Мой по праву рождения

Часть третья. POV Гарри. Промозглая погода августа прояснилась и дала нам погреться в последние деньки, когда мы суматошно собирались, стараясь ничего не забыть. Я говорю не о вещах, а о навешанных на нас гирляндой заклинаниях слежения, мороками, оберегами, маскировочными и еще сотней бесполезных "украшений", имеющих место быть только из-за эльфийской паранойи. Та, кстати, разыгралась не на шутку и снова медленно перетекала в истерику. Это было, наверное, самой главной причиной моего желания малодушно удрать в школу, тоже уже не казавшуюся слишком привлекательной. Гермиона же наоборот будто впала в анабиоз и скучающе листала учебники и конспекты. Она терпеливо выносила все издевательства, сотни раз повторяла Натирре вызубренный нами список правил и, казалось, совершенно ни на что не обращала внимания, витая где-то в облаках. По тому, как она порой хмурилась, я чаще думал - ее облака были тучами. Она упорно ничего не рассказывала и вообще притворялась, что забыла о том разговоре. Я даже не знаю, что беспокоило меня больше - ее недоверие или же возможность опасности для нее. Но то, что она легко сказала мне о сокрытии чего-то, давало повод надеяться, что ничего серьезного нет, и ей просто нужно обдумать все, прежде чем с кем-то делиться. - Гарри, повтори еще раз! - раз третий за два дня терроризировала меня эльфийка. - Эх... Не снимать ни в коем случае амулет, - вздох. - Я бы и так этого не делал. Что еще? - встретив ее мрачный взгляд, я быстро продолжил: - избегать лишних разговоров с товарищами, не смотреть в глаза опытным легилиментам, спать с заглушающими, мыться в душе одному, - я уставился на нее. - Как вы представляете это после тренировки? Там одна душевая, куча потных парней, а времени мало. - Ты будешь тратить время на этот бредовый спорт? - она, казалось, искренне удивлена. - Мне. Это. Нравится, - зашипел я, пародируя истерики, которые Герм устраивала пару месяцев назад. Общие черты стали ярче, показывая нашу принадлежность к расе. - И вот так не шипи, - гаркнула на меня наставница. - Вызовет лишние вопросы. А если будут лишние вопросы, не смей, спаси Эйлистри, отвечать прямо, наивный ты остолоп! А лучше вообще молчи. Попроси Огонька помочь тебе с дипломатией, она замечательный партизан, - Натирра не представляла, насколько близка к истине. "Партизан" хмыкнула, перелистнула пожелтевшую страницу, но продолжила прислушиваться к нашей перепалке. Ее спокойствие начинало меня выводить. Я кивнул наставнице, демонстрируя полное согласие, и быстро вышел за дверь, под ласковое солнце. Над головой поблескивал зеркальный купол, превращая наше жилище в ровный зеленый луг с внешней его стороны. Предосторожность. Одна из сотни. Я и сам стал подобным зеркальным куполом, научившись не существовать в реальности, проходить незамеченным в толпе, стоять посреди площади, никем невидимый - без каких либо магических ухищрений. Да, наши тренировки приобрели несколько другую направленность и теперь мы умели скрываться, уходить от сражения, тогда как раньше толкались вперед, на пики воображаемых врагов. Я опустился на траву у крыльца и мрачно подумал о том, что зря не курю. Сириус вон вроде курит. От его последнего письма очень явственно пахло табаком. Он прислал его буквально пару дней назад, и бумага еще пахла его запахом - уже не заключенного, даже не немытого пса, но все-равно как-то узнаваемо, что я даже не глядя на неровный почерк понял - от него. Ничего важного в узеньких строках не было. Пара предложений о том, чтобы мы были осторожней, несколько слов о себе, да немного пожеланий учебного года. И в конце: "Всегда можешь положиться на меня, Гарри. Твой крестный." От этих слов стало неожиданно тепло и спокойно. Я спрятал конверт в чемодан к трем прошлым, с поздравлениями и беспокойствами, и пообещал себе однажды, чего бы мне это не стоило, рассказать всю правду Сириусу. На траве осела роса - след утреннего тумана. Я вдохнул свежий воздух, неуловимо пахнущий приближающейся осенью, и потряс головой. Все мое недовольство, связанное с гиперопекой эльфов были лишь лепетом. На самом деле это было нужно не только им. Нам даже больше. Только своим беспокойством они заставляли нервничать меня. Не трудно догадаться, что, когда мы оказались на вокзале, я был более чем хмур и напоминал выражением лица одну угрюмою личность, не безызвестную в нашей школе. Только выдающегося носа мне и не хватало для полноты картины. Одно успокаивало - в такой толпе любые отличия просто затеряются. Меня внезапно взяла за руку Герм. - Эй? - полушёпотом спросил я. Но прежде чем она ответила, я уже и сам заметил то, что ее испугало. В каких-то пяти-шести метрах от нас стояло рыжее семейство, в почти полной его комплектации. И естественно, большинство смотрело на нас. Некоторые вопросительно (Почему мы к ним не подошли?), двое вполне дружелюбно, но немного заговорщицки, а один с неприкрытой ненавистью. От активных действий его, похоже, останавливали только его братья, незаметно положившие на его плечи руки. - Сбежим? - я попытался улыбнуться подруге. Шутка шуткой, но слишком часто у нас с ней возникала эта идея, и сейчас мы были в ситуации, когда она могла бы спасти нам излишне острые уши. - Поздно, - тихо вздохнула она, ответив такой же кривой улыбкой. Хогвартс-экспресс, уже забитый школьниками всех возрастов, был полон шума, гама, сладостей и вообще жизни. Мы оказались в купе с ученицей с Равенкло. Надеясь избежать лишних приветствий и разговоров, как предупреждала Натирра, мы вероломно вломились в уже занятое купе и с самыми милыми улыбками потеснили сидевшую там девочку. Она мельком посмотрела в нашу сторону и снова занялась вещью на ее коленях. Предмет имел странную форму и был собран из всякого мусора: крышек, обточенных кусочков стекла, ракушек, больших потрескавшихся бусин с перламутровым отливом и еще кучи всего. Скреплено это было проволокой и шуршало при малейшем движении. Гермиона глядела на девочку настороженно, даже с неодобрением, хотя я не понял, чем вызвано ее внимание к той. - Ты чего? - Я дернул ее за рукав. Подруга только отмахнулась. Тем временем я и сам стал разглядывать нашу спутницу. Она была слишком светлой на фоне серой драпировки кресел и собственной темной мантии с синей подкладкой. Светло-русые волосы сливались с бледной кожей. Глаза, удивленные, но в то же время без какого-либо интереса в них, не могли похвастаться яркостью - еле заметная голубизна, граничащая с серостью, пряталась под белыми ресницами. На ее губах иногда появлялась задумчивая и мечтательная улыбка. Она тут же угасала, но все равно оставляла след нежности на юном личике. Девочка была младше нас на курс, но я прежде никогда ее не видел ни в коридорах, ни в большом зале. Или же не замечал, хотя для этого, наверное, нужно быть слепым. Всем своим видом она говорила, что для нее безразлично чье-то одобрение. Серьги-редиски, эта чудная игрушка в руках, чемодан, расписанный и расшитый - все было в ней иначе, чем в ранее виденных мною девушках в школе. Мне показалось, что она поглядывает на нас исподлобья. Хотя тут же прячет взгляд, но так, что мы успеем заметить, если обратим внимание. Не от того, что она этого хотела, а от того, что в ее движениях была некоторая плавность, даже леность. - Что это у тебя? - кивнул я на предмет, уличив момент, когда она снова поднимет взгляд. В глазах Гермионы читалось неодобрение. Она уже решила для себя, что наша спутница - легкомысленна, наивна и непрактична. С внутренним строем Гермионы, четким и целенаправленным, ей сразу не понравилась эта мечтательная студентка. - Это? - девочка открыто улыбнулась и приподняла свою игрушку. - Ловушка злых намерений. Он звенит, если кто-то задумал что-то злое. Я про себя подумал, что она звенит постоянно, и кто его знает, работает или просто так. Герм фыркнула. - Ты не веришь? - посмотрела на нее студентка и прижала к себе ловушку. - Я доверяю проверенным амулетам, точным и действенным! - высокомерно заявила подруга. - Как тебя зовут? - прервал я их, видя, что может и не конфликт, но неприязнь повисла между ними. - Луна, - ее настроение сразу же изменилось, глаза блеснули добротой, будто ее не задевал скепсис Гермионы. Я невольно улыбнулся. - Я Гарри, - протянув ей руку, я легонько сжал прохладные пальчики. Мирная девушка после знойного от напряжения лета была приятным подарком. Впрочем, о зное сейчас говорить не приходилось. По окнам забарабанил дождь, усиливаясь с каждым мгновением и грозя пробить кажущееся тонким стекло. В воздухе повисло злобное, почти змеиное "пш-ш-ш-ш". Вспомнился старенький телевизор, который доживал у меня однажды летом, не показывая толком, а только невыносимо горестно шипя. В купе стало прохладно. Август совсем оставил нас и забрал тепло. У меня мерзли ноги и плечи. Я накинул мантию поверх одежды и уставился на игрушку, расфокусировав взгляд. Я упустил тот момент, когда ловец скатился с коленей Луны и громко зазвенел, подскакивая на дрожащем полу купе. В том, что он упал без какой либо помощи девушки, я был готов поклясться. В туже минуту дверь в купе распахнулась, стукнувшись о крепления. Малфой. Мерзкий, вездесущий Малфой младший, не имеющий в своем благородном арсенале приличий и морали. Я поморщился, лениво поворачивая голову. Конфликта не хотелось. В первую очередь из-за того, что пришлось бы скинуть с плеч теплую мантию. - Нюх у тебя на меня, что ли, хорек? - неискоренимое хамство, наследство отца, по словам школьного Смеркута*, наконец вылезло, хотя, кроме словесной перепалки от меня сейчас ждать ничего не приходилось. - Поттер, - прошипел заносчивый лордишка, силясь вернуть колкость, - я вижу, ты откололся от своего рыжего дружка. Что, размолвка в отношениях? - Гойл гоготнул на заднем плане. Его жирная харя, конкурирующая в размере и мерзости разве что со "светлым личиком" Дадли, еле помещалась в проеме, выглядывая из-за плеча блондинчика. - Нет, что ты, красавчик, у нас с ним все чудненько, - я добавил игривости в голос: - Просто пока мы не афишируем. Но видно Ронни, дрянной мальчишка, - короткий смешок, - растрепал все тебе, да? - рожу Малфоя перекосило. Гермиона старалась не смеяться, но все-таки прыснула и отвернулась к окну, закрывая рот руками. - Фуу, - в три голоса протянули слизеринцы. - Ну чего "фу" сразу? Втроем не фу, а наши милые, почти обычные отношения - противно, - я еще не договорил, когда Малфой подлетел ко мне и схватил за грудки. Последние слова я договаривал, уже сипло выдыхая их ему в лицо. - Как ты смеешь, Поттер, оскорблять потомков благородных семей? Дружок грязнокровки и предателя крови, ты вообще права не имеешь рот раскрывать в нашем присутствии. Я почувствовал, как нагревается воздух. Ловец тихо тренькнул и замолк под взглядом разъяренной подруги. Она больше не смеялась. Ее задетый статус, теперь еще и ложный, был тем самым рычагом давления, на которой ни в коем случае нельзя нажимать. Злясь и за себя, и за свою семью, она вспыхивала резко, а теперь еще и слишком импульсивно. Усугубляющим фактором послужило то, что вякнул трусливый хорек, которому она уже однажды ломала нос и теперь сдерживаться уж точно не собиралась. Парень отступил назад, потянувшись рукой к носу, но тут же одумался, снова натягивая на лицо маску высокомерия. - Идем, Кребб, Гойл, мы теряем время в низкосортном обществе, - он развернулся на каблуках и уже было шагнул за спину одного из своих телохранителей, как запнулся о ловец. - Что за мусор тут валяется, - брезгливо выплюнул он и пнул игрушку, отправляя ее в полет по коридору. Та прозвенела совсем тоскливо. - Сученыш, - зашипела Герм и, схватив Малфоя за лицо, приложила его головой об стену. Меня охватила паника. Даже не знаю, в чем было дело. Меня одновременно пугало и то, что Гермионе неслабо попадет за этого хорька, и то, что теперь за ней станут следить. Я вскочил с места, ухватил ее за локоть, но она вывернулась и пошла по коридору. Я хотел ее догнать, но она прошла на пару метров, подняла ловец и вернулась в наше купе. - Держи крепче в следующий раз. Да и знаешь... даже то, что он тебя предупреждает, от таких уродов не защитит... Будь осторожнее, - лицо Луны почти светилось. Она прижимала к себе ловец и улыбалась так смущенно, так скромно, что ярость, исходившая от подруги, мигом схлынула, оставив после себя ощущения озноба. - Герм, ты же внимательнее меня слушала Натирру... - осторожно начал я, смотря, как тонкие пальчики Луны скользят в просветы в комке проволоки. - Да успокойся ты! - легкомысленно отозвалась подруга. - Не расскажет никому наш чистокровный выскочка о том, что его девчонка избила! - Опять! Опять избила, Герм! - я привстал под тихий звон, наполнивший наше купе. - Даже если не расскажет, ты не рассчитала силу. Его мордовороты потащат его к Помфри. А она узнает, КТО это сделал, и теперь уж точно не станет нас покрывать! - Я знаю, но... Я на него постоянно так реагирую. А еще отец его... Меня трясет, когда хотя бы один находится поблизости... Прости. Я сама буду за это отвечать. Ты все-таки ничего не сделал... Ее лицо и шея покрылись красными пятнами. Ей было стыдно, но в тоже время она знала, что поступила правильно по ее моральным критериям. Ей хотелось и спорить, и отмотать время назад. Маховика, увы, у нее больше не было. - Сейчас мы затаимся и посмотрим, что из этого выйдет, - я задумчиво повертел в пальцах тесемку. - Хорошие гриффиндорцы, знаешь, сразу бы сознались в злодеяниях, - кривая усмешка отразилась в окне. - Хорошие гриффиндорцы вообще не должны делать что-то подобное, - робко приподняв уголки губ, она опустилась рядом со мной, прижав кончиками подрагивающих пальцев юбку к коленям. Приличная школьница, тайно избивающая немощных лордов... - Справимся? - кроткий взгляд без тени былого гнева. - Ага, - кивнул я, - как иначе? На перроне нам дружелюбно махал мокрый с головы до ног Хагрид. Мы ответили ему куда менее радостно, предвкушая холодные капли за шиворотом. Дождь не прекратился, а только вырос до сильного ливня, отгораживая от нас Хогвартс мутной сплошной стеной. Где-то сквозь его полотно просвечивали огоньки лодочек. Никакой зависти первокурсникам, что за своим чудом проплывут сквозь ледяное озеро, качающее шлюпки в штормовой истерике. Ни у кого не возникло ощущения того, что система образования... несколько недоработана? Нет? Ну тогда точно не у меня. Натягивая мантии на головы, смешались в толпе чистокровки и магглорожденные, одинаково обиженные нещадной погодой. Мелькнула белобрысая башка Малфоя, немного пьяно покачивающегося на ногах. Я со стороны вряд ли выглядел лучше. Скользя по мокрой земле, ноги разъезжались, грозя опрокинуть меня лицом в грязь. Я же, как всегда, старался спасти свою физию от лишней краски. Ей и так доставалось. Ветер кинул мне в лицо пушистые пряди Гермионы, и, не успев увернуться, я вписался лицом аккурат в дверь кареты. Фестралы на горестный стон только глумливо фыркнули. Опустившись на мягкое сиденье, я снял очки и с самым грустным, какое мог состроить, выражением на пострадавшей роже протянул их подруге. Через минуту они снова, целые и невредимые, сидели на переносице, а я флегматично наблюдал, как малиновый бархат сидений темнеет сантиметр за сантиметром. - Апчхи, - выразила свое мнение Луна, которая оказалась с нами в карете. Всего сидело нас четверо: Мы с нашей новой подругой и какой-то мальчишка с Хаффлпаффа, курса со второго. По всей видимости, не разбирая своих и чужих, люди просто набивались в кареты. Мимо нас очень близко проехала еще одна повозка, в окне которого виднелась размытая красно-зеленая гамма. Там, наверняка, сейчас было самое настоящее моральное пекло. Молчание в нашей карете не висело, но плавало в воздухе, разбавляемое стуком колес о мостовую, да шипением дождя. Тихо дышал рядом со мной мальчишка. Облачка пара из его рта вылетали и тут же оседали мелкими капельками на стекле, медленно, но верно отгораживая нас от внешнего мира. Если нас с кем-то случайно сводит судьба, значит у нее есть мотивы. Вот Гермиона, например. Если бы мы не познакомились, и произошла бы вся эта эльфийская дрянь, то мы оба остались бы без поддержки. Звено за звеном нас притягивала невидимая цепь друг к другу, толкая событиями в нужном направлении. Нет, я не думал, что она моя "истинная". Если бы была, мы бы уже поняли. А я относился к ней не иначе, как к близкому другу, не испытывая влечения, ни какой-либо непонятной зависимости от ее общества. Только привязанность, данная громадным доверием и детской, братской даже, нежностью. Луна... Зачем она тут? Почему на этом отрезке пути она вплелась в наш странный альянс? То, что она уже с нами, я знал с твердой уверенностью. Это ощущение привязки к человеку тут же осело где-то у мозжечка... Ощущение того, что ты еще даже к ритму дыхания не привык, а уже знаешь, какое движение твой новоявленный друг сделает в следующее мгновение. Я наблюдал за ее пальцами, за скользящими по лицу эмоциями, пытался поймать отстраненный взгляд. Мне вдруг пришло в голову, что она вполне может быть "той самой". Самые важные люди в жизни не приходят "вдруг", распахивая двери пинком и заявляя о себе громким "Яха!". Самые важные люди в жизни вливаются в повседневность так, как краска медленно смешивается с водой. С той же неторопливостью, неотвратимостью, будто невзначай полностью меняя цвет твоего "завтра". Я смотрел на Луну и не мог понять "она" ли это, или не "она". Не имея сил представить, каким же должен быть этот загадочный человек, укутанный в мантию интриги, я видел во всех предназначенного и одновременно не видел. Все эти размышления отвлекли меня от пути, и когда все спешно начали выбираться из кареты, я замешкался. Смахивая с лица паутину заторможенности, я отстал от своей группки и смешался с толпой, сталкиваясь со всеми и спеша укрыться в условно надежных стенах школы. Ворвавшись мокрой толпой в холл, мы как по команде замерли, пропустив вперед первокурсников, и уставились на строгую профессор МакГонагалл. Ее лицо почти не выражало жалости к продрогшим ученикам, но ее глаза выловили своих подопечных из смешанных рядов, и взгляд потеплел, приветствуя нас дома. Громкий сухой голос оттолкнулся от стен: - Прошу учеников собраться в Большом зале. Первокурсники, следуйте за мной. Оставляя мокрые отпечатки подошв, мы поднимались по старой гранитной лестнице, благоговейно вслушиваясь в оживленный гвалт портретов, в своем роде соскучившихся за нами, провожали взглядом призраков, отвешивающих нам поклоны и приветливо махающих руками. Все было так, как и должно быть в сказке. Какие бы подозрения не поселились в моей душе, эти стены согревали даже тогда, когда холод пробирался глубоко, дальше внутренностей, в самое существо. Чтобы я не чувствовал и как бы не сомневался, я был дома. Рядом, откуда ни возьмись, появилась Гермиона. - Красиво тут все-таки, - ее глаза счастливо светились. Было понятно, что она уже полностью растворилась в атмосфере школы, предвкушая учебные деньки, бессмысленную болтовню в общей гостиной, шелест страниц в библиотеке, щекочущую нос пыль в привлекательно-неизведанных уголках. И я загорелся рядом с ней. Каждый год сулил нам приключения, мягко, бликами на доспехах и шепотом ветра, ненавязчиво обещая избавить от обыденности и показать, насколько загадочен этот волшебный мир, выходящий за границы того, что нам давали учителя. - Красиво! И пахнет восхитительно! Скорее бы обед! - живот, поддерживая меня, нетерпеливо заурчал. - Гарри! - подруга попыталась состроить негодующую моську, но тут же рассмеялась, взлетая по лестнице, отбивая по ней стаккато каблучками. Быстрее, быстрее все шли в Большой зал, распахнув глаза и всматриваясь в каждый раз меняющийся потолок и вполне привычное убранство. Даже сейчас, полыхающий молниями и гремящий "небесный навес", как окно, показывающий в точности все, что творилось за толстыми стенами, не угнетал, а скорее поражал. Первокурсники испуганно жались друг к другу, смешные, как только вылупившиеся цыплята. Для них звучала речь, заполняя зал, а мы, превратившись в одно безликое "будущие друзья", ждали вердикта Шляпы. Имя за именем Гриффиндор заполнялся малышами, пугливо опускающимися на края лавок и улыбающимися щербатыми ртами. Новые лица, чистые, глубокие, наивные глаза - все было таким незнакомым. Неужели и мы были такими же? Наверняка, учителя видят в этом особую ценность. Я поднял глаза на декана, как раз садящуюся за стол. Ее посадили, будто издеваясь, рядом со Снейпом. Мы встретились глазами. Его раздувающиеся ноздри, будто в бешенстве, сжатые губы и вдруг напуганные глаза внушили мне суеверный ужас. Что у него в душе? Что скрывается за черной мантией, кожей, ребрами? Что там генерирует такую жуткую ненависть ко мне? Зельевар вскочил с места и вылетел в учительскую дверь. Что-то помутилось в моей голове. Мне зачем-то срочно понадобилось понять его. Я выбрался из-за стола, и, не обращая внимания на обеспокоенный взгляд подруги, почти побежал к главному входу, на ходу протягивая руку к дверной ручке, сжимая зубы и дрожа. Уже не от холода. От страха. От решимости, разлившейся по телу, подобно дешевому наркотику, что после эйфории бросает в нервное исступление. Пот крупными каплями покатился по спине, впитываясь в только высохшую одежду. Я пер вперед, хотя колени будто заблокировали. Точно не зная, куда идти, я летел к подземельям, надеясь найти нужную дверь каким-то шестым чувством, по запаху. Если бы пришлось, я бы, наверное, ломился в каждую. Спотыкаясь о выступающие камни и облизывая пересохшие губы, я наконец заметил его. Черный плащ, почти неразличимый в темноте. Чеканный шаг, быстрый, громкий. - Профессор! - вышел больше хрип, позорно скатившийся в кашель в конце, - Профессор, стойте! - Он замер на мгновение, а потом, даже не обернувшись, почти побежал. Наверное, только гордость останавливала его перед бегством. Я объяснить себе не мог его поведения, стараясь из всех сил. И я побежал за ним, хрипло дыша и чувствуя, как горят щеки. Тело медленно, но верно скатывалось в лихорадку. Догнал я его почти в конце коридора, ухватив за худое плечо. - Стойте, - на выдохе. - Что вам от меня нужно, Поттер? В самом начале года хотите мне попортить кровь? - я ухватился за растерянность на его лице, а потом вдруг вгляделся в глаза. - Профессор, мне поговорить с вами нужно! - механическим голосом выдал я, наблюдая за расширяющимися зрачками, бешеным стуком сердца, рваными выдохами-вдохами и судорожно сжатыми руками. Я на мгновение вспомнил столкновение у библиотеки в прошлом году и глубоко вдохнул. - Со мной? Я не самый лучший кандидат для светских бесед. И в вас приятного собеседника не вижу. А теперь, будьте добры, - он дернул плечом, - отпустите меня! - последнее он почти рявкнул. На мгновение блеснуло разоблачение. Прибавив ко всем домыслам то, что он даже высвободиться сам не может, я выдохнул: - Некормыш... мой некормыш, - моя обреченность была равна его панике.