«… Мы всегда учили тебя различать добро и зло, принимать лучшую сторону и делать выбор в сторону добра и общего блага. Но нам с папой кажется, что сейчас наступило время думать о себе и делать выбор только в свою пользу.
Конечно, мы с твоим папой не знаем всех тонкостей происходящего, но мы всё же в курсе дела. И наше мнение таково, доченька: тебе нужно наладить общение с этими людьми, какими бы они не были.
Мы не говорим, что нужно во всём прислушиваться к ним, но поучиться у них точно будет чему, всё-таки это древний род. Но будь осторожна, нам кажется, что лучше не провоцировать их, как длительным игнорированием, так и чрезмерной навязчивостью, но выйти на контакт обязательно!
Ты у нас умничка и поступишь правильно. Какое решение бы ты не приняла, мы всегда будем на твоей стороне.
Мы любим тебя,
Мама и папа».
Гермиона улыбнулась. Письмо родителей, как она и ожидала, не помогло ей наконец-то сделать выбор. Казалось, что все статьи, прочитанные ими в «Пророке», который она высылала и комментировала, прошли мимо них.
«Почему они не понимают, что Лестрейнджи — это угроза?»
Все знают о ненормальной Бэлле и её ненависти к маглорождённым. Гермиона была уверена, что даже тот факт, что, по сути, «грязнокровок» не существует, не сможет заставить Бэллу начать уважать кого-то, кроме членов древних чистокровных родов.
Гермиона знала, что Беллатриса обладает огромным магическим мастерством при полном отсутствии совести. И если бы не родство, то Гермиона была уверена, что тётушка, или кем там она ей приходилась, с удовольствием бы её заавадила при первой же возможности.
О братьях Лестрейндж, Рудольфусе и Рабастане, она знала ещё меньше, чем о Бэлле, но сомневалась, что они все из себя такие хорошие. Ведь всем было известно, что Лестрейнджи и ранее, и сейчас были самыми преданными слугами Волдеморта, и тот целиком доверял им, если ему было свойственно такое явление.
Со своей дилеммой она обратилась к Гарри, который с уверенностью сообщил, что знакомиться просто обязательно, но Фред сказал, что лучше не предпринимать никаких действий, мол, при желании или какой надобности они сами с ней свяжутся.
Произойди это всё раньше, до того, как она узнала о маленьком секрете Гарри, то она несомненно бы пресекла возможность встречи на корню.
Но теперь, когда Волдеморт оказался дедом Поттера, а сам Драко Малфой, люто ненавидевший её все годы, стал никем иным, как родственником, она совершено запуталась.
***
Тем временем тот самый родственник выслушивал лекцию от отца, пребывавшего в Хогвартсе на правах попечителя, о том, как нужно всех собрать вместе, не теряя ни одного способного волшебника.
Люциус, вернувшийся после собрания ближнего круга, повторял слово в слово речь Тёмного Лорда, который считал нужным напоминать о нехватке людей при каждой встрече.
Тем не менее, Малфой-младший не спешил извиняться перед Гермионой. Во-первых, ему это родство было ни к чему, а во-вторых, не в его это стиле было ходить и извиняться. Но если он не решится на это маленькое унижение, то его ждёт нечто довольно ужасающее от Лорда. И Драко радовался тому, что приказы ему передавал отец, а не Лорд самолично.
Но также он не понимал поведения тёти Беллы, которая, как фанатично помешанная на Лорде, должна была ещё в день кровной проверки прибежать «знакомиться».
Когда он задал этот вопрос отцу, то получил ответ — «это дела Беллатрикс и Руди с Рабастаном,
а не твои», что свидетельствовало о явном нежелании Люциуса продолжать разговор — лорд Малфой, попрощавшись, удалился.
***
Поздно ночью, когда Гермиона лежала головой на коленях Фреда, ласково перебиравшего её волосы, раздался неожиданный стук в окно, от которого они содрогнулись. Гермиона нехотя встала, и увидев через стекло явно малфоевского филина, впустила птицу, получив удивлённый взгляд от Фреда, в ответ молчаливо пожав плечами.
Филин, как типичный Малфой, отвернул голову и гордо поднял вверх лапу, позволяя отвязать небольшой клочок бумаги. Как только это было сделано, он сразу улетел, давая понять, что его хозяин не ждёт ответа.
«Возле статуи Одноглазой Ведьмы, сразу, как получишь записку. Драко Малфой»
Фред саркастически хмыкнул, прочтя послание через плечо Гермионы.
— Что он хочет? — скрывая недовольство, спросил Уизли, наблюдая, как горит брошенная в камин записка.
— Не знаю, — девушка устало закрыла глаза. — но я… наверное, я схожу к нему.
Фред хотел было запротестовать, но был заткнут поцелуем, а спустя пару секунд Гермионы уже не было в комнате.
Когда она вернулась, он спал в кресле возле камина — её не было значительно дольше, чем она ожидала. Стараясь его не будить, она села за один из столов, призвав перо с чернильницей и пергамент.
Грызя кончик пера, она задумчиво смотрела на затылок Фреда и думала. Раздумья её длились недолго и спустя пару минут на пергаменте появились первые слова:
«Здравствуйте, Беллатриса…»
