Клоун и Пугало (The Clown and the Scarecrow)

Джокер включил душ и убавил температуру. «У Бэтси, должно быть, шкура как гребаной ящерицы», — подумал он, залезая под струю воды. Она ужалила его порезы и ссадины, но расслабила болящие мышцы. Он схватил кусок какого-то шикарного мыла из мыльницы и намылил им кожу, оставив напоследок лицо, которое ему потребовалось оттирать три или четыре раза, прежде чем он смог отмыть всю кровь и смыть весь грим, а вода, наконец, стала прозрачной, а и не белой, черной или красной. Джокер задел порез сбоку на голове и поморщился. Он чувствовал себя довольно противно. Заметив шампунь, он взял бутылку и вылил немного жидкости в ладонь, прежде чем втереть его в пульсирующую кожу головы, осторожно, чтобы мыло не попало в рану. Он наблюдал, как зеленая краска стекает вниз, уплывает в канализацию. Этого было недостаточно, чтобы удалить все следы краски для волос, но она, безусловно, потускнеет. Когда он закончил, волосы свисали сосульками, прилипая к лицу и завиваясь. Он хотел выйти из душа, но не имел сил пошевелиться. Его бедро опять напомнило о себе, голова болела, глубокая резаная рана, пересекающая голень, горела огнем, и он устал. Джей прислонился к кафелю, клубы пара наполняли комнату, тепло воды расслабляло его. Он посмотрел вниз на свои пальцы, еще немного распухшие и покрасневшие с той ночи, когда он пнул стену в Аркхэме. Джокер мог рассмотреть шрамы от последних ран, зашитых Джонатаном, и вдруг снова ощутил то самое чувство внутри. Он полагал, что это была вина. Что-то, что родилось из желания умереть, и мыслей о том, что у него ничего не осталось, в то время, как Джонатан все еще спасал его задницу, на каждом углу и в любой ситуации. Дверь отворилась, и вошел Джонни. — Боже мой, ты там растворишься! Джокер засмеялся, и Джонатан улыбнулся — он знал, что душ поможет поднять ему настроение. — Я оставлю одежду на полу и буду ждать на кухне, когда ты спустишься вниз. Я думал, что ты здесь умер. Мне удалось добыть кое-какие лекарства за то время, пока ты тут плещешься. Я знаю, что ты не привык мыться, но давай уже! Джокер отдернул занавеску и с недовольным видом бросил в Джонатана губкой, от которой тот едва успел увернуться, поспешно закрыв дверь, пока ему не пришлось лицезреть что-нибудь из того, что ему действительно не стоило видеть. Джокер вышел из душа и вытерся полотенцем, стараясь поаккуратнее обходиться с порезами, которые все еще продолжали кровоточить. Джонатан принес ему свободную майку и шорты, вероятно, для быстрого доступа к ране на ноге. Стоило отдать должное Джонни — он все учел. Он потряс головой, как собака, и вода брызнула на пол, сливаясь с лужами от следов мокрых ног, которые уже красовались там. Одетый Джокер вышел из ванной, его волосы обрамляли лицо влажными кудряшками… и он чуть не натолкнулся на Альфреда. Они стояли очень близко, и глаза Альфреда расширились, а брови взлетели на лоб. Джокер облизал губы и с любопытством склонил голову. — Гм… да? Альфред пару раз моргнул: — Просто не ожидал, что ты выглядишь так… по–людски. Альфред захотел взять свои слова обратно, как только они вылетели изо рта, но Джокер расплылся в улыбке и засмеялся, похлопав его по плечу. — Мы все полны сюрпризов, а? Они вместе шли по коридору, и Альфред рассматривал человека, идущего рядом с ним. Он был так молод. Самое большее — около тридцати. Его кожа была бы загорелой, если бы когда-нибудь видела солнце, на носу были веснушки. Его волосы были светлыми под краской, в основном смывшейся в душе. И, не считая уродливо выглядящих шрамов, разлетающихся по щекам от углов рта, он был просто нормальным парнем в шортах и мешковатой футболке, мирным, усталым и окруженным аурой спокойствия. Это было странно. — Как он? — Все еще в коме. — Могу я увидеть его? — Думаю, да. Но сначала мы позволим доктору Крейну осмотреть вас, иначе он будет мной недоволен. Джокер усмехнулся: — Джонни всегда недоволен. В этом нет ничего нового. — Нет, но вы весь пол кровью закапали. Джокер посмотрел через плечо. — Действительно. Простите за это. В Альфреде невольно проснулся отцовский инстинкт, и ему захотелось протянуть руку и погладить плечо искалеченного человека, стоящего рядом с ним. Он был слишком молод для столь впечатляющего набора травм, и, несмотря на то, что он был высок, Альфред возвышался над ним на дюйм («Такого же роста, как Брюс», — услужливо добавил его мозг), создавал иллюзию взгляда на него сверху вниз, порождаемую тем, как Джокер сутулился на ходу. И хромота только усиливала это ощущение, несмотря на то, что он оставался высоким. Он легко возвышался над Крейном, но тот, действительно, был небольшого роста. Альфред задался вопросом, было ли это причиной, по которой Джокер терпел Джонатана рядом с собой. Была ли это иллюзия власти, был ли Крейн кем-то, на кого можно смотреть сверху вниз, на чьем фоне он мог бы казаться себе более могущественным. Но затем Джокер сел в кресло и улыбнулся Крейну теплой улыбкой, ничем не напоминающей его обычную усмешку или злобную ухмылку, и спокойно сидел, пока Крейн промокал его голову и ногу спиртовыми салфетками. Он даже не ерзал, когда Крейн протаскивал иглу через порезы. Альфред никогда бы не подумал, чтобы он способен усидеть на месте. Он предположил, что даже психопатам временами нужны друзья. — Хорошо, кексик. Моя очередь заняться рукоделием. Крейн засмеялся: — Похоже, что так. Альфред невольно улыбнулся: — Дайте мне посмотреть. Крейн протянул ладони, а Джокер без всякой пользы потыкал иглой в область пореза. Альфред нахмурился: — Я не уверен, что мы сможем зашить раны на ладони. У вас есть клей? Мы можем использовать его вместе с хирургическим пластырем и надеяться на лучшее. Джокер передал клей, и Альфред нанес его на уже очищенные порезы. — Я не знаю, как вам до сих пор удавалось удерживать иглу, — сказал Альфред, и Крейн пожал плечами. — Я ввел туда анестетик. — Еще какие-то травмы? — Только синяки. Хотя мне нужно ввести противостолбнячную сыворотку. Альфред закатил глаза: — С удовольствием. На самом деле, я давно хотел вонзить что-нибудь острое в этого ублюдка. Джокер засмеялся: — Я произвел сильное впечатление, не так ли? — Вы не представляете, сколько раз мне приходилось лечить Брюса от неудачных попыток самолечения и проблем, которые оно вызывало, — пробормотал он, щелкая по шприцу. — Руку. Джокер протянул руку и Альфред погрузил иглу под кожу, слегка надавливая пальцами на поршень шприца, пока тот не опустел, затем снял иглу и бросил ее в удобно расположенную коробку для острых предметов. Он взял вторую иглу, и Крейн протянул руку для той же процедуры. — Спасибо, — сказал он, и Альфред натянуто улыбнулся. — Теперь… кто-нибудь голоден? — Да, — сказал Джокер, и Джонатан кивнул. — Я посмотрю, что можно сделать. — Эй, Альфред? — позвал Джокер. — Хм? — Ты мне нравишься. Альфред улыбнулся. — Я не хочу думать о последствиях этих слов ... Джокер рассмеялся. — Ты хороший мужик. Джонатан тоже улыбнулся, но, взглянув на босые ноги Джокера, громко застонал. — Что? — в замешательстве спросил Джокер. — Твой палец практически вывернут набок! Джокер посмотрел на него и засмеялся, чуть сгибая пальцы. — О, да. Так и есть. — Надо будет его вправить. Альфред? Есть ли у вас бинт? Альфред снова заглянул в комнату: — Да, а зачем? — Его палец тоже необходимо зафиксировать. — Не знаю, почему ты не сделал этого в первый раз, — пробормотал Джокер. — Ах, ну тогда, гений, почему ты не подумал об этом? Альфред снова ушел со словами: — Я пойду принесу его. Когда он сделал это и снова исчез в безопасности кухни, Джонатан встал на колени и пошевелил палец Джокера. — Будет больно. — Ты, кажется, слишком часто это говоришь. — Только в ситуациях с тобой. Ты — ходячая катастрофа. Он наддал чуть сильнее и Джокер вздохнул, — Что так долго? — Я бы предпочел не оказаться в нокауте, если вдруг причиню тебе боль. Джокер закатил глаза, поднял ногу, ухватился за мизинец и повернул его с неприятным отрывистым треском. Когда он уверился, что палец в правильном положении, то опустил ногу на пол, предоставив Крейну закончить начатое. — Почти не почувствовал. Джонатан начал дисциплинированно фиксировать палец к соседнему, все время спрашивая себя, почему он вообще беспокоится.