Мой по праву рождения

POV Северус Я будто оказался на поводке. Запах крови, ЕГО крови, теперь окружал меня сплошным коконом, как бы я ни старался вывести его. Он впитался в кожу, дразня, обещая, заманивая. Подобно своему хозяину, бесцеремонно вторгаясь в жизнь, его тень теперь, в течении дня, следовала за мной повсюду. Ох, как же сладко это было! Я в первые мгновения подумал, что выпью его всего, как бы ни старался сдержаться. А потом вообще не смог думать. Первобытное во мне вырвалось наружу, заставляя жадно глотать добровольно отданную кровь. У вампиров тоже есть свои романы. Самые сопливые из них - те, где вампир прикладывается к нежной шейке возлюбленной, а та любезно предоставляет ему возможность воткнуть в кожу клыки. Всей этой романтичной, кружевной и пафосной ахинее я никогда не верил, не считая, что кто-то может: а - добровольно отдать кровь; б - настолько идеально подходить, чтобы вампир, волевой хищник, плакал от удовольствия. Я, конечно же, не плакал. Не до этого было. Все чувства в одно мгновение обострились, и я услышал бешеный бой крови в венах. Его крови в своих венах. Едва сделав первые два-три глотка, я понял, что выпить много не смогу. Сознание тут же начало мутнеть, а горячее удовольствие, обвившее череп, выкинуло меня из реальности. Все конечности тут же стали ватными, ослабли, роняя меня вперед. На колени. Только вот даже осознание приближающегося позора не дало мне вырваться из цепких лап мучительно-сладкого тумана. Я не помнил, как оказался на Поттере, и, очнувшись, счел свое положение куда более ужасным, чем падение на колени. Тогда я хотя бы не позволил касаться себя. Наверное, это достаточно грубо - брезговать прикосновениями того, кто делится с тобой жизнью, не знаю... Это ведь Поттер! Мальчишка, всегда вызывавший в моей душе бурю чувств, и редко положительных. Крайне редко... Ох, ладно, никогда, кроме этого мерзкого чувства благодарности, постыдного, скребущегося, рвущегося наружу, будто оно действительно имеет право на жизнь. Заставив меня нарушить и преподавательскую этику, и собственные принципы, проклятый гриффиндорец наутро сидел, будто ничего не произошло, в моем кресле и пил мой чай, а я не мог, не имел права на язвительность и желчь, потому что уже был обязан ему, обмотан чувством зависимости. Верил ли я, что он смолчит? О нет, нет! Куда там, эта троица не хранит друг от друга секретов! А вот кто раскроет мою смердящую тайну всей школе, я все же гадал. Сам ли Поттер или его верные пажи? Кто разнесет весть по факультету так, чтоб узнала драная кошка МакГонагалл, а после и Дамблдор, от которого я всеми правдами и неправдами прятал истинную сущность? А, кто? В конце концов я все-таки выбрался из уютных комнат в шумный коридор и с замирающим сердцем пошел, еле двигаясь вдоль стены, выглядывая кровь на камне, к кабинетам. Следов не было видно, благослови Мерлин домовиков. Но от чего-то легче мне не сделалось, а за спиной навязчивым мороком плавала опасность неизвестной природы и очертаний, исходящая скорее всего от меня самого. Кто нам худший враг, как не мы сами? Отвлечься на уроке у меня не вышло. Пару раз я ловил себя на том, что моя речь теряет очертания, скатывается к невнятному бормотанию, и становится слишком медленной. Я замирал на середине класса, бездумно вглядываясь в работы учеников, заставляя их нервно вздрагивать. Не скрою, раньше мне доставляло это удовольствие, но теперь я только раздражался, все больше желая снова скрыться в своем коконе и переждать, возможно. У кого-то что-то непоправимо было испорчено, мне об этом сказал едкий запах и мутноватый дымок. Я махнул рукой, испаряя чье-то неудавшееся зелье, но кандидат на исключение тут же выпал из моей памяти. Чувствовал я себя, не скрою, прескверно, но только в моральном плане. Тело ликовало, радуя меня отсутствием всяких болей, да и в конечностях поселилась легкость, непривычная, заставляющая меня двигаться быстро, как и в прошлом, но теперь не грузно, а почти подскакивая. Наверняка, со стороны это выглядело комично, но я был готов удавиться. Обнаруживая одно за другим новые ощущения, я одновременно наслаждался ими и хотел, чтобы снова все вернулось обратно, с проклятой тяжестью в тощем теле, со слабостью, с неугасимой жаждой, такой родной и привычной, что я за ней заскучал тут же. Я с удовольствием дышал носом, угадывая каждого, кто шел за моей спиной, по его индивидуальной симфонии запаха, по волшебному аромату его крови, всегда отличному от любого другого, будто отпечатки пальцев. Это теперь не доставляло неудобств, я даже с праздным интересом играл новой для меня способностью. Если бы не перебивающий всю гамму один стойкий аромат, я бы назвал свое состояние - полным душевным равновесием. Но именно одна иголка, впившаяся в гортань, сводила всю радость на "нет" и опрокидывала в минус. Мало того, что на смену обычного дискомфорта пришла упоительная сытость, теперь стало казаться, что снова получить удовольствие, на самом-то деле, очень легко. Пусть это будет не истинный... Нет, конечно нет! Трогать ученика непозволительно, но если вдруг в Лунную Охоту, соблюдая осторожность, я выбрался бы в Хогсмит... Стоп! Бредовые мысли! Исключено! Второй урок, как раз тот, что больше всего заставлял меня нервничать, совмещенное зельеварение слизеринцев и гриффиндорцев, оказался даже большим разочарованием, чем если бы надо мной злобно смеялись красно-золотые демоны. Поттера банально не было на месте, Грейнджер мрачной кучерявой тучей нависла над свитками и совсем не думала об уроке, а Уизли кидал в ее стороны злобные взгляды, сжимая тонкое перо, уже трещавшее под давлением грубых рук. Я, казалось, никого в этом кабинете не волновал. Стараясь заглушить совершенно неуместную тревогу, я, только закончились уроки, уже летел в Большой Зал, выискивая взглядом свою головную боль. Картина, впрочем, не особо изменилась. Все та же Грейнджер, все тот же Уизли - по разные стороны баррикад, за одним столом. Они старались друг на друга не смотреть, но гнетущее напряжение повисло над ними, передало настроение однокурсникам и добавило на потолке пару темных туч аккурат над "друзьями". На львином факультете начинался раскол. Знать бы еще его причины и можно злорадствовать. Но невольно искомый герой появился ровно тогда, когда я перестал беспокоиться... Помогать Поппи было для меня чем-то приятным, тем немногим, что давало мне почувствовать себя нужным хоть кому-то. Легкие зелья она варила сама, а вот сложные ей давались очень туго, и я поставлял кое-что по мелочи. Коробка чуть не вывалилась из рук, когда я увидел перед собой растрепанную макушку. Мальчишка пошел куда более простым путем - все рассказал единственному осведомленному человеку в школе. Интересно, а он в курсе, что Помфри - единственная, кто и правда умеет хранить тайны? Зачастую, куда лучше их владельцев. - Профессор, - подскочил Поттер, делая самое невинное лицо, какое только мог припасти для директора и прочих легковерных сильных мира сего. - Поттер, - сколько же он успел растрепать? Хорошо, что эта тайна останется тут, но если уж он поделился своим открытием с одним человеком, то что его остановит? Назойливое ощущение плеча, притиснутого вплотную к моему, стало в разы сильнее. Он сосал, вампирил бессовестно, мою душу. У меня не вышло закрыться, как бы я ни старался. Любые блоки обходились, будто не существовали вовсе. Я отдал зелья медсестре и вылетел из кабинета. Желчь в горле свернулась тугой спиралью, обещая выстрелить крайне неэстетичной рвотой. Дурнота пришла или от постоянного волнения, или от резкого скачка энергии, или же от всего вместе, но я поспешил скрыться в своих комнатах, надеясь там найти для себя живительную прохладу. Ее я нашел, но и обнаружил кое что. - Профессор, выглядите бледным... Неужели, Северус, загрызли тебя таки эти недоросли? - С чем-то важным, я полагаю? - лорд Малфой, некогда бывший моим другом, моим наставником и пастырем, теперь же ставший товарищем по страху, сидел в глубоком кресле, что несколько часов назад так же нагло и вальяжно занимал Поттер. У них было определенное сходство в поведении, в манерах, в чем-то неуловимом, разве что один из них не умел еще контролировать свои эмоции, а второй, как мне порой думалось, совсем их не имел. С годами начинаешь понимать, что все это не от свойств крови или пропитки благородством рода, а что-то иное, идущее с человеком нога в ногу с самого рождения, а то и зачатия. Некоторая властность, уверенность во вседозволенности и харизма, от которой порой тошно, но ты все равно на нее ведешься. Куда шли в этот момент мои мысли? Не шли, а плыли даже, отпущенные на волю моим истощением. - С важным, Северус, - он, казалось, замялся. С чего бы? - Лорд? Я уже почувствовал, не утруждайся мне... - Нет. Не лорд. Замолчи пока о нем, ради бога! - перешел на повышенный тон. Я поморщился, массируя висок. Будь они прокляты, эти эмоциональные выскочки. - Извини... Как широко распространяется твоя преподавательская этика? - я вздрогнул. Чего хочет этот человек, если может всего добиться сам, взмахнув холеной рукой? - Очень широко, Люциус. Если это не о Драко, то иди... камином. - Нет! Подожди! Не о Драко! - аристократичная бледность вдруг стала болезненной в тусклом освящении. - Помнишь, я говорил тебе, - он потер пальцы, - что у меня есть некая... наследственность? - он выдохнул и, дождавшись моего неуверенного кивка, продолжил: - Я нашел "пару". Тут. В школе. - Ученик? Да ты свихнулся, Люц! - Ученица... - отчаянно выдохнул он. - Северус, я помогал тебе! - голос его стал тверже, он снова вошел в роль, сменил маску, играя голосом: - За все, чему ты добился благодаря мне, ты не можешь отплатить мне одной единственной услугой? - соблазн ответить что-то едкое щекотал десны. Но от чего-то я вдруг понял его. Понял все то отчаянье, что скрывалось за громкими речами. Если уж я безвольно осел под давлением щедрых подарков рока, то что тогда случилось с человеком, что привык получать богатства, сердца, будто безделицы, а теперь самое желанное не принадлежит ему? И никаким желанием, даже самым сильным, никакой магией ничего не изменишь, потому что путь и преграждает тот самый рок, глумливый, злой и мстительный, обиженный нами, убийцами его детей, оскорбленный вероломством, жестокостью песчинок. Мы им прокляты... - Я могу немногое... - Имя! - всего лишь имя! Боже, Люциус, как же глубоко твое отчаяние, что ты готов поступиться гордостью ради одного только имени? И все же... - Извини. Мне оно не известно. Малфой нервно провел рукой по волосам, взглянул на меня с надеждой, но я только покачал головой. Это мог быть кто угодно из сотен учеников. Помимо Поттера, если он и тут не оказался особенным ( О да, мне и это пришло в голову! Я на мгновение подумал, что уравновесить его не может один, а потому валентность его больше.), мог вступить в наследие кто угодно. Даже если брать только девочек, то это все равно огромное количество, а они всегда молчат до последнего. Дети с наследиями в школу не поступают по понятным причинам. Наследие часто бывает небезопасным в очень широком смысле этого слова. Приобретенное же найти крайне проблематично, особенно если ученик не обращается к декану. Малфой ушел через камин, на мгновение осветив мое темное жилище яркой зеленой вспышкой. Ассоциации... Вот сейчас где-то умер еще один человек. И не от моих рук. И он мне не знаком, а я точно знаю что он мертв, при том не имея никаких сведений больше этого. Убит он или просто пришло время его ветхого тела, но это еще на одну возможность меньше у подобного мне, что никогда не сможет насытиться своим истоком. Я облокотился на стену и глубоко вздохнул. Уже час как исчезла эйфория. Тело полностью впитало волшебный эликсир, как сухая потрескавшаяся земля воду. И мне невыносимо сильно хотелось еще. Полученное только раздразнило аппетит, да и выдохлось быстро, подобно зелью из незакрытого фиала; вроде горлышко узкое, а даже запаха не остается. Я даже не подумал о том, насколько коротко это удовольствие. Через некоторое время начало ломить кости. Я выпил обезболивающее и подавители, но они прошли водой по венам и ничем не помогли. Появился озноб. И за ним накатила паника. Ледяными пальцами я сжимал вены и чувствовал себя магглом-наркоманом, у которого убили дилера. Даже проклятья, звучавшие в голове на протяжении всего дня, выветрились, оставив после себя пустоту. Клыки воткнулись в нижнюю губу, распарывая ее, и горькая металлическая кровь скользким отвратительным лазутчиком потекла по деснам. Я хрипел, сжимая свои ребра до хруста в попытке ослабить дрожь и хотя бы немного прийти в себя. Сознание не хотело держать тело вертикально, я то и дело спотыкался о мебель, стараясь донести себя до кровати, но уже на половине пути я понял, что, если не решу эту проблему сейчас, то завтра моя тайна выйдет наружу без моего в этом участия. Я резко развернулся, шагнул к камину, трясущейся рукой зачерпнул горсть порошка, просыпая его между сведенными пальцами и как можно внятней выкрикнул: "Лютный переулок". Неровная воронка выкинула меня где-то на грязной мостовой. Какой только нечисти я тут не видел, но раньше с брезгливым честолюбием старался причислять себя к тем, кто забрел сюда только от необходимости. Сейчас же я стал частью мрачного пейзажа этих злачных мест. Отвратительный шум и запахи, беспокоившие мои обостренные чувства, только ухудшили ситуацию. Полная дезориентация в таком месте, как Лютный - погибель для случайного путника и беда - для бывалого. Кем бы я ни был, но моя беда в сотню раз превосходила ту, что могло мне принести это место. На меня не оглядывались и не искали в моей фигуре наживы. Я казался пьянью, просадившей жизнь в этих местах, и мне было это на руку. Щербатая кладка стен под руками, скользкая от испарений, вела вперед, вглубь этой дыры, где свет, верный спутник правосудия, мерк, не касаясь даже замызганных шляп. Однако, если бы я медлил еще хоть немного, то силы, тех ее крох, не осталось бы. Воровато оглянувшись, я толкнул свое тело вперед, к одинокому прохожему, опрокидывая его на землю. Я не знал кто это, но запах подсказывал, что он как минимум пьян. Я даже обрадовался, пока он не начал брыкаться, общаривая землю вокруг, будто надеясь найти камень. Его крик заглушила набившаяся ему в рот земля. Я вжимал свою жертву в нее так яростно, что через мгновение он затих и я чуть ослабил хватку. Озадаченно коснувшись потной шеи пальцами, я вздохнул. Я не удушил его, он просто провалился в обморок. Забыв про брезгливость, про осторожность, про предупреждения и человечность, еще сохранившуюся где-то в глубинах души, я впился во влажную, грязную, до дурноты соленую, с запахом прогнившей жизни, шею. Тело подо мной забилось в агонии, затрепыхалось. Толстые пальцы пьяницы впились в мою шевелюру, стараясь оттащишь от себя, но я с каждым глотком становился сильнее. Бурливый поток струями вколачивался в глотку, ввинчивался в нутро, пропитывал стенки пищевода и разливался лавой по венам. Это не были желанные капли "истока", это была самая обычная кровь. Я глотал ее так жадно, так быстро, что удивился тому, что через несколько мгновений моя жертва стала остывать, а бешенный стук напуганного сердца замер. Кровь медленно превращалась в яд, я отстранился с сожалением. Я бы выцедил последние капли, если бы не впитал его смерть в себя. Резко вдохнув, я откинул голову, надеясь поймать затуманившимися глазами луну, сказать ей кроткое спасибо за низкое наслаждение моей ночной жизни, выплюнуть ей сгустки крови, скопившиеся на деснах, чтобы она полюбовалась своим мерзким детищем. Передо мной стоял один из пасынков Панки, с любопытством разглядывая мою измазанную в крови приоткрытую пасть...