Последнее желание Марты

Пистолет в его руке дрожал от нетерпения. Холодный металл жаждал разорвать выстрелом глотку этой женщины. Марк прищурил глаза, вычленяя из сумерек острые тёмные силуэты. Берта тащила за собой исхудавшего мальчишку, на вид лет девяти, за шарф, грубо повязанный на шею не с целью защиты от холода, но для того, чтобы придушить в случае побега. Марк узнал его залатанную куртку, его стоптанные ботинки, его искажённое гримасой страха лицо. Это, безо всяких сомнений, был Дэнни. Всё ещё без двух передних резцов. Под левым его глазом темнел синяк, оставленный совсем не ласковой рукой. — Отпусти ребёнка, — прошипел Марк, с трудом сохраняя спокойствие. Он мог бы пустить ей пулю в лоб прямо сейчас, но что-то удерживало его от немедленного приведения приговора в действие. Что-то, мерцавшее в тёмных мальчишеских глазах цвета верескового мёда. — Как бы не так, дорогой, — Берта улыбалась, и улыбка эта была фальшива, отвратительна, ассиметрична. — Разве тебе не нравилось быть со мной? — Отпусти. Мальчика. Сейчас же, — повторил Марк, ничуть не сбитый с толку её вопросом невпопад. — Ты ведь понимаешь, что, пристрелив меня сейчас, ты ничего не добьёшься? — она продолжала улыбаться. Её совсем не страшила сложившаяся ситуация. — Сколько всего ты мог бы узнать, если бы был более сговорчивым… Тебе кажется, что ты выиграл битву, Марк, но ты проиграл войну. — Я не играю, — оскалился он в ответ. — Как и твоя малышка Молли теперь никогда больше не будет играть в куклы, да? Палец Марка сорвался раньше, чем он успел обдумать движение. Пуля, вырвавшись из плена холодного ствола беретты, вонзилась разъярённой осой в плечо Берты. Та, скорее от неожиданности, чем от боли, выпустила шарф Дэнни из рук. — Дэнни! — закричал Марк, увидев возможность. — Беги! Мальчик, затравленно взглянув на Берту, поначалу не сдвинулся с места. Слишком напуган. Слишком запуган. Однако, точно услышав что-то в морозном воздухе реки Мидуэй, он пустился наутёк. Возможно, подумалось Марку на мгновение, Дэнни так же, как и он, услышал мысленный зов пока ещё не отчаявшейся Джойс. Берта рванула за мальчиком, не обращая внимания на ранение. Её движения мало походили на человеческие — рваные, изломанные, слишком быстрые для того, кто притворялся простой прачкой с Флит-Стрит. Марк дёрнулся ей наперерез, сбивая с ног. Набатом в ушах звучали шаги бегущего от них Дэнни. Берта замахнулась кулаком и с совсем не женской силой ударила Марка в висок. В голове загудело. Следующий удар пришёлся по ногам, и он услышал, как носок её ботинка впечатывается в его левое колено. Он повалился набок, но инициативы своей не упустил — в ответ он перехватил пистолет, как кастет, и врезал ей по скуле. Берта взвыла раненым хищником и подалась вперёд, через какой-то короткий миг подмяв Марка под себя. Её пальцы с аккуратными ногтями сомкнулись на его горле. — Ты же не думал в самом деле, что сможешь меня убить? — она улыбалась. — Всё кончено, Харт. Ты никогда её не найдёшь. Когда кто-то начинает контролировать тебя и твои действия — считай, что ты уже проиграл. Глотая ртом воздух, Марк смотрел на неё отрешённо. Возможно, со стороны могло показаться, что он сдался. Окончательно. Бесповоротно. Беретта выпала из ослабевших рук. Это выглядело, как изящная победа хладнокровности женщины над эмоциями мужчины. В голове противника всегда есть план, и, когда ты пойдёшь у него на поводу, всё будет кончено раньше, чем ты сможешь сказать «Рождество». — Знаешь… — прошипела Берта, сдувая со лба упавшие тёмные пряди. — Из твоей дочки получилась бы отличная девочка для моего борделя… Жаль, её выбрали для другого… Глаза застлало алой пеленой. Он не чувствовал пальцев, сковавших его горло, точно лёд — реку под его спиной. Он не слышал шума готовящегося ко сну города. Он не видел неба. Марк позволил такому знакомому гневу захлестнуть его целиком. Берта завопила, когда он вцепился в её тугую причёску и потянул на себя. Когда её лоб коснулся глади речного льда, она ослабила хватку, и Марк потянул ещё раз. По какой-то причине звук ударяющей о лёд головы напоминал ему о попавшей на берег рыбе, нелепо дёргающей хвостом. Ты погибнешь просто потому, что не попытался противостоять. Значит, пытайся. Он отпустил её только для того, чтобы высвободиться из-под тяжести её тела, но не спешил вставать. Вместо этого он навалился на неё всем весом, чувствуя, как лёд под ними скрипит от напряжения, ударил ещё и ещё раз, чувствуя на костяшках пальцев влагу крови. Либо борешься до конца — либо погибаешь. — Харт, ты чёртов… ублюдок… — захрипела Берта, перехватывая его кулак. Её волосы растрепались, напоминая взбудораженного осьминога. — Не могу не ответить взаимностью, — ответил он прежде, чем ударить её локтем свободной руки под дых. Она царапала его лицо, оставляя глубокие порезы на коже, молотила ногами в отчаянной попытке вырваться, и он продолжал и продолжал бить, пока, наконец, не почувствовал, что костяшки раздирает болью. Что-то извне заставило его метнуться в сторону — как раз вовремя, потому что на том месте, где только что была его грудь, сверкнул в сумеречном воздухе нож. Берта оскалилась, поднимаясь на четвереньки. С рассечённой губой и разбитым носом, блестящими от гнева и желания убийства глазами она напоминала дикую кошку, способную кинуться в любой момент. Марк отполз от неё назад, чувствуя, что левая нога не слушается. Он не мог встать, чтобы упредить атаку или хотя бы уйти из-под неё. Берта бросилась вперёд, и нож в мгновение ока оказался всего в дюйме от его глаза. От фатальной встречи их отделяла лишь вовремя выставленная поперёк удара ладонь. Марк нащупал под холодеющими пальцами рукоять пистолета. На то, чтобы взвести курок и нащупать спусковой крючок, могли уйти драгоценные секунды, которые Берта не собиралась ему предоставлять. Тогда он толкнул её здоровой ногой, заставив снова взвыть, схватил за открывшуюся шею свободной рукой и приложил ко льду — теперь уже затылком. Она распласталась под ним, как тряпичная кукла. И расхохоталась. Её смех дрожал так, как дрожит последний оставшийся на осеннем дереве лист, как дрожит в предвкушении падения последняя уцелевшая опора. — Ты проиграл, сладкий, — прошептала она, глядя ему прямо в глаза. Она подалась вперёд, позабыв про нож в собственной руке, чтобы оставить отпечаток пламенеющих разбитых губ на губах Марка. И выстрел грянул. Марк почувствовал, как тело под ним холодеет и исчезает. От отполз в сторону, заставив себя глубоко вдохнуть, и попытался встать. Получилось лишь с третьей попытки. На льду перед ним лежал игрушечный кролик с бледно-розовым мехом. Со стороны Марк выглядел как безумец — чёрные, что сердце дьявола, глаза, попирали желчью растревоженную выстрелами игрушку, словно она была главным врагом всей его перевёрнутой с ног на голову жизни. Но она и была им. Пропитанный смрадом кролик с навечно вышитой ассиметричной улыбкой и пуговичными глазами оказался страшнее всех бандитов наркокартелей и наёмных убийц мафии вместе взятых. Ещё минуту назад бывшая миловидной прачкой с Флит-Стрит Берта смотрела в тёмное небо Лондона взглядом мёртвого пластика. Последний выстрел поставил точку в этой истории. Марк вернулся домой заполночь, не чувствуя места, времени и себя. Впервые за четыре года ему хотелось напиться, вынести кровоточащие мысли из захламлённой головы волной дрянного алкоголя, пока он не забудет самое себя, не начнёт блевать прямо на грязный паркет, пока не вырубится, чтобы проснуться наутро с гудящей головой и полным отсутствием воспоминаний. Телефонный звонок превратил точку в жирную, чернильную запятую, застрявшую глубоко в дуле беретты. — Харт, — Марк не узнал собственный голос. Он него несло отчаянием и табаком. — Это Алекс, — пробились с того конца провода сквозь помехи слова коллеги. — Хочешь новости? Дэнни Беннетт вернулся домой. — Я знаю, — хрипло ответил Марк. — Знаешь? Откуда? — Долгая история. — Расскажешь в баре, и даже не смей отнекиваться в этот раз! — Может быть, — Марк потёр пальцами гудящий висок. Возможно, в этот раз он действительно не будет отказываться. — Отлично. Тогда я могу сразу ко второй новости перейти. Помнишь, я рассказывал о деле Сойеров? Из сорок пятого? — Такое забудь, — ответил Марк. — К делу. — Я откопал ещё кое-что про них, — Алекс зашуршал на фоне бумагами. — Им в этом году пришло письмо. — Видимо, очень интересное, раз ты решил мне об этом сообщить, — Марк скрипнул зубами. — Лучше сядь, если стоишь, — ответил Алекс. — Я серьёзно. Марк прислонился к комоду. — Сидишь? — Да. — На письме не было обратного адреса, только штамп почтампта Кентукки. Кто-то выяснил адрес Сойеров, хотя они сменили место жительство несколько раз, — снова шуршание бумаг. — В конверте была только фотокарточка с молодым человеком, лет двадцати пяти, в котором они узнали одного из своих пропавших сыновей, Лью. Надпись на фото гласит: «Лью Сойер. Я люблю брата Фрэдди. Илил Бойз. A50532 или 35». — Здорово, они нашли сына, что дальше? — Марк сжал телефонную трубку до побелевших костяшек. — Не нашли, — Марк буквально физически чувствовал, как Алекс на том конце покачал головой. — Отец выехал в Кентукки, там и слыхом не слыхивали ни про какого Лью. Я отправил весточку своим друзьям из округа, чтобы они попробовали найти отправителя. — И? Не тяни, Алекс, ты действуешь мне на нервы. — Ладно, хорошо. Учти, это всё под грифом строжайшей секретности, даже Сойерам ничего не сказали. Фотокарточку заметили в Канаде, Норвегии и Финляндии прежде, чем она попала в США. Самое первое появление конверта смогли зарегистрировать в регионе Лаппи. Это Лапландия. — К чему это всё? — Марк начинал злиться. — Что это должно было мне дать? — Скажи мне, Марк, — спустя минуту молчания начал Алекс. — Ты что-нибудь когда-нибудь слышал о Крампусе?.. Ветер завывал в дымоходе реквиемом по пропавшим детям.