The Twice Told Tale

      Эмма не могла сомкнуть глаз. После практически беспокойной ночи сон никак не хотел приходить. По всему телу разливалась странная приятная усталость, в груди грело, там больше не завывал ветер, морозный, пробирающий до костей. Свон знала, что теперь этот сквозняк поселился в душе Киллиана. И ничего не могла сделать. Она чувствовала тепло, но не лёгкость – внутри её словно пригрелся небольшой пушистый комок, мягкий, но не способный раствориться в ней полностью. Она чувствовала чужую душу.       Солнце просачивалось в комнату сквозь плотные занавески, его лучи скользили по полу, на стенах, один заглянул в зеркало, и солнечный зайчик задрожал на потолке. Эмма не хотела спать. Крюка оставили в больнице под пристальным надзором Виктора, но ей всё равно было беспокойно. Она не понимала. Не понимала, почему Эйдан излечил пирата, не понимала, каким образом можно победить его, почти всемогущего, не понимала, как наладить жизнь в Сторибруке, не понимала, как наладить свою собственную жизнь. Эта любовь убивала её, вытягивала силу, решимость, ту холодную голову, которой Свон так всегда гордилась. Эмма вздохнула, бездумно глядя в потолок, и призналась: она чертовски боится происходящего. Она хочет вернуть свою спокойную жизнь.       В Нью-Йорке.       Хочет готовить две порции омлета по утрам, отвозить Генри в школу, а вечером забираться с ним на диван и смотреть фильмы. Хочет не беспокоиться о своей безопасности и безопасности других людей. Слишком тяжела оказалась ноша пресветлой Спасительницы и шерифа.       Механический будильник был поставлен на восемь пятнадцать. Генри любил свои воспоминания, любил значащие даты, места, любил приходить на пляж, где когда-то стоял его замок, любил срывать яблоки Реджины и, хитро улыбаясь, хрустеть ими у всех на виду. Генри любил многое и многих. Какое она имела право распоряжаться его жизнью?       Эмма подскочила за мгновение до того, как проснулся будильник, заверещав на всю комнату. Женщина не глядя махнула рукой, отключая сигнал, и, накинув поверх длинной ночнушки весёленький халатик Мэри Маргарет, спустилась вниз. В квартире было пусто и тихо. Подсвеченные солнечными лучами плавали в воздухе мелкие пылинки. Миром будто владела тишина и покой.       Эйдан сдержанно улыбнулся, перекатываясь с носка на пятку, и терпеливо дожидался своего часа. Оставалось совсем немного. Он даже заскучал, меряя площадь перед библиотекой шагами, назад, вперёд. Люди спешили по своим делам, проходили мимо него, не замечая лёгкую дрожь воздуха. Вот пробежала куда-то спешащая волчица. Золушка с принцем медленно прошествовали по площади вместе с коляской. А волшебник наблюдал. Обратный отсчёт в его голове стучал гулкими барабанами.       Три.       Реджина вздохнула. Идея поискать что-нибудь полезное в обширной библиотеке Сторибрука, которая неведомо каким образом умудрялась прятаться в крошечном зале под башней, показалась сначала великолепной и была ею до тех пор, пока книги не были пересмотрены уже в третий раз подряд. Королева прислонилась на край стола и ещё раз окинула взглядом перевёрнутые ею полки. На секунду зажмурилась, сосредотачиваясь, протянула руку перед собой и, ощутив в своей ладони шершавый книжный переплёт, резко распахнула глаза. Что ж, не мешало проверить всё ещё раз.       Два.       Тихо и неуверенно, словно нечаянно потревоженный залётным ветром, тренькнул колокольчик. Голд оторвал взгляд от бумаг, левой рукой задвинул подальше пузырёк с мутноватой жидкостью и натянул дежурную улыбочку, коей всегда приветствовал заглядывающих к нему на огонёк случайных людей, – ехидную и, может быть, чуток самодовольную.       Один.       – А ты не найдёшь себе на голову других неприятностей, когда мы тебя выпишем? – скептически поинтересовался Вейл, с интересом рассматривая слегка натянуто улыбающегося Джонса.       – Обижаешь, приятель, – пират развёл руками, – только ради них и прошу отпустить меня. Здесь, конечно, тепло, кормят и сестрички разгуливают, но, увы, такая жизнь не по мне. Больше дня – не могу уже, Виктор, пойми.       Франкенштейн закатил глаза и отмахнулся от Крюка, моментально расплывшегося в самой широкой и довольной улыбке. Мужчина сорвался с места, скидывая с плеч осточертевший халат, как символ своих кратковременных оков, и вылетел за двери больницы, не способный больше сдерживаться. Едва он свернул в какой-то узкий переулок, едва спрятался от скользящих взглядов любопытных людей, то сразу будто сломался. Ноги его подкосились, горло перехватило спазмом, сдавленный стон вырвался сквозь сжатые зубы. Хотелось расцарапать грудь, вытащить из неё леденящую всё естество пустоту. Приступ догнал его.       Виктор вздохнул, отвернулся от входных дверей и подозвал к себе медбрата, по счастливой случайности маячащего рядом.       – Если кто-нибудь будет меня искать из-за какой-нибудь мелочи, говори всем, что я повесился, дабы немного отдохнуть в аду, – попросил Вэйл, мечтая о спокойных минутах в обнимку либо с подушкой – а достать её сейчас было непросто, – либо с родной бутылкой старого доброго виски, которую он припрятал на самый чёрный день в незаметном ящичке в подсобке.       – А если вас будут искать по делу? - нахмурился медбрат, неодобрительно поглядывая на уставшего доктора.       Франкенштейн вздохнул, проклиная все данные им клятвы и собственную совесть.       - Пусть ищут в подсобке. Я собираюсь там поспать.       И ведь правда, придётся только поспать.       Эйдан поморщился, когда невнимательный Робин прошёл сквозь него, и прицельным щелчком сбил с его макушки шляпу. Коварный ветерок, неприятный, бросающий в лицо острые иголочки замёрзшей воды, подхватил бедный головной убор и закружил его так, чтобы Гуд едва мог достать край шляпы кончиками пальцев. Наигравшись, чужак отпустил ветер и чуть улыбнулся. Лучник оглянулся по сторонам и открыл дверь библиотеки. Ноль.       Несмотря на то, что вчера в библиотеке окапывался Прекрасный с феями, окончательный разгром и беспорядок навела здесь Реджина. Решив, что прибраться можно одним взмахом руки, а лучше после важного дела, она со всем возможным вниманием взялась попавшую ей в руки книгу.       – Реджина? – донеслось от двери. Мэр вздрогнула, отложила толстый томик, сунув собственный телефон в качестве закладки, и бросилась к хитро улыбающемуся Робину, на ходу поправляя и без того безупречную причёску.       – Как ты?.. Зачем ты здесь? – удивлённо поинтересовалась она, получая лёгкий поцелуй в губы, и отстранилась. – С Роландом всё в порядке?       Гуд хмыкнул, на мгновения стиснув женщину в объятьях, и тихо проговорил, устроившись у книжной полки:       – Всё в порядке, не волнуйся. Он у бабули Лукас, достаёт вопросами Тинк и за обе щеки уплетает бабушкины оладьи. А вообще, я пришёл тебя навестить. С прибытием этого странного волшебника мы с тобой почти перестали видеться. Я и не сказал, не спросил многого.       – И что же ты хочешь мне сказать? – Миллс подняла бровь, улыбаясь.       – Мы встречались с ним в самый первый день, – начал Робин, – он показался мне человеком безобидным и со своими грустными историями, обычным человеком, в общем. Поведал мне про свою жизнь в Нью-Йорке, про любимую, которая погибла. Скорее всего, он рассказывал историю из своей настоящей жизни, но приведённую к обычным событиям этого мира.       – Интересно, – Королева нахмурилась и сложила пальцы в замок, обводя взглядом перевёрнутую библиотеку: видно, в скором времени придётся её переворачивать в другую сторону. – Сможешь пересказать мне эту замечательную историю в деталях? Может, мы сможем сравнить её с различными сказками, рассказами, мифами этого мира и выяснить, кто он на самом деле?       – Я лучше запишу. – Гуд кивнул, одобряя план, и замолчал, будто собираясь с мыслями, внимательно посмотрел на Королеву. – Ещё я хотел спросить, как Эмма себя чувствует? И Киллиан? Я, кстати, видел его около больницы буквально пару часов назад. Бледного, с кругами под глазами – будто не спавшего несколько ночей.       Реджина сжала кулаки. Догадаться об отсутствии души у Крюка, учитывая внезапное исцеление Эммы, было несложно. А вот со внезапным исцелением самого пирата были проблемы. Миллс ещё не успела поговорить с ним, ничего путного не могли сказать и чета Прекрасных, совершенно случайно встретившаяся по дороге. Что-то определённо знала Свон, но она исчезла, будто провалилась сквозь землю. Мэр уже открыла рот, чтобы поведать о своих подозрениях Робину, но застыла, увидев примечательную фигуру посреди библиотечного зала.       – Добрый день, – ехидно поздоровался Эйдан, сцепив за спиной руки. Гуд подскочил, выдернул из-за пояса верный нож, таскать с собой который – слава богу – Сторибрук его ещё не отучил, и встал в стойку, закрывая оскалившуюся и вооружившуюся огненным шаром Реджину.       – Какая реакция, – воодушевлённо выдохнул волшебник, – а мне нравится. Но я всего-то зашёл поболтать.       – Поболтать? – возмущённо зашипела Королева. – После того, что натворил?       – А что я натворил? – моментально отозвался чужак. – Убил Белль? Забрал у Эммы душу?       – Разве этого мало? – проворчал хмурый Робин. Он присматривался к волшебнику, думая, куда нанести удар.       – Я могу натворить гораздо больше, – пообещал Эйдан, – если вы продолжите глупить, дорогие мои.       – Кем ты себя возомнил? – медленно спросила Реджина. Жар приготовленного для волшебника огненного шара приятно согревал ладони, внушая уверенность в собственных силах. К тому же, он был всего лишь обманкой. Миллс прекрасно знала, что не сможет убить чужака.       – Справедливостью? – предположил тот, поднимая взгляд наверх и картинно почёсывая подбородок, будто рисуясь перед кем-то невидимым, кто мог бы сейчас наблюдать за разворачивающимся в библиотеке спором. – Нет, слишком много пафоса. Допустим, хочу быть тем, кто прочистит вашему тухлому городку мозги. Тем, кто откроет вам, слепым котятам, глаза. Прелестное звание, не находите? Получше, чем всякие справедливости.       – Себе мозги прочисти, – выдавил Гуд, бросаясь вперёд с кинжалом. Королева не успела даже вскрикнуть.       Эйдан увернулся от лучника с лёгкостью, словно напавший на него Робин двигался в желе, медленно и неповоротливо. Гуд пролетел мимо волшебника и остановился в недоумении. Ему казалось, что удар нашёл свою цель.       – Ты оторвал мою пуговицу, – констатировал чужак, оглядев себя. – Это была моя любимая пуговица.       Лучник застыл с ножом, следя за каждым движением волшебника. Реджина замерла по другую сторону. Эйдан обвёл глазами библиотеку. И хохотнул.       – Вы слишком серьёзны. Я и правда зашёл поговорить, не больше. Даже не так. Только спросить кое-что у Робина.       Казалось, что лучник нахмурился ещё больше, сжав кинжал ещё сильнее.       – Поздно, – улыбнулась Королева. Огненный шар на её руке рассыпался пылью и стёк на пол рыжеватыми нитями, извиваясь по нему, словно змея. Волшебник фыркнул, покачал головой и сделал шаг к двери, около которой стоял Гуд. Однако нити метнулись к нему, обвили ноги и не дали шевельнуться совсем.       – Что это? – грозно поинтересовался Эйдан, взмахивая руками: его собственный чёрный пепел выполз из всех углов библиотеки и устремился к Реджине и к Робину одновременно.       – Уходи! – закричала Миллс, отбиваясь от наседающей гари с помощью родной магии: она выигрывала лишь секунды, не больше, и прекрасно это понимала. – Предупреди шерифа, Голда, кого угодно!       – Не так быстро, – хмыкнул волшебник. Столб гари сбил Гуда с ног и завертелся рядом. – Я не задал вопрос.       Королева вскрикнула и бросилась к стонущему лучнику. Пепел причинял дикую боль, это помнила, как ещё в первый день ловушка, оставшаяся в комнате чужака ранила Эмму. Реджина пронеслась мимо Эйдана и не заметила его усмешку.       – Постойте, Ваше Величество, – выплюнул он и щелкнул пальцами, которые заклинание мэра ещё не успело обездвижить. Миллс запнулась обо что-то невидимое и упала, больно приземлившись на груду книг.       – Ты же знаешь, Робин, что твою дражайшую Мэриан казнила Реджина?       Та могла только замычать.       На мгновение всё затихло. Рыжеватые нити оплели руки волшебника, и в тот же миг тёмная пыль улеглась, как безвредная и совсем не магическая. Эйдан был полностью опутан заклинанием Королевы. Гуд неспешно поднялся, припадая на правую ногу и стискивая зубы от пронизывающей острой боли.       – Это было почти тридцать лет назад, – совсем тихо проговорил он, – как ты смеешь мне напоминать об этом? Столько времени прошло. Реджина изменилась. И это ты слеп, если не можешь этого понять.       Волшебник склонил голову, слегка улыбаясь.       – Ты справишься с ним? – осведомился лучник, помогая Миллс подняться.       – Спросишь тоже, – проворчала она, яростно поглядывая на застывшего Эйдана.       – Я волнуюсь за тебя, – прошептал Гуд, легко поцеловав взбешённую Реджину в висок. – Постарайся его не убить.       Дверь скрипнула, закрываясь.       – Как мило, – скривился чужак.       – Ты попался, – прошипела мэр, разминая пальцы. Лёгкая улыбка волшебника плавно переросла в дикий оскал. Рыжие нити затрещали от невообразимого напряжения и лопнули, разбрасывая мелкие осколки заклинания во все стороны.       – Я думаю, это ты попалась, детка.       Франкенштейн задумчиво покосился на початую бутылку виски. Руби покосилась на него неодобрительно.       – Что? – изумился Вэйл. Волчица вздохнула, ничего не говоря, и откусила от принесённого с собой пирожного.       – Хоть ты и молчишь, но я всей шкурой ощущая твоё неодобрение, – фыркнул Виктор и продолжил, оправдывая сам себя: – У меня был тяжёлый день, три операции, мне нужно расслабиться.       – Крюк попросил приглядеть за тобой, – пожала плечами Руби, прожевав кусок, и, покопавшись в сумке, вытащила ещё одно пирожное. – Не хочешь?       – Ничего не понимаю. Крюк попросил? – удивился доктор и встал с облюбованного им сломанного стула, понемногу приближаясь к бутылке, привлекающей го внимание последние полчаса.       – Ну да, – подтвердила девушка, – мы с ним встретились при выходе из больницы. Он и сказал, что ты тут отчаянно борешься с приступами алкоголизма, и легонько намекнул, что помощь тебе не помешает. Точно не хочешь пирожное? Вкусное, мы с бабулей готовили.       Виктор вздохнул, прислонился к больничному ящику, которыми были заставлены все стенке в подсобке, в которой он надеялся спокойно выпить, и стал массировать виски.       – Мы два идиота, Руби, – заключил он. – Он точно ввязался в какую-то авантюру. Наверняка, его Румпельштильцхен заставил.       – А он здесь причём? – поинтересовалась волчица, закинув ногу на ногу и отклонившись назад. Недоеденное пирожное осталось лежать на столе рядом со своим целым сородичем.       – После тяжёлой операции Джонс восстанавливался ещё бы не один месяц. А на утро он был как новый. Без магии тут не обошлось, ясное дело. Жаль, я тогда напрямую не спросил – как-то не до этого было. Почти сразу я потащил его на всевозможные обследования, к тому же, нужно было вынуть из тела скобы, которыми мы скрепили раздробленные рёбра. Представь моё удивление, когда их там не оказалось? Магия… – протянул Вэйл, скривившись. – Она убивает науку. Зачем в этом волшебном мире нужен я, учёный? Я беспомощен перед магией – и, значит, моя жизнь бессмысленна. Что я могу сделать, чего не смогла бы магия, да и во много раз лучше?       – Не смей так говорить, Виктор, – отрезала девушка, поднимаясь с места. – Кто постоянно спасает людей здесь, в этой больнице? Кто спас истекающего кровью человека, когда Голд, мягко говоря, послал нас всех?       – Спас человека, который потом оказался пешкой Пэна, – отличное достижение, – хмыкнул Франкенштейн. – Лучше бы ты дала мне тогда прыгнуть. Меньше б проблем было.       – Я тебя сейчас ударю, – процедила Руби. – А что касается Румпельштильцхена, то он не мог вылечить Крюка: я не видела его в больнице, пока сидела там с Эммой, зато видела завтракающего в кафе у бабули после того, как меня сменили Прекрасные. Может, Реджина?       Виктор покачал головой, задумавшись.       – Нет. Её не было. И фей я тоже не видел.       Вэйл и Руби переглянулись.       – Нужно срочно отыскать Джонса.       Реджина отступала. Эйдан отрезал её от двери и, криво улыбаясь, подражая её же действию всего пару минут назад, разминал руки.       – Будешь теперь злорадствовать? Угрожать? Что ты ещё умеешь, маг-недоучка? А, Эйдан? Тебе к психиатру надо. Издеваешься над другими, чтобы потешить своё уязвлённое... что? Самолюбие? Честь? Любовь? Создавать что-нибудь своё не пробовал? Не только разрушать всё, что видишь вокруг? Ты обвиняешь всех в слепоте, однако сам видишь не дальше своего носа.       Волшебник внезапно оскалился. Чёрная пыль взметнулась из-под его ног наверх, окутывая зал библиотеки, вгрызаясь в книги и терзая их, словно невидимый червь. Шелест, шорох старых страниц наполнил небольшой зал, забрался в уши и засел там, раздражая мозг.       – Не заставляй меня разочаровываться в тебе, Реджина, – прошипел он. – Не тебе позволено лезь в мою душу. Или ты думаешь, что таким душевным разговором ты заставишь меня одуматься? Заставишь спасти всех одним взмахом руки и пустить себя целиком на добрые дела? О, нет, не тебе это позволено. Ты слепа не меньше остальных, хоть больше, чем они, и пытаешься прозреть. Целый город слепых и беспомощных щенков, в момент опасности прячущихся по домам и скулящим от страха. О, нет, – Эйдан широко, даже несколько безумно улыбнулся, отступая на шаг назад и разводя руками, – я просто обязан перевернуть этот муравейник вверх дном, обязан подпалить его со всех сторон, чтобы вы, ленивое, хрупкое отродье, зашевелились! Отныне это мой долг, и, поверь мне, Реджина, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы исполнить его. А теперь вспомни, здесь я совсем чуть-чуть всесилен и бессмертен, и пойми, я выполню каждую свою угрозу и лучше тебе убраться с моего пути по-хорошему и не вставать на нём больше никогда.       Чужак словно выдохнул. Гарь свернулась около его ног плотным кольцом, будто змеёй, и стихла, оставив после себя разбитую библиотеку. Мэр скрипнула зубами. "Скверная попытка, - подумала она, - очень скверная".       – Ты меня не напугаешь. Добро всегда побеждает, уж этому я научилась на собственном опыте. И тебя победит, будь уверен.       Эйдан качнулся с носка на пятку и обратно, внимательно взглянул на Королеву и хмыкнул.       – Милая, я не считаю себя злом. Только вас – идиотами, – усмехнулся чужак и отвернулся, собираясь уйти. – Что есть зло, скажи мне, дорогая моя? Никто так и не опишет. Для каждого зло – своё личное, – Эйдан прервался, задумавшись над чем-то. – Даже так, Ваше Величество: я не считаю, что сейчас причиняю кому-либо зло. Мне весело, да и вы сами повеселитесь однажды над этим. Когда мой великолепнейший план будет исполнен.       Миллс скривила губы в усмешке и несколько лениво качнула кистью. Дверь засветилась, плюнула в сторону мужчины красноватыми искрами и перестала существовать.       – Самовлюблённый безумец. Кто сказал, что я тебя выпущу? – ядовито улыбнулась Реджина, складывая руки на груди. Эйдан медленно повернулся, ухмылку так же медленно заменили плотно сжатые губы.       – Я могу выйти в любой момент. Я могу убить тебя, и твоя магия исчезнет. Ты не сможешь меня задержать, прелесть. Даже Румпельштильцхен не смог, – подчеркнул он, поднимая бровь, и вопросительно уставился на Королеву, словно передавая ход ей.       – Ошибаешься, – мэр покачала головой, прислоняясь к столу, и сладко продолжила, – эта магия не пропадёт после моей смерти. Только окрепнет. Ты же у нас профессионал в таких штуках, должен был хотя бы раз встречаться с чем-то подобным, разве нет, о, всесильный?       – Ты блефуешь, – снисходительно бросил Эйдан, приблизившись.       – Так убей меня, в чём проблема? – с наигранным удивлением спросила Миллс, округлив глаза.       – О, не пытайся со мной играть, Королева, – тихо и вкрадчиво произнёс волшебник, четко выговаривая каждое слово, каждый звук, и навис над Реджиной, чуть наклонив голову. – Твоя смерть мне не к чему. Ты полезна.       – Ты не сможешь использовать меня против моей воли, – уверенно заключила она, тщетно пытаясь отодвинуться от безумного волшебника подальше.       – Конечно, не смогу, дорогая! Я, конечно, могу украсть душу, но ты сильна и просто так мне не подчинишься, а заставлять тебя это сделать слишком муторно. Да и не собираюсь я, – Эйдан отскочил на добрый шаг назад и показательно криво усмехнулся, всплеснув руками. – Ты сама захочешь мне помочь.       Голд мысленно возликовал, разглядев пришедшего. И так же мысленно потёр друг об друга чешуйчатые ладони. Волшебник, этот наглец, заведомо проиграл, ведь к нему, могучему Румпельштильцхену, которого никто и никогда не обводил вокруг пальца, в колоду вернулся главный козырь.       – Эмма? – расплываясь в улыбке и поднимая брови, Тёмный всего лишь отметил, что увидел гостя.       – Голд?       Спасительница выглядела абсолютно потерянной, разбитой, будто тенью от настоящей себя. Она подняла красные от недавно вытертых слёз глаза, собралась что-то сказать, по вдруг осеклась, стиснув зубы.       – Не хочу выполнять работу доктора Хоппера, мисс Свон, но уж если вы пришли ко мне, то ситуация безнадёжная, так? – осведомился маг, выходя из-за прилавка. Нога отчего-то разболелась пуще прежнего, и Голд опирался на трость, морщась от боли на каждом шагу. Всё было не так, как нужно. Не так, как было прежде. И его это не устраивало.       – Ведь это вы помогли Крюку с душой, да? – несколько затравленно спросила Эмма, покосившись на Румпельштильцхена. Он гордо вскинул голову и кивнул.       – Очевидно, не так ли? Хорошая чистая работа. Всё прошло как по маслу.       – Он умирает, – прошептала женщина, сжимая и разжимая кулаки, старательно избегая взглядом мага. У того возникло ощущение, что Свон едва сдерживает себя от рукоприкладства.       – Что поделать? Крюк прекрасно знал, на что соглашался. Я предупредил его обо всём, включая медленную и не особо приятную смерть. Как можете ощущать, это не заставило его передумать.       Эмма сжала ткань собственной куртки напротив солнечного сплетения и чудом сглотнула подступающие слёзы.       – Больно? – участливо поинтересовался Тёмный. – Привыкайте, мисс, любовь частенько делает больно.       – Когда всё закончится, – неуверенно и тихо начала она, чуть расслабившись, – я уеду. Мне нужно будет уехать. Привести мысли в порядок. На время, навсегда, не знаю. Как получится. Слишком многое происходит со мной в Сторибруке. Мне страшно.       Голд ухмыльнулся.       – Мне это не обязательно слушать. Для этого, повторюсь, в нашем чудесном городе есть мистер Хоппер. И его собака, – Румпельштильцхен качнул головой, будто соглашаясь сам с собой, и, перехватив поудобнее трость, развернулся к Эмме полностью. – Позвольте спросить, зачем вы всё-таки пожаловали в мою лавку? Уж точно не душу изливать.       – Мне нужна ваша помощь, – твердо сказала взявшая себя в руки шериф.       – Ясное дело, мисс. А детали?       – Я знаю, что после смерти Эйдана, души, которые он украл, освободятся, – Свон сглотнула, смачивая пересохшее от волнения горло. – Помогите мне его убить.       Дверной колокольчик как-то истошно взвизгнул, дверь распахнулась, пропуская в лавку запыхавшегося Робина.       – Вот вы где, – явно обрадовался он. – Скорее, в библиотеку. Мы поймали волшебника.       – Никогда, – фыркнула Королева, – никогда. Я не стану тебе помогать. Ты абсолютно точно безумен.       – Вовсе нет. А просьба моя совсем проста. Завтра к полудню я буду на площади. На этой площади – перед часами. Я прошу тебя, Реджина, всего лишь собрать аудиторию, которая будет наблюдать за моим представлением. Поможешь? – спросил Эйдан, не ожидая, впрочем, ответа, и развернулся, отсалютовав. – Счастливо.       Когда волшебник растаял чёрной пылью, в библиотеку ворвался приготовившийся к бою Робин, слегка испуганная Эмма и тщательно сдерживающий гнев и ликование одновременно Румпельштильцхен. Все трое удивлённо замерли, уставившись на деловито отряхивающуюся от пыли Реджину.       – Что произошло? – Голд, наверно, чуть не стёр зубы в порошок, процедив эту фразу.       – Сбежал, – пожала плечами Миллс и продемонстрировала свои находки. – Зато теперь я знаю, как нам его поймать.       В левой руке бывшая Злая Королева держала книгу с мифами, а в правой руке "любимую" пуговицу чужака, оторванную Гудом.