В приличном обществе принято начинать с аперитива в виде легких разговоров о погоде. Потому считаю допустимым пропустить этот этап и начать с самого главного: Что вы можете мне предложить?
Г. Д-Г.»
Она открыла форточку, выпустила маленькую почтовую сипужку, но окно не закрыла, нервно сжала пальцами древесину и уставилась вдаль. Птица стрелой поднялась вверх, перелетела крышу. Унесла с собой остатки девичьей смелости. Ветер пробежал по плечам, остудил и без того ледяной пот. Тихо подошел Гарри. Положил теплую большую ладонь на ее руку, прикрыл окно, погладил застывшую подругу по плечу. Гермиона плюхнулась на мешок с сеном в углу, наблюдая, как Поттер забирается на турник, медленно, с ленцой подтягивается первый-второй разы, потом задает темп. По его лбу катится капелька пота, он смахивает ее резким движением, улыбается. Гермиона расслабила тело, откинулась назад, улыбнулась в ответ. Еще пару недель назад чердак был пыльным и захламленным, а в углу жил Клювик. С весной Клювика выселили на улицу, где он занял ветхую беседку. Чердак же принял форму комнаты для спуска напряжения, накапливающегося в юных телах от недостатка действий. В углу пристроились два деревянных меча, трансфигурированных из досок. Из крыши торчали перекладины и свисал канат без единого узла. В середине стоял неразрушимый тюфяк-мишень. В какой-то момент появилась почтовая сова. Её купила Герм с величайшей осторожностью на Диагон-аллее, замотавшись в паранджу иллюзий. Гарри торчал тут безвылазно, и Гермиона подозревала, что самые частые набеги совершались после писем Снейпа. Гарри выглядел наполовину злым, наполовину взбудораженным, но сначала скрывался в комнате, от двери которой предательски фонило заглушающими, а после проверял на прочность «спортзал». Гермиона приходила сюда реже. Но жизнь взаперти имела всего две отдушины — этот тренажерный чердак и поистине впечатляющая библиотека Блэков. Вся насквозь темномагическая. Гермиона читала от нечего делать простенькие фолианты, беря на вооружение те вещи, от которых стоило защищаться при стычке с пожирателями. Те же талмуды, которые правда стоило прочесть, она не трогала. После них ломило кости и нестерпимо тошнило. И хотелось плакать. Или говорить. — Ну вот представь, — говорила она в вечера дней особенно тяжелых, — придут они в дом моих родителей. А там "я". Ни у кого не возникнет сначала подозрений, меня попытаются вывести или убедить уйти. А потом посекут, в чем дело. Начнут кричать, угрожать, спрашивать родителей, куда делась я настоящая. "В смысле настоящая?" — начнут удивляться они. Потом упадет иллюзия, бряцнет зеркальце о пол... — она вздохнула, — Представь только: у тебя в доме свора чернокожих эльфов, вооруженных до кончиков ушей, а дочь, которая приехала на каникулы, не приехала, и не дочь, и... И никто не знает где она, что с ней. Еще хуже — не во время каникул. Они же свято уверены, что я в безопасности, в лучшей школе на свете, — она переводила дух и задумчиво замолкала на время. Гарри обнимал ее, гладил по кудрявым волосам. — И это все тихо-мирно и без пыток, если темные эльфы. А если Пожиратели... Гарри, мне страшно. Я никак не могу их защитить. Не имея нежной привязанности к дяде с тетей, но все же испытывая благодарность за возможность жить, Гарри молчал. В опасности был каждый. Все, что было в их силах — действовать на опережение. Через несколько дней после этого разговора Сириус, назначив хранителем тайны Гарри, скрыл поместье за чарами ненаходимости. Гарри чувствовал, как за страхом растет сила, тупыми толчками отзываясь в висках. Пугающие провалы дыр в ауре затянулись, но иногда без ясных причин пробирала дрожь и аура приобретала грязноватый оттенок, будто покрывалась жиром и пылью. Становилось труднее дышать. В иные же минуты, полностью свободный от посторонних ощущений, Гарри вдруг осознавал свою завершившуюся целостность. Ни тревог, ни страхов, ни волнений, только спокойная, глубокая тишина, свойственная, пожалуй, детям и монахам. Не было примеси чужого, только своя собственная душа робко выглядывала наружу и искала себя самого на перепутье, вспоминая и взвешивая встречи и эпизоды. — Ты будто умирать готовишься, — сказала Гермиона, однажды выслушав откровения Гарри. — Возможно, — усмехнулся он радостно. — Никогда не пробовал! Но вне всех диалогов и описаний себя, Гарри бродил со своей новенькой свободой и улыбался, почти забыв о войне и любви. Впервые он был важен для самого себя. Но некогда приходили письма. Писали Рон и Снейп. И если первый просто рассказывал что-то из жизни и спрашивал, что творится по ту сторону совиного перелета, то второму не терпелось устроить ссору. Так казалось, по крайней мере. "Ты ничего не смыслишь в войне". "Ты готов взять ответственность за чужие жизни? А возложить на кого-то за свою?" "Вся эта тяга к риску — тупое бахвальство и иллюзия того, что ты бессмертен, раз выжил пару раз по воле удачи и глупости противника." Гарри бы давным давно прекратил переписку. Если бы не сочившаяся медом из письма чужая магия. Он знал, что и его точно так же прилипает к листу и улетает с совой. Знал, что это просто ирония судьбы — магическое партнерство, случайный союз. Но прежде чем прочесть, он долго прижимался лбом к конверту и не дышал, боясь отпустить в воздух ту невероятную силу, дарованную злодейкой-судьбой в секунды ее высшей милости. Письме на седьмом Гарри вдруг понял, что не важно, что писать. И стал переписывать стихи из украденной из библиотеки книжки. Просто так. Целый лист Пастернака и "У меня все хорошо, Сев. Не тревожься". Разве хмурый твой вид передаст Чувств твоих рудоносную залежь, Сердца тайно светящийся пласт? Ну так что же глаза ты печалишь?* Эти строки Гарри нравились больше всего. Жаль, нельзя было переписывать их снова и снова. Или можно. Какая разница, что писать. — Есть и другие куски, да? — В нашей культуре такого нет, милый. Душа неприкосновенна, — Натирра замолчала, потерла лоб. — Но если этот кусок отделился, то форма уже не была целой. Он же планировал только убить меня. — Возможно. Если так, то он не мертв до конца, и в наш мир у него множество лазеек. — Прошу, помоги мне их найти! — Все бы хорошо, да только поисковые заклятья — специализация вампиров. Высших, в основном, — эльфийка хохотнула, но тут же взгляд ее потяжелел. — Они не то чтобы ждут нас на чай. Гермиона восприняла это куда активнее. Жажда разгадки утянула ее в долгие размышления, она искала ответ во всех доступных источниках. Шерстила библиотеку, вытягивала из Бродяги крохи информации, больше всего прочего писала письма Виктору. Виктора не порадовал ее интерес и то, что она отказалась объяснять причину интереса, но он вдруг оказался очень осведомленным. — Теперь жалею, что письмо пришло из Хога, а не из Дурмштранга. Думаешь, успела бы выучить язык за три месяца хотя бы на базовом уровне, а? — Не особо втягивайся в черную магию. У тебя уже странный взгляд. Что он пишет? — Пишет, что душу можно разделить на куски, каждый следующий — половина предыдущего. Чревато сумасшествием и быстрой неосторожной смертью. — А найти их как? — Пока ищет информацию, — она повернулась, подобрала под себя ноги и выдохнула. — Как Рон? "Гарри и Гермиона (если будешь вдруг это читать)Немного странное состояние школы. Муди крайне задумчивый, а вчера не провел урок, сослался на болезнь, да и вообще подрастерял тягу к преподаванию за последние месяцы. По вам скучает, что ли. Даже Невилл, его любимчик, остался без внимания. Висит в воздухе запах неприятностей. Не такой напряжный, как в прошлом году, но что-то вроде второго курса. От дежавю спасает то, что ты не говоришь со змеями и Джин не носится с тетрадкой. Ну и толпа приезжих, создающая ощущение деревенской шумной ярмарки. Не то, чтобы вибрирует от страха зад, но одному во всем этом вариться, не имея понятия, что делать, чтобы что-то изменить, очень не очень.
Скучаю. Рон"
— Интересно, он сам осознает свой невероятный талант? — Два хоркрукса разбиты, ладно. Как найти остальные? Не к вампирам же ради поисковых идти. Или ходить по всей Англии и кричать "Акцио". Начнем сейчас? — Гарри хмыкнул. — Акцио хоркруксы Волдеморта! Видишь, не рабо.. Ай! Эльфы замерли. Гарри ощупал лоб и медленно опустил взгляд на пол. — Да ну нет, — Гарри потер затылок. Почесал щеку. Выдохнул. — Вот так даже в магическом мире не бывает. Янтарный камень с гравировкой-змейкой лежал у их ног. Гарри машинально потер лоб еще раз, чувствуя, что небольшая ранка обильно кровит. Может, обманывали глаза, а может, медальон и правда мерно увеличивался-уменьшался. Будто дышал. Тонкая цепочка-змейка медленно утягивала медальон под стол. — Твою мать. Гарри умом понимал, что нужно взять это уродство в руки и ограничить передвижение, если уж тварь живая. Но, в отличии от дневника, медальон был настроен агрессивно и мерзкая липкая энергия волнами исходила из него. Гермиона придавила медальон каблуком. — Я... конечно, рада, все такое. Уху, мы нашли первую цацку. Но ты представь, эта фиговина с нами тут бок о бок уже месяц. И мы ни сном, ни духом. Сириус ничего не знал. Он долго сверлил медальон взглядом, потом кинул сквозь зубы "Рег всякое дерьмо в дом тащил". И отступил на пару шагов. — Если у Рега была эта штука, то, скорее всего, и у самых приближенных тоже было по кусочку. У Люциуса, например. Или у Беллы. — Кто такая Белла? — Ближайшая наша родственница. Лучше вам ее не знать. Огромный пласт сумасшествия, туго утянутый в корсет. Идейная волдемортова женщина. — Очень опасная? — Чистое безумие. Я сидел с ней на расстоянии двух камер и немного двинулся большей частью на этой почве. Наверное, никто не верил удаче. Потому что удача вышла кособокая. Медальон оказался на диво шустрым. Чуть ослабленное внимание эльфов он использовал, чтобы ускользнуть. Даже не из кармана, из рук. Гарри с трудом поймал выскользнувшую из рук цепочку, сжал ее крепче, но она вдруг начала жечься. — Ну и куда его теперь? Не на шею же. Я с ним свихнусь. Но в сундуках и шкатулках он скребся, выл, стонал, клацал, сводил с ума, а только стоило выйти за дверь, как замок был взломан и уже открывалась крышка. Только неустанное внимание не позволяло проворонить так внезапно обретенную зацепку. В первые несколько ночей с ним спал Гарри, придерживая цепочку, чтобы та не вздумала его душить. Не то чтобы он спал. Снились тьма и тоска. Беспроглядная, угнетающая. Кто-то кричал в тумане, и голос казался смутно знакомым, но всегда разным. Гарри бежал на крик, но вскоре понимал, что кричит сам, а с шеи крупными каплями течет кровь. На пятый день Гермиона забрала у серого от усталости друга хоркрукс. Ей было легче. Она научилась напевать в полголоса колыбельные, и злая магия засыпала. Это давало фору, но все равно силы утекали капля за каплей. — Ох уж ваша девочковая магия, — деланно возмущался Гарри, но в тайне очень радовался, что ему достается меньше. Мало того, что эта штука действовала на нервы, когда висела на нем, она еще и пространство наполняла неприятным нервным дребезжанием. — Есть идеи? — спросил как-то Сириус. Он как раз отковырял последний кусок стены и вид имел весьма воодушевленный. Стена выглядела белой, он, привалившийся к ней, черным, или больше темно-темно серым, но очень счастливым. Свет из окна рассыпал пятна по его лицу. Позади Гарри от легкого ветерка ходила волнами тонкая занавеска. Гарри сел рядом. Коснулся затылком неровной стены. — Ни единой. — А эльфы? — Не спрашивал даже. — Тупеешь, брат. Пришло письмо от Северуса. Потом еще одно. И еще одно. Гарри посмотрел на нож, которым он вскрывал предыдущие. Повертел в руках и осторожно положил рядом. Широкое короткое лезвие. Сириус разбирал завалы, выудил этот нож из закромов. Отдал с удивлением его после восторженных восклицаний. Гарри тогда увидел его, коснулся простой деревянной рукояти, натертой до блеска, кожаного ремешка и порядком потрепанных ножен. Только тонкая червленая вязь по лезвию делала этот нож не безликим. И идеальное равновесие. Сириус сказал, что Гарри свихнулся со своими эльфами. А Ваэнир впервые одобрил. Склонил ушастую голову на бок и прищурился. Сказал: "Хороший нож". Гарри сказал: "Мой". В том дне было очень много движений в тишине и шорохе одежды. Нож Гарри иногда почти касался острием Ваэнира. Нож Ваэнира пару распорол одежду на Гарри. Впервые Ваэнир не поддавался и не щадил. И это было восхитительно. Кулак, сжатый на рукояти, пульсировал от напряжения. Каждый шелестящий змеиный шаг, каждый рывок тела вперед, каждый кувырок — Гарри рассмеялся, забывшись, и прижал Ваэнира к стене. На мгновение, но за мгновение власти и превосходства в голове родилось столько жестоких и сладких мыслей, что Ваэнир, поймавший шальной взгляд, приложил Гарри об пол, вкладывая всю силу. — Избавьтесь от этой мерзости, — сплюнул эльф. Цепочка с кулоном сейчас на манер браслета висела на левой руке. Ладонь иногда синела, но в общем Гарри успевал вовремя ослабить хватку. Гермиона взяла паузу. Гарри старался держать бестию как можно дальше от писем. И себя вместе с ней тоже. Леди Дегворт-Грейнджер,Позвольте не согласиться. Погода пасмурная над Англией. Думаю, я смогу дать Вам не меньше, чем Вы осмелитесь попросить. Но ищете Вы не богатства и не известности, насколько я смею судить. Вам ведь нужна защита? В этом случае стоит быть учтивей, вы не находите?
Лорд Малфой"
Она разорвала это письмо. Потом восстановила, разгладила нервно пальцами. — Что мне вообще нужно от тебя? Непрочитанное письмо (третье)"Как сны мои тебя зовут! Они кричат беззвучным криком, в своём отчаянье великом они мне сердце разорвут. Надежды нет. Осталось мне лишь одинокое сомненье, души больной оцепененье в холодной, белой тишине."** Я надеюсь, ты жив.
С.С."