давно тебя не видел, остроухий ты бродяга! Тут мужчина заметил ошеломленных Ваверли, Нискуэл и Сайллис. – А это кто такие? Твой личный гарем? ¬– Мужчина расхохотался так громко, что Нискуэл в испуге нырнула за спину Сайллис. – Нет, – холодно произнес Майлхайрер, сбрасывая с плеча руку мужчины. – Они – мои ученики. – Да ладно? – Мужчина изумленно переводил нагловатый взгляд со смущенной троицы на их презрительно щурившего глаза учителя. – Неужели ты, наконец, решил взять молодежь себе на ученье? Это прям событие века, Майлхай! – Мужчина снова расхохотался. Его борода тряслась в такт его смеху. – Это тебя не касается, Мартон! – в голосе Майлхайрера прорезались стальные нотки: насмешек в свой адрес менестрель не любил. – Лучше бы ты упражнялся в своей ничтожной игре, чем лезть в мои дела! Смех Мартона тут же смолк. Бросив на Майлхая обиженный взгляд, мужчина сказал напоследок: – Ты ничуть не изменился: как был нелюдимой сволочью, так им и остался! – и скрылся в толпе. Ваверли посмотрел на Майлхайрера. Лицо менестреля было бесстрастным, лишь глаза сверкали холодной ненавистью. Повисло неловкое молчание. Нискуэл смущенно теребила лямку своей сумки, Сайллис, стараясь ни на кого не смотреть, стояла красная, поджав губы, так смутила ее фраза «твой гарем». – Идем, – глухо бросил Майлхайрер. Они прошли мимо помоста к плотно закрытой двери и, не постучавшись, вошли внутрь. За дверью оказалась маленькая темная комнатка, освещенная свечами, чьи белесые язычки пламени создавали пляшущие тени и бросали в потемневший от времени потолок тоненькие струйки копоти. Обстановка комнаты была небогатой: шкаф со сломанной дверцей, пара кресел, стол, покрытый посеревшей скатертью и три стула. В одном из кресел, закинув ногу на ногу, сидела женщина. Заметив вошедшего Майлхайрера, она встала, буравя менестреля внимательным взглядом карих глаз. Светлые волосы женщины были заплетены в неаккуратную косу, тяжело лежавшую на левом плече незнакомки, а узкое платье было темно-красным, с ниткой синих бус вместо пояса. – Не ожидала тебя увидеть, Майлхайрер, – чуть растягивая слова, произнесла женщина. – Что такого случилось, что ты вновь почтил своим визитом Южную обитель? – Тут она заметила застывших у двери учеников. – Ооо, всё ясно… – Здравствуй, Кассандра, – сказал Майлхай и скинул с головы капюшон. – Ты ведь знаешь, что не все здесь будут рады тебя видеть? Женщина подошла к шкафу, извлекла из его темных недр трубку с длинным мундштуком и закурила. Горьковатый дым заполнил комнату. Глаза Кассандры томно блестели сквозь эту полупрозрачную завесу. – Да, знаю, – пожал плечами Майлхай, – Я уже встретил Мартона. – Ха, это еще не самый страшный твой недоброжелатель! – Тут женщина воззрилась на учеников. Колючий взгляд пробежал по каждому настороженному лицу. – Ну, ученики Майлхайрера, давно вы с ним? – Пару месяцев, – ответила Сайллис. Выжидающий взгляд женщины и ее ленивая манера говорить раздражали девушку. – А кто вы такая? – Сайллис! – воскликнула шепотом Нискуэл, испугавшись, что эту женщину возмутить неприкрытая наглость в голосе подруги. Но Кассандра лишь рассмеялась. – Они под стать тебе, Майлхайрер! Такие же гордецы! – Женщина снова пробежала взглядом по лицам учеников и внезапно подмигнула Ваверли, отчего юноша смутился. – И такие юные!.. Мне это нравится. – Кто бы сомневался, Кассандра, – откликнулся Майлхай. Женщина, сжимая в белых зубах трубку, подошла вплотную к менестрелю, окутав и его белым дымом. – Ты теперь наверняка изменился… – Кончики пальцев Кассандры пробежали по лицу Майлхая. – Ученики всегда меняют менестреля… Майлхайрер перехватил руку женщины и сжал ее тонкую ладонь. Голубые глаза менестреля блестели холодным спокойствием. – Ты ошибаешься, Кассандра. Я никогда не изменюсь. С секунду они стояли, глядя друг другу в глаза. Потом Кассандра, резко повернувшись, отчего коса ее слетела с плеча, подошла к креслу и снова уселась в него, выпустив несколько клубков белого дыма и скрыв за ним свое лицо. – Добро пожаловать в Южную обитель, ученики Майлхайрера. Думаю, он вам сам здесь всё покажет и обо всем расскажет. Удачи! Троица учеников с облегчением и радостью покинула эту задымленную темную комнатушку. Последним вышел Майлхай, плотно закрыв за собой дверь. – Кто она такая? – тут же спросила Сайллис. – Кассандра – настоятель Южной обители. В каждом таком доме менестрелей есть Совет, во главе которого стоит настоятель. – Ты был её любовником? – так же резко, как и первый вопрос, бросила Сайллис. – Нет, – Майлхай, ничуть не смутившись, тонко улыбнулся. – Но ей бы это хотелось… – Итак… – прервал неловкий разговор Ваверли, потирая нос, чтобы скрыть смущение. – Где мы будем жить? – Здесь, – раскинул руки Майлхай. – Здесь?! – снова в один голос протянули Ваверли, Нискуэл и Сайллис. Они разочарованно-ошарашенными взглядами окинули зал: шумная толпа, крики детей, бренчащая музыка и запах усталых тел и чужого пота. – А как же те домики? – вспомнила Сайллис. – Вокруг этого здания? – Там могут жить лишь те, у кого есть деньги, – ответил на вопрос девушки Майлхайрер и иронично спросил: – У вас есть деньги? – Нет… – удрученно ответил Ваверли, а Сайллис помрачнела. – Да, – тихо вставила Нискуэл. Три пары изумленных глаз воззрились на девушку. – То есть? – пробормотал Ваверли, решив, что утвердительный ответ Нискуэл ему показался. Без лишних слов Нискуэл сняла с плеч свою сумку и достала из его глубин мешочек из темной кожи, в котором глухо звенели монеты. – Прежде чем сбежать из родного дома я успела захватить часть своего приданного, – весело сказала девушка, наслаждаясь произведенным эффектом. Ваверли, Сайллис и Нискуэл выжидающе посмотрели на своего учителя. В глазах Майлхайрера засверкало торжество. Буквально через полчаса, отдав привратнику одного из домиков пару золотых монет, четверо путников вошли в свое временное обиталище. Домик был двухэтажным, маленьким и до невозможности пыльным. На втором этаже была спальня с покосившимся шкафом, треснутым напольным зеркалом и кроватью, с балдахина которой полупрозрачной тенью свисала древняя паутина. На первом этаже – гостиная с холодным, давно нетопленным камином, диваном и креслом и крохотная ванная, где гурьбой у выщербленной раковины толпились заржавленные и местами дырявые ведра. Вода же была только на улице, в колодце, так же как и грубо сваленная поленница. – Нда… Очаровательное жилище… – подвела итог Сайллис, садясь в кресло у закопченного камина. Было решено, что кровать наверху займут девушки, а Ваверли и Майлхайрер улягутся в гостиной. Пока Сайллис и Нискуэл наводили порядок в спальне – девушки решительно выкинули балдахин и сложили подальше в кучу пожелтевшие простыни, решив спать с собственными одеялами и плащами, – Майлхай развел огонь в камине, а Ваверли притащил два ведра воды, с трудом найдя те, в которых не зияли ограненные ржавчиной дыры. В свете огня гостиная стала уютней, тепло медленно, но верно наполнило крохотный домик. Ваверли задремал на диване, и Сайллис укрыла юношу его же плащом. Нискуэл, умывшись ледяной водой, отчего лицо её тут же раскраснелось, уже поднялась наверх – было слышно, как натужено и устало скрипели под ногами девушки половицы. Сайллис задержалась у камина, с наслаждением ощущая, как теплые волны огня греют её ноги. Майлхайрер сидел на полу у камина, оранжевые всполохи освещали заостренные черты лица мужчины, и Сайллис поймала себя на мысли, что даже столь яркому веселому пламени холодом и отчуждением противостоят голубые глаза менестреля. – Тебе будет удобно в кресле? – тихо спросила Сайллис. – А то Ваверли уже уснул… – Да, – ответил Майлхай и пошевелил кочергой угли, отчего те рубиново замерцали. – Мне приходилось ночевать и в более неудобных местах. – Например? – На дереве. Под мостом. В тюрьме… – В тюрьме? – удивилась Сайллис. – Это долгая история, – тонко улыбнулся Майлхай и, подняв на девушку голубой взор, добавил: – Спокойной ночи, Сайллис. – Спокойной ночи… – пробормотала девушка и пола наверх. Нискуэл уже спала, свернувшись под одеялом в клубочек, как котенок. Сайллис легла рядом и обняла сладко посапывающую подругу. Последнее, что представилось Сайллис, прежде чем девушка провалилась в долгожданный сон, – это образ одинокого, сидящего у серых стен менестреля, освещаемого скудным светом тюремного окна.