ALL My Feelings

Он пойдет ночевать к Андре. Прямо сегодня. О, Эру! Он пойдет ночевать к Андре! Ханси хотелось начать прыгать, как маленький ребенок, которого пообещали сводить в парк аттракционов. Но вместо этого он стоял в телефонной будке, слушая гудки и нетерпеливо ожидая, когда мама возьмет трубку. Кюрш от всей души надеялся, что она его поймет и не обидится, что он уже вторую неделю подряд не приезжает домой. Конечно, Ханси самого расстраивал тот факт, что уже две недели он не видел свою маму. Он так соскучился по ней, по ее объятиям. По ее поддержке. - Слушаю, – наконец раздался в трубке родной женский голос. - Мам, привет, это Ханси! – парень расплылся в улыбке, немного нервно дергая провод от телефона. - О, Ханси! Неужели вспомнил обо мне? – усмехнулась мать. - Вообще-то я о тебе вспоминаю каждый день. И звоню почти так же, — обиженно надул губы Ханси. - Да-да, конечно, охотно верю, — согласилась мама. – Но ведь сейчас ты звонишь не для того, чтобы сказать, что соскучился? Что ты мне хочешь сообщить? Что опять не приедешь? Иногда Ханси казалось, что его мама немного экстрасенс. - Ну, в общем-то, да, — кивнул Кюрш, не прекращая дергать провод. - Что стряслось на этот раз? Ты взорвал колледж, и тебя заставили его отстраивать в эти выходные? - Нет. Зачем мне взрывать колледж?! – покачав головой, Ханси продолжил: — На самом деле так получилось, что… - Не тяни кота за яйца, говори, — перебила его мама. - Ну, короче, Андре позвал меня ночевать к нему. - Все, я поняла, дальше можешь не говорить. - Нет, подожди! Если ты уже надумала обижаться, то не надо, потому что у меня есть уважительная причина. - Ханси, я твоя мама, а не преподаватель, — засмеялась женщина. – Но если тебе так важно это высказать, то милости прошу. - Ну, понимаешь, ма, я ему обещал, - серьезно сказал Ханси. - Да и к тому же, я не знаю, когда у меня еще выпадет такой шанс - переночевать у Андре! - Хорошо-хорошо, милый, я понимаю, и не буду обижаться или сердиться, - Кюрш слышал в голосе матери едва заметную усмешку. - Я надеюсь, его мама не против? - Ну-у-у... - протянул Ханси, с силой дернув телефонный шнур. А и правда, в курсе ли мама Андре? - Что еще за "ну"? - Наверное. - Но... - Все, пока, мам! Поспешно повесив трубку, Ханси выскочил из будки и наткнулся на улыбающегося Андре. - Так-так-так, значит, не только я тут обманываю родителей, - наигранно строгим тоном сказал Ольбрих. - Но я не обманывал... - принялся было оправдываться Ханси. - Да ладно тебе, я пошутил. Хотя кто знает… — протянул Ольбрих. - А твоя мама в курсе, что я буду у тебя? – перебил его Кюрш, немного нахмурившись. - Ну… — Андре тяжело вздохнул, скрестив руки на груди. – А ты сам как думаешь? Ханси с самого начала был уверен, что Рената Ольбрих вообще не в курсе, что ее сын что-то такое помышляет. Что ж, видимо, так и оказалось. Вот только у Кюрша было ощущение… что это неправильно? Да, обманывать родителей – это неправильно. Ханси никогда не обманывал ни маму, ни папу, для него это было чем-то диким, чем-то совсем к нему не относящимся. А каково же тогда Андре? - Конечно, нет. – Вздохнул Ханси. Ладно, он не был удивлен. Скорее чуточку огорчен, хотя и не испытывал к Ренате теплых чувств. - Понимаешь, Ханси… Она вернется только в понедельник вечером или во вторник утром. — Андре пожал плечами и неспешно пошел вперед. Кюрш пошел следом, засунув руки в карманы. - Хорошо-хорошо, Ан, я вижу, что ты теперь очень плохой мальчик, и все такое, но все же скажи: ты правда уверен, что у тебя потом не будет никаких проблем? - Ты волнуешься за себя или за меня? – неожиданно поинтересовался Андре, внимательно посмотрев на друга. Ханси сощурился. Что-то в Ольбрихе действительно изменилось за этот короткий срок. Нет, черт возьми, не так. За эти три недели их общения в Андре изменилось почти все из того, чем он жил семнадцать лет. И он стал увереннее – вот что важно. - Я не могу волноваться за себя в данном случае, — искренне ответил Ханси. – Я правда беспокоюсь за тебя, потому что с твоей мамой ты можешь попасть в полную задни… - Не говори так. — Тихо оборвал его Андре. Ханси послушно замолчал, чувствуя, как кровь приливает к лицу. Что ж, он сейчас и правда перешел какую-то границу. «Придурок», — Кюрш сердился на самого себя. – «Какой бы сукой не была мать Андре, ты не имел никакого права про нее что-то говорить! Хоть она и правда сука. Зато сынок – просто ангел, таких, как он, еще поискать». Ханси украдкой оглянулся на друга. Ольбрих шел, поеживаясь, и с явно задумчивым видом. «Надо было дать ему куртку что ли. Ему ведь так холодно», — вдруг подумал Ханси уже второй раз за вечер. Конечно, Андре был просто очарователен в этом черном свитере, но вряд ли это очарование стоит того, чтобы парень потом вновь провалялся на больничной койке. Помотав головой, Кюрш отвернулся. Слишком много его мыслей посвящены Ольбриху, его внешнему виду, его проблемам, всей его жизни. Это было странно. Да, они друзья, но даже для друзей это чересчур. *** Когда они добрались до общежития, то стемнело уже окончательно. Конечно, для сна было еще рановато – всего лишь полвосьмого, но и для гулянок уже поздно. Впрочем, гулять уже не хотелось ни Ханси, ни Андре, да и вообще вряд ли сегодня нашлась бы адекватная молодежь, которая пошла бы гулять. Хотя, кто знает. Включив в комнате свет, Ханси первым делом посмотрел на кучу одежды, которая наиболее всего бросалась в глаза. Кюрш почувствовал небольшой стыд. Конечно, он вовсе не грязнуля, чтобы складывать все грязные вещи в одну кучу, но именно это и получалось в течение этих двух недель. Ханси даже честно пытался стирать, но с одним лишь мылом у него это получалось так себе. Про общие стиральные машины не стоило и говорить – те были вечно заняты, да и Кюрш понятия не имел, как ими пользоваться. Еще была Андреа, на которую Ханси понадеялся — ну, она ведь девушка, и явно что-то смыслит в домашнем хозяйстве, — но, как оказалось зря — хозяйка из нее была еще хреновее, чем из Ханси математик. Андре, как оказалось, тоже обратил внимание на одежду, и подойдя к ней, тяжело вздохнул. - Если бы моя мама увидела это, то заплакала бы кровавыми слезами. - Тогда ей ни в коем случае нельзя тут появляться, — нервно хихикнул Ханси, почесав затылок. - Ты ведь возишь стирать эти вещи домой? – поинтересовался Ольбрих, потирая замерзшие руки одна о другую. - Ну да… Но, видимо, опять не получится, — Кюрш пожал плечами, присаживаясь на кровать. - Давай я постираю тебе их у меня дома. Тем более, раз уж я лишил тебя выходных с мамой… — прикусив нижнюю губу, Андре с явно виноватым видом отвернулся. - Эй, да ладно тебе! – тут же запротестовал Ханси. – Хотя, конечно, я не против, если ты их постираешь… Нет, конечно же, не принимай меня за свинью – я правда не такой! Хотя, свиньи – чистоплотные животные. Но я еще чистоплотнее, просто с домашним хозяйством у меня хреново. И готовить я тоже плохо умею. Вернее, не умею. Помыть полы еще могу – конечно так, средненько… Андре неожиданно громко рассмеялся, заставив Ханси замолчать и расплыться в рассеянной улыбке. - Слушай, ты как будто мне выдаешь свое резюме! — воскликнул Андре, весело улыбнувшись, и, взяв из кучи футболку Кюрша, аккуратно сложил ее. - Я случайно! Просто я не хотел, чтобы ты обо мне плохо подумал. Ольбрих молчал, складывая прочие вещи Ханси в новую аккуратную стопочку. Затем, довольно-таки тихо сказал, будто говорил сам с собой. - Ты не такой как Матиас, Манфред и прочие. Я не могу о тебе плохо думать. Ты еще ни разу не сделал что-то плохое по отношению ко мне. Только хорошее. И поэтому я могу совершенно точно сказать, что ты замечательный человек, Ханси. Я не моя мама, и не сужу по людям, глядя только на их внешность. Ханси открыл было рот, чтобы хотя бы спросить, кто такие Матиас и Манфред, но тут же захлопнул его. Наверное, сейчас не время. Если Андре захочет, то сам расскажет о них, решил Кюрш, наблюдая за тем, как растет аккуратная стопочка одежды. Нет, все-таки, так складывать свои вещи Ханси не умеет. *** До Дюссельдорфа они доехали без приключений, почти всю дорогу болтая о прошедшем дне, о музыке, о колледже, и еще о какой-то невиданной хрени. Кстати, Ханси все-таки вынудил Андре надеть на себя его куртку, хотя теперь уже, наверное, было поздно: Кюрш заметил, как Ольбрих пару раз чихнул. И это было мило. Черт, он даже чихает мило! Когда они дошли, наконец, до дома Андре (коротким путем, а не теми партизанскими тропами, по которым бродил Кюрш), Ханси почувствовал, что немного волнуется, сам не понимая от чего. Может от того, что они останутся наедине с Ольбрихом на протяжении целой ночи, а может, от того, что он будет находиться у Андре дома целую ночь, с опасностью быть потом рассекреченным матерью последнего. Впрочем, хрен с ней. Со вчерашнего дня в доме совсем ничего не изменилось: такой же строгий, местами мрачноватый, он словно был частью Ренаты Ольбрих, и Ханси на одну безумную секунду подумал, что она следит за парнями через эти стены. Отогнав бредовые мысли, Кюрш разулся и, сняв куртку, направился в гостиную следом за Андре. - Ханси, располагайся, как тебе удобно, — сказал Андре, тепло улыбнувшись. Ханси вновь поразился его доброте… и какой-то внутренней красоте, которой точно нет у Андреа. Кайзер по сравнению с Ольбрихом была просто пустышкой. - Хорошо, спасибо, Ан, — кивнул Кюрш, присаживаясь на диван и, откинув голову на его спинку, прикрыл глаза. - Подожди немного, я сейчас сварганю что-нибудь покушать, — пробормотал Андре и поспешно удалился на кухню. Ханси неподвижно сидел, скрестив руки на груди, и только сейчас понимая, насколько же сильно он за сегодня устал. Желудок урчал от голода, глаза щипало, а в голове был туман, из-за которого в голову Кюрша лезли какие-то уж совсем идиотские мысли. Ханси свернулся калачиком в углу дивана. Тут было так тепло — теплее, чем на улице, но, правда, не очень уютно, однако сейчас парня это совсем не волновало. Мысли его рассеянно блуждали, а в ушах что-то успокаивающе жужжало. Ханси почему-то подумал о майском жуке – хотя, откуда ему тут быть?.. *** Андре возился на кухне с продуктами, пытаясь приготовить картофельную запеканку с мясом, которую он уже давненько выпрашивал у мамы, но та только отмахивалась. И вот, не выдержав, Ольбрих решил попробовать сделать ее сам, раз уж представилась такая возможность. Готовил он, в общем-то, неплохо, но мамина стряпня Андре нравилась сильнее. Хоть его мама и была строгой, вечно сердитой и молчаливой, но готовила она просто отлично. Время от времени Андре заглядывал в гостиную и видел одну и ту же картину: Ханси, скрестив руки на груди, в одной и той же позе сидел в углу дивана. Только третий раз зайдя к другу, Андре понял, что Ханси, блин, заснул! Самое время для сна! Приготовление запеканки заняло около сорока минут. На часах стрелки показывали уже девять, но Ханси за это время только повернулся на бок, и просыпаться явно не желал. Разложив запеканку по тарелкам, Андре прошел в гостиную и, поставив тарелки на любимый мамин журнальный столик (на который, в общем-то, категорически запрещалось класть какую-либо еду), присел рядом с тихо сопящим Ханси. Тот даже не пошевелился. Скрестив руки на груди, Ольбрих молчаливо поглядел на Кюрша, размышляя, как бы его поделикатнее разбудить, хотя делать этого не хотелось. Андре не хотелось признаваться в этом самому себе, но он был уверен, что спящий Ханси выглядел чрезвычайно мило и даже… беззащитно? Да, точно. Беззащитно, как маленький ребенок. Андре хотелось его обнять, но на деле он не мог и пошевелиться. Замерев, он вот так просто пялился на Ханси, как какой-нибудь маньяк-извращенец. Гадство. Однако в скором времени Ханси проснулся сам, видимо, почуяв вкусный запах запеканки, от которой шел пар. Сначала он сонно поглядел на Андре, который, к счастью, обрел способность двигаться, и первое, что сделал – это отвернулся, а затем, Кюрш поглядел на запеканку и хрипло спросил: - Это ты приготовил? Когда успел? Андре негромко засмеялся. Судя по всему, Ханси так хорошо спал, что даже не заметил этого. - Недавно. - Но ты же только что ушел на кухню… — Кюрш растерянно и с все еще сонным видом почесал затылок. - О, нет, ты ошибаешься. Я ушел туда около часа назад, — с серьезным видом ответил Андре. - Что?! Как? – поразился Ханси, мигом проснувшись. - Ты немного задремал. Но я тебя не виню – сегодня был тяжелый день. - Тяжелый… Ох, все равно извини меня. Я, наверное, должен был тебе помочь и все такое прочее… - Прекрати бормотать и ешь. — Приказал Ольбрих и улыбнулся. Ханси удивленно воззрился на него, явно не ожидая, что Андре будет ему приказывать. Однако затем, пересев на край дивана, он подвинул к себе тарелку, и стал послушно кушать. - Приятного аппетита… Ханси, а как насчет того, чтобы что-нибудь посмотреть? – более неуверенно спросил Андре, поднимаясь с дивана. - Посмотреть? Ну, можно. — Ханси пожал плечами и отправил в рот вилку с кусочком запеканки. – О, Эру, какая она вкусная… - Благодарю, я старался, — усмехнулся Андре, и, почувствовав, как невольно краснеет от смущения, поспешил сменить тему: — А что будем смотреть? - Я не знаю. Давай мультик. Коты-аристократы. У тебя есть такой? Сердце у Андре радостно екнуло. - Господи, да это мой любимый мультик детства! Конечно же, он у меня есть. Поставив кассету, Андре уселся на диван рядом с Ханси, и вот, в скором времени они уже вовсю глядели мультфильм о путешествии кота и кошки-матери с тремя котятами, одновременно поедая запеканку. Почему-то именно сейчас, в компании своего лучшего друга и за просмотром детского мультика, Ольбрих ощутил неведомое спокойствие и уют, которые он так редко чувствовал в этом доме. Это было странно… и прекрасно. Андре старался целиком и полностью насладиться этой обстановкой, потому что понятия не имел, когда еще раз получится попробовать ее вкус. Может, никогда. Или точно не в ближайшее время. В какой-то момент Андре понял, что ужасно замерз, а еще, его клонило в сон. Дома вроде было тепло, и Ольбрих с огорчением подумал, что, вероятно, у него опять поднимается температура. Разумеется, он сам был виноват в этом – нечего было так легко одеваться, но осознание собственной вины не делало ни лучше, ни хуже. Или скорее даже хуже. Потирая руки одну о другую, Андре чувствовал, как по всему телу бегут мурашки, вызывая легкую дрожь. Да, это наверняка температура. Хрена с два. - Эй, ты чего? – негромко сказал Ханси, немного удивленно посмотрев на Андре. Тот скрестил руки на груди, чтобы было теплее. – Замерз что ли? - Немного, — коротко ответил Андре, стараясь не дрожать и всеми силами сопротивляться нахлынувшей не него сонливости. Неожиданно Ольбрих ощутил, как Кюрш обеими руками подтащил его ближе к себе, и, приобняв, аккуратно потрогал лоб. У него была такая теплая рука, но лоб был все-таки немного горячее. Андре почему-то почувствовал себя маленьким ребенком, которого осматривает его заботливая мамочка. Это тоже было странно, потому что из этих двух заботливой мамочкой назначил Кюрш Ольбриха. - Температура, — проговорил Ханси с таким видом, словно этого следовало ожидать. Но этого правда следовало ожидать, ведь так? Андре мысленно проклял себя. - Пожалуйста, давай сначала досмотрим мультик, — вздохнул Ольбрих и, положив голову на грудь Кюршу, тут же решил, что тот будет против и обязательно спихнет его. Но этого не произошло — напротив, Ханси только крепче обнял Андре и, пробормотав что-то вроде «Если станет хуже – скажи мне», вновь уставился на телевизор. В этот момент две гусыни спасали тонущего рыжего О’Мелли. Бороться со сном получалось не очень, и время от времени Андре, как ему казалось, незаметно для Ханси закрывал глаза, чтобы их так сильно не щипало, таким образом, проглядев едва ли не половину мультика. А вообще, несмотря даже на температуру и на внезапно нахлынувшую слабость, Ольбрих все равно чувствовал этот прекрасный покой и искренне радовался ему. А еще он осознал, что доверяет Ханси как никому другому. Мама множество раз повторяла, что когда дома находятся гости, за ними нужно постоянно следить, и уж ни в коем случае не ложиться спать, пока те бодрствуют. Однако сейчас Андре было совершенно плевать на эти дурацкие правила. Господи, его мама была такой недоверчивой. Андре был уверен, что даже если он сейчас и заснет, то когда проснется, Ханси все еще будет здесь. Почему у него раньше не было таких друзей?.. Вернее, один был. «А ведь Ханси уже выполняет свое обещание», — вдруг подумал Ольбрих, поглядев на Кюрша. Тот неотрывно глядел на экран, едва шевеля губами – явно подпевал веселой песне «Каждый хочет быть котом». — «Он обещал, что мы вместе вспомним мое хорошее прошлое, и ведь именно этим мы сейчас и занимаемся…». Андре отлично помнил, как впервые посмотрел этот самый мультик вместе с Ральфом Кауфером. Смотрели они его у Ральфа дома, где не было никаких запретов и ограничений; где они могли беситься, сколько душа пожелает; где во время просмотра им никто не говорил замолчать; где даже кушали они в комнате на диване, а не в столовой за столом; где сама хозяйка дома вместо того, чтобы угрюмо поглядывать и ворчать, сама играла с ребятами, явно получая от этого удовольствие. Мальчикам тогда было очень весело, а Ольбрих запомнил этот необычный для него день навсегда. Правда, когда он пришел домой и рассказал обо всем своей маме, та его радости явно не разделила, а только поджала губы и сказала что-то про «неподобающее поведение в гостях». Но Андре был настолько счастлив, что не принял ее всерьез, и просто ушел в свою комнату, напевая эту самую песню, которую пел сейчас Ханси. Вновь посмотрев на Кюрша, Ольбрих слабо улыбнулся. Ханси был просто настоящим ребенком, и его детское поведение могло развеселить Андре, даже если настроение у того было самое что ни на есть отвратительное. И этим Ханси был похож на Ральфа. Это было так грустно и так замечательно одновременно… Родная и близкая душа вернулась к Ольбриху сквозь время, совсем не подозревая об этом. «Но все-таки Ханси – это не Ральф, и Ральф никогда не был Ханси» — решил Андре. – «И сравнивать их – это глупо, как минимум. Может, в чем-то они и схожи, но во всем остальном – совершенно отличаются…». *** Проспав остаток фильма, и проснувшись только к его счастливому концу, Андре отнюдь не чувствовал себя лучше: все так же знобило, а спать хотелось сильнее прежнего. И ко всему этому еще прибавилось чувство вины, потому что, судя по внимательному взгляду Ханси, тот заметил, что его друг так и не увидел половину мультика. Однако, как оказалось, волновало его не это. - Ты как? – поинтересовался Кюрш, немного прижимая Ольбриха к себе. Андре было так хорошо и уютно в этих объятиях… - Так же, — пробормотал Андре и зевнул. Вот сейчас было бы здорово выпить горячего шоколада и лечь спать. Но до этого было еще далеко. – Как ты смотришь на то, если я уложу тебя спать тут? Или я могу лечь здесь, а ты иди ко мне в комнату… - Нет, я тебя не буду выгонять из твоей собственной комнаты, — тут же отмахнулся Ханси. – Давай я тут сам застелю, а ты иди, меряй температуру. - Ну, уж нет, ты мой гость, и это я должен за тобой ухаживать! — заупрямился Андре, скрестив руки на груди. - Ты болеешь. — Твердо ответил Ханси, словно это должно было поставить точку в их препирательстве, но не тут-то было. - Я не болею, а просто устал. И ты тоже устал. Так что все честно! Кюрш нахмурился и вперился в Ольбриха сердитым взглядом. Тот только хмыкнул, и в свою очередь, упрямо поглядел на Ханси. И неизвестно сколько могли бы продолжаться эти гляделки, если бы Андре без всякого предупреждения не хлопнул в ладоши перед носом Ханси, заставив того моргнуть и вздрогнуть. - Ага, все, проиграл! – крикнул Андре, с победным видом спрыгивая с дивана и убегая в направлении шкафа, стоящего в углу гостиной. Когда Ольбрих вытаскивал из него одеяло, подушку и прочие постельные принадлежности, к нему с все тем же хмурым видом подошел Кюрш и, вытряхнув все вещи из рук парня, бесцеремонно подхватил его. Затем, закинув ничего не понимающего Андре себе на плечо, Ханси неспешно понес его на второй этаж. - Эй, Кюрш, ты совсем с дуба рухнул?! – возмутился Ольбрих, наконец, осознав, что происходит и принявшись несильно царапать спину Ханси через футболку. Конечно, толку от этого было мало, Кюрш только тихо засмеялся, но все же Андре не сдавал позиций. Когда Ханси весьма бережно кинул Андре на кровать, тот, сам того от себя не ожидая, разразился смехом, уткнувшись носом в подушку. Этот вечер начал понемногу сводить его с ума, но с кем ни бывает? - Моя королева больна, — посетовал Ханси и с улыбкой покачал головой. – Кажется, она даже несколько тронулась умом, но ее подданные и даже сам король все ей простят. - Я не королева! – Андре ударил ладонью по подушке и, показав Ханси язык, перевернулся на живот. - А может, все-таки королева? Мир никогда этого не узнает. - Узнает, но не в этой жизни. - Почему же так сразу? - Потому что я не королева. Ты никогда не докажешь обратное. — Снова зевнув в подушку, Андре сонно посмотрел на Ханси. Почему-то прямо сейчас Ольбрих осознал, что ему ужасно нравится лицо Кюрша. Оно было таким правильным, с этими темными густыми бровями, с добрыми карими глазами, с аккуратным прямым носом, с милыми щечками, с тонкими и наверняка сладкими губами… Черт, он точно сходит с ума. Но Андре это нравилось. - Думаю, что докажу. А тебе советую найти градусник и лежать тут, пока я не вернусь, — усмехнувшись, Ханси развернулся и направился к выходу. - Стой! – неожиданно сказал Андре, подняв руку. – Будь добр, сделай мне горячий шоколад. Ханси широко улыбнулся. - О, так точно, моя королева… — и, едва он закрыл дверь, как раздался возмущенный и одновременно ликующий возглас Ольбриха. *** Когда Ханси вернулся, часы показывали уже двадцать минут двенадцатого. Андре опять успел задремать, видимо, прямо с градусником – хорошо, что тот не упал. Тихонько пройдя к кровати, Кюрш поставил чашку с горячим шоколадом на тумбочку, а затем аккуратно вынул градусник из-под подмышки Ольбриха. 37 и 8. Что ж, это была просто отвратительная температура, и, что самое хреновое, Ханси даже не помнил, какие лекарства нужно выпить, чтобы ее сбить. Так что, заботливой мамочки из него не получалось. Медленно присев на край кровати, Ханси с легкой улыбкой посмотрел на едва слышно сопящего Андре. Он уже не первый раз видел Ольбриха спящим, и, блин, каждый раз это было чудесно. Андре был похож на спящего ангела, и хотя Ханси не видел ангелов, он мог совершенно точно сказать, что Андре один из их числа. В какой-то момент Кюрш протянул было руку, чтобы убрать упавший на лицо Андре локон, не неожиданно ее перехватила рука самого Ольбриха. Тот, не открывая глаз, улыбнулся. - Почему моя мама вот так не подходит ко мне среди ночи и не начинает с любовью глазеть на меня? «С любовью»?! Сердце Ханси подскочило и забилось, как сумасшедшее. - Э-э… Почему с любовью? – настороженно поинтересовался Кюрш. - Ну, а как еще мать может смотреть на своего ребенка? – открыв глаза, Андре немного грустно посмотрел на Ханси. – Мне почему-то на какое-то мгновение показалось, что именно так ты смотрел на меня. Или смотрел бы на своего ребенка… И, наверное, ты был бы очень хорошим папой, Ханси. Сердце билось все так же быстро, а Ханси ощущал, что все сильнее краснеет и совсем не понимает, к чему ведет Андре. «Блин, да он же болеет. И к тому же спросонья», — пытался успокоить себя Кюрш, не понимая даже свои собственные чувства: не то он радовался, не то он переживал от чего-то… - Ты бы тоже был хорошим папой… ну, или мамой, ты же все-таки королева, — попытался пошутить Ханси, очень желая разрядить эту неясную обстановку, однако ничего не получилось. Между ними двумя сейчас определенно творилась какая-то химия, и это совершенно точно не зависело от того, болел Андре, или нет. Простая температура не может заставить человека говорить такие личные вещи. Или не личные? Ханси совсем запутался. - Ох, Ханси… — только и вздохнул Андре и пару раз медленно моргнул, словно пытаясь отогнать от себя сон. – Почему ты не мой брат? Почему ты не можешь жить со мной, чтобы каждый обычный вечер превращать в сказку, как сегодня? Это ошеломило Ханси. Он превратил этот вечер в сказку? - В сказку? Андре, я ничего не делал… - Ты посмотрел со мной мой любимый мультик! Наверное, для тебя это глупость, но для меня это очень важно, — судя по серьезному взгляду Андре, он не врал. Да и был ли смысл врать? - Что ж… Я рад, что могу делать тебя счастливым. Честно, Ан. — Вздохнув, Ханси немного улыбнулся. Андре молча глядел на него в ответ, и во взгляде его было что-то такое… Теплое? Нежное? Ханси не знал. Но знал точно, что так на него никто и никогда не смотрел. Не отдавая себе отчета, Кюрш медленно наклонился к Ольбриху, чтобы лучше видеть его прекрасные светло-карие глаза. Лицо у Андре было бледное, однако, при приближении Ханси, чуть порозовели щеки. Какое-то время парни неотрывно глядели друг на друга. Ханси показалось, что весь мир вокруг замер, и более того, Кюршу совсем не хотелось, чтобы время вновь пошло своим чередом. Ему хотелось, чтобы этот сладкий миг длился как можно дольше, или, еще лучше — никогда не заканчивался. Ханси неспешно перевел взгляд на губы Андре, и тут появилось странное и очень навязчивое желание. поцеловать Он придвинулся еще ближе, и поначалу Андре вовсе никак не реагировал. Ханси даже показалось, что что-то такое мелькнуло в его глазах, какая-то небольшая искорка… но она тут же исчезла, а Ольбрих, едва заметно вздрогнув, отвернулся. Ханси остался в полной растерянности, и чтобы хоть как-то оправдать то, что он наклонился так близко, дотронулся губами до лба Андре, проверить температуру. Наверное, это было слишком, но, черт возьми, уж лучше поцеловать своего лучшего друга в лоб, чем в губы? Хотя, собственно, зачем его вообще целовать?.. Лоб у Андре все еще был горячий, и Ханси, выпрямившись, поспешил об этом сообщить: - У тебя все еще держится температура, — быстро выговорил Кюрш, стараясь не смотреть на Ольбриха. Тот словно не слышал и во все глаза смотрел на Ханси. - Ханси… ты... — промямлил Андре, но Ханси его тут же перебил. - Мне так мама всегда делает, когда хочет померить мою температуру. Ну, а так как болеешь ты, а твоя мама уехала, то я буду вместо нее… если ты не против, — Кюрш все еще не глядел на Ольбриха, а только нервно теребил край одеяла, под которым лежал Андре. «Если ты не против». Господи, ну, конечно же, он против! Какому парню понравится, когда его целует другой парень? Ханси и сам был от себя в шоке, но, черт возьми, он уже сделал это, и деваться было некуда. - Я не против, — неожиданно Андре улыбнулся. Этот вечер и впрямь полон сюрпризов. - Потому что моя мама никогда так не проверяла температуру, — устроившись на подушке в полусидячем положении, Ольбрих посмотрел на стоящую на тумбочке кружку с горячим шоколадом. – Это мне? - Да, конечно, — отозвался Ханси, а затем, после непродолжительного молчания, поинтересовался, как ни в чем не бывало: — Ан, а что мы завтра будем делать? У тебя уже есть какие-то планы? - Вроде есть, — сказал Андре, неспешно отпив из кружки. – Я хотел прогуляться… Прогуляться по местам детства, как ты и предлагал. - Как я?.. Ох… — Ханси немного льстил тот факт, что Андре прислушивается к его мнению. — А что это за места? - Ты не обидишься, если я сохраню это в тайне до завтрашнего дня? - Ну… Я думаю, что в этом не будет ничего страшного, хотя ты меня заинтриговал. - И ты теперь не уснешь из-за этого? - Я? Усну, конечно! – «Ну, я надеюсь, что усну» — подумал Ханси, вспомнив, что спать ему предстоит в этой мрачной гостиной. Словно прочитав его мысли, Андре пробормотал: - Ты не злишься, что я не уложил тебя в мамину комнату или еще куда? Нет, я бы очень хотел тебя уложить к маме, но я не люблю заходить в ее комнату. Да и еще… я боюсь, — Ольбрих тяжело вздохнул и сделал пару глотков. — Она может что-нибудь заметить. Еще я мог бы уложить тебя в свою комнату на пол, но он жесткий, а диван у нас мягкий, а еще… - Андре, все в порядке, — мягко сказал Ханси и ободряюще улыбнулся. Конечно, спать в гостиной не очень-то хотелось, но он прекрасно понимал страх Андре. Буд у Кюрша такая же строгая мама, он боялся бы даже жить с ней в одном доме. Но Ольбриху выбирать, где жить, видимо, не приходилось. — Главное, что ты не уложил меня спать на улице! - Эй, ты меня за садиста какого держишь что ли? – притворно возмутился Андре и допил свой горячий шоколад. – Я тебя ни за что не уложил бы спать на улицу. Лучше сразу на помойку, там теплее. - Вот это да! – хлопнув в ладоши, Ханси засмеялся. – Спасибо, ты очень добрый. - Я знаю, — улыбнувшись, Андре вновь улегся и повернулся на бок. Ханси вновь потрогал его лоб, на этот раз рукой, а затем поинтересовался: - Но все-таки, как ты себя чувствуешь-то? Температура у тебя есть, но я не знаю, где взять лекарства… - Не надо лекарств, — перебил его Андре, поморщившись. – Я их не люблю, это раз, а два… какая у меня температура? - 37 и 8. - Не надо ее сбивать, — махнув рукой, Ольбрих натянул одеяло до самых ушей. - Это еще почему? – опешил Ханси. - Потому что мой организм должен бороться сам… — Андре протяжно зевнул. - А если ему лень? - Тогда это какая-то ленивая жопа, а не организм! Успокойся, Ханси, нормально все будет. На крайний случай, ты сделаешь мне укол. - Но я не умею делать уколы. - Научишься… Не переживай же, Ханс. — Андре устало вздохнул, а затем тихо поинтересовался: – Ханси… А ты можешь спеть мне песню? «Пусть он произносит мое имя чаще». - Песню? – удивился Кюрш, подняв брови. – Какую? - Какую хочешь… Только чтобы я под нее заснул. Ханси задумался на несколько секунд, а потом согласно кивнул. - Тогда закрывай глаза. Андре послушно закрыл глаза, и тогда Ханси, усмехнувшись, начал петь песню, которой его мама обычно выносила ему мозг: - Stars shining bright above you / Night breezes seem to whisper "I love you" / Birds singin' in the sycamore trees / Dream a little dream of me… (Над тобой ярко светят звёзды / Ночной ветерок, кажется, шепчет: "Я люблю тебя!" / Птицы сонно поют на деревьях / Надеюсь, в твоих снах найдётся место для меня)* Ольбрих тихо засмеялся в подушку. Видимо, не одному Ханси порядком надоедала эта дурацкая песня. Однако почему-то именно сейчас Кюрш вдумывался в эти слова… глупые, но почему-то так подходящие сейчас, в этот момент. Он хотел бы присниться Андре. Ну, а почему нет? Или пусть Андре приснится ему… Только в нормальном сне, а не эротическом. Вспомнив, об этом, Ханси едва заметно вздрогнул, и сбился, но затем снова принялся петь: - Say nighty-night and kiss me / Just hold me tight and tell me you'll miss me / While I'm alone and blue as can be / Dream a little dream of me. (Скажи: "Спокойной ночи!" и поцелуй меня / Просто обними меня покрепче и скажи, что будешь скучать по мне / Пока я буду грустить в одиночестве / Надеюсь, в твоих снах найдётся место для меня)* А эти строчки почему-то еще сильнее понравились Ханси. Черт, да они ведь и, правда, очень подходили под сложившуюся ситуацию: Кюршу очень хотелось обнять Ольбриха, и совсем не хотелось уходить спать в одиночестве. Только вряд ли Андре поцелует его и скажет, что любит. Никогда. Если начинал Ханси петь эту песню в шутку, то и сам не заметил, как стал петь ее с нежностью. С нежностью к Андре… Только заметил ли эту нежность сам Ольбрих? - Stars fading but I linger on dear/ Still craving your kiss. (Звёзды уже исчезают, но я ещё побуду с тобой, милый / Всё ещё желаю целовать тебя) Не хотелось уходить отсюда. Ханси подумал о том, что испытывал, когда смотрел Андре в глаза. Он хотел его поцеловать, это было ужасно сильное желание. И оно никуда не исчезло. - I'm longin' to linger till dawn dear / Just saying this Sweet dreams till sunbeams find you / Sweet dreams that leave all worries behind you But in your dreams whatever they be / Dream a little dream of me. (Страстно желаю остаться с тобой до рассвета, милый / И просто говорю: Сладкие сны будут с тобой до первых солнечных лучей / Сладкие сны прогонят все твои заботы, Но в твоих снах, какими бы они ни были / Надеюсь, найдётся место для меня)* «Милый Андре, почему я начинаю сходить с ума, когда нахожусь рядом с тобой?..» *** После теплой и уютной комнаты Андре, в темной гостиной было просто ужасно жутко и холодно. Ханси без сна лежал на диване, закутавшись в одеяле, как в коконе, и старался не думать о призраках и всяких чудовищах. Конечно, при свете дня такие мысли были бы смешными, но сейчас Кюршу было совсем не до смеха. И правильно пелось в песне – Ханси тут и, правда, скучал без Андре. Когда Кюрш допел песню, то постарался как можно тише выйти, не забыв выключить свет. Андре в это время уже вроде бы спал, и это уже было отлично. Ханси также от всей души надеялся, что температура у Ольбриха спадет, и тот больше не будет мучиться. Хоть бы так и было… Все-таки, в этой гостиной было ужасно. Из-за окна в комнату падали длинные тени от деревьев, в самой комнате жутким было все: начиная от висящих на стене картин с какими-то людьми, и заканчивая большим черным шкафом, возвышающимся едва ли не до потолка, словно какой-то повелитель монстров. Почему маме Андре уютно в такой обстановке? Может, она душевнобольная? Или это Ханси слишком нервный… Когда из-за сильного ветра ветка дерева снаружи царапнула по окну, Ханси не выдержал и вскочил на ноги. Блин, плевать, он не хотел тут оставаться. Плевать, что там скажет завтра Андре, да и вообще, кто даст ему слово? Пока он болеет, Ханси будет его заботливой мамочкой, которой категорически запрещено перечить. Да, точно! И к тому же, вдруг там Ольбриху станет хуже, а Кюрш даже не узнает об этом, пока находится в этой гостиной. Итак, все больше причин свалить. Поеживаясь, Ханси завернулся в одеяло, и, взяв в руки подушку, на цыпочках вышел из гостиной. В коридоре едва ли было уютнее – те же длинные тени всюду, да еще ко всему прочему прибавился пронзительный свист ветра за входной дверью. Ну, прямо можно фильм ужасов снимать. Сжав подушку в руках покрепче, Кюрш повернулся к лестнице, и едва он успел наступить на первую ступеньку, как понял, что перед ним появилось какое-то препятствие. Сердце на секунду остановилось. Дерьмо, зачем он вообще подумал про фильмы ужасов?! Охнув от испуга, Ханси, толком не разобравшись, что такое перед ним появилось, бросил в «это» подушку. Оно возмущенно зашипело, а потом ругнулось: - Ханси, зачем ты в меня кидаешься?! Сначала Ханси ничего не понял, но потом с облегчением осознал, что голос принадлежал не призраку, а Андре. Просто Андре. Просто-напросто, блять, Андре, который, чтоб его, посреди ночи, черт возьми, решил спуститься вниз! - Зачем ты ходишь по ночам? – выпалил Ханси, поднимая упавшую подушку. - Мне не спится, — обиженно пробормотал Ольбрих и скрестил руки на груди. – Мне плохо. - Ох, боже… — Кюрш тут же позабыл про то, что его только что напугали, и с встревоженным видом подскочил к Андре. – У тебя что-то болит? - У меня кружится голова… Она как будто тяжелая. А еще, мышцы болят, — неуверенно сказал Ольбрих. – И мне холодно. Очень. И я… - Так, скажи, где у вас лежат лекарства, и иди к себе в комнату, — перебил его Ханси, нахмурившись. - В гостиной есть тумбочка небольшая… - Все, давай. И подушку возьми мою, — вручив Ольбриху подушку, Кюрш несильно подтолкнул друга по направлению обратно на второй этаж, а сам поспешил вернуться в гостиную. По стеклам начали слабо стучать капли дождя. Отлично, блин. Собрались они завтра с Андре гулять, а вместе этого, видимо, так и просидят дома. Идиотская погода. Тяжело вздохнув, Ханси сел на корточки возле тумбочки, и открыв ее, принялся рыться в поисках лекарств. Черт, наверное, нужно было спросить у Андре, какие таблетки он пьет при температуре… Сам Кюрш настолько редко болел, что даже совсем не помнил названия препаратов. Наконец, когда Ханси наткнулся на таблетки парацетамола, к нему откуда-то из подсознания пришли мысли, что это - именно то, что нужно, чтобы сбить температуру. Взяв их, а затем, прихватив с кухни графин с водой и чистый стакан, Кюрш поспешно направился к Андре в комнату, думая только о том, что ему совсем не хочется, чтобы Ольбриху было плохо. Когда Ханси вошел в комнату, Андре уже лежал на кровати. Лицо его освещалось слабым светом настольной лампы, а оттого казалось очень бледным, почти как у мертвеца. Отогнав от себя эти идиотские мысли, Ханси поспешно подошел к кровати и, поставив графин на тумбочку, протянул таблетки Андре. - Так, давай, пей и попытайся заснуть, — твердо сказал Кюрш, и, налив в стакан воды, присел на край кровати. - А ты что? – поинтересовался Ольбрих, выдавив таблетку из упаковки и отправив ее в рот. - А я буду тут, следить, чтобы ты коньки не отбросил, — усмехнулся Ханси, протягивая другу стакан. Запив таблетку, Андре тяжело вздохнул и закатил глаза. - Надеюсь, что не отброшу… — выдавил Ольбрих и чихнул. - Будь здоров. Да и вообще, не болей, Ан. — Ханси с какой-то неожиданной грустью посмотрел на Андре. Интересно, как заботится о нем мама, когда он болеет? Судя по всему, явно не воркует и не кружится возле своего сыночка… Для Кюрша было так хреново осознавать, что не кто-то, а именно его лучший друг не знает толком радостей от материнской любви. - Я стараюсь не болеть, правда. Оно само болеется, — чуть улыбнувшись, Андре поджал под себя ноги, чтобы было теплее, а потом вдруг жалобно взмолился: – Прошу, полежи со мной, Ханси, мне та-ак холодно! Дважды просить не требовалось, и Ханси, дождавшись, пока Андре подвинется ближе к стене, улегся с краю. - Ну вот, я здесь, только не переживай, — успокаивающе сказал Кюрш и, крепко обняв Ольбриха, прижал его к себе. – Давай согревайся. - Согреюсь… Ты теплый. — Шумно вздохнув, Андре неуверенно прижался к Ханси. – Оставайся со мной на ночь. - Останусь. - Там в гостиной наверняка ужасно… - Да. - А еще, может начаться гроза, и… - Да, я понимаю. - Поэтому будь со мной. - Буду, Анди... - Анди? – удивленно переспросил Андре, широко распахнув глаза. - Ну… Ну да, — Ханси смущенно улыбнулся. – Тебе идет такой вариант твоего имени. - Анди… — задумчиво протянул Ольбрих. - А что такое? Тебе не нравится? - А тебе нравится такой вариант моего имени – Диди? - Н-нет, наверное, не очень. Анди куда круче и милее. Не сказав ни слова, Андре изо всех сил стиснул Ханси в объятиях, так, что тот даже на несколько мгновений не смог дышать, и еще удивился, откуда в Ольбрихе столько силы. - Называй меня так. Анди. Называй, мне очень-очень нравится, — прошептал Андре, и мысли Кюрша понеслись куда-то совсем не туда. Что-то такое он услышал в этом сладком шепоте Ольбриха. Что-то такое недопустимое между двумя друзьями, но весьма приятное. - Анди, — послушно сказал Ханси, заглянув Андре в глаза, которые в свете лампочки несколько нездорово поблескивали. Но помимо этого, Кюрш вновь увидел в них эту непонятную искорку. Может, ему мерещилось. – Анди Ольбрих. Ольбрих улыбнулся, а затем с довольным видом закрыл глаза. Несколько мгновений Ханс неподвижно лежал, как всегда, полностью запутавшись в происходящем и в собственных чувствах, а затем, покачав головой, выключил лампочку, стоящую на тумбочке. - Я могу тебе спеть, — предложил Кюрш минуты через две, не сумев выдержать молчание, которое его просто убивало своей неопределенностью. - Спой. Ту же песню, — тихо отозвался Андре, и прижался щекой к груди Ханси. У того по телу неожиданно побежали мурашки, да и побежали куда-то вниз, так что, Кюрш с ужасом осознал что прикосновения Ольбриха вызывают в нем возбуждение. Нет, стоп-стоп, так ведь нельзя. Силой отогнав от себя ненужные мысли, Ханси начал петь. - Stars shining bright above you… *** Ханси проснулся совершенно резко и неожиданно, думая только о том, что он, черт возьми, совсем забыл про колледж и проспал его. Однако, не успев даже свалиться с кровати, Кюрш тут же успокоился: сегодня же суббота, и будет только две пары истории, которые он и так собирался прогулять. Облегченно вздохнув, Ханси медленно повернулся на бок, и посмотрел на мирно посапывающего Андре, лежащего лицом к нему. Сонно вспоминая, как он вчера усыпил Андре, спев эту идиотскую песню, Ханси, аккуратно притронулся ладонью ко лбу парня (притрагиваться губами он сегодня не рисковал). Температура явно снизилась, и даже, скорее всего, нормализовалась, что не могло не радовать. Однако, на улицу Кюрш все равно не стал бы рисковать идти: Андре, кажется, мог разболеться от любого невинного чиха в его сторону. Еще немного полежав в постели, слушая мерное дыхание Ольбриха, Ханси неспешно поднялся на ноги, и на цыпочках прошествовал в ванную. Приведя себя там в порядок, Кюрш так же, стараясь не воспроизводить лишнего шума, спустился вниз, и принялся убирать с дивана, на котором он должен был спать, постельные принадлежности, при этом рассеянно размышляя о том, чем же они все-таки сегодня с Андре займутся. «Он наверняка будет рваться на улицу. Даже такой больной и вялый, все равно будет рваться», — отчего-то вдруг решил Ханси, и совсем скоро понял, что не ошибся. Андре проснулся через полчаса и, видимо, не обнаружив Ханси в своей кровати, спустился к нему вниз. Сам же Ханси тем временем с очень даже умным видом читал газету, которую нашел на журнальном столике. Вернее, пытался читать, потому что либо спросонья, либо просто из-за отсутствия интереса, нихрена не понимал. Но зато, о, эру, он понял, что ненавидит политику. - Доброе утро, — буквально промурчал Андре, – так сладок был его голос – заставив Ханси вскинуть голову. - Доброе утро, Ан, — он хотел сказать «Анди», но почему-то не решился. Тогда, среди ночи, он мог свободно называть Ольбриха Анди (он даже хотел сделать что-то большее, чем просто назвать его так), но сейчас, в девять утра, вся решительность и непоколебимость Ханси куда-то испарились. – Как ты себя чувствуешь? - Мне лучше, — кивнул Андре, присаживаясь на диван рядом с Ханси. – Спасибо тебе. - Ох, тебе не за что меня благодарить, — Кюрш отмахнулся газетой, а затем, подумав, и вовсе отложил ее подальше. – И, по правде говоря… Мне понравилось заботиться о тебе. - Ну, я же сказал, что ты будешь отличным отцом, — Андре усмехнулся, а Ханси едва заметно вздрогнул. Черт, он был уверен, что про этот момент Ольбрих забудет! - Мне кажется, что еще рано думать об отцовстве: мне же только восемнадцать, — неуверенно сказал Ханси. – Но спасибо. Может, в далеком будущем, когда у меня появятся дети («Черт, какие дети? У меня появятся дети?! Дети, чтоб их, ну…»), я вспомню твои слова. Андре явно заметил некоторое неудовольствие на лице Ханси, но вместо упрека (как обычно упрекала Кюрша его тетка, которая сама за свою жизнь воспитала только одного сына, впоследствии ставшего алкоголиком), Ольбрих лучезарно улыбнулся, а Кюрша невольно обрадовала его улыбка. - Ты прав, я рано заговорил об этом. И, прости… Просто я имел ввиду, что ты очень заботливый, как какой-нибудь папочка. Я не знаю, почему у меня такие ассоциации. В общем, прости, вот. - Не извиняйся. А просто для меня это немного странно – когда меня сравнивают с отцом, — пожав плечами, Ханси тоже улыбнулся. Какое-то время оба молчали, и каждый стеснялся и не решался заговорить первым. В итоге инициативу на себя взял Кюрш: - Мы будем сегодня сидеть дома? - Нет, почему? – тут же удивился Андре. - Ты болеешь, — серьезно сказал Ханси, а Ольбрих нахмурился. - Я же сказал, что мне лучше. - И что с того? То, что у тебя нет температуры, вовсе не означает, что тебе лучше, и… - Ханси, — перебил друга Андре. – Я позвал тебя к себе не для того, чтобы мы сидели в этом мрачном доме, и наблюдали за течением моей болезни. Блин, да я уже неделю строю план, куда и когда мы сходим, а теперь ты говоришь, что я должен сидеть дома. Вот уж нет! «Как же я был прав», — подумал Ханси и тяжело вздохнул. - Что ж, я не в праве тебя обламывать, — бессильно развел руками Кюрш. – Я не буду настаивать на том, чтобы мы сидели дома, но тогда мы заключим условия. - Хорошо. Какие? - Если во время нашей прогулки ты почувствуешь слабость, недомогание или что-то в этом роде, то сразу говоришь мне, и мы идем обратно домой. - Ох… Ладно. Договорились. — Андре закатил глаза. — Наверное, так будет правильно. Вот, что Ханси определенно нравилось в Андре, так это то, что с ним было легко договориться. В отличие от того же Дамиана. *** Они неспешно шли по улице, старательно обходя лужи, коих после дождя образовалось немалое количество. Вновь похолодало, и Андре поеживался, засунув руки глубоко в карманы куртки Ханси. Кюрш дал Ольбриху эту куртку еще вчера в общежитии, а сегодня настоял на том, чтобы он надел ее на прогулку. Куртка была теплой, но она была немного велика Андре, да и к тому же, он, нося ее, почему-то чувствовал себя немного неудобно. «Сначала футболку у Ханси отнял, теперь вот куртку. Что он обо мне подумает?! Или уже думает…» — тяжело вздохнув, Андре оглянулся на Ханси, который шел рядом и с детским восторгом смотрел по сторонам. Ольбрих уже знал, что Кюрша почему-то приводит в трепет все новое для него и необычное, и Дюссельдорф, в котором, видимо, Ханси редко бывал, в том числе. Шли они по узковатой, почти пустующей улице. Справа от них возвышалось жилое здание, а слева вдоль дороги проходил длинный пруд с кристально чистой водой. По его краям росли высокие деревья, с которых то и дело опадала желтая листва, а в самом пруде плавали птицы. Присмотревшись, Андре заметил еще и большого черного лебедя, которого раньше, несмотря на то, что много раз ходил здесь, почему-то не замечал. Лебедь был так изящен и прекрасен, что Ольбрих невольно загляделся, и, естественно, вскоре запнулся об какой-то камень. Ханси резво подхватил Андре, и прижал к себе, не позволяя упасть. - Ну чего ты? Совсем что ли под ноги не смотришь? – тихо спросил Кюрш и отпустил Ольбриха. Тот, выпрямившись, виновато посмотрел на Ханси. - Прости, я засмотрелся, — пробормотал Андре. - Я тоже. Но я еще умею одновременно смотреть под ноги, — Ханси улыбнулся, и у Андре внутри все сразу потеплело. Почему-то Ольбрих сейчас подумал о том, что его мама всегда начинала злиться и кричать, когда сын спотыкался и падал (в лучших случаях она успевала его схватить), но у Ханси, видимо, даже и в мыслях такого не было. Почему так? Почему какие-то люди совершенно спокойно относятся к некоторым повседневным вещам, как, например, споткнуться и упасть посреди улицы, разбить тарелку, случайно вылить все воду из стакана на кровать; а некоторые, как его мама, начинают психовать и орать, будто сейчас от этого наступит конец света? - А я пока не научился, — тоже улыбнувшись, Андре подошел к краю пруда, чтобы поближе рассмотреть лебедя. Он действительно был очень красивый и грациозный, перья его чуть поблескивали на немного выглянувшем сквозь тучи солнце. Гордая, изящная птица. Идеальная и благородная. Ольбрих часто видел белых лебедей, но почему-то они не так завораживали его, как этот черный. Казалось, он будто бы был каким-то другим. Чужим? Да, возможно. Таким же чужим, каким Андре всегда чувствует себя в обществе незнакомых людей. Но не в обществе Ханси. Кюрш подошел к Ольбриху, и, какое-то время понаблюдав вместе с ним за лебедем, вытащил из кармана булку. - Откуда она у тебя? – поразился Андре, вскинув брови. - Ну, я на всякий случай захватил у тебя из дома, — с виноватым видом ответил Ханси и усмехнулся. - О, Ханси… - А что такого?! Я испугался, что могу проголодаться. Или ты можешь проголодаться. - Мы можем зайти в кафе, — улыбаясь, Андре покачал головой. - Но булку все равно неплохо бы иметь про запас, почему нет? – пожав плечами, Ханси оторвал небольшой кусочек булки, и бросил его в воду. - Ну… Ах, может быть и неплохо, — сдался Ольбрих и тоже оторвал кусочек. Пока парни кормили лебедей и уток хлебом, то не заметили, как к ним под ноги стали понемногу подлетать голуби. Обнаружилось появление этих птиц только тогда, когда один из голубей, осмелев, взлетел и, усевшись Ханси на руку, принялся невозмутимо клевать булку. - Эй, что ты себе позволяешь?! – засмеялся Кюрш и тряхнул рукой, но голубь только возмущенно взмахнул крыльями и продолжил трапезу. Вскоре к нему присоединился еще один. - Похоже, они тебя любят, — хихикнул Андре, с интересом наблюдая за птицами. Еще через несколько мгновений на вторую руку Кюрша уселся третий голубь, не преминув задеть парня крылом по лицу. - Это наглость, самая настоящая наглость и охренение! — хмыкнул Ханси, и вновь тряхнул руками, но птицы будто даже не почувствовали этого. - Беззаконие, беспредел и полная анархия, — добавил Ольбрих, и, оторвав от булки кусочек, положил его в руку и вытянул вперед. На нее тут же скромно пристроился голубь и стал клевать кусочек, заставляя Андре смеяться от того, как клюв птицы щекотал его ладонь. «Последний раз я вот кормил голубей лет в одиннадцать, когда папа взял меня с собой и своим сыном на прогулку» — вспомнилось Андре. Только в тот раз он ужасно боялся этих глупых птиц, и не сразу решился покормить их. Но когда все же решился, то никак не мог оторваться от этого занятия. Глупые птицы оказались еще и забавными, за ними было очень весело наблюдать: голуби дрались за место возле еды, яростно хлопали крыльями и клевали друг друга, а в итоге хлеб выпал из руки Андре, и его подхватил крошечный воробей, оставив голубей с носом. Ольбрих еще помнил, как громко и звонко тогда хохотал мелкий двухлетний Роланд – сводный брат Андре, второй сын его отца. Интересно, а как там он сейчас поживает? Последний раз Андре видел Роланда года четыре назад, и то потому, что случайно встретил отца со всей его новой семьей на улице. Кстати, насчет этой семьи: судя по всему, новая жена папы Андре – ее вроде бы зовут Хенни – не желала, чтобы ее муж Деннис Дресслер общался со своим первым сыном и бывшей женой, и уж тем более была против, чтобы с ними общался ее маленький и драгоценный сынишка Роланд. Это было даже грустно. Андре ведь ничего не сделал их семье. Вернее, он просто… мешал. Везде мешает. Своей маме мешает, своему папе мешает. Это нечестно. И еще обиднее Андре было от того, что раньше он порой мечтал о младшем брате, а после нескольких прогулок с двухлетним Роландом понял, что его мечту даже можно было назвать исполненной. Но не тут-то было: Хенни, узнав об этих прогулках, быстро обломала радость Ольбриха, заявив мальчику, что она вообще не хочет видеть, чтобы он общался с кем-то из членов ее семьи. Именно поэтому Андре стал все реже видеться с отцом. Крайний раз он встретил с ним в магазине, примерно полгода назад, и тогда Деннис очень торопился. Он успел только рассказать, что у них все отлично, что Роланд уже ходит в школу, и что его маленькая сестра Кирстен вовсю занимается рисованием. До Андре как-то смутно доходили все эти вести. Другая, совершенно чужая и счастливая жизнь, которая никак его не касается. В этой жизни ему, Андре, места нет, и никогда не будет. Это было печально. Печально осознавать, что у него помимо матери и ее строгих правил, есть отец, живущий так, как вздумается ему, есть брат и сестра, но никто из них в нем не нуждался. *** Покормив птиц, парни направились дальше по дороге, и вскоре, перейдя по небольшому мостику, перекинутому через пруд, на другую сторону улицы, они направились куда-то вглубь домов. Ханси заметил, что Андре стал каким-то притихшим и задумчивым, и это немного настораживало Кюрша. О чем таком может думать Ольбрих? Наверняка о своем прошлом, да только почему он не рассказывает об этом ему, Ханси? - М-м, Андре? – позвал друга Кюрш. - Да? – рассеянно отозвался Ольбрих, не поднимая взгляда от земли. - Куда мы идем? - Скоро увидишь. - Все еще интригуешь. Что ж, тогда о чем ты задумался? – поинтересовался Ханси, почти не рассчитывая получить ответ. - О своей семье, — спокойно ответил Андре. – Я тебе, наверное, не говорил, что у меня есть сводные брат и сестра – Роланд и Кирстен Дресслер. - Это дети… - Да-да, дети моего папы. А я просто задумался о том, что они вроде есть… Но вроде их нет. Ханси вопросительно уставился на Андре, а тот тяжело вздохнул. - Последний раз я видел Роланда, когда ему было четыре, а сейчас ему уже восемь. Кирстен я не видел вовсе. - Но почему так? Разве отец не водит вас всех куда-нибудь вместе? – удивился Ханси. - Нет. Его жена запрещает водиться ему и их детям с нашей семьей. Как будто мы проклятые какие-то… — Андре горько усмехнулся. - Что за чушь! – возмутился Ханси, нахмурившись. – Он твой отец, и имеет полное право видеться с тобой, а заодно и позволять тебе увидеть своего брата и сестру. - Иметь-то он имеет это право, да не пользуется им, потому что, кажется, боится расстроить или разозлить свою жену. Его можно понять, но… — Андре вздохнул и замолчал. - Но тебе все равно хочется с ними увидеться, — остановившись на месте, закончил Ханси. - Хочется. Ни Роланд, ни Кирстин, ни даже я, не виноваты, что у родителей какие-то разборки с моей мамой. А мой папа… мне просто хочется с ним общаться. Общаться, как с отцом, а не посторонним человеком. Понимаешь, Ханси, он не такой, как моя мама, он просто полная ей противоположность! Я порой жалею, что он ушел из нашей семьи, а меня оставил с ней, — печально сказал Ольбрих. - Не надо об этом жалеть, — тихо сказал Кюрш и покачал головой. – Возможно, в семье отца тебе было бы еще хуже. Новая жена тебя бы невзлюбила, отец уделял бы все внимание другим своим детям, а не тебе. А тут ты у своей мамы один, и какой бы строгой она не была, она тебя любит. Если бы не любила, то ей было бы все равно, с кем ты общаешься, почему поздно приходишь домой и все такое. Но ведь ей же не все равно, Ан. - Да, я понимаю. Просто мне с ней… нелегко. И ей нелегко со мной. — Почти шепотом ответил Андре, а затем, немного постояв в молчании, резко развернулся и пошел куда-то по дороге, ведущей к скромному двухэтажному зданию. Ханси тут же сорвался и поспешил за другом. Когда они подошли к входу в это здание, Андре неожиданно встал как вкопанный, а затем, что-то пробормотав себе под нос, неуверенно вошел внутрь. В коридоре на вахте сидела молодая девушка, и, жуя жвачку, увлеченно читала какой-то журнал. Однако заметив двух новоприбывших парней, которые, не обратив на девушку внимания, пошли к лестнице на второй этаж, та вскочила с места и окликнула их. - Эй, молодые люди, постойте-ка! Это частная собственность, и вам нельзя… - Можно нам, — твердо сказал Андре, даже не поворачиваясь к ней. – Меня зовут Андре Ольбрих, и я имею полное право находиться здесь. И мой друг тоже. Пока они поднимались по лестницу, Ханси неотрывно глядел на Андре и почему-то при этом чувствовал гордость и восхищение. О, Эру, Андре меняется с каждым днем. Еще неделю назад он вряд ли бы смог так уверенно ответить кому-то, даже, черт возьми, преподавателю в колледже. А сейчас… Сейчас Кюрш гордился, просто ужасно сильно гордился и радовался за своего друга. Ханси уже даже не пытался поинтересоваться у Андре, зачем они вообще пришли сюда, потому что был уверен, что ответа не получит, но вскоре ответ пришел сам. Когда они прошли до конца коридора, Ольбрих открыл дверь и медленно вошел внутрь. Кюрш вошел следом, и, осмотревшись, удивился. Они были в фотостудии. Это окончательно завело Ханси в тупик, но он не подал виду, а лишь с вежливым интересом продолжал оглядывать помещение. Вдруг что-то зашуршало, и из-за стола, стоящего в дальнем углу, вышел мужчина. Он был уже немолод, его волосы местами поседели, а на лице была трехдневная щетина. Однако глаза его прямо-таки светились энергией и позитивом, а когда он присмотрелся к вошедшим, то прямо-таки озарился улыбкой до ушей. - Боже мой, какие люди! Андре, милый мой, Ольбрих, неужели это ты, мелочь? – воскликнул мужчина и протянул к Андре руки. Тот несколько мгновений молчал, а потом неожиданно рассмеялся. - Эвальд… Ох, привет, Эвальд! – радостно проговорил Андре и крепко обнял мужчину. Они обнимались долго, как показалось Ханси, а когда, наконец, отошли друг от друга, Кюрш заметил, что глаза у Ольбриха блестят, словно от слез. - Какими судьбами ты здесь, малыш? – добродушно поинтересовался Эвальд, уперев руки в бока. – Мне казалось, что ты и дорогу сюда забыл. - Нет, ты чего! – притворно возмутился Андре. Улыбка ни на секунду не сходила с его лица. – На самом деле, это долго объяснять… - Ничего, у меня времени полно, — махнул рукой мужчина. – Только скажи хотя бы для начала, кого же ты с собой привел. - Это Ханси Кюрш, мой однокурсник, — Ольбрих посмотрел на Ханси, а затем твердо добавил: — И лучший друг. - Лучший друг, говоришь… — окинув Кюрша заинтересованным взглядом, Эвальд кивнул. – Я рад, что ты нашел себе лучшего друга. - Ханси, это Эвальд Хафнер, — представил мужчину Андре. – Он фотограф. - Ну… Это я понял, — сказал Ханси и, вежливо улыбнувшись, пожал Эвальду руку. — Вот только… «Вот только я все равно не понимаю, что мы здесь делаем и, причем тут какой-то фотограф» — хотел сказать Кюрш, но неожиданно осекся, пораженный мыслью. - Подождите-ка, — выпалил Ханси и уставился на Эвальда. – Если вы – фотограф, то, вероятно, это вы могли фотографировать Андре для всех тех журналов, про которые он мне говорил? - Ты удивительно догадлив, Ханси, — хихикнул Андре, а затем медленно подошел к противоположной стене, на которой висели черно-белые фотографии, и принялся рассматривать их. Немного нахмурившись, Ханси встал рядом с Ольбрихом и тоже посмотрел на фотографии. Фотографии были явно старые, но не помятые, а лишь местами поцарапанные. И Кюрш почти сразу понял, кто на них был. *** Чуть позже они уже сидели за столом в студии, и пили чай с печеньем, которым их угостил Эвальд. Он об очень многом говорил с Андре, и, в основном, разговоры эти были о прошлой жизни Ольбриха, о его родителях, о теперешней учебе в колледже, и о планах на будущее. Жуя печенье, Ханси с интересом слушал. За эти полчаса (или больше), он узнал, что фотомоделью Андре сделал его отец: сначала он просто любил фотографировать сына, а затем понял, что Андре очень даже любит корчить рожи и смешно позировать перед камерой, и решил устраивать ему профессиональные фотосессии. Правда, Деннис не имел для этих фотосессий необходимого оборудования, и тогда ему пришла в голову мысль привлечь своего друга, который занимался тем, что фотографировал все подряд для какого-то малоизвестного городского журнала. Другом этим был, разумеется, сам Эвальд Хафнер. И вот, проведя самую первую в жизни Андре профессиональную фотосессию, где мальчик только и делал, что дурачился и выкручивал специально принесенным игрушкам лапы и головы, Эвальд решил опубликовать несколько фотографий в журнале. И там понеслось-покатилось: сначала эти фотографии заметило какое-то рекламное агентство, затем оно связалось с Хафнером, и вот, спустя совсем немного времени, маленький Андре уже красовался на рекламной брошюре какой-то фирмы по изготовлению детского питания. А Ханси так же довелось посмотреть фотографии с тех фотосессий. Они были просто ужасно милыми, и, наверное, если бы Кюрш был девушкой, то без конца пищал бы от умиления. Однако вместо этого он молча улыбался, разглядывая маленького улыбающегося мальчика с забавными кудряшками. Он смотрел на него и узнавал Андре. Узнавал этот игривый блеск в глазах, эту шаловливую улыбку. Несмотря на то, что фотографии были сделаны пятнадцать лет назад, Ханси знал, что этот веселый мальчишка все еще здесь. Ну, а возвращаясь к истории этого веселого мальчишки, Ханси узнал еще многие вещи. Например, даже когда отец ушел из семьи, он все равно продолжал заниматься своим четырехлетним сыном и водить его фотографироваться к Эвальду. Но со временем Деннис стал слишком занят, и заботы о так называемой «профессии» Андре перешли к его матери. Она отнеслась к этому очень даже серьезно, и только благодаря ее стараниям, «карьера» сына продлилась еще на девять лет. И вот, когда Андре было уже тринадцать, ему поступило предложение о фотосессии для рекламы какого-то магазина одежды для детей, но вопреки всем ожиданиям мальчик отказался в ней участвовать. Он заявил матери, что не желает больше фотографироваться, потому что в классе над ним из-за этого подшучивают – и это как минимум. И сколько бы Рената не уговаривала сына, он не пожелал возвращаться. С тех пор он все реже виделся с Эвальдом, который стал ему словно вторым отцом, а годам к пятнадцати их общение и вовсе прекратилось. У Хафнера тогда умерла жена, и он долгое время не желал ни разговаривать с кем-то, ни работать, а особенно, учитывая, что работа у него пошла вниз по наклонной. И вот, сегодня они встретились. Когда все трое допили чай, Андре стал было подниматься из-за стола. - Спасибо тебе, Эвальд, — искренне поблагодарил Ольбрих. – Мне не хватало тебя. Спасибо, что напоил чаем… и что вообще не выгнал. - Да разве я мог бы тебя выгнать, сынок? – засмеялся Эвальд. – И вообще, куда это ты собрался? Думаешь, я уже тебя так и отпустил? - Но… — открыл было рот Андре, но Хафнер поднял руки, требуя молчания. Затем, поднявшись на ноги, он неспешно подошел к той стене, на которой висели фотографии маленького Ольбриха. - В том далеком 1969 году, когда твой отец впервые привел тебя сюда, я подумал «Черт, этот мальчишка такой красивый и обаятельный, ему бы только и прыгать перед камерой. Он будет просто замечательным ребенком-моделью». И, знаешь, я не ошибся. Столько лет ты радовал меня и других своими фотографиями, а потом… Я так и не смог понять, почему ты забросил это дело. Твоя мама сказала, что сделал ты это из-за неодобрения со стороны одноклассников, но я не поверил. Если бы тебе действительно это нравилось, то тебе бы ничего не помешало. В чем же тогда было дело? Ответь мне, Андре. Ольбрих тяжело вздохнул и опустил голову. Ханси подумал, что он не решится ответить, однако, ошибся. - Верно, мне было наплевать на одноклассников, — тихо сказал он, глядя в пол. — Но мне не было наплевать на мою маму. Маму, которая не уставала мне напоминать, какой я урод. О нет, она никогда не говорила об этом прямо, но она всегда намекала. Она могла сказать, что какой-нибудь мой одноклассник получился на общей фотографии класса лучше меня, могла облить грязью моего отца – что у него нос огромный, что глаза косые или еще что-то в этом духе, а потом невзначай сказать, что я на него похож. Это продолжалось практически изо дня в день, и… Я правда стал считать себя уродом. Андре поднял голову. В глазах его блестели слезы, и он даже не пытался этого скрыть. - Так зачем уроду фотографироваться? Да еще и для рекламы, которую увидит столько людей… Я решил уйти, чтобы никого не пугать и не ужасать. Вот и все. Слушая это, Ханси нахмурился. Сколько он уже услышал плохого про Ренату Ольбрих? Даже не сосчитать… Подхватив Андре под руку, Ханси подвел его к зеркалу. Ольбрих вновь уткнулся взглядом в пол. - Посмотри на себя, — приказал Кюрш. Андре промолчал. - Да, посмотри на себя, сынок, — негромко сказал Эвальд, и встал с другой стороны от Андре. Тот, вздохнув, все-таки поднял голову. - Что ты видишь? – спросил Ханси, через зеркало глядя на Андре. - Урода, — выдавил Ольбрих. - Но нас тут трое, — заметил Хафнер. – И кто же именно урод? - Тот, который посередине. Я. - Почему ты так решил? Ан, посмотри на себя не глазами своей матери, а своими глазами, — сказал Ханси. - Я… все равно вижу урода. - Опиши его, — предложил Эвальд. - Это страшный зареванный мальчик, дрищ, с идиотскими большими глазами, с огромным кривым носом. И с дурацкой формой лица. - Ох, даже к форме лица придрался… Однако, конечно же ты преувеличиваешь, Ан. В чем проявляется это уродство? - спросил Ханси, неотрывно глядя на отражение Андре. - Я уже сказал... - Нет. То, о чем ты сказал — не уродство. Андре, уродство — это если бы у тебя вместо двух рук было три, вместо двух глаз - один... Ты понимаешь? - Я понимаю, но... - Нет, ты не понимаешь! — горячо возразил Ханси. — Ты напрочь вбил себе в голову то, что говорила тебе мама, но услышать и понять других ты не хочешь. Более того, ты не хочешь понять самого себя. Вот посмотри на меня. Прикусив нижнюю губу, Андре через отражение посмотрел на Ханси. - Что ты видишь? — поинтересовался Кюрш. - Тебя я вижу, — буркнул Ан. - А конкретнее? Какой я? - Ты... Ты красивый. - Да? А еще конкретнее? Что во мне красивого? - У тебя приятное лицо. Прямой нос и глаза нормальной формы... И еще щеки, как у хомячка. Ханси с трудом удержался от смеха. Почему и мама, и Андре не уставали ему напоминать об этом? - Так, пускай. Ну, то есть, меня уродом ты не считаешь? - Нет, конечно! — Ольбрих удивленно поднял брови. - Тогда теперь посмотри на меня, — предложил Эвальд. - Ты тоже не урод, Эв, — вздохнул Андре. — И я не понимаю, к чему вы... - Не урод? Почему? У меня вон смотри какие уши огромные. А лоб? Таких массивных лбов еще поискать... - Да-да, и у меня тоже! — подхватил Ханс. — У меня тоже лоб большой... - Прекратите! — прикрикнул Андре, заставив Ханси и Эвальда замолчать. — Вы оба не уроды. - Это говорит Андре или его мама? - уточнил Кюрш. - Андре. - Тогда почему Андре не может точно так же сказать о себе? - Потому что я не собираюсь никому врать. - Но ты уже это делаешь, — подведя Андре вплотную к зеркалу, Ханси всмотрелся в отражение друга. Господи, как красивые люди так умудряются не видеть в себе этой красоты? - Андре, вот честно, без лести и какой-нибудь там дружеской солидарности, я хочу сказать, что ты просто идиот, если считаешь себя уродом, — Ханси покачал головой и продолжил: — Даже до нашего знакомства знаешь, кого я увидел в тебе? - Ур… - Молодого и красивого юношу, похожего на принца из сказок, — искренне сказал Кюрш. – Стройного, хорошо одетого. Парня, с чудесными светлыми кудряшками, большими очаровательными глазами и лучезарной улыбкой. И я тебе не вру. А если ты мне не веришь, то… то тогда не надо называть меня своим лучшим другом. Потому что лучшие друзья всегда должны быть честны. Андре замолчал, неотрывно глядя на Ханси через зеркало. Кюршу на какое-то мгновение показалось, что они тут вообще одни, и никакого Эвальда нет. Но вскоре мужчина подал голос: - Твой друг прав, малыш. Ты правда похож на принца, и если я где-нибудь найду твои фотографии, где тебя нарядили в королевскую одежду, то ты в этом убедишься, — Эвальд негромко засмеялся и похлопал Андре по плечу. – Никогда больше не говори таких глупостей, которые наговорил сейчас, понял? А сейчас, давай, иди, фотографировать вас буду. - Что?! – в один голос закричали Ханси и очнувшийся от своих мыслей Андре. - Что слышали, дурачье, — усмехнулся Эвальд и пошел устанавливать фотоаппарат на стойку. И вот, парни уже стоят перед камерой столбом, понятия не имея, как можно позировать. Конечно, Андре, например, понятие-то имел, но явно стеснялся, а Ханси вообще впал в ступор, потому что его и так нечасто фотографировали, а тут вот так сразу, да еще и в профессиональной фотостудии… Однако после того, как Эвальд пару раз прикрикнул на парней, сказав, чтобы они прекратили вести себя как четырнадцатилетние девы из монастыря, а встали как-нибудь по нормальному, то Андре вроде немного расслабился, и совсем скоро он уже с сумасшедшим видом скакал вокруг Ханси, заставляя того почти непрерывно смеяться и корчить рожи в камеру. Потом Эвальд куда-то исчез и через минут пять вернулся, таща с собой большую игрушку-медведя. Парни какое-то время играли им, как в перетягивание каната, только перетягивание медведя, а потом, успокоившись, оба уселись на пол, посадив медведя посередине. Прислонившись своей головой к голове медведя, Ханси мельком посмотрел на Андре. Тот без конца улыбался, глядя на фотоаппарат. Он счастлив. Сейчас он чертовски счастлив, и это не могло не радовать Кюрша. Повернув голову, Андре посмотрел на Ханси и быстро, едва заметно, подмигнул. Затем сверкнула вспышка. *** - Не забывай про меня, — попросил Эвальд, когда Ханси и Андре уже стояли на выходе. – Заходи, если будет возможность, и бери Ханси тоже. Ханси улыбнулся. Что ж, он не понравился маме Андре, но зато понравился Эвальду. А Эвальд понравился ему. Кюрш считал, что Хафнер был отличным мужиком, и было бы вообще супер, если бы именно он был отцом Андре. Добрый, заботливый, веселый и понимающий. И не строгий ничуть. С таким родителем Ольбрих точно бы давно уже раскрыл свою истинную сущность, вместо того, чтобы прятать ее под оболочкой страха и неуверенности. - Не забуду, Эв, — пообещал Андре и обнял Эвальда. – Я попробую как-нибудь притащить мою маму сюда. «А если бы мама Андре вышла замуж за Эвальда, то было бы просто замечательно» — подумал Кюрш и улыбнулся своим мыслям. Такой поворот событий был бы уместен в любовном романе, но ведь и в жизни вполне могут быть разные ситуации. Почему нет? - Ну, а ты, Ханс, — серьезно обратился к Кюршу Хафнер, — Ты заботься о принце Ольбрихе. У тебя это неплохо получается. - Спасибо, Эвальд, — кивнул Ханси и от души пожал мужчине руку. – Я буду его мамочкой. И папочкой… Ну, короче нормально все будет. Я был очень рад с вами познакомиться. - О, а уж я-то как рад, — усмехнулся Хафнер. – Редко где встретишь веселых юношей с головой на плечах. Ханси был явно польщен. - Не надо так говорить, будто меня здесь нет, — хмыкнул Андре и улыбнулся. – Ну, мы… - Стойте! – вдруг сказал Эвальд и убежал куда-то. Ханси с Андре успели лишь недоуменно переглянуться, как мужчина уже возвращался назад, неся в руках какую-то книгу. - Вот… Чуть не забыл отдать тебе, Андре, — пропыхтел Хафнер, протягивая книгу Ольбриху. Тот осторожно взял ее и перед тем, как открыть, бросил внимательный взгляд на Эвальда. - Что это? – поинтересовался Андре. - Открой и посмотри. Вздохнув, Андре неспешно провел пальцами по твердой темно-синей обложке с золотыми узорами, а затем раскрыл ее. Ханси сразу же понял, что это никакая не книга. - Фотоальбом! – ахнул Ольбрих, глядя на собственную фотографию, сделанную много лет назад. На этой фотографии Андре, которому на вид было лет пять-шесть, красовался в атласно-кремовом костюме принца (или короля?), а на голове его была уж слишком большая для ребенка корона. Андре расплылся в улыбке, а затем перелистнул дальше. - Я так давно не видел эти фотографии… — прошептал он. Посмотрев еще пару, фотографий, Ольбрих поднял голову и посмотрел на Эвальда. – Ох, спасибо тебе огромное, Эв! Ты не представляешь, как я тебе благодарен. Просто… Просто понимаешь, однажды, когда мне было лет четырнадцать, папа пришел к нам в гости, а заодно и прихватил все мои детские фотографии со всех тех фотосессий, да и не только. Я не знаю, зачем они ему, но… - Я знаю, — прервал его Эвальд и торжествующе улыбнулся. – Он знал, что твоя мать их рано или поздно выкинет, а потому забрал себе, чтобы вклеить их в альбом и подарить тебе на восемнадцатилетие. Но потом ваше общение как-то сошло на нет, Деннис отдал фотографии мне, а я все-таки довел дело до конца. И мне показалось, что лучше не ждать до твоего дня рождения. Сейчас они тебе нужны сильнее. Смотри на них каждый раз, как будешь считать себя уродом, или чупакаброй, или еще кем-нибудь… Ну, ты меня понял. А ты, — Эвальд поглядел на Ханси. – Ты следи, чтобы он себя таковым не считал, понял?! Ханси энергично закивал и посмотрел на Андре, который склонился над фотоальбомом. На одну из фотографий упала слеза. *** Когда парни шли по улице, Андре неотрывно смотрел в альбом, а Ханси выпала роль поводыря: подхватив Ольбриха под руку, он старался вести его нужной дорогой (хотя и понятия не имел, куда они направляются), обходя столбы и людей. Андре то и дело что-то бормотал себе под нос, или восклицал неясные для Ханси фразы, и в итоге Кюрш не выдержал и сказал: - Слушай, Ан, я, конечно, понимаю твою радость и все такое, но ты либо объясни мне, либо оторвись от альбома и пошли нормально… И куда мы идем вообще? Подняв голову, Андре смущенно посмотрел на Ханси и потупил взгляд. - Прости… — пробормотал он и убрал альбом в сумку. – Просто я правда так давно их не видел… - Может, лучше вернемся к тебе домой, и вместе посмотрим? – миролюбиво предложил Ханси. - Так и сделаем, но вернемся мы попозже. Кюрш только сейчас заметил, что они пришли на детскую площадку. Она была совершенно пуста и на это было несколько причин: первая – и качели, и горки, и скамейки были мокрыми от прошедшего ночью дождя, а потому, делать тут было нечего; и вторая – эта площадка явно была давным-давно заброшена. Забор, окружающий ее, был местами сломан, деревянные скамейки прогнили, а при одном взгляде на здешние качели сразу пропадало желание кататься на них. Андре замедлил шаг и, осмотревшись по сторонам, слабо улыбнулся. - А я гулял здесь в детстве, — тихо сказал он, сложив руки на груди. – С мамой, и с друзьями… И чаще всего все-таки с друзьями. Ханси молчал, пытаясь понять, специально они сюда пришли или нет. Судя по тому, что Андре был явно не удивлен, то специально. Но они просто шли по главной дороге, никуда с нее не сворачивая, и вот, она привела их сюда. Это было так странно. - Ханси, я тебе никогда не рассказывал, что у меня был один лучший друг? До тебя. - Нет, — отозвался Ханси, чувствуя какую-то непонятную злость. Почему-то до этого момента он был уверен, что у Андре не было лучших друзей, кроме него, Кюрша, а теперь, оказывается, есть... Вдруг Ханси почувствовал себя эгоистом и устыдился собственных мыслей. - Да, у меня был один. И я могу тебя с ним познакомить, — Андре посмотрел другу в глаза, и что-то в этом взгляде насторожило Ханси. - Познакомить? – переспросил Кюрш. – Прямо сейчас? - Ну да, а зачем тянуть? – вздохнув, Андре пошел по дороге, которая вела в небольшой лесок. Ханси насторожился еще больше, но приставать с вопросами не смел. Сейчас должно было раскрыться что-то невероятное, он прямо задницей это чувствовал. Но это чувство его пугало. По этому лесу они шли в полном молчании минут десять, пока деревьев не стало меньше, и парни не вышли к какому-то высокому черному забору. Посмотрев за забор, Ханси увидел там какие-то невысокие ровные каменные плиты… господи, да это же кладбище! Кюрш вновь невольно подумал о фильмах ужасов. Блин, почему Андре привел его на кладбище? Ханси, конечно, сомневался, что Ольбрих принадлежит к какой-нибудь секте сатанистов и хочет его сейчас принести в жертву, и все такое, но от этого не становилось спокойнее. - М-м, Андре?.. – позвал друга Кюрш, но тот поднял руку, призывая к молчанию. - Подожди, тут недалеко, — тихо сказал Андре, и Ханси показалось, что он услышал грусть в его голосе. Послушно замолчав, Кюрш последовал за Ольбрихом, который прошел через небольшие ворота (судя по ним, это был не главный вход) и дальше двинулся по широкой дороге, справа и слева от которой стояли могильные плиты. Идти и правда было недалеко – совсем скоро они свернули направо на дорогу поменьше, и, пройдя совсем немного, Андре остановился у одной из могил. Она была небольшой, и густо засажена алыми геранями, а краям очерчена черным гранитом. Присмотревшись к могильной плите, Ханси увидел надпись: «Ральф Кауфер. 1966 – 1976. Жизнь сильнее смерти». Андре медленно присел возле могилы, затем коснулся плиты рукой и судорожно вздохнул. - Что ж, Ханси, знакомься… Это мой лучший друг из прошлого. Ральф Кауфер. Самый веселый, добрый и общительный мальчик из четвертого класса, — прошептал Ольбрих, упираясь взглядом в землю. Ханси присел на корточки с другой стороны могилы. - Что с ним случилось? – осторожно поинтересовался Кюрш. - Ох. Он заболел, — ответил Андре, не поднимая глаз. – Жил простой мальчишка из Дюссельдорфа, и не тужил, как вдруг на него напал лейкоз. Кюрш едва заметно вздрогнул. Его пугали все эти неизлечимые болезни, а уж, если ими болели дети, то это пугало его еще сильнее. - А еще, был у этого мальчишки друг, который только-только начал радоваться тому, что в школе его больше не шпыняют и не унижают, — продолжал Андре, прикрыв глаза. – А у друга этого была мама, которой было плевать на чувства сына. И когда мальчишка заболел лейкозом, мама его друга даже не попыталась скрыть от сына горькой правды. Ханси тяжело вздохнул. Он уже примерно представлял, что произошло, и в душе его зашевелилась ненависть к Ренате Ольбрих. А потом, прислонившись к могильной плите, Андре просто расплакался, сжавшись, как маленький беззащитный ребенок.