Клоун и Пугало (The Clown and the Scarecrow)

Комиссар Гордон сидел в своем кабинете, уронив голову на руки. Бэтмен был повержен и, возможно, навсегда. Ему нужно было придумать подходящую историю, чтобы не перечеркивать всю жизнь Брюса. И какого черта ему делать со всеми этими психами, шляющимися по Готэму, без Бэтмэна, который мог их приструнить? Получался бардак. Чертов бардак. Он услышал эхо шагов, приближающихся по коридору, и поднял взгляд. Комиссар был уверен, что, пока он предавался жалости к себе, все остальные покинули здание. Может быть, кто-то приготовил ему кофе? Из жалости. Его все еще преследовал образ Бэтмена, распростертого на мостовой… В дверь вошел Джокер, и Гордон замер. Его пистолет был вне досягаемости, и он был совершенно беззащитен. В теории, он мог бы ударить его стеклом со стола, но комиссар был совершенно уверен, что Джокер окажется быстрее. Он остановился в дверях, прислонившись к косяку, кусая губы и облизывая шрамы. Гордон подумал, было ли это тиком или же он делал это с целью подействовать на нервы. — Комиссар. Гордон изо всех сил старался выдержать взгляд Джокера и усидеть на месте. — Что вам угодно? — Всего лишь хочу поинтересоваться, как дела у Бэта. Гордон сузил глаза. — Почему вас это заботит? — Конечно же, меня это заботит, — Джокер выглядел оскорбленным. — Почему бы мне не заботится о нем? — Ну, ээ, вы пытаетесь его убить. — Я никогда не пытался его убить. Я не убил бы его. С ним слишком весело. По крайней мере, было… А теперь… не знаю. Просто скажите, в каком он состоянии. — Я… — Послушайте, я уже знаю о нем все. Я знаю, что это Брюс Уэйн. — Поче… Как…? — Да я уже вечность это знаю. Думаете, почему я прекратил свой маленький, ээ, крестовый поход? Хм? Я не собираюсь убивать его в его постели, до этого я еще не докатился. Можете верить, я человек слова и все такое. Мне только нужно знать, поправится ли он. — Зачем? — Затем, — выкрикнул он, а потом глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. — Затем, что если он не выздоровеет, я останусь ни с чем. Я умру от скуки. Я мог бы взять весь ваш город и размолоть между пальцами, не встретив сопротивления, но… зачем это делать, если некому остановить меня? Какой смысл? Гордон вздохнул, распознав в глазах Джокера нетерпение и нечто очень похожее на тревогу. Ему не нравилось смотреть на чудовище в тот момент, когда оно кажется почти человеком. Он уступил его давлению. У него тоже был дерьмовый день, и это было неудивительно. — Бэйн сломал ему спину. Мы думаем, он швырнул его об стену, и его позвоночник не выдержал. У него не было шансов, правда. Бэйн слишком силен. — Это «Веном». — Что? — Он сидит на этой… дряни. Что-то вроде усиливающего наркотика. Как стероиды в квадрате. Это делает его больше, сильнее, и он быстрее регенерирует. Джонатан помешался на этом веществе, он стащил немного из бэйнова грузового контейнера и провел тесты. Возможно, Бэйн зависим от него, или что-то в этом роде, Фрэнк выглядел немного чудным, когда у него начался отходняк. Это наш хомяк. Бэйн неглупый мужик, вы же в курсе, но подобное дерьмо сводит людей с ума, не правда ли? — Погодите-погодите, у него что, целый контейнер этого вещества? — Похоже на то. — Почему вы мне об этом говорите? Джокер пожал плечами. — Он сломал Бэта. И теперь он так просто не отделается. Он сломал ему спину… От этого ведь выздоравливают, правда? — Ну, да. Я думаю, это зависит от места перелома, а я не знаю, что именно он сломал. Он может быть в норме через несколько месяцев, или лет… или никогда. — Может быть, если мы введем ему Веном… — Не думаю, что это хорошая идея. — Я хочу его починить. — Не уверен, что это возможно. — Хорошо, тогда я уничтожу Бэйна! Гордон опустил глаза и снова поднял взгляд на Джокера. Тот был явно разгневан, он вертел в руках нож и облизывал губы чаще, чем обычно. — С этим я не буду спорить. Он разрушил полгорода, пока носился вокруг, как Халк, и вывел из строя единственного человека, способного хоть как-то сохранять порядок в городе. — И все же вы преследовали его. — Он сам просил об этом. Он — то, чем мы хотим его видеть. — А сейчас он — ничто! И все из-за идиотского страха Бэйна перед демоном-летучей мышью. — Что? — Джонни воздействовал на него Токсином Страха, чтобы убежать. Он кричал что-то о демонах и летучих мышах. Джонни считает, что Бэйн принимает Брюса за воплощение своих страхов. — Вы думаете, мы сможем использовать Токсин, чтобы остановить его? Джокер пожал плечами. — Не знаю. Я ничего в этом не понимаю. На меня он не действует. Гордон невольно рассмеялся. — И почему я не удивлен? — И все-таки я достану его. — Думаете, вы сможете? — Я попробую. Комиссар, у вас ведь есть семья, верно? — А, да… — Нет-нет, не переживайте, я не собираюсь угрожать. Но вы не можете представить себе, каково это, когда у тебя нет ничего, ради чего стоит жить, так ведь? И не сможете, пока ваша семья с вами. А у меня ничего нет. И не было никогда. Однажды я услышал о неких гангстерах, и смог обдурить их на несколько баксов, не ради денег, только ради прикола, и тогда я услышал о Бэтмене. И, когда я встретил его, он стал для меня всем. Если одного из нас не станет, то второй просто сойдет на нет. Бэйн уничтожил единственное, что было мне дорого, и я уничтожу его или умру. Так, по крайней мере, вам больше не придется беспокоиться обо мне… Комиссар вдруг почувствовал жалость к Джокеру, к тому, как одинока и бессмысленна его жизнь. Странно, как легко было забыть, что он психопат, забыть убийство стольких невинных людей, попытки все разрушить, взрывы, угрозы по телевизору, паромы, ножи — все это теряло значение, когда он стоял перед ним, объясняя свои странные отношения с Бэтменом. Гордон задумался, не чувствует ли того же и Брюс — он никогда не спрашивал его о Джокере, просто наблюдал за тем, как он пресекает его безумные попытки уничтожить Готэм. Он никогда не думал, что между ними может быть что-то большее. И это обеспокоило его. Возможно, тут и не было ничего особенного. Может быть, он был только психом, живущим ради того, чтобы видеть мир в огне. Может быть, Гордон подпал под «обаяние» Джокера, о котором так много говорили в Аркхэме. В конце концов, он был патологическим лжецом. Сколько историй о шрамах гуляло в равной степени и среди специалистов и среди случайных прохожих? Увидев, что комиссар погрузился в раздумья, Джокер заговорил мягче. — Я не хочу снова превратиться в ничто. Я был никем до того, как стал тем, что я есть сейчас. Мне некуда идти, и я не вынесу жизни без него, потому что это будет слишком просто и смертельно скучно. Может быть, единственное доброе дело в моей жизни будет и последним, что я сделаю. Ха, вы видите иронию? Джокер повернулся на каблуках и вышел, эхо его шагов зазвучало в коридоре. Гордон никогда не видел этого человека таким… серьезным. — Увидимся, комиссар. Джим Гордон остался наедине с сосущим чувством под ложечкой и уверенностью, что, если Джокер попробует одолеть Бэйна, то они разнесут полгорода. Его также немного смущало сочувствие, которое он испытал по отношению к этому человеку, то, каким удивительно юным он выглядел, и сколько ярости в нем кипело и рвалось наружу, в то время как он пытался это скрыть. Он также никогда не разговаривал с Джокером так, чтобы при этом не звучали угрозы убийства невинных людей. Битва между Джокером и Бэйном могла закончиться сотнями случайных смертей; ни один из них не станет беспокоиться о безопасности окружающих. И еще непременно нужно было утром заняться поисками контейнера с Веномом, о котором упоминал Джокер. То, что он вынужден пользоваться результатами расследования, проведенного одним из самых разыскиваемых преступников Готэма, внушало опасение. Ему было нужно выпить, но сегодня лучше сделать это дома. В конце концов, может быть, Джокер отравил бутылку виски у него на столе. С него станется. Он все же оставался убийцей и психопатом. Одна беседа ничего не меняет.