Конец близок
12 июня 2014 г. в 13:10
— Вы знаете меня, мистер Барнес? — было неприятно называть самого известного и уже давно мертвого композитора чужим именем, но произносить настоящее было страшно.
— Лучше Фредерик. Мистер Барнес звучит слишком официально, не находишь? Да и я думаю, что совесть твоя может позволить произносить только моё имя, — его голос стал немного шутливым.
— Вы правы, Фредерик, — решил я исправить свою предыдущую ошибку.
— И не выкай, нам предстоит интересный и, пожалуй, долгий разговор. Присаживайся, — он рукой указал на соседствующее с ним кресло.
Подумав пару секунд, я всё-таки на свой страх и риск подошёл к креслу и сел. Оно было достаточно удобным, но под пристальным взглядом Фредерика я чувствовал себя неуютно.
— Ну что ж, начнём? — я согласно кивнул. — Как ты думаешь, что мне от тебя нужно? — задал он вопрос, на который и сам прекрасно знал ответ.
— Дописанная мелодия… — тихо отозвался я.
— Ты прав. Но, кроме этого, что ещё?
Ответа я не знал, поэтому на моём лице отразилось немалое удивление. Именно это и заметил своим пристальным взором Фредерик.
— Не знаешь? Я думал, ты — догадливый мальчик, раз раскопал всю подноготную Гюри. Но оказывается… — договорить ему не дал уже я сам.
— Гюри знали многие, поэтому достать информацию было легко. Но о вас известно крайне мало, и даже если бы я что-либо узнал, ответить на этот вопрос сможете только лично вы, — брови композитора поднялись вверх, а в глазах появились чёртики.
— Ты в этом так уверен?
— На сто процентов.
— Самоуверенный мальчишка! — воскликнул Фредерик. — Хотя и правда, ответ известен лишь мне. Но всё же, имея столь развитую интуицию, можно было хотя бы предположить.
— Я не гений, как вы, так что…
— Успокойся, я всё прекрасно понимаю. И с удовольствием сообщу о том, что меня интересует, — он вздохнул и продолжил. — Как ты знаешь, мелодия очень любит боль, вернее, если смотреть в её суть, она ей питается. Поэтому для её написания понадобилось около ста лет, ведь человеческие силы так малы.
— Не понимаю.
— Я не закончил ещё. Продолжим? — положительный кивок. — Я начал сочинять мелодию из-за одной жалкой женщины, приносившей мне много боли. Она была восхитительна: миниатюрная, черноволосая, с ангельским личиком. Но была у неё одна гадкая черта — непостоянство. Меня ей было слишком мало. Рядом вечно было несколько кавалеров разной внешности и возрастов. Сказать честно, это меня порядком удручало. Поэтому, придя однажды после одной такой компрометировавшей меня ситуации, я сел за старенькое фортепьяно и начал минуту за минутой, час за часом, писать и писать. Но, знаешь, у меня ничего не получалось. После того, как я записал несколько нот, вдохновение прекратилось. И даже проигрывая их раз за разом, продолжить произведение я не мог. Да ещё эта распутница прислала мне приглашение на свою свадьбу, терпеть это было выше моих сил. Поэтому, через страдания, выдавив ещё пару нот, я всё-таки пришёл на их бракосочетание и посередине церемонии принёс себя в жертву, — глаза Фредерика стали чернее ночи, а на губах заиграла маниакальная улыбка.
— Нам о тебе другое рассказывали.
— И что же, если не секрет?
— Сердечный приступ поразил тебя на свадьбе твоей сестры. От счастья, что она со своей не особо красивой внешностью смогла отыскать суженого.
— Хмм, чего только люди не придумают, чтобы не очернить студию. Хотя меня тогда мало интересовало её будущее.
В кабинете настала гробовая тишина. Для продолжения разговора требовалось душевное спокойствие, которое не наблюдалось ни у Фредерика, ни у меня. Но, чтобы не умереть, нужно было знать две вещи: “что нужно” и “куда вернуть”.
— И всё-таки что от меня требуется? — спросил я вникуда.
— Мелодия, как ты уже знаешь, питается болью, и ты, испытывая адские страдания, смог её закончить. Но, чтобы всё это пришло к своему завершению, нужно вывести произведение в массы.
— То есть за оставшиеся несколько часов я должен исполнить композицию в кругу нескольких сотен, а лучше тысяч людей?
— Правильно!