***
Локи шагал в тронную залу, преисполненный чувством собственной значимости и великолепия. Мимолетная мысль, словно перец, по ошибке добавленный в изысканное блюдо, испортила трикстеру бифрёстовое настроение. Отсутствие Тора раздражало. Как бы странно это ни было, но после захвата власти, пусть даже под личиной Всеотца, пропал всякий интерес властвовать. Исчез азарт. Испарилось дымкой предвкушение. Тор, в очередной раз ничего не сделав, сумел опоганить и его — Локи — победу. Что для этого сделал сын Одина? То, на что ему хватило мозгов — Тор просто отказался от трона. Смешно! Локи бы предпочел драться за трон зубами и ногтями, чтобы ощутить, что желанный кусок асгардского металла теперь принадлежит ему. Локи наслаждался муками сводного брата не так долго, как представлял в своих извращенных мечтах. Откровенно говоря, получив желаемое, Локи заскучал. Соревнование закончилось — трофей в его руках. От того и смертная скука. А потом на него лавиной обрушилась рутина в виде государственных дел и нескончаемого потока жалоб асгардцев, требовавших непременного участия царя. Демиурги, торговцы, промышленники. Ад кромешный. По вечерам ему казалось, что воды океана меланхолии засасывают его в темную пучину. Одни и те же мысли мучили его до самого рассвета. Чтобы уснуть, он топил свое сознание в хмельном до тех пор, пока не отключался. Фригг. Локи затошнило от самого себя, тело пронзила такая боль, как если бы его терзала стая голодных волков, а он был бы не в силах уничтожить или себя, или противника. Ему даже казалось, что он слышит этот пронизывающий, доводящий до безумия вой, когда лежа смотрел на ночные звезды с балкона. Он скучал по матери. Хотя царица не была ему родной по крови, но ближе у него не было никого. Только она одна на всем свете понимала его душу. И думать о ней было невыносимо. Он понимал, что ее гибель — это полностью его вина. Он сам — не Один, не гребанный Тор, а он лично — указал той твари путь наверх. Ту проклятую лестницу. Локи почувствовал ком в горле и постарался увести свои мысли в другое русло. К смертям тех, кого он ненавидел, что есть мочи. Если смерть Лафея была частью неудавшегося плана и не вызывала в его душе никаких колебаний, то смерть Одина воспринималась Локи весьма неоднозначно. Изначально Локи испытывал триумф — желанная власть и царство теперь принадлежали ему. Смерть Всеотца ставила точку в извечном конфликте и давала ему уверенность в своем будущем, приносила мрачное удовлетворение, даже вызывала былую ядовитую ухмылку. А ведь ему даже не пришлось предательски обнажать клинок или марать руки в крови. Один добровольно распался на атомы с извечно кривой улыбкой на устах и смехом, чем весьма озадачил своего приемного сына, будто старый козел знал, что так и будет. На прощание Один шепнув одно из своих псевдозагадочных изречений: «Колдуны мыслят иначе. Колдуны контролируют свои чувства и видят мир без прикрас, прекрасно понимая, что у всего есть цена». Локи недолго праздновал свою победу, потому что после до него дошел смысл сказанного. Удовлетворение от содеянного испарилось к Хель, но он упорно не хотел признаваться в этом самому себе, не то, что кому-то. Не хотел признаваться в том, что потом долго ночами рыдал навзрыд из-за смерти Одина. И все же… калейдоскоп одних и тех же мыслей приводил Лжецаря Асгарда в бешенство. Он задыхался от обыденности. Застыл. Зашел в тупик. Мысль о том, что после падения Малекита прошло всего четыре года, вызывала желание грызть Гунгнир, пока зубы не сотрутся в порошок. Локи нервно хохотнул. Всего четыре года! Для бога, вроде него, это сродни одному вздоху. «Опомнись, Локи, Асгард, наконец-то, твой…» «Всего лишь четыре года, а ты уже почти чокнулся от скуки, м-даа? И пустоты?.. Они сожрут тебя… Сожрут… Что же ты не радуешься? Власть тебя утомила? Ты ведь жаждал править вечно, м-даа? И трясешься от ужаса, осознавая это? Но все же боишься потерять то, что тебе не нужно?» — вкрадчиво вещал ехидный голосок, звучащий где-то в глубине его черной души. — Захлопни свою треклятую пасть! — Локи впал в ярость и стал крушить все, что попадалось ему под руку. Эйнхерии, сбежавшиеся на шум, кинулись за царевичем. «Всеотец» все чаще и чаще подвергался приступам буйного помешательства, теряя контроль над собой. «Ненавижу! Ненавижу! Это все твоя вина! Твоя! Глупый, никчемный выродок! Отброс! Ублюдок йотуна!» Обессиленный внезапной вспышкой гнева, он ухватился за колонну. Мутным взглядом пытался понять, где он. — Отец! «Ну кто еще, кроме тебя?» — Локи вздохнул. — Сын, — Локи принял свой настоящий облик. Тор застыл. Оцепенение громовержца сменилось радостью… Локи недоверчиво мотнул головой. … уступившей место злости. — Я не спрашиваю: «Зачем?». Как??? — взревел Тор, приподнимая Локи за грудки. — Что ты сделал с отцом? «Давно пора», — обреченно подумал Лофт, наблюдая за тем, как стража окружила их с Тором. Лязгнули цепи. — Мерзавец! — тряс его громовержец. — Ты знал, что я не могу примириться с твоей смертью?! И все же ты веселишься?! Нет… ты не мог… — Я — безумец! — рассмеялся Локи. — Чего ты от меня ждал? Я же убийца! Асгардский Шут! Тор замахнулся и… ударил по колонне, толкнув Локи к стражам. — Заковать! Глаз с него не спускать! Не разговаривать! — бог грома был в бешенстве. — Чувствуешь, что такое боль, Тор? Чувствуешь, как отчаяние раздирает тебя изнутри? — Локи вырывался, но тщетно. Его сковали по рукам и ногам так, что Локи не мог идти, сгибаясь под тяжестью оков, но упорно продолжал сопротивляться и истошно голосить, пока его волокли. Тяжесть оков его бесила и вызывала желание вырваться, но вместе с тем пришло облегчение от того, что ему наконец-то не надо больше притворяться. Все эти чувства смешались в душе Локи, сводя с ума. — Посмотри на меня! — рычал Локи. — Я хочу насладиться твоей болью! Смотри же! Тор не шелохнулся. Оглушенный. Сломленный Бог Грома. Язвительные выкрики Локи эхом отзывались в его памяти, и от этих воспоминаний боль становилась еще сильнее. Радость от того, что Локи все-таки смог обмануть смерть и его самого, сменилась привычным разочарованием, раздиравшим душу.***
— Фригг, мне страшно, — Амора вцепилась в предплечье подруги мертвой хваткой. Они пробирались сквозь безжизненные земли Хельхейма, минуя искореженные в муках корни деревьев. Иссушенные, покрытые смолой ветки цеплялись за одежду, за волосы, царапая руки и оставляя за собой рваные черные линии. Фригг осмотрелась. — Здесь Один не сможет нас увидеть и, тем более, услышать, — царица откинула капюшон, тряхнула головой, высвобождая копну светлых волос. — Хель, я — Хранительница Ветвей Иггдрасиля, Верховная Жрица Ордена Фьоргюн, вызываю тебя! Туман, скапливающийся на небольшой поляне — если можно так назвать выжженную землю — озарился красным сиянием, сжался в фигуру. Амора чувствовала, как у нее подкашиваются ноги. Животный страх завладел всем ее существом. Женщина, целиком состоящая из тумана, с зияющими провалами вместо глаз, вплотную подошла к Фригг. — Время еще не настало, асиня, — утробный голос заставил Амору спрятаться за царицей Асгарда. — Твой враг дремлет, но вскоре, — призрачные кости заскрипели, — пробудится. — Мы не выстроим против Пожирателя мира в одиночку. Ордену нужна твоя сила, Повелительница Теней. — Ни Ордену, ни тебе не суждено ей обладать, — Хель злорадно улыбнулась. — Прими мои поздравления, царица, — их союзница указала рукой на живот Фригг. Фригг удивленно посмотрела на владычицу земли мертвых, не понимая, о чем говорит Хель. — У тебя будет сын. — Разве это важнее, чем цель нашего визита? — Златовласый силач, — продолжала глумиться Вечная. — Будущая Гордость своего Отца… Ты ведь полюбила, Фригга? О-о-о! Пламя новой жизни так ярко полыхает и зовет меня к себе… Оставь надежду, это не тот ребенок, — Богиня Демонов залилась могильным смехом. — А ты думала, что мистерия в твоих руках, царица? Я не люблю повторяться, Фригга, дочь Фьоргюн, но, похоже, ты не понимаешь смысл моих слов. Я не отдам тебе свое дыхание. Ты физически не сможешь принять мою мощь. — И кто же тогда? — презрительная усмешка скрывала ярость, раздиравшую царицу Асгарда. Хель нежно обвила руками шею Фригг, опаляя асиню вечным холодом: — Ты еще не догадалась? — вопросом на вопрос ответила Смерть.***
Леди Сиф свернула свиток и выжидающе посмотрела на Тора, вернее на то, что от него осталось: безликую тень, мрачно слоняющуюся по дворцу. Фандрал, вальяжно развалившийся на софе, занимался самолюбованием. Вольштагг поглощал пищу, не пережевывая, как кашалот. Огун же с невозмутимым видом точил кинжалы, изредка бросая взгляды на окружающих. Обстановка выводила Сиф из себя. Не выдержав, она треснула кулаком по столу, заставив троицу воинов вздрогнуть. — Довольно, с меня хватит! — рявкнула девушка. Тор все-таки посмотрел на нее. — Что ты себе позволяешь? Ты — царь Асгарда! Рано или поздно это случилось бы. — Слишком рано, — процедил Тор. — Ты стенаешь так же, как и Локи! — скривив мину, она прогнусавила. — Я — такой… — Не произноси при мне этого имени! — гаркнул громовержец. — … несчастный, брошенный и покинутый! — голос Сиф звучал издевательски. — «Меня никто не понимает!» — она тряхнула его за плечи. — Поплачься мне в юбку! Как раз одену таковую, ради сего случая! Всеотец не был вечным. Настало его время, и он покинул нас. — Ты не понимаешь… — Куда уж мне? У меня ведь не было родителей! Они не пали на войне с Йотунхеймом, защищая Мидгард! Тор смягчился, понурил голову. — Прости меня, Сиф. — Не время для сантиментов. Асгард в руинах, а весть о том, что Всеотец был убит от руки собственного сына, разлетелась по мирам! В Альвхейме, Ванахейме, Нибльхейме поднялись восстания! Никто не желает больше признавать Асгард своим сюзереном, а все потому, что наше царство само себя не в состоянии защитить! У тебя нет выбора! Давно пора осознать это! Ты никому не сможешь доказать, что Локи действительно не убивал Одина! Ты можешь прекратить все это только в случае восхождения на престол. — Сиф, может быть, настало время перемен, — начал было Фандрал. — Конечно! — всплеснула руками воительница. — Давайте поощрим гражданскую войну и бессмысленное кровопролитие! Откроем Радужный Мост йотунам и мидгардцам! Оу! И не забудьте о Хельхейме. Уж они-то с нетерпением жаждут вернуть глаз Одина на родину. Тор сел и закрыл лицо руками. — Сиф, не надо! — Вольштагг пытался остановить девушку, но не успел. Она была быстрее. Дернув громовержца за волосы вверх, Сиф влепила громовержцу оплеуху. — Приди в себя! — прорычала она. Тор смотрел на нее уже более осмысленно. Раскрасневшаяся, прекрасная богиня… Вторая оплеуха свалила его с ног. Сиф занесла руку еще раз, но не ударила. Она всматривалась в лицо Тора. Удовлетворенно хмыкнув, Сиф помогла Тору подняться. — Быть того не может, — Огун слабо улыбнулся. — Ты смогла до него достучаться… Громовержец обнял Сиф. — Ты права. Ты всегда права, и я должен занять свое место, — он нахмурился, — но что делать с Локи? — поморщившись, пробормотал бог грома. — Предоставьте это мне, ваше величество, — шурша шелками, вошла Амора. Многозначительно переглянувшись, воины почтительно склонили головы. — Сиф, я благодарю тебя за оказанное доверие, — колдунья почтительно поклонилась. — Я знаю, как решить сложившуюся дилемму, ваше величество, — сказала Амора, обращаясь к Тору. — Ведьма, — фыркнул Фандрал. — Гениально, Сиф, просто гениально, — он резко схватился за горло. Фандрал пытался вымолвить хотя бы слово, хватая воздух ртом, будто рыбка, выброшенная из аквариума, но не мог произнести и звука: ас потерял голос. Амора с невозмутимым видом лишь поправила колье из рубинов. — У вышеназванной проблемы есть два пути решения. Первый: лишить Локи памяти, но это малоэффективно. Память имеет неприятное свойство: возвращаться именно тогда, когда не нужно. — А второй? — Тор хотел отвести взгляд, но передумал и, слегка прищурившись, внимательно посмотрел на Амору. Глаза чародейки пугали. Холодные, лишенные каких-либо эмоций. Бездонные. Жуткие глаза. — Лишить его сердца. Вольштагг встрепенулся и с недоверием уставился на Амору: — Он и так не в ладу со своей головой, а без сердца… — Ты видел работу любителя. Не оскорбляй меня и, тем более, не смей сомневаться в моих способностях, — перебила его ведьма. — Верно, Фандрал? Блондин усиленно закивал, лелея надежду, что ему вернут способность излагать свои мысли. — Что ты не договариваешь? — Тор скрестил руки на груди. Амора грустно посмотрела на него, словно ей было физически больно от того, что она собиралась сказать ему. — Нам понадобиться еще одно сердце. Повисло тягостное молчание. — Я согласен, — Тор подошел к колдунье и опустился на колени. Бог не знал чего ожидать — жуткого ритуала, крови на руках Аморы, его бьющегося сердца в ее ладонях. Но вместо этого чародейка лишь засмеялась: — Не твое сердце, глупый, — Амора ласково пригладила его растрепанные волосы. — Нам нужно совсем другое сердце!