ALL My Feelings

1984/12/10

Решая уже, наверное, сотый пример по математике, Ханси все еще ничего не понимал. Нет, он как бы понимал объясняемый материал в первые несколько минут, а потом происходило то, что мама называла «в одно ухо влетело, а в другое вылетело». Кстати, примеры Кюрш решал вместе с матерью, потому что та знала математику очень даже хорошо, к его счастью, но даже такой доброй, понимающей и сочувствующей женщине оказалось очень трудно вызывать у Ханси хоть какой-то слабый интерес к этому предмету. У парня вызывалась только ненависть ко всем этим ужасным цифрам и взрывающим мозг вычислениям, и в итоге даже его мама не выдержала и со словами «Да еж твою мышь, Ханси, мне проще Клауса научить разговаривать и готовить, чем тебя математике! Давай сам решай, подлец!» поспешила уйти вниз, на первый этаж. И сейчас Ханси был готов снова начать биться головой об стену, потому что эта самая голова уже просто отказывалась воспринимать любую информацию, связанную с математикой. Если бы его спросили, то Ханси бы не сказал даже, чему будет равняться дважды два, а на вопрос «сколько будет два плюс два умножить на два», он бы ответил не шесть и не восемь, а заорал бы «умри!» и выбросил спрашивающего из окна. Или в Рейн. Или из окна в Рейн… - Пусть горит синим пламенем эта математика! Ей богу, пусть горит! — взорвался Ханси, кидая тетрадь на другой конец комнаты. — Она ломает людям жизни, судьбы… Вот смотри, Клаус, если я не сдам матан, то меня отчислят. А если меня отчислят, то мама выгонит меня из дома. А если мама выгонит меня из дома, то мы с тобою будем бездомными путниками! Да-да, ты не ослышался – если меня выгонят, то я прихвачу тебя с собой. Клаус, лежащий на кровати Ханси, понимающе завыл и завилял хвостом, а Кюрш, тяжело вздохнув, сполз под стол. - Буду сидеть здесь, пока не закончатся все экзамены, — буркнул Ханси, обняв коленки руками. – Ненавижу экзамены. Ты тоже ненавидишь их, я надеюсь. Пес гавкнул в знак согласия, а Ханси устало закрыл глаза. Уже давно перевалило за полдень, маленькая стрелка на часах близилась к пяти, а ведь, готовиться Кюрш начал часов с десяти утра. Также он должен был еще готовиться к экзамену по английскому языку, который будет в среду, но английский по сравнению с математикой казался Ханси просто какой-то шуткой, и даже если он и возьмется готовиться, то помощь мамы ему точно не будет нужна. Эх, а ведь, помнится, когда-то Андре обещал ему помочь подготовиться к математике… Со вчерашнего дня мысли Ханси то и дело перебрасывались на Андре и, быть может, именно по этой причине он никак не мог усвоить математику. Кюрш то и дело прокручивал в голове момент, как он подойдет к Ольбриху, радостно скажет, что у них с Андреа все кончено, что он ошибался и на самом деле очень-очень любит Андре и готов быть с ним всю жизнь… А потом Ханси резко одергивал себя. Ну-ка подождите – какую всю жизнь? Он боялся начать с Андре серьезные отношения хотя бы на месяц-другой, а тут на всю жизнь! Совсем рехнулся что ли? Но с другой стороны, что в этом плохого? Андре такой добрый, милый, порядочный, ласковый, понимающий… Короче, у него было очень-очень много положительных качеств, каких точно не было у Андреа, и которые так и манили Ханси. Ему поскорее хотелось с головой окунуться в этот любовный омут. Но в то же время и не хотелось. Его неадекватное влюбленное сердце и адекватный скептический разум никак не могли совладать друг с другом. Ханси просто уже не знал, что ему надо, и это, наверное, было хуже всего. Ну, после экзаменов. Однако Ханси точно знал то, что если он завтра не решит что-то с Андре, то непременно завалит математику, потому что просто не сможет сосредоточиться на экзамене. А особенно учитывая то, что две их группы – группа Ольбриха и группа Кюрша — по велению то ли судьбы, то ли нерадивого работника, составляющего расписания, сдавать математику будут вместе. То есть могло случиться так, что Андре сядет неподалеку от Ханси, и весь экзамен будет сопровождаться их робкими переглядываниями… И в итоге предмет не сдаст никто из них двоих. Здорово. Надо было все-таки поговорить завтра с Андре перед экзаменом… Или не надо. Может, он этим разговором только хуже сделает? О эру, почему вообще эти разборки в их отношениях выпали именно на время сессии?! Я теперь должен заботиться о двух проблемах сразу! Это нечестно! - Ханси, все, хватит долбить эту математику, иди есть, — кажется, даже Инга уже не выдерживала страданий сына, а потому зашла к нему в комнату, чтобы отвлечь от нудной подготовки. – Где ты вообще? - Я под столом, — буркнул Ханси, но не стал дожидаться, пока мать станет его доставать из-под стола, и сам вылез наружу. - Так, все с тобой понятно. А Клаус почему на твоей кровати? – поинтересовалась мама, скрестив руки на груди. – Не говори потом, что он запачкал тебе все постельное белье. - Мама! Почему ты даже не пытаешься понять Клауса? Ему тоже хочется полежать на мягкой кровати, не вечно же на жестком полу отдыхать. А белье можно и постирать, — поднявшись на ноги, Ханси потрепал пса по голове и подошел к матери. – И вообще, если я не переживу экзамен по математике, то Клаус переедет жить в мою комнату, поэтому ему уже можно привыкать к новой обстановке. - Хватит пороть чушь, Ханс Юрген Кюрш, — нахмурилась Инга. - Это была шутка, мам. - Меня не очень-то забавляют шутки про твою смерть. Из уст матери это прозвучало достаточно жутко и пугающе, отчего Ханси почувствовал себя неуютно. Да уж, иногда шутить он не умеет совсем. - Прости. - Все, забыли. Что до экзамена – то я думаю, что после такой усердной подготовки ты обязан сдать его на высший балл. - Что?! Только не это, — Кюрш позволил себе негромко рассмеяться. – Даже если бы у меня действительно была возможность получить высший балл, то я бы этой возможностью не воспользовался, и специально наделал бы кучу ошибок в примерах. - Это еще почему? - Я не отличник, и даже не собираюсь им становиться. Все отличники – зануды. - А разве твой Андре не отличник? – с усмешкой спросила мама, а Ханси при упоминании Ольбриха едва заметно вздрогнул. Что же это такое? Мама специально теперь будет везде упоминать Андре, чтобы сын чувствовал себя неуютно?! Это жестоко. - Андре… — пробормотал Ханси и немного нервно облизнул губы. Был ли Андре отличником? Кюрш отлично помнил, как тот помогал ему на контрольных по математике, которые давали каждую субботу, однако то, что подсказывал ему Андре, не всегда оказывалось правильным. К тому же, Ольбрих иногда говорил, что он почти не заинтересован в учебе, что он половину предметов не понимает, а просто зубрит их, потому что иначе ему грозят разборки с собственной матерью. Поэтому, был ли Андре отличником? О эру, нет, конечно нет. – Знаешь, мам… нет, Андре не отличник. Хорошист – может быть, но не отличник. Поэтому он не зануда. - Наверняка с тебя берет пример… Ладно, иди все-таки поешь, а то, смотри, как исхудал уже. - Конечно исхудал! Когда я последний раз кушал? Кажется, четыре часа назад. О, как это было давно… — театрально закатив глаза, Ханси поспешил спуститься по лестнице вниз, на кухню, откуда шел соблазняющий запах жареной курицы. *** За ужином они почти не говорили. Ханси жадно поглощал свою порцию картошки с курицей (при этом стараясь не думать ни о чем плохом, чтобы не перебить себе аппетит), а Клаус не менее жадно жевал куриные косточки, которые отдавал ему парень. - Я говорила, что вы с Клаусом похожи? – спросила мама, наблюдая за сыном и собакой. - Да, и, наверное, много-много раз, — кивнул Ханси, обсасывая косточку под внимательным взглядом Клауса. - Меня просто всегда удивляло, насколько вы связаны друг с другом. И насколько схожи характерами, хотя, казалось бы, как такое возможно, если ты человек, а он пес. - Животные всегда похожи на своих хозяев, мам. - Тогда почему он не похож на меня? - Потому что это не ты притащила его из сгоревшего дома к себе домой, и не ты с ним проводила большую часть времени. Ты вообще хотела его выбросить! - Тоже мне, вспомнил! Я его выбросить то хотела в первые дни только, а потом полюбила, — негромко засмеялась мама. – Ладно, оставим это. Мне было интересно кое-что другое… Вы с Андре так не похожи? Ханси от удивления даже оставил косточку в покое. Ох, мама теперь постоянно будет спрашивать про них с Андре? Серьезно? - Я… Я не знаю, — осторожно ответил Кюрш, опуская руки. К руке, в которой была кость, сразу же прицепился Клаус, а именно, стал облизывать и несильно кусать, пытаясь выудить еду. - Нет, ты не подумай, что я сейчас намекаю на ваши не совсем дружеские отношения, хотя по твоему лицу видно, что именно это ты и подумал. Нет, отнюдь. Мне интересен сам Андре. Хоть ты и много про него говоришь, но пока что я только представляю милого сахарного мальчика, который всегда добрый, всегда скромно улыбается и так далее, и у меня просто в голове не укладывается, как такой мальчик мог провернуть все те делишки, о которых ты мне говорил вчера. - А, вот ты про что… — вздохнул Ханси. Когда Клаус уже серьезнее тяпнул его за руку, Кюрш охнул и ударил собаку костью по голове. — Эй, ты чего, придурок?! Кусаться мне тут еще удумал! Я теперь тебе точно ничего не дам. С хмурым видом положив кость в тарелку, и не обращая внимание на жалобное поскуливание пса, Ханси сказал: - Ну, даже если и так, то причем тут наша схожесть? - Притом, что, быть может, он на самом деле такой же сумасшедший, как и ты. Или нет? Я хочу знать, — мама улыбнулась, а потом, не дав Ханси ответить, добавила: — Ты можешь и дальше его описывать как ангела во плоти, но как тебе идея познакомить нас? У Кюрша глаза на лоб полезли. Познакомить?! Уже?! - Мам, я не знаю, мы еще даже не помирились, — растерянно пробормотал он, пытаясь представить, как вообще будет выглядеть сцена знакомства Андре и его мамы. - Помиритесь, непременно. Ханси, хватит пугаться, я просто хочу знать твоих друзей. Если ты чувствуешь себя неудобно из-за того, что я предлагаю познакомить меня только с одним Андре, то можешь привести вместе с ним и остальных: Маркусов там всяких, Томенов, я только за. Я ведь никого из них не знаю лично! И Дамиана тоже, кстати. Я давно хочу познакомиться со всеми ними. И нет, не переживай, я не собираюсь ставить тебя в неудобное положение, которое могло быть связано с Андре. - Если поставишь, то я сбегу из дома, — чуть улыбнувшись, пробурчал Ханси. – Хорошо, я не против познакомить их с тобой. Только лучше по отдельности, потому что четыре человека сразу – слишком много для нашего дома… и они его просто разнесут, потому что я не умею контролировать своих друзей. - Учись, Ханс, потому что уметь собирать и контролировать свой коллектив – это то, что должен уметь каждый командир. Иначе он и не командир вовсе. - Я не командир… - Ну, вот только не начинай. У тебя есть лидерские качества, и надо просто научиться пользоваться ими. А еще, надо прекратить бояться ответственности, — мама неспешно поднялась из-за стола и направилась к выходу из кухни. Затем, остановившись у дверного проема, добавила: — Боязнь ответственности – твой главный враг во всем, тебе не кажется? Если ты сумеешь это перебороть, то перед тобой откроются новые пути. Ханси молчаливо смотрел на Клауса, серьезно задумавшись над словами матери. О, он уже не собирался скрывать того, что боится ответственности. Да, боится, и что в этом такого?! «Мне только восемнадцать и я не обязан отвечать за все, что происходит! Ответственность – это как какая-то тюрьма для свободного человека!» И, вообще, не такой уж он и безответственный – все-таки кое-какие дела ему можно доверить. Но не все. Хоть он и создал группу, но боялся быть ответственным за ее возможный провал. В последнее время бразды правления вообще перешли к Томену, потому что Ханси из-за собственных проблем и этой боязни не озадачивал себя даже простой организацией репетиций. Идиот! А ведь, не так давно бредил этой группой, но теперь вот так забросил ее! Почему? Ну, он просто боялся, что что-то пойдет не так, и в этом будет его вина. Трус. Он начал отношения с Андре, но из-за своего страха перед ответственностью сам же и запорол их. Запорол вообще все, сделав хуже и Андре, и себе самому. О эру, почему он так боится этой ответственности? - Если я взвалю на себя слишком много ответственности, то я погрязну в еще больших проблемах, — медленно сказал Ханси, не отрывая взгляд от пса, который в свою очередь испепелял взглядом парня. – А чем больше я буду думать о проблемах, тем взрослее и нуднее буду становиться, и… - Нет, — тут же перебила Ханси мама. – Нет, дорогой. С ответственностью приходят опыт и мудрость, но эти две вещи никак не сделают тебя взрослее, если ты сам того не захочешь. Все в твоих руках, пойми это. И если ты хочешь по-настоящему бороться за свою мечту – неважно, что это, карьера или любовь, — то надо быть готовым ко всему. И в первую очередь к ответственности. А это не такая уж и страшная штука, какой она тебе кажется. Просто попробуй. Кюрш снова замолчал, не зная, что и ответить маме, а та, не желая грузить парня еще больше, просто сказала: - Удачи тебе со всем этим. У тебя все получится, потому что ты настоящий сын своего отца. Он тоже боялся ответственности… и тоже это переборол.

***

1984/12/11

Сейчас на Ханси тяжким грузом лежала ответственность за более-менее хорошую сдачу экзамена по математике. Он вскочил сегодня ни свет, ни заря — в полшестого утра, в то время как экзамен должен был начаться только в девять. Сон больше не шел, шли только какие-то идиотские мысли, касающиеся его вчерашнего разговора с мамой, но Ханси решил не уделять им внимание. Черт, он уже давно отлично усвоил то, что о проблемах лучше вообще не думать много (только если они не требуют срочного решения), и тогда они решатся сами собой в большинстве случаев. По этой же логике он не стал повторять математику, а, спокойно позавтракав, просто улегся на диване и стал тупо листать каналы на телевизоре. Мама проснулась чуть позже от лая Клауса, без десяти восемь, и, увидев, что сын бессмысленно проводит время за какой-то ерундой, отправила его в колледж. - Лучше выезжай сейчас, чтобы уж на экзамен-то не опоздать, а если приедешь раньше, то будет время все повторить. И не вздумай переживать, — напутствовала его мама. - Ага, — только и ответил вяло Ханси. Конечно, ничего повторять он не собирался, потому что еще по школьному опыту знал, что чем больше повторяешь прямо перед экзаменом, тем больше забываешь, а переживать он не собирался тем более. У него никогда не было волнения перед экзаменами, а сейчас была скорее даже небольшая апатия… Но когда мысли его случайно коснулись Андре, то Ханси разом взбодрился, и вот тогда уже пришло беспокойство. Что я скажу ему, когда увижу? Смогу ли я вообще что-то ему сказать? – тревожно думал Ханси, пока ехал в автобусе. Какой бы очаровательной не представлялась ему сцена извинения перед Андре, где Андре с радостью его прощает и бросается целовать (сейчас, глядя на какую-то время от времени целующуюся перед ним парочку, Ханси резко осознал, что ему ужасно хочется поцеловать Андре, и только его одного), то на самом деле все, конечно, будет совершенно иначе. Но на сколько иначе?! Может, он пошлет меня к черту. И не может, а пошлет. Я заставил его мучиться, страдать, очевидно, врать, и ругаться с Андреа… Я бы после всего этого тоже послал. Но осознание истины не принесло Ханси облегчение, а наоборот только ухудшило ситуацию. Черта с два, вот теперь он действительно стал переживать. Да так сильно, что живот скрутило, и завтрак стал проситься обратно наружу. Ну и поделом тебе теперь. Ты же знаешь, что в жизни все тебе будет возвращаться, как бумерангом! Страдал Андре, страдай и ты. Это, пожалуй, были самые ужасные минуты, которые Ханси когда-либо проводил в автобусе. А Ханси любил кататься в автобусе, и времяпровождение там никак не могло быть ужасным. А теперь смогло! Еще больше его настроение омрачали поганые черные тучи на небе, и мелкий противный дождик, из-за которого пейзаж в окне казался размытым и поехавшим. Как мысли Ханси. Неужели я в глазах Андре стал ужасным? Как он относится ко мне теперь? А если он не захочет даже говорить со мной?.. И — о боже, о боже, о боже — даже если Андре и простит его, даже если и поцелует и скажет, что хочет быть с Ханси вместе, то… Я сам не знаю, хочу ли я с ним встречаться!!! Если я снова отвечу ему отказом, пусть и мягким, то потом мне точно уже нельзя будет рассчитывать на отношения с Андре. Никогда больше. - Я не могу ему отказать, — пробормотал Ханси себе под нос, неспешно направляясь через пустой и большой двор к входу в колледж. – Не могу… Но если я соглашусь с ним встречаться, то что будет? Просто попробуй. Андре – не Андреа, и не заставит тебя быть с ним на веки вечные, — мягко сказал голос откуда-то из подсознания. – Он поймет, и, быть может, ему самому не захочется с тобой встречаться. Это еще почему?! Я настолько ужасный, что даже такой человек как Андре, который всегда может найти в человеке что-то хорошее, пошлет меня куда подальше? Хмурясь, Ханси прошествовал из гардероба, куда сдал куртку и уличную обувь, по пустому вестибюлю, чьи черно-белые цвета обычно наводили на Кюрша тоску, и сегодня сильнее всего, и неторопливо направился по широкой лестнице на пятый этаж. До экзамена оставалось еще сорок гребаных минут! Это же просто дохрена! Мысли его уже плавно переключились на то, что он мог бы сейчас и дальше лежать на диване, глядя дурацкие утренние передачи, может, мультики, а может, он мог бы даже просто поспать (экзамен, в принципе, он мог бы пойти сдавать в другой день, отмазавшись перед преподавателями тем, что болел) как вдруг, едва Ханси завернул в правое крыло пятого этажа, все его органы дали сбой. Кюрш просто не знал, как можно выразиться по-иному, потому что в этот самый миг действительно ощутил нечто такое, что напоминало чувства человека, который долго находился в очень светлом помещении, когда неожиданно вырубили весь свет. Ну, или, может, человека, который спокойно занимался утренней пробежкой, когда под ним исчезла земля, и он стал падать куда-то вниз… Короче, это был шок. Потрясение. Удар. Ступор. Охренение. И так далее по списку. Из-за очень-очень странного совпадения событий. Андре сидел один-одинешенек на скамейке и читал книжку. Может, повторял математику, но это было неважно. Андре сидел тут один. Совершенно один! Из обеих групп он пришел первый! Ханси не знал, что с ним произошло – может, он просто не рассчитал шаг, может его ноги стали жить отдельной жизнью, может, Иисус решил развлечься с утречка пораньше над несчастным студентишкой, но, мать вашу, он просто навернулся. Просто подвернул ногу и очень феерично упал, шибанувшись обеими коленками об пол, и едва не приложившись об него и головой. Вероятно, он самый неуклюжий парень на всей земле. Самый неуклюжий, неромантичный, долбанутый, черствый и безответственный. За два последних «качества» наверное, и пострадали его несчастные коленные чашечки. Может, так ему и надо. Конечно, Андре Ольбрих не мог не заметить свалившегося с изяществом медведя, с грацией моржа и с грохотом упавшего бегемота Ханси Кюрша. Такое вообще вряд ли трудно не заметить. И еще труднее было не заметить жалобный стон Ханси, который скорее был похож на вой раненого лося. Нет, разумеется, если бы Андре был обижен (как подумал Кюрш в эту секунду), то он бы все равно умудрился только глянуть на него, а потом сделать вид, что все-таки ничего не слышал. Может, так сделала бы Андреа или какая-нибудь подобная ей девушка, для которой глупая гордость важнее всего. Но, как верно заметил сам Ханси, Андре – не Андреа. О эру, он даже не девушка и, кажется, теперь можно было даже сказать: к счастью не девушка! Несколько коротких (и одновременно долгих) мгновений Андре просто глядел на упавшего Ханси широко раскрытыми глазами. Но затем (тут сердце Кюрша, кажется, станцевало самба), отшвырнув учебник, Ольбрих вскочил с места и, подбежав к Ханси, опустился перед ним на корточки. - Господи, ты ушибся? Сильно? – спросил Андре испуганно, одновременно с этим обеими руками обхватив Ханси за плечи. - О, Андре, я не Господи… — только и ответил Ханси, улыбнувшись совершенно как идиот. Хоть коленками он и приложился об пол, будь здоров, что от боли на глаза даже навернулись слезы (а может, не только от боли), но все равно он явно почувствовал, как все напряжение, связанное с Андре, куда-то мигом улетучилось, оставив после себя легкость. - Ах, правда? А кто, если не ты? – слабо усмехнулся Андре, помогая Кюршу более-менее нормально сесть. Конечно, можно было бы и попытаться встать, но у Ханси не промелькивало такого желания. Несмотря на то, что пол, выложенный черно-белой плиткой, и был холодным, парню совсем не хотелось с него вставать. Ему нравилось смотреть в светло-карие глаза Андре снизу вверх, в этом было что-то такое… может, романтичное. Да, наверное, это было ужасно романтично – упасть посреди коридора, отбив обе коленки, а потом сидеть на ледяном полу, заворожено глядя на своего друга. Ханси определенно мог быть романтиком, когда хотел. - Ну, может, ты. Ты там вроде когда-то был повелителем конфеток и все такое, — пробормотал Ханси, по-прежнему не отрываясь от глаз Андре. Несмотря на комичность сложившейся ситуации, у Кюрша появилось опасение, что сейчас в этих глазах он найдет какие-нибудь намеки на злость, ненависть или что-то в этом роде… Но нет, взгляд Ольбриха был чист, как утренняя роса на цветах. - Повелителем, а не богом. Ах, ладно… — вздохнув, Андре скромно отвернулся и аккуратно провел пальцами по коленке Ханси, заставив того немного поморщиться. – Ой, прости, пожалуйста. У тебя джинсы порвались и коленка поранена. - Ой, вот джинсы жалко… - А себя?! Как ты вообще умудрился так упасть? - Ну, это же я, Андре, — немного нервно засмеялся Ханси. – Я всегда умудряюсь сделать то, о чем остальные даже и подумать не могли. - С этим не могу поспорить, потому что ты, кажется, избранный. Избранный в своей неуклюжести. Теперь Ханси засмеялся уже искренне, на время даже забыв про боль в коленках. - Ты прав, как никогда. В этом я действительно особенный. - Особенный… — эхом отозвался Андре, стараясь не глядеть Кюршу в глаза. Тот немного нахмурился. Барьер между ними словно бы разрушился в тот момент, когда Ханси, стоя позади Андреа, продемонстрировал Андре его кулон, как бы показывая, что про все знает. Но теперь Кюрш понял, что барьер сломался не до конца, и то было неудивительно. Конечно, он кое-что все еще не сказал. - Мы расстались с Андреа, — коротко и неторопливо произнес Ханси, немного тревожно глядя на Ольбриха. Кюршу показалось, что тот как будто вздрогнул, но посмотреть в глаза другу все еще не желал. - Без тебя тут не обошлось, — тем же ровным и мягким голосом констатировал факт Кюрш. Он не хотел, чтобы эта фраза послышалась Андре обвиняющей, поэтому на всякий случай подвинулся чуть ближе к Ольбриху, стараясь показать этим, что он совсем не злится на него за то, что он сделал. Совсем не злится, ибо злиться тут не на что. – Андре, ты просто поразил меня. То, что ты сделал… — Андре немного сжался при этих словах, но его лица Ханси не видел, потому что его закрывали светлые волосы Ольбриха. - …Ты просто чертов гений, Ан. Андре медленно поднял голову и растерянно посмотрел на Ханси. Во взгляде его так и читалось «ты шутишь? Ханси, ты снова шутишь?». - Я сейчас предельно серьезен, Андре, — ответил на его немой вопрос Кюрш. – Я никак не ожидал, что ты сумеешь все это провернуть, да я даже не думал, что ты вообще догадаешься сделать что-то в этом роде! Андре, ты просто перевернул все мои представления о тебе, как о тихом и скромном мальчике. Но… черта с два, знал бы ты, как мне это понравилось! Я просто в восторге, Ан. - Мы точно говорим об… — нерешительно заговорил Андре, но тут же был перебит Ханси: - Да, Андре. Да. Мы говорим о том, что ты провернул немалое дельце, чтобы заставить нас Андреа расстаться. Я ведь прав?.. – спросил Ханси немного неуверенно, но сердце его тут же забилось быстрее, когда Андре утвердительно кивнул. - Откуда ты знаешь про все? – робко поинтересовался Ольбрих, хотя Кюрш был точно уверен, что Андре задает этот вопрос не столько из любопытства, сколько из желания подтвердить собственные догадки. - Я видел тебя за мусорным баком, когда Томен утащил меня из кафе. Тебя с кем-то… — Ханси ненадолго замолчал, но потом решил не зацикливаться на этой детали, и торопливо продолжил: — Твой кулон. Да. Когда я нашел его под кроватью, то долго вспоминал, где мог его видеть, но потом вспомнил… и да, еще записка. И, Андре… — мысли у Кюрша роем вились в голове, одна сбивала другую, и Ханси просто не мог сосредоточиться на одной. О эру, Андре столько надо сказать, столько… надо с чего-то начать. - Андре, извини меня! – отчаянно воскликнул Кюрш, и голос его эхом разнесся по длинному и пустому коридору. Ханси от души понадеялся, что аудитории, в которые вели одинаковые двери из коридора, были такими же пустыми, как и сам коридор. Или парням несдобровать. Андре не успел ответить, но на этом Ханси решил не останавливаться. - Андре, я прошу у тебя извинения не в первый раз, и я вполне пойму, если на этот раз ты решишь меня не прощать. Да, я это определенно заслужил, — затараторил Ханси, опустив голову. – Я сделал тебе больно. Причем, сделал больно намеренно. Я… Я эгоист, самый настоящий эгоист. И я не знаю, что искупит мою вину. Но я хочу, чтобы ты знал: я очень много думал обо всем этом, многое переосмыслил. Нет, это не значит, что я теперь в корне изменился, но… Переведя дух, Ханси продолжил чуть более размеренно: - Для меня была ужасно важна карьера. Моя группа. Я с ней просто свихнулся. Настолько свихнулся, что отвергнул все и в первую очередь — тебя. А теперь… Я понимаю, что это просто не принесло мне счастья. Андре, я стал несчастным, очень несчастным идиотом! – прошептал Кюрш с явным отчаянием. – Я забросил группу, ради которой отверг тебя, и… Это был самый глупый поступок в моей жизни. Я отказался от того, что делало меня счастливым здесь и сейчас, ради того, что, еще неизвестно, могло бы сделать меня счастливым или нет. Короче, я придурок. И если ты меня сейчас пошлешь, то это будет справедливо. Вряд ли тебе нужны такие друзья. Ханси с растущим напряжением ожидал ответа от Андре, время, казалось, стало ползти медленнее улитки, и все-таки… Ольбрих осторожно убрал челку с широкого лба Кюрша, а затем, нежно коснувшись губами этого самого лба, тихо сказал: - Ты не прав, Ханси. Такие друзья мне как раз и нужны… — крепко обняв Кюрша, Андре прижал его к себе и, какое-то время помолчав, едва слышно (однако Ханси отчетливо это услышал) добавил: — И лучше, если бы они были не просто друзьями. Судорожно вздохнув, Ханси сам с силой прижался к Андре, не зная, что ему и ответить. - Просто прости дурака, Андре, — не придумав ничего лучше, пробормотал Кюрш, наконец и расстроено поглядел на друга. – Я не знаю, что мне делать без тебя. Что ж, это хотя бы была чистая правда. Если к Андреа Ханси лишь привязался и как-никак мог отвыкнуть от ее общества, то без Андре Кюрш просто сходил с ума. Прекращал быть самим собой. - И ты меня тоже, Ханси, — медленно проговорил Андре с какой-то легкой горечью в голосе. – Я не должен был лезть в вашу с Андреа личную жизнь, но… - Должен, — закончил за него Кюрш и вдруг ухмыльнулся. – Это твоя обязанность, Андре! Мамочка Андре. Мамочки всегда защищают своих детей от плохих людей, не так ли? А Кайзер в данном случае была о-очень плохой. К превеликому счастью Ханси, лицо Андре, после нескольких мгновений колебания, озарилось лучезарной улыбкой, от которой у Кюрша разом потеплело в груди. О эру, он не злится, совсем не злится на меня! - Тогда ты позволишь защищать мне тебя и впредь? – застенчиво спросил Ольбрих, глядя на Кюрша из-под длинных светлых ресниц. - Позволю? Да кто я такой, чтобы запрещать? Это ты не должен мне позволять связываться со всякими буками, ясно?! – Ханси рассмеялся, а потом, сам того от себя не ожидая, приблизился к лицу Андре и неспешно прижался своими губами к губам Ольбриха. Это, пожалуй, можно было назвать поцелуем, но он был не страстным, не диким (как тогда на мосту), а каким-то таким простым, но преисполненным любви. Ханси было трудно передать эту любовь в словах, более того, он боялся это делать, но вот этот поцелуй… Он говорил яснее слов. Кюрш не знал, сколько он вот так, в полной неподвижности, соприкасался с Андре губами. Может, потому что время остановилось. Сейчас могло быть все. А Ханси до безумия нравилось вот так просто прижиматься своими губами к горячим и сладким (может, от конфетки?..) губам Андре. И, что самое главное – Андре совсем не сопротивлялся. Он, кажется, даже прижал Ханси ближе к себе. Тем временем Кюрш совсем перестал дышать из-за какого-то волнения и резко нахлынувших чувств, а потому вскоре у него закружилась голова, и он, покачиваясь, медленно отодвинулся от Андре и шумно выдохнул. Сердце забилось с новой силой, а из-за головокружения Ханси видел лицо Ольбриха как-то совсем расплывчато. Так же расплывчато он услышал и собственный голос: - Кажется, надо вставать, а не сидеть на этом ужасном ледяном полу. - Д-да, наверное… — запинаясь, пробормотал Андре в ответ, и, поднявшись, протянул Ханси руку. – Ты ведь сможешь встать? - Очень хочется на это надеяться, — когда перед глазами Кюрша прекратило плыть, то первым делом он заметил, как сильно покраснел Ольбрих. О эру, неужели я так его смутил?! По правде говоря, сам Ханси не чувствовал себя сильно стесненным – конечно, он испытывал небольшое смущение, но ведь, он целовал Андре уже не в первый раз. Да и в этот поцелуй было вложено слишком много чувств (в отличие, опять-таки, от того спонтанного поцелуя на мосту), и скромность уже была не к месту. Когда Ханси стал подниматься, придерживаясь за руку Андре (как бы не уронить его), то ушибленные коленки заныли с новой силой, однако на ногах парень устоять смог. Прихрамывая, он дошел до скамейки, где несколько минут (пять? Десять? Он не знал) назад сидел Ольбрих, и с облегчением плюхнулся на нее. Затем, отдышавшись (после поцелуя все еще не хватало воздуха), оценил нанесенный коленям ущерб. Джинсы, и так потертые и выцветшие, неплохо так порвались на левом колене, там же было и немного крови. Ну, ничего, это было не так страшно, хотя джинсы, конечно, жаль. - Теперь придется их выкинуть! – Кюрш расстроено вздохнул и поглядел на Андре, который, подняв с пола ранее откинутый учебник, неуверенно присел рядом с Ханси. - Мне кажется, их давно пора выкинуть, Ханси, — заметив, как тут же изменилось лицо друга из огорченного в хмурое, Ольбрих поспешно добавил: — А можно просто постирать и носить. Сейчас, кажется, модно ходить в рваных джинсах… - А в рваных носках? – поинтересовался Ханси, улыбнувшись. - Ханси! - Ну что? У меня много рваных носков. - Нет, ну, я не знаю, может, это и модно – ходить в рваных носках… но только среди очень узкого круга модников, — Андре тоже расплылся в улыбке, обнажив ровные белые зубы (не считая переднего правого, который немного выступал вперед, но Ханси этого почти не замечал). - А ты не относишься к этому узкому кругу? - Нет, моя мама бы просто прикончила меня, если бы я относился к нему. - Эх, вы с мамой просто не понимаете, что значит ходить в рваных носках и джинсах. Во-первых, это дополнительная вентиляция, — начал было разглагольствовать Кюрш, но был перебит Андре: - Так, когда у тебя день рождения? Я подарю тебе на него целый мешок нормальных носков и джинсов. - Правда? Десятого августа... Не знаю, до меня ли тебе будет летом, — протянул Ханси и тяжело вздохнул. - Будет, поверь, — заверил его Андре. – Я любым способом передам тебе носки и джинсы, только не надо ходить в рваном. - А трусы ты мне тоже подаришь? – спросил Ханси и, не удержавшись, громко рассмеялся, глядя на снова краснеющее лицо Ольбриха. - А надо? – с некоторым напряжением уточнил он. - Эй, я пошутил! – посмеиваясь, Кюрш хлопнул Андре по плечу, а затем поспешил отойти от смущающей друга темы: — А у тебя когда день рождения? Я подарю тебе сборник анекдотов. - Третьего мая, и не нужен мне никакой сборник! – у Ольбриха были все еще немного алые щеки, однако Ханси казалось, что от этого Андре выглядел еще прекраснее. О эру, да он всегда выглядел прекрасно. Мы так долго общаемся, но узнали про дни рождения друг друга только сейчас… — рассеянно подумал Кюрш, немного поглаживая свою больную коленку. – Хотя, конечно, лучше поздно, чем никогда. - Не нужен, конечно, — согласился Ханси, а затем, стиснув Андре в нежных объятиях, негромко добавил: — Но тогда тебе придется о-о-очень много общаться со мной, чтобы стать таким же гуру юмора. - Мне только в радость это, — почти шепотом ответил Ольбрих. Затем, словно собравшись с мыслями, он твердо сказал: — И знаешь, Ханси… Я рад, что ты расстался с Андреа. Из-за нее ты был сам не свой. - Я был сам не свой не только из-за нее… — медленно проговорил Ханси и замолчал. Стоило ли говорить что-то еще? И так ясно, что он, как и Андре, страдал из-за того, что они двое поругались друг с другом. Наверное, если в ссорах и есть польза, то она заключается только в том, чтобы понять, насколько мне не хватает человека. Вот поругались мы с Андреа, и я про нее даже и не вспоминаю, а после ссоры с Андре я просто не мог думать ни о ком другом, кроме него, — размышлял Кюрш, со всей силы прижимая Ольбриха к своей груди. Ох, как же он скучал по этим объятиям… И по сладкому запаху Андре. И, что уж мелочиться, он просто до ужаса соскучился по Андре. Соскучился так сильно, что сейчас был готов просто задушить его в этих объятиях. Ну, задушить не со зла, разумеется… *** Ближе к девяти стали появляться остальные ученики из групп Андре и Ханси. К тому времени парни уже перестали обниматься, чтобы на них смотрели уж слишком косо (на Кюрша, правда, и так уже смотрели из-за того, что он проводил время с Ольбрихом), и насколько узнал Ханси, Андре оказался тут так рано потому, что его мама на всякий случай отправила сына на экзамен пораньше. Какая ирония, учитывая то, что мама Ханси руководствовалась именно тем же, посылая Кюрша в колледж в восемь утра. К огромному облегчению Ханси, Андре заверил его, что постарается сесть на экзамене вместе с ним или где-то неподалеку, чтобы в случае чего помочь. Кюрш, конечно, хоть и посвятил целый день и много дней до этого математике, все равно опасался, что ему попадутся такие примеры, от которых он просто начнет орать не своим голосом и рвать волосы на голове. Ну а что, такой вариант нельзя было исключать. Андре только искренне посмеялся над этим. Вскоре заявился и Дамиан, причем не один, а вместе со своей Хеленой. Кажется, тот факт, что вот-вот должен был начаться экзамен, совсем его не трогал, он весело общался со своей девушкой, затем так же весело подошел к Ханси и Андре, немного поехидничал насчет их ссоры, и, пожелав удачи на экзамене, вернулся обратно к Хелене. Но, конечно же, должно было случиться и неприятное: когда Ханси дурачился перед Андре, то вдруг почувствовал на себе чей-то пронзительный взгляд, от которого ему стало не по себе. Растерянно оглядевшись, Кюрш уже без удивления понял, что смотрит на него Андреа Кайзер, стоящая в другом конце коридора. Ханси не хотел говорить о ней Андре, но, кажется, тот сам заметил ее, однако ничего не сказал. Да и правильно, зачем вообще говорить об этой мадам? Но она продолжала неотрывно глядеть на Кюрша покрасневшими (Ханси видел это даже отсюда) от плача глазами, может, рассчитывая вызвать у парня хоть какие-то крохи совести. Но нет, Ханси не испытывал к ней уже ничего. Ну, почти. Конечно, ему было ее жаль, но совсем чуть-чуть, и жалость эта не переходила разумных границ. У нас с ней все кончено, — твердо сказал Ханси сам себе и отвернулся от Кайзер. Но странное ощущение того, что сама Андреа с ним еще ничего не закончила, не покидало его. Без пяти девять дверь одной из аудиторий раскрылась, и из нее вышла так нелюбимая многим преподавательница математики Гайгер. Она пригласила в класс по шесть человек от обеих групп и встала у двери, ожидая, но никто, как оказалось, не желал идти на математическую каторгу первым. И лишь когда Гайгер пригрозила, что будет вызывать по списку, Андре уверенно схватил не очень-то упирающегося и прихрамывающего Ханси за руку повыше локтя, и потащил в аудиторию. Ольбрих, к счастью, сел прямо перед Кюршем, который сидел на последней парте третьего ряда, поэтому списывать, кажется, было теперь более-менее возможно (хотя все равно был немалый риск), и Ханси позволил себе немного расслабиться. В класс тем временем заходили остальные десять человек, среди которых, к вящему удивлению Кюрша, была и Андреа. Что же это такое?! Эта гадина теперь будет нервировать его своими взглядами в течение всего экзамена? Ну, просто отлично! Вскоре Гайгер раздала им билеты с вопросами и задачами, от которых Ханси если и не хотелось заорать и начать рвать волосы на голове, то промелькивало желание хотя бы побиться лбом об стол. Однако делать этого парень не стал, потому что пока в голове завертелось более-менее адекватное решение первого примера, нельзя было упускать шанс записать это решение. Как он и думал, Андреа, как назло севшая по левую руку от Ханси, вместо того, чтобы уткнуться в свою работу, то и дело бросала на него какие-то странные взгляды, тем самым ужасно раздражая и отвлекая от решения примеров, в связи с чем Кюрш то и дело зачеркивал только что написанное ввиду неправильности. Ох, ну сколько можно?! Неужели он теперь завалит экзамен из-за бывшей девушки, если ее вообще можно было так назвать? Ханси изо всех сил упорно игнорировал Кайзер, и в итоге все-таки сумел сделать целую половину работы сам, хотя получилось медленнее, чем он рассчитывал. Когда Гайгер объявила, что осталось тридцать минут из шестидесяти, то Ханси начал всерьез паниковать. Сказывался еще и тот факт, что он не очень понимал, как решать вторую половину заданий. Просто замечательно! Ну, хотя бы Андреа прекратила на меня пялиться, — угрюмо подумал Ханси. Что ж, да, Андреа действительно прекратила на него смотреть, видать, факт того, что до конца экзамена осталось полчаса, несколько взбодрил ее, и теперь Кайзер судорожно строчила что-то в своем листке, на время позабыв о Ханси. Кюрш же глядел то на свою работу, то на спину Андре, то снова на свою работу. Ему хотелось попросить у Ольбриха помощи, потому что на себя он уже почти прекратил надеяться, но с другой стороны он ужасно боялся, что Гайгер заметит это, и выгонит их обоих с экзамена. Мама Ханси-то ничего не скажет сыну, а вот мама Андре… Мда уж, рисковать было опасно. Но в итоге, мысли о том, что если он завалит математику, то ему потом придется невесть сколько раз бегать на пересдачу, где уж точно не будет Андре на подмоге, заставили Ханси все-таки решиться рискнуть. Когда Гайгер, прекратив ходить между рядами, уселась за стол и уткнулась в какой-то журнал, то Кюрш, не теряя ни минуты, несильно стал тыкать Андре ранее написанной запиской с просьбой о помощи и примерами в спину. Ольбрих сразу же быстро и молча обернулся, схватил записку и, с опаской взглянув на Гайгер — та ничего не заметила — низко склонился над партой и принялся писать. Ханси облегченно вздохнул – что ж, полдела сделано. Теперь надо было еще так же незаметно забрать записку у Андре, и вуаля, удовлетворительная оценка за экзамен ему (наверное) гарантирована. И все бы было просто замечательно, если бы Кюрш вновь не ощутил себе этот до трясучки надоевший ему взгляд. Взгляд Андреа. Даже не поворачиваясь, Кюрш знал, что это Кайзер, и только раздраженно дернул плечом. Но в следующее мгновение его посетила неприятная мысль. Она видела, что я передаю записку Андре. Ханси медленно повернулся к Кайзер, и, увидев на ее лице какую-то гаденькую торжествующую улыбку, он почувствовал, как у него упало сердце. Дерьмо! Тут и гением быть не надо, чтобы понять, почему она так улыбается. К превеликому сожалению, Ханси еще со школы познал, каково это, когда тебя сдают учителям собственные одноклассники. А таковые имелись, и даже не в одном экземпляре. Везде и всегда находились такие сволочи, которые после контрольных, самостоятельных и экзаменов шли к учителю и прямо выкладывали ему, кто, что и у кого списывал. На Ханси, к слову сказать, жаловались едва ли не больше всех, доходило даже до вызова родителей к классному руководителю. Конечно, эти вызовы почти ничем не грозили Кюршу (да, почти, иногда его всего лишь сажали под домашний арест на пару недель, и самым жестоким наказанием было лишение сладостей), но у него все равно остался неприятный осадок. Он надеялся, что таких кретинов не будет в колледже, а если и будут, то он никак не ожидал увидеть среди них Андреа… Хотя теперь, на фоне всех событий, это было не очень-то удивительно. Может, она скажет об этом преподавателю прямо сейчас? Эта негодная тварь. Если она это сделает, то после экзамена ей просто не жить, и мне уже все равно, отчислят меня из колледжа в таком случае или нет. Но она не сделала. Андреа просто продолжала писать свою работу, но Ханси это все равно не успокаивало. Если она не сделала что-то сейчас, то сделает после экзамена. Вашу ж мать! Вскоре Андре, снова убедившись, что Гайгер стало плевать на студентов, и содержимое журнала для нее оказалось куда интереснее, быстро вернул записку назад Ханси, что снова сопровождалось внимательным взглядом Андреа. Кюрша это не могло не напрягать, однако и поделать он ничего не мог. Какое идиотское чувство. Переписав все себе, Ханси спрятал записку в карман джинсов, и, поняв, что больше ни одного примера он не сможет решить сам, принялся проверять уже написанное на правильность. Хотя он уже и не знал, что там правильно, а что нет, поэтому, скорее просто делал вид, что проверяет, а на самом деле напряженно размышлял о том, что теперь сделает Андреа, эта гребаная сука. Может, будет шантажировать меня, — подумал Кюрш, и совсем не удивился этой мысли. Андреа была той еще стервой, и шантаж, который обычно применяют только люди, опустившиеся ниже плинтуса, был вполне в ее духе. Главное было, чтобы она не побежала рассказывать обо всем преподавателю сразу же после экзамена, потому что в таком случае увеличивался риск того, что Гайгер поверит и устроит с Ханси и Андре разборки. Через минут пять преподавательница объявила, что время вышло и стала собирать работы, при этом подозрительно зыркая на каждого ученика, отдававшего ей свой листок. Когда она подошла к Андреа, то сердце у Ханси бешено забилось, но Кайзер, эта хитрая жопа, все-таки ничего не сказала Гайгер, и вроде бы пока что к счастью. Когда все ученики, шумно обсуждая свои работы, стали выходить из аудитории, то Ханси нарочно пошел медленнее всех, чтобы пропустить Андреа вперед. Та беспечно разговаривала с одной из своих многочисленных подруг, и, кажется, все еще не собиралась совершать ничего такого, так что даже у Кюрша возникли мысли о том, что он параноик. Может, она и не хочет никому ябедничать? Может, она все-таки не настолько безнадежна? - Ты много сделал, кроме тех примеров, которые я тебе написал? – негромко поинтересовался Андре, когда вторая группа студентов, среди которых был и Дамиан с Хеленой, вошла в аудиторию, а Ольбрих с Ханси уже дошли почти до конца коридора. Андреа с подругой шли впереди, и Кюрш неотрывно глядел на них. - Я… Да так, сделал примеров восемь может. Думаю, этого должно хватить, — отозвался Ханси, спускаясь вниз по лестнице. - И да, спасибо тебе огромное, Ан, я без тебя бы завалил весь экзамен, — искренне поблагодарил Кюрш друга и, поглядев на него, улыбнулся. – Я теперь у тебя в долгу. Что ты хочешь? Конфетки? Шоколадки? - Хочу, чтобы ты прекратил ходить в рваных джинсах! — засмеялся Андре и хлопнул Ханси по плечу. – Надеюсь, что для тебя это будет не очень проблематично? - Ну-у, я даже не знаю… Андре, понимаешь, я эти джинсы ношу еще со школы! Им уже третий год идет! - Господи… Как они еще не порвались? – закатил глаза Ольбрих, когда парни остановились в пустом вестибюле, встав друг напротив друга. - Это очень хорошие джинсы, — гордо ответил Ханси и подтянул сползающие штаны. - Теперь уже не очень, — заметил Андре, взглянув на дырявые джинсы Кюрша. - Ой, дырка — это ничего страшного, я просто попрошу маму ее зашить или сделать какую-нибудь заплатку, или… - Ханси, я могу с тобой поговорить? – послышался вдруг голос позади Кюрша, заставив того заледенеть. Только не это. - О чем? – резко отозвался Ханси, поворачиваясь к Андреа, которая теперь была уже одна. И когда она только успела подойти?! Она же с подругой только что направлялась в совершенно противоположную сторону, так какого хрена? Или она специально ждала, пока Ханси остановится, чтобы вот так подойти сзади и застать его врасплох? - Ну… Это немного личное, — немного глупо улыбаясь, ответила Кайзер. – Ты не мог бы отойти в сторонку вместе со мной? Несколько нервно оглянувшись на Андре, Ханси тяжело вздохнул, всем видом пытаясь показать другу, как ему не хочется идти вместе с Андреа, но выбора у него нет. Ведь действительно нет, потому что, что мешает Кайзер сейчас взять и пойти настучать Гайгер про то, что Ханси списывал у Андре? Правильно, ничего. - Подожди меня тут, Ан… Или иди в гардероб, я приду скоро, — несильно постучав Ольбриха по плечу, Кюрш с явным неудовольствием проследовал за Андреа в дальний угол вестибюля. - Что, Ханси, здорово, когда есть друзья, — Кайзер выделила это слово, тем самым раздражив Ханси еще сильнее, — которые хорошо знают математику? - Да, думаю, это очень здорово, — невозмутимо ответил Кюрш, скрестив руки на груди. – Гораздо хуже, когда таких друзей нет. - А, по-моему, гораздо хуже, когда такие друзья тебе помогают, а потом ты их подставляешь, — губы Андреа тронула неприятная улыбка, и девушка многозначительно взглянула за спину Ханси, где у дальней стены все еще одиноко стоял Андре. - Что ты хочешь? Настучать Гайгер, что я списывал у Андре? – прямо спросил Кюрш, не желая больше играть в дурацкие игры Кайзер. О эру, как она ему надоела уже. И почему он раньше это не ощущал с такой силой? - Ты невероятно умен, Ханси, и… - Теперь ты будешь меня шантажировать, потому что знаешь, что я волнуюсь за Андре, да и за себя тоже. Поэтому предваряя твои идиотские фразочки, я просто хочу знать одно: что тебе надо? Улыбка быстро исчезла с лица Андреа, а сама Кайзер сделалась мрачнее тучи, что, наверное, могло значит только то, что она не в восторге от прямоты Ханси. Хотела поиграть со мной, как кошка с мышкой, а вместо этого получи то, что заслужила, дурочка. - Ну, хватит, Ханси, — сказала она, вздохнув. – Пошутили и хватит. Давай поговорим серьезно. - А разве я для тебя еще не достаточно серьезен? – поднял брови Кюрш. - Я и не знаю даже. После того, что ты мне тогда сказал про тебя и Андре… О нет, я не верю в серьезность твоего заявления. - Это твои проблемы, Андреа. Если все, что ты хотела – это поговорить обо мне и Андре, то извини, я не собираюсь тебе отчитываться о моей личной жизни. Развернувшись, Ханси хотел было уйти, но был остановлен вкрадчивым голосом Андреа: - Знаешь, эта милая женщина Рут Гайгер сейчас спокойно сидит у себя в кабинете и принимает экзамен, и мне ничего не мешает просто пойти к ней… - Что. Тебе. Надо?! – рассерженно прошипел Ханси, повернувшись обратно к Андреа. – Просто скажи, что тебе от меня требуется, и мы спокойно разойдемся. Мне еще надо готовиться к экзамену по английскому. - Поцелуй меня, — лицо Андреа снова озарилось улыбкой, да только какой-то искусственной и дурацкой. У Ханси от этой улыбки даже мурашки по голове побежали, и он понял, что ему будет ужасно неприятно целовать Кайзер. Как он вообще ее раньше целовал?! Ханси был готов сейчас поцеловать кого угодно, но только не Андреа. Какая она противная. - Что-то еще? – скривился Ханси. - Поцелуй, а потом я решу, — нахмурилась Андреа и, схватив Ханси за руку, подтянула ближе к себе. – И не надо кривиться, ты не маленький, и не раз целовал меня. Сделай это снова. - Ну не при всех же! - Ты при всех кричал, что любишь меня. И к тому же, тут никого нет. Кроме Андре, правда? Кюршу было предельно ясно, чего Кайзер хочет добиться этим поцелуем прямо на глазах у Андре. Разумеется, она хочет, чтобы они с Ольбрихом снова поссорились… Что ж, флаг ей в руки. Ханси знал и то, что Андре не дурак, чтобы верить, что он целует Андреа по своей воле. Наклонившись к Кайзер, он безо всяких эмоций коснулся ее накрашенных помадой губ своими губами, и почти сразу же ощутил, как Андреа с каким-то рвением принялась целовать его в ответ. Нет, это даже было больше похоже не на поцелуй, а на то, что девушка как будто просто пыталась сожрать его губы нафиг. И это вызвало у Ханси еще более сильное отвращение, поэтому он поспешил отстраниться, пока Андреа не перешла все границы. А она была явно к этому близка, судя по странному взгляду ее зеленых глаз. Глядя в них, Ханси ощутил легкое сожаление. Все-таки он столько встречался с Андреа, привязался к ней как… как к кому? Явно не как к своей второй половинке. Может, как к сестре или просто как к подружке. У Кюрша когда-то были подруги, и с ними он общался почти так же, как с Андреа, за исключением лишь поцелуев и прочих мелочей. Короче говоря, он все-таки будет скучать по общению с Кайзер, потому что иногда она могла быть вполне сносной, или даже больше того. Но что ж, все течет, и все меняется, и если Андреа теперь решила стать для Ханси такой отвратительной сукой, то ему лишь придется с этим смириться. К тому же, у него есть кое-кто гораздо приятнее Кайзер. Надеюсь, что этот кое-то еще там держится… - Ханси, я не верю, что ты правда любишь Андре, — шепнула Кайзер, тоже глядя Ханси в глаза. Скажи, ты это сказал, чтобы отделаться от меня, да? Кюрш на несколько секунд замялся, думая, что будет правильнее ответить, но и слова вымолвить не успел, как Андреа снова принялась целовать его. Сморщившись, Ханси несильно оттолкнул ее от себя, и демонстративно вытерев губы тыльной стороной ладони, спокойно проговорил: - Думай что хочешь, милая. Если все, что тебе было нужно – это поцелуй, то я тебе больше ничего не должен. Теперь будешь держать рот на замке. Ханси снова развернулся, и на сей раз Андреа не стала его останавливать. Ну и пусть. И сейчас он ей покажет, как сильно она ошибается, о да. Сейчас покажет. Им овладело какое-то странное чувство, которое буквально снесло Ханси крышу, оставив только одну-единственную навязчивую мысль. Внутри все будто замерзло, и Кюршем двигала прямо-таки какая-то неведомая сила… Может, она была с ним все это время, да только он не давал ей воли. Но теперь, из-за столкновения с Андреа, сила эта словно высвободилась. Давно пора, давно пора. Андре по-прежнему стоял на месте, где его и оставил Ханси. Лицо у Ольбриха явно уже было расстроенным, хотя он изо всех сил пытался скрыть это. Ну, вот хватит уже что-то скрывать, хватит. Быстрым шагом Ханси подошел к Андре, и, без каких-либо внутренних сомнений, легонько толкнул его к стене. На лице Андре мелькнуло удивление и растерянность (и это выглядело так невинно, что сердце у Ханси волей-неволей забилось чаще), но Кюрш, все еще не особо размышляя над своими действиями, а повинуясь непонятному инстинкту, прижался Ольбриху всем своим телом, и, обхватив руками его лицо, со страстью и одновременно с почти незнакомой ему нежностью, впился в губы Андре своими губами. После поцелуя с Кайзер, этот поцелуй был для Ханси все равно, что глотком чистой и прохладной воды в жаркий день, это было подобно теплым солнечным лучам средь холодной и промозглой зимы. Это было просто что-то невообразимо приятное и прекрасное, о чем Ханси даже не хотелось думать, а хотелось лишь чувствовать, и чем дольше, тем лучше. Милый, милый, милейший Анди, с твоими сладкими, мягкими розовыми губами, знал бы ты, каким кретином я себя чувствую, понимая, от чего отказывался все это время? Может, это была лишь минутная слабость, но для Ханси она была сейчас просто необходима. Ему, вечно замкнутому в себе, не в меру грубому ко многим окружающим, была нужна вот такая минутная слабость, сопровождающаяся резкими порывами чувств, непонятными поступками и слишком приторными мыслями, например, о губах Андре… Как бы это ни было нехарактерно для Кюрша. Вероятно, та сила, что завладела им, и была этой слабостью? Сила, которая на самом деле слабость… Что ж, об этом можно поразмышлять. Только не сейчас. Андре не очень уверенно отвечал на поцелуй Ханси, возможно, из-за того, что на парней шокировано пялилась Кайзер. Да, наверняка это его смущало, но Кюрша сейчас не смущало ничего, кроме одного: почему он не сделал так раньше? Глупый Ханси. Самовлюбленный Ханси. Но теперь, начиная прямо с этого момента, он постарается искупить собственную глупость и эгоистичность. Ему хотелось бы, чтобы поцелуй длился дольше, но в то же время Ханси не хотелось и дальше заставлять Андре смущаться. К тому же, этот поцелуй все-таки как-никак был вроде как демонстративным… Но, судя по тому, что постепенно Ольбрих принялся куда резвее и увереннее целовать Кюрша, то кажется, он вошел во вкус. Да, вошел во вкус… звучит неплохо. А мысль о том, что сейчас они с Андре могут пойти в общежитие, где еще пару часов не будет Дамиана, и продолжить этот сладострастный поцелуй там, показалась Ханси еще более неплохой. Даже отличной. Даже замечательной и очень заманчивой. Осторожно прервав поцелуй, Кюрш просто стал глядеть в светло-карие глаза Андре, которые теперь были широко распахнуты, словно бы от удивления. Сам Ольбрих дышал быстро, как после пробежки, а ноги стали подкашиваться, отчего Кюршу пришлось сильнее придавить парня к стенке, чтобы тот не упал. Интересная у Андре особенность – он всегда падает, когда мы целуемся… — рассеянно подумал Ханси, медленно водя большим пальцем по щеке Ольбриха. И интересно, Андре уже бреется? – посетила Кюрша еще более неожиданная и не совсем подходящая под ситуацию мысль. Щека у Андре была гладкой, однако маленький порез на скуле лучше всего отвечал на странный вопрос Ханси. О чем я вообще думаю? Да это было, в общем-то, неважно. Ханси просто нравилось залипать на Андре, потому что он красивый, он милый, у него очаровательный взгляд, ну и… и как я еще могу сомневаться в подлинности своей любви к нему? О да, в такие моменты сомневаться в этом сложно. Про Кайзер Ханси вообще забыл напрочь, и лишь ее сухое покашливание вернуло его к реальности. Нехотя повернув голову назад, Кюрш увидел как Андреа, с гневом глядя на них обоих, сжимает и разжимает кулаки. О, что это, она собирается нас ударить? Из-за ревности или из-за того, что она гомофобка? Однако на эти вопросы ответы так и не появились, поскольку Кайзер, кажется, переборов себя, свою злость, обиду и еще множество чувств, резко развернулась, и, громко стуча каблуками по полу, направилась к выходу. Ханси немного залип, глядя вслед Андреа, и размышляя о том, что эта мадам может предпринять дальше. Ясное дело, такая гордая личность, как Андреа Кайзер, не позволит подобного оскорбления в ее адрес. А еще, наверное, позора. Она ведь встречалась с ним, Ханси, а он оказался, вроде как, геем… ха, даже смешно. Но с другой стороны, подумал Кюрш, из-за боязни опозориться она не станет болтать всем подряд про меня и Андре. И мы в любом случае в выигрыше. К реальности Ханси вернуло робкое прикосновение пальцев Андре к его щеке. Опомнившись, Кюрш поспешно повернулся к Андре, который тут же одернул руку и, отчаянно краснея, пробормотал: - Х-ханси, извини, если я что-то не… - Тсс, — шикнул на Андре Ханси, и тот тут же замолчал. Рассеянно улыбнувшись, Кюрш взял руку Ольбриха в свою, и, заглянув парню в глаза, осторожно поинтересовался: — Ты пойдешь ко мне в общежитие сейчас? Пока нет Дамиана. Думаю… нам есть о чем поговорить. И атмосфера там уютнее, чем здесь. - Да, идем, — сразу кивнул Андре, и, несмотря на всю его скованность и стеснение, что овладели Ольбрихом после поцелуя, Ханси сразу заметил, как радостно загорелись его глаза. О эру, неужели он скучал по мне так же сильно, как и я по нему?.. *** Когда они зашли в общежитие, то Ханси ощутил неловкость. Как бы ни было приятно видеть Андре, как бы ни было приятно целовать его, все равно сейчас Кюрш чувствовал эту неловкость. А еще, вдобавок, легкую тревогу. Он позвал Андре к себе в гости, чтобы поговорить, да только из-за затуманенного разума не успел придумать, что именно он скажет Ольбриху. Дурачье. Но Андре, сейчас скромно сидящий на кровати Ханси со сложенными на коленях руками, не торопил его. Ханси, сидя за столом, нервно оглядывал комнату, в поисках вдохновения для начала разговора, однако оно, конечно, не шло. Папа поговаривал, что когда разговор не клеится, не мешает выпить… Нет, конечно же, не буду я пить. Да и Андре не будет. Со вздохом посмотрев на Ольбриха, Кюрш честно сказал: - Андре, я не знаю, что сказать. Я даже не знаю, с чего мне начать… Может, ты спросишь меня о чем-нибудь? О-о, зачем я это сказал? А если он прямо спросит, люблю ли я его?! Я же не готов отвечать на такой вопрос! Но Андре не задал такой вопрос. Он, пожав плечами, неуверенно поинтересовался: - Что сейчас у вас с Андреа? Это, конечно, не мое дело… - Все в порядке, — тут же принялся заверять его Ханси. – Андре, мы расстались с ней, как я и сказал. Просто понимаешь, на экзамене она увидела, как я передаю тебе записку, и, как я и ожидал, она попыталась меня шантажировать. И там, в вестибюле, она попросила с меня поцелуй, чтобы ничего не рассказывать Гайгер, ну, ты и сам понимаешь… - А, вот оно что, — Андре явно расслабился, но затем спросил то, от чего напрягся Ханси: — А зачем ты поцеловал меня? Кюрш даже задержал дыхание, настолько его растерял этот вопрос. И в который раз Ханси подумал о том, как же Андре изменился… Ну раньше бы он не решился так прямо спросить подобные вещи! Это был повод гордиться Ольбрихом, что Ханси с радостью бы и сделал, если бы Андре с таким нетерпением не глядел на Кюрша, ожидая ответа. - Ты хотел что-то доказать Андреа? – непринужденно добавил Ольбрих, заставив сердце Кюрша забиться быстрее. - Нет, Андре! – горячо возразил Ханси, а затем, переведя дух, медленно сказал: – Я сделал это… Мне захотелось это сделать. Увидев, как в глазах Андре полыхнул гнев, Ханси даже как-то сжался. О эру, неужели это Андре, который злится?! В это было трудно поверить, но в то же время, это тоже был весомый повод для гордости. Если Андре так изменился, стал сильнее и смелее, то такой дурачок, как я, вряд ли теперь будет ему нужен… - И что дальше? Теперь все будет так, как захочешь этого один ты? – сухо поинтересовался Ольбрих. - Нет, Андре, — чуть помедлив, проговорил Кюрш, начиная нервно ковырять пальцем только-только покрывшуюся коркой рану на коленке. – Я не совсем правильно выразился. Да, мне захотелось тебя поцеловать, но это был еще и поцелуй… что-то вроде извинения. - Мы ведь не встречаемся, — отрывисто ответил Андре, хмуро наблюдая за движениями руки Ханси. – Мы с тобой вроде друзья, а друзья так не просят прощения. - Мы не друзья. - Что?.. Не утрудив себя ответом, Ханси молча поднялся со стула и, пересев на кровать к Андре, крепко обнял парня. Хотелось бы снова поцеловать Ольбриха в губы, но, кажется, на сегодня поцелуев уже достаточно. - Мы с тобой вместе, — по-детски наивно сказал Ханси. Он не мог сейчас придумать ничего получше, но, вроде бы, и эта фраза прозвучала вполне ясно. По крайней мере, Андре, обнявший Ханси в ответ, и уткнувшийся носом ему в плечо, точно понял ее смысл. - Вместе, — эхом отозвался он, немного покачиваясь из стороны в сторону. Вместе. На сегодняшний день этого будет достаточно, решил Ханси. Он не сказал Андре, что любит его (хотя сомневаться в этом уже не приходилось), не сказал, что они теперь встречаются, но в то же время сумел успокоить и себя, и Ольбриха. А проблемы буду решать по мере их поступления. Может, к тому моменту, когда Андре все-таки спросит, люблю ли я его и готов ли встречаться с ним, я смогу ответить «да». А может, Андре и не спросит, но зато у меня самого хватит сил предложить ему это. Что ж, теперь оставалась проблема в виде экзаменов… А еще в виде репетиций и очень скорого зимнего концерта.

***

1984/12/12

Если сравнивать подготовку Ханси к экзамену по математике с подготовкой к английскому, то в первом случае он был просто самым прилежным и примерным учеником, которого очень беспокоит его будущее, а вот, во втором оказался самым раздолбайским раздолбаем во всем колледже, и, может быть, в целом мире. Если бы Ханси сегодня вернулся домой, то там мама бы непременно пилила ему мозг, требуя готовиться, но здесь, в общежитии, он, после ухода Андре, лениво раскинулся на кровати и, попивая через трубочку кока-колу со льдом, с королевской надменностью наблюдал за нервно листающим конспекты Дамианом. Флатеру английский язык, в отличие от Кюрша, совсем не давался, да и вообще не представлял для него никакого интереса, поэтому теперь Дамиан страдал, пытаясь готовиться к экзамену, как вчера страдал Ханси. Когда Кюрш с наигранной усмешкой сообщил, что «так тебе и надо, раб, получай по заслугам», то Дами взбесился и напал на Ханси, который, едва сумев спасти колу, подвергся ужасающим пинкам и выкручиванию рук. Но, несмотря на все травмы (ушибленные коленки тоже к ним относятся), Ханси сумел на следующий день гордо прошествовать на экзамен к десяти утра, так же гордо написать тест, рассказать преподавателю устную часть, и, эффектно взмахнув волосами (которые, правда, еще не отросли настолько, чтобы размахивать ими направо и налево), выйти прочь. Так как завтра был свободный день перед экзаменом по конституционному праву, то сегодня Ханси решил собрать свою группу на репетицию. Впервые за долгое время. Конечно, решил он так сделать не без поддержки Андре, вместе с которым вчера и обзванивал Томена, Маркуса первого и Маркуса второго. У Андре экзамен был вообще в восемь утра, поэтому теперь и он, и Ханси были свободны, а у Ольбриха было вполне законное право пойти на репетицию. Ну, под законным правом имеется ввиду разрешение его матери, которая, к удивлению и огорчению Кюрша, спокойно позволяла Андре проводить время вместе с Дорком, в то время как при упоминании Ханси она до сих пор начинала злиться. И вот, теперь, когда время близилось к полудню, парни направлялись в репетиционную базу, куда к двенадцати должна были подойти и Томен с Маркусами. Вернее, они направлялись туда, пока Ханси вдруг не вспомнил кое-что важное, и не остановился как вкопанный прямо посреди улицы. - В чем дело, Ханси? – недоуменно спросил Андре, пока Кюрш, покусывая нижнюю губу, оглядывался обратно. - У нас еще есть время? – ответил вопросом на вопрос Ханси. - Ну, у нас есть минут двадцать, может… - Отлично, тогда пошли, — подхватив Андре повыше локтя (потому что брать его за руку он стеснялся), Ханси поволок парня в противоположную сторону. - Куда мы идем, Ханси? – попытался узнать Ольбрих, едва успевая за Кюршем. - Да не бойся ты, с тобой-то я ничего делать не буду, — с легкой усмешкой бросил Ханси, отпустив руку Андре. – Просто надо кое-куда заявиться. - И сделать это надо перед репетицией? - Конечно, можно было бы и раньше, но за всеми этими событиями я как-то позабыл… Идем. Кажется, Андре хотел спорить и дальше, но так как он уже был знаком с упрямым характером Ханси, то решил, что благоразумнее будет просто помолчать и сделать так, как просит Кюрш. Хотя, по правде говоря, он не очень-то и просил, а просто пошел и сделал так, как ему захотелось. Как и обычно. Когда вскоре они подошли к какому-то кафе, то Андре совсем растерялся, однако по-прежнему никаких вопросов не задавал, хоть и появилось их ой как много. Ханси, черт возьми, странный, но еще почти ни разу эта странность ему не навредила. Так что, может то, что он собирается сейчас сделать (и Андре понятия не имел, что), будет и к лучшему. Рывком распахнув дверь со словами «он должен быть здесь», Ханси быстрым шагом вошел в кафе, и, не останавливаясь, пошел куда-то вперед. Неспешно зайдя следом, Андре огляделся: это было самое обычное молодежное кафе, оформленное приятными глазу цветами – фиолетовым, голубым и желтым. И несмотря на то, что кафе было не очень-то большим, посередине умудрились втиснуть маленькую сцену, на которой сейчас выступали юные парнишки. Прямо к ним-то Ханси и направился. Немного хмурясь, Андре проследовал за Ханси, и около минуты оба просто молча стояли, ожидая, пока выступающие допоют свою песню. Ольбрих вопросительно взглянул на Кюрша, но тот мотнул головой, что означало, что сейчас он ничего не будет говорить. Что ж, право его, хотя Андре уже охватил интерес, с которым было не так-то просто бороться. Едва песня закончилась, как Ханси крикнул: - Келленерс! - О, это опять ты, — недовольно ответил паренек, который выступал в качестве вокалиста. Андре показалось, что он чем-то похож на Томена, только нижняя челюсть у него была в порядке, а волосы еще светлее, чем у Штауха. Однако Ольбриху это ни о чем не говорило: он впервые видел этого Келленерса. - Да, снова я, — утвердительно кивнул Ханси. – Ты уж извини, номер у меня узнать не получилось, потому что с Андреа мы расстались, но из достоверных источников мне сказали, что ты тут сегодня выступаешь до двенадцати. - О боже, — вздохнул Келленерс. – Достоверных источников. Серьезно? - Слушай, не тяни кота за хвост, и пошли на репетицию, — поторопил Ханси, взглянув на часы. – Надеюсь, ничего страшного не случится, если ты уйдешь на десять минут пораньше. На репетицию? Какого?.. — совсем растерялся Андре, однако ему своего веского слова вставить пока что не удалось. - Кто сказал, что я сегодня пойду на репетицию? Может, у меня свои дела есть! – возразил паренек, но со сцены спрыгнул, оказавшись с Ханси примерно одного роста. - Может или есть? – уточнил Кюрш. - Я ска… - Может или есть? - Да, черта с два, нет у меня дел, но в мои планы никак не вписывалось идти с малознакомыми кретинами непонятно куда! – раздраженно сказал Келленерс. - Не непонятно куда, а на репетицию. - Ханси, зачем ты зовешь его на репетицию? – вмешался Андре, хотя, кажется, он уже стал понимать, что к чему. - Вот если он пойдет, то ты узнаешь. А, кстати, вы, ребят, только здесь выступаете или вы, может быть, случайно на самом деле играете рок-музыку? – поинтересовался Ханси, глянув на парней, стоящих на сцене. - Ну, мы играем… — немного неуверенно ответил гитарист. – Да только здесь ее играть нельзя. Вернее, можно, но очень легкую, скажем так. - А выступали ли вы когда-нибудь на настоящих рок-концертах? – никак не мог отцепиться Ханси. - Нет, но хотелось бы, — сказал уже другой гитарист. - Тогда заставьте своего друга пойти с нами на репетицию, и на зимних каникулах вы сможете выступить на местном концерте… Я бы даже сказал, на рок-фестивале для всех групп-новичков Крефельда. Как вам идея, а? – Кюрш хитренько подмигнул, и едва он замолчал, на маленькой сцене тут же поднялся шумок. - Это ведь тот самый фестиваль, про который все говорят? Ну, он еще будет в каком-то древнем клубе? – уточнил один из гитаристов. - Да-да, это он, а клуб, хоть и древний, но теперь, после ремонта, выглядит, как конфетка. Но это не так важно, насколько важно то, что туда придет о-очень много народу, и есть вероятность, что вас заметят… — убедительно сказал Ханси с максимально серьезным выражением лица. Манипулятор, черт бы его побрал. Самый настоящий манипулятор людьми, — не без улыбки подумал Андре, скрестив руки на груди. Но что отрицать – идея Ханси позвать другую группу была несомненно хороша, потому что на фестивале только приветствовались желающие выступать. К слову о фестивале: этот вопрос решали Томен, Маркус Зипен, его отец и его группа, и причем, решать они начали достаточно давно, почти сразу же, как Штаух в открытую предложил эту идею. Это было немалое упущение со стороны Андре, да и Ханси тоже, потому что пока оба разбирались в отношениях друг к другу, их друзья проделали прямо-таки львиную работу. Маркус Дорк тоже в этом немного участвовал, и то и дело приносил Андре вести о том, как все продвигается. Маркус и ребята из его группы созывали все знакомые им рок-группы, а их участники, в свою очередь, звали своих друзей. Получалась небольшая система, и, благодаря ей, все-таки набралось не много не мало, а целых восемь групп, желающих выступить. Среди так называемых основателей этого фестиваля промелькнули даже сомнения, нужно ли так много групп, и смогут ли они уместиться в один день, и в итоге было решено продлить фестиваль на два дня. Ну, по крайней мере, теперь это мероприятие действительно имело право называться фестивалем… только не на открытом воздухе, а в клубе. Старом-престаром, забытом всеми, но тем не менее готовящемся снова ожить для новых посетителей. О посетителях, а вернее, об их привлечении, взял на себя заботу отец Зипена. Нет, конечно, ребята и так рекламировали предстоящий концерт среди друзей, но отец Маркуса пошел дальше: он совместно со своим знакомым придумал какие-то простенькие, но привлекающие глаз листовки, которые приходилось расклеивать всем, кто попадал в поле зрения Зипена старшего. Так же отец Маркуса не скупился и сделал небольшой ремонт в клубе, приведя его в более-менее приличный вид. И вообще, как однажды выразился сам Маркус «этот клуб наконец-то стал ночным клубом, а не трактиром для стариков прошедших лет». Было много споров, но в итоге точной датой фестиваля назначили 22 и 23 декабря, чтобы потом, двадцать четвертого числа, люди, вдоволь побесившись на концерте, спокойно ушли праздновать сочельник. Redeemer и Zero Fault решили выступать 23 декабря перед, так сказать, уже «разогретой» толпой (Андре, да и все остальные вместе с ним от души надеялись, что это будет именно толпа, а не сборище из десяти человек). - Ну, так вы согласны? – снова спросил Ханси, прервав мысли Ольбриха о первом в его жизни концерте. - Том, а ну, давай, вали на репетицию с ними! – прикрикнул на Келленерса один из гитаристов, а следом за этим послышался смех остальных парней. Он Том? Правда что ли? – поразился Андре. – Значит, с Томеном они похожи еще и именами! - Что? Вы серьезно? – явно удивился Келленерс, подняв брови. - Да. Знаешь, я бы хотел, чтобы мы выступили на этом фестивале. Я о нем неделю назад узнал от знакомого, а еще, видел листовки и даже хотел пойти подать заявку на участие, да только тот же знакомый сказал, что там и так много выступающих. - Действительно много, но специально для вас мы найдем местечко, — влез Ханси и схватил Тома за плечо. – Стало быть, ты согласен, да? Ты ведь не можешь подставить свою группу. - Я… Но… Ох, а что делать-то надо? – беспомощно спросил Келленерс, пока Ханси тащил его к выходу. - Петь, — твердо ответил Кюрш, выходя на улицу. – А что петь, решим на месте. Был уже полдень, когда все трое – Том, Ханси и Андре, — быстрым шагом устремились по улице, спеша поскорее в репетиционную базу. Пока Кюрш и Келленерс перепирались, Ольбрих снова погрузился в раздумья, на сей раз относительно идеи Ханси. Он все-таки нашел другого вокалиста, и теперь этот Том будет петь вместо него! – сокрушенно подумал Андре, косо взглянув на Келленерса. Конечно, этот Том не виноват, что Ханси взбрендила в голову такая идиотская мысль, но Андре все равно уже был им недоволен. Келле пел неплохо, но Кюрш пел гораздо лучше. Хотя, может, Андре просто уже настолько привык к голосу Ханси, что уже не мог воспринимать на его месте, как вокалиста, кого-то другого. Может, Томену и Маркусу понравится этот новенький, кто знает… Зная, каких трудов (ну, может, и не очень больших) Ханси стоило заставить пойти Тома с ними, Андре не решался заговорить с Кюршем на тему «зачем ты припер этого вокалиста?» прямо здесь, поэтому терпеливо шел в полнейшем молчании. Когда к нему обратился и сам Том, он вздрогнул. - Эй, а тебя-то как зовут, и кем будешь? – поинтересовался он, с интересом глядя на Ольбриха. – Ханси-то я знаю, потому что его девушка… или уже бывшая девушка – подруга моей девушки, и я однажды случайно с ними встретился и познакомился с Ханси… К сожалению. - А твоя девушка случайно не Ингрид Бойтель? – буркнул Андре, скрестив руки на груди. На самом деле, про Ингрид он сказал наобум, ну, или не совсем наобум: просто при упоминании подруг Андреа он первым делом вспоминал Бойтель. Но каково же было его удивление, когда Том утвердительно закивал: - Да, ты как никогда прав, дружище! Но ты знаешь Ингрид? - Знаю, но не в лучшем свете, — отозвался Андре, мельком глянув на Ханси, и вспомнив, как те двое столкнулись в коридоре, и как дело у них едва не дошло до драки. Келленерс вздохнул. - Что-то все про нее нелестно отзываются… Ну да ладно, на самом деле, меня это не очень беспокоит, — пожав плечами, Том повторил: — Но ты так и не сказал, как тебя звать и кем ты будешь. - Я Андре Ольбрих, однокурсник Ханси, играю в его группе на гитаре, — автоматически ответил Андре, снова начиная зарываться в свои мысли. Ему не был интересен этот Том, по крайней мере, сейчас. И чего он к нему прицепился? - Ого, ну, гитара – это круто, конечно. А сколько вам лет? Вы мои, вроде, ровесники, нет? - Мне восемнадцать, — тут же сказал Ханси. – Хотя я предпочел бы, чтобы мне было и пятнадцать, и двенадцать… Чем младше – тем круче! - Придурок, — беззлобно фыркнул Том. - Он не придурок, а просто ребенок, — резко сказал Андре, даже не глядя на Тома. – Вернее, ему нравится вести себя, как ребенок, но на самом деле думает он далеко не как двенадцатилетний. - О… мило, — пробормотал Том, удивленно переглянувшись с Ханси. Тот только скорчил рожицу, но ничего не ответил. Ну, прекрасно, теперь я буду постоянно бросаться защищать Ханси от всего и вся?! Теперь я действительно веду себя так, будто я его мамочка. Андре вообще не знал, что с ним произошло после вчерашнего дня, после всех тех слов Ханси и его поцелуев (просто божественных поцелуев), но из-за этого «чего-то» он в корне изменил свое отношение к Кюршу. Одно время он относился к Ханси, как к самому идеальному человеку на свете, потом, после его предательства, Андре убеждал себя, что всей душой ненавидит этого ненормального придурка («Да, вот я имею право звать его придурком!»), а теперь… Теперь он, если так можно выразиться, был с Ханси на равных. Конечно, Кюрш по-прежнему был для него лучшим среди прочих, но кое-что изменилось: Андре уже знал о том, что помимо положительных качеств, у Ханси хватало так же и отрицательных, но это не отталкивало, а наоборот, еще сильнее притягивало. Ольбриху было приятно осознавать, что Кюрш так же неопытен во многом, как и он сам, так же имеет свойство ошибаться (причем достаточно часто), сомневаться и переживать из-за этого. Вот с чего надо было начинать наши отношения, — подумал Андре. – Я с самого начала должен был осознать, что Ханси – такой же простой подросток со своими проблемами, как и я, а не делать из него какое-то божество, и ожидать чего-то великого. Надеюсь только, что на Ханси никак не повлияло мое тогдашнее отношение к нему… Когда они подошли к клубу, то Андре в глаза сразу бросилось то, как оживленно здесь стало. Если раньше мимо клуба изредка проходили прохожие, то теперь тут то и дело сновали нанятые отцом Маркуса работники, которые реставрировали внешнюю стену здания, а неподалеку от них стояла компания парней человек из семи, которые, громко переговариваясь, попивали пиво из бутылок. Андре решил, что парни эти наверняка участники фестиваля, которые пришли разведать, что тут да как, потому что сюда теперь стали частенько заявляться молодые рок-группы с теми же намерениями. Тем временем в подвале для репетиций Томен и оба Маркуса, судя по звукам барабанов и гитар, решили начать репетицию без основного состава. И, естественно, Ханси, решившегося, наконец, взять на себя роль фронтмена и главного заводилы, это возмутило. - Какого фига вы уже репетируете?! – закричал он, ворвавшись, как ураган, сметающий все на своем пути, в главный зал. Штаух, Дорк и Зипен сразу же прекратили играть и, как один, недоуменно уставились на влетевшего Кюрша. - А какого фига вы так долго идете? – ответил вопросом на вопрос Томен, крутя барабанную палочку в руке. Надо сказать, теперь это у него получалось лучше, и палочка все реже вылетала из руки, на полной скорости ударяя рядом находящихся людей в лоб или другие части тела. - У меня было важное дело, — самодовольно ответил Ханси и, подтянув сползающие, и, кстати, те же порванные вчера джинсы, поглядел на Келленерса, который с интересом осматривался. – Я нашел нам вокалиста вместо меня. У Андре при этих словах неприятно кольнуло сердце и он, фыркнув, демонстративно направился к Маркусу Дорку, который стоял, привалившись спиной к стене. - О, неужели мы прекратим слушать твой вой? – ввернул Томен, и у Андре вдруг появилось желание ударить Штауха его же палочкой. Ольбрих бросил на Томена сердитый взгляд, а тот, заметив его, только пожал плечами. - А что такого? Он реально воет, как расстроенная белуга или орет, как мартовский котяра… В общем, это мало похоже на пение. - Ну вот, Томен дело говорит, — согласился Ханси, однако Андре не мог не заметить, как его раскрасневшиеся было щеки, побледнели, а в голосе появилась неуверенность. - Ничего не дело! Ханси, ты хорошо поешь, а не так, как говорит Томен! – с отчаянием сказал Ольбрих и оглянулся сначала на одного Маркуса, потом на другого. Дорк хмуро смотрел себе под ноги и молчал, а вот, Зипен молчать не стал: - Да ладно-ка, будешь ты его еще защищать. У нас Эрих лучше поет, хотя он и никогда не занимался профессионально. - Ханси тоже не занимался. Ты ведь не занимался? – Андре уперся взглядом в Ханси, который, судя по потухшей улыбке, окончательно потерял веру в себя. - Нет, не занимался. Но я пару раз пел в школе! – Кюрш изо всех сил пытался сохранить присутствие боевого духа и не показывать свое разочарование, однако лично для Ольбриха это выглядело совсем неубедительно. Он отлично помнил, как радостно блестели глаза Ханси, когда Андре восхищенно сказал, что ему нравится, как он поет. Ханси, конечно, стеснялся и отнекивался, но кто будет отрицать, что он был польщен и горд? И вот, теперь все разом стали его открыто унижать. Я бы на его месте вообще сквозь землю провалился, и никогда не поднимался на поверхность. - Ну, школа, это ты придумал, — отмахнулся Томен. – Что ты там пел, кроме гимна Германии и дурацких детских песен? - Вообще-то они были не такими дурацкими. Не хуже тех, что я пою с вами. - Да чего вы начали? Вам всем нравилось, как он поет, почему именно сегодня вы изменили свое мнение? – прикрикнул на друзей Андре. - Мы его не меняли. Лично мне с самого начала не нравились его завывания, я никогда их не восхвалял в отличие от тебя, но, чтобы не было претензий, я хочу сказать, что сам пою не лучше, — развел руками Томен. – Поэтому и решил, что если Ханси нравится издавать эти звуки, то пожалуйста, на первых порах-то можно. - Ах, вот оно что, Том… — даже не обратив внимания на возмущение Штауха по поводу того, что его назвали не Томеном, Андре обратился к Дорку: — Ты, Маркус, так ничего и не сказал. - Ну, я думаю... — немного испугавшись сердитого взгляда Ольбриха, Маркус пробормотал: — Ханси поет неплохо, но ему недостает опыта. Но у него определенно есть голос, надо только поставить его. - Спасибо, Маркус, — несколько вяло ответил Ханси. Андре вздохнул. Что ж, Маркус был, в общем-то, прав, правее всех здесь. А я снова боготворю Ханси и его вокальные данные, хотя, вроде бы, уже решил, что мы с ним будем на равных. Так нельзя! Но и унижать Ханси так, как это делает Томен, тоже нельзя. Ханси действительно нужно развивать свой голос, но для этого у него должно быть желание, а Томен теперь это желание наверняка отбил. Придурок. - Я не понимаю, нужен вам вокалист или не нужен? – подал голос Келленерс. – Если нет, то я мог бы пойти домой. - Никуда ты не пойдешь! – нахмурился Ханси. – Кстати, я вас всех так и не познакомил. Ребят, это Томас Келленерс… - Можно просто Том или просто Келле, — ввернул парень. - …И он уже поет в какой-то группе, но я думаю, что наша ему будет все-таки предпочтительнее со временем. Ведь будет? – Кюрш вперился взглядом в Келле, а тот, вздохнув, неопределенно пожал плечами. - Как получится. - Не как получится, а будет. Так, ладно, смотри, Том, Андре ты уже знаешь. Вот этот скромный блондинчик, который стоит рядом с ним – это Маркус Дорк, он школьник, но нормальный, с ним можно адекватно общаться, ну, если что. А то, обычно, все школьники не в адеквате. Ну, ты понимаешь… - Спасибо, Ханси, за хорошее резюме, — закатил глаза Марк. - Да пожалуйста, it’s my pleasure, — усмехнувшись, Ханси продолжил: — Вон этот второй гитарист, который отращивает свою кудрявую гриву – еще один Маркус, только Зипен, но он не из нашей группы, а из другой, называется Redeemer, однако он постоянно присутствует на наших репетициях, поэтому тебе тоже надо его знать. - О, а я слышал про Redeemer, — сказал Том, и Маркус с каким-то удивлением и одновременно с радостью взглянул на него. - Правда? - Да, но только я думал, что вы уже давно распались. - Это еще почему?! - Ну, в последнее время вы вроде ничем не занимаетесь. - Ага, как же, — буркнул Зипен, и, скрестив руки на груди, отвернулся. - Он обидчивый, — пояснил Кюрш. – Ну, и, наконец, еще один школьник, только на этот раз неадекватный – это наш барабанщик Томен Штаух. На самом деле он тоже Томас, как и ты, но очень бесится, когда его так зовут. - Потому что я Томен. - Кретиномен ты, — огрызнулся на него пребывающий в расстроенных чувствах Маркус. - Я тебя сейчас… - Так, все, хватит! – хлопнул в ладоши Ханси. – Надо репетировать, пока есть время, а то, завтра мы снова не сможем увидеться из-за подготовки к этим драным экзаменам, Мелькор их за ногу… Короче, давайте сегодня обойдемся без ссор. Но, тем не менее, утихомирить Маркуса и Томена удалось не сразу. Все-таки, это удивительно, что за все время своей дружбы они не поубивали друг друга… Но вскоре они наконец-то успокоились, и парни, усевшись на диваны, стулья и кое-кто — на столы, стали обсуждать, каким образом им провести сегодняшнюю репетицию. Для начала, осторожно предложил Андре всем, было бы неплохо узнать, как поет Томас Келленерс. Ольбриху уж больно хотелось, чтобы его пение не понравилось остальным, и таким образом, парни дали бы Ханси второй шанс. Однако очень мало было на то надежд: Андре слышал в кафе, как поет Том, и теперь очень сомневался, что, например, тот же Томен, согласится променять Келле обратно на Кюрша. И действительно, когда парни выбрали какую-то всем известную песню и стали ее играть, то Келле в роли вокалиста смотрелся лучше, чем Ханси, и этого не мог не признать даже Андре. Том был увереннее, спокойнее, ну, и собственно, голос у него был тверже и гармоничнее голоса Кюрша, хоть и не такой мощный. Но с другой стороны, сейчас они все исполняли одну из песен бич бойз, она легкая и не требует сильного вокала. Андре было интересно, что будет, когда они возьмутся за песни посерьезнее и потяжелее. В скором времени они взялись и за нее. К счастью, Келле слушал тяжелую музыку, как и они все, поэтому знал тексты многих песен, которые они сами играли. Даже знал те, которые они хотели исполнить на фестивале, и это, опять-таки (к сожалению Андре) было плюсом для Тома, что ему не придется их заучивать, и терять тем самым время. Но вот, если тексты он знал хорошо, то с вокалом в таких песнях, как и ожидал того Ольбрих, оказалось несколько хуже. Да, он по-прежнему был гармоничным, приятным, но… слабым! Слишком слабым для таких песен, и звучало это не очень-то драйвово. Сейчас Келле пел песню Iron Maiden «Aces High» с их нового альбома «Powerslave», и Андре все больше и больше убеждался в своей правоте насчет голоса Тома. Он действительно был далеко не таким мощным, как у Ханси, и оттого эта заводная, ритмичная песня звучала в его исполнении как-то вяло и скучно. Такое вряд ли обрадует слушателей на фестивале. Но, казалось, никто из остальных ребят этого не замечал: Дорк все продолжал спокойно играть на гитаре, Томен лупил по барабанам (вероятно, он ушел в свой барабанный мир и ничего не слышал, кроме барабанов), а Ханси, уже не скрывая своего уныния, кое-как дергал струны басухи. Наверняка думает, какой он ужасный вокалист… Господи, ох уж этот Томен, ему лишь бы унизить! Когда парни после двухчасовой репетиции решили сделать перерыв, то Кюрш, вновь нацепив на себя маску радостного всеми сложившимися обстоятельствами человека, направился к холодильнику, чтобы заесть свое горе, но, едва он успел схватить оттуда печенье (кто хранит печенье в холодильнике?), как его настиг Андре. - Пойдем поговорим, Ханси, — твердо сказал Ольбрих и схватил Ханси за руку. - Что? – удивленно переспросил Кюрш. - Пойдем поговорим, Ханс Юрген Кюрш, — терпеливо повторил Андре. - Я… но… о чем? Зачем? - Ханси! - Ладно, я возьму печенинку… - Давай. - И еще чаёк. - Бери чаёк. - Ты будешь чаёк? – улыбнулся Ханси, на сей раз искренне, и немного сжал руку Андре, отчего тот почувствовал, что внутри у него все тает… нет, даже плавится. Ох, разве это вообще возможно? - Буду, — сиплым голосом ответил Андре и сжал руку Ханси в ответ. Благо, что в этой маленькой комнате-кухне никого не было, иначе этот кто-то немало бы подивился тому, как со стороны выглядят эти двое. У Ольбриха лицо залила краска, а Кюрш, неотрывно глядя на него, немного глуповато улыбался, и при этом парни держались за руки. У Ханси из свободной руки свисал пакет с печеньем. - Ну… Тогда мне нужна моя вторая рука, Ан, — с некоторым сожалением сообщил Кюрш. Андре моментально освободил руку и, отойдя на шаг назад, врезался спиной в стену. Ханси предпочел сделать вид, что не заметил этого, и стал разливать уже нагретую в чайнике горячую воду по чашкам. Закончив процедуру заваривания чая, он вручил одну чашку Андре, а вторую взял себе, и, снова подхватив пакет с печеньем, направился следом за немного пошатывающимся Ольбрихом через основной зал в противоположную комнату, которая служила чем-то вроде склада для всеми забытых вещей. Оба Томаса и оба Маркуса не обратили на них никакого внимания – слишком бурно обсуждали новый альбом айрон мэйден, вышедший в сентябре. Усевшись на диванчик, который был спрятан за горами хлама, Ханси и Андре некоторое время в полном молчании пили чай. Андре собирался с мыслями. - Ты расстроился из-за того, что сказал Томен, да? – спросил он у Ханси и внимательно взглянул на парня. Тот сосредоточенно жевал печенье. - Я? Что? Нет, нисколько, — отмахнулся Кюрш, однако нарочито небрежный тон говорил совершенно об обратном. - Значит, да. - Нет, Андре. - Да, Ханси. Я же вижу по тебе. Глотнув чая, Ханси сморщился – тот был еще слишком горячим и обжигающим, чтобы пить его такими большими глотками. - Ну ладно, я немного расстроился. Мне кажется, любой бы расстроился, потому что Томен слишком груб в своих речах, — признался Кюрш. - И груб, и не тактичен, и вообще Томен – эгоист. Ханси, я хочу сказать, что он неправ, и тебе совсем не стоит к нему прислушиваться, и… - Но ведь не только Томен считает, что я плохо пою, — Ханси немного грустно улыбнулся. – Маркус, который не наш, тоже так считает. - Зато другой Маркус сказал, что тебе просто недостает опыта, и в этом он прав, Ханси! – не сдавался Андре. – Тебе просто надо немного подучиться, но у тебя есть голос, и вполне хороший. - Но сейчас-то я пою ужасно. И вряд ли чуть больше, чем за одну неделю смогу научиться петь лучше. - Знаешь что? Я бы не сказал, что этот Келленерс поет прямо-таки божественно. Нет, конечно, у него голос более развит, чем твой, но он слабый! Слабый для тех песен, которые мы исполняем. Поэтому, Ханси, — подняв руку, Андре жестом велел Кюршу, уже собирающемуся спорить, помолчать. – Поэтому я предлагаю компромисс. У нас же есть и относительно легкие песни, поэтому, почему бы Тому не петь их, в то время как тебе достанутся песни потяжелее? Я думаю, это будет справедливо и правильнее. - Ну, Андре… если другие согласятся… — замялся Ханси и вновь глотнул немного чая. - Ханси! – воскликнул Андре, возмущенно глядя на друга. – Ты вообще Ханси Кюрш или нет? Давно ли ты стал таким неуверенным и забитым?! - Наверное, с тех пор, как ты стал уверенным и смелым, Ан, — Кюрш негромко рассмеялся, заставив Ольбриха смутиться. Что это он имел ввиду? И вообще, серьезно он или в шутку, или что?.. - Просто, Ханси, будь самим собой, — неуклюже закончил Андре и, откинувшись на спинку дивана, принялся вгрызаться зубами в несчастное печенье. - Я уже это где-то слышал… - Вот и воспользуйся этим советом. Все-таки ты – лидер по своей природе, а лидерам не пристало беспокоиться и тревожиться из-за мнения остальных. Прожевав печенье, Андре добавил: - И все-таки у тебя хороший голос. Я люблю его. Это как «я люблю тебя», только «я люблю твой голос». Намек на признание, который Ханси определенно проигнорирует. Ханси не то, что бы игнорировал это, но он, покраснев – а это было видно даже в тускловатом свете этой комнаты, — вертел полупустую чашку в руках и нервно покусывал нижнюю губу. - Спасибо тебе, Андре. Ты очень сильно поддерживаешь меня, — негромко сказал Кюрш, обращаясь скорее к чашке, нежели к Андре. Но Ольбриху и это было приятно. Ему вообще было приятно почти все, что Ханси делал по отношению к нему, естественно, за исключением его плохого отношения. Но сейчас, очевидно, Кюрш и не думал к нему плохо относиться, а скорее наоборот, стремился искупить свою вину. - Я не могу тебя не поддерживать, — чуть улыбнувшись, отозвался Андре и, допив чай, поставил чашку на старинный столик, стоящий рядом с диваном. - Потому что ты как моя мамочка, — медленно проговорил Ханси, застыв в странной позе: подбородком уперся в грудь, а между широко раздвинутыми ногами поставил почти пустую чашку. Андре около минуты молча глядел на Кюрша, ожидая, пока тот выйдет из своего транса, в который почему-то имел обыкновение впадать, но время шло, а Ханси как будто ушел мыслями куда-то далеко за пределы этого мира. О чем вообще можно так серьезно думать? - Ханси? – мягко позвал Андре и, осторожно забрал из рук Кюрша чашку и поставил ее на столик рядом со своей. Ханси немного вздрогнул, и, поморгав, взглянул на Ольбриха так, будто впервые увидел, а потом вдруг схватил его за руку. - Ханси, ну чего ты? - Ты больше не злишься на меня? – как-то взволновано спросил Ханси, сжав ладонь Андре. - Господи, нет, конечно! Мне больше не на что злиться на тебя, Ханси, — искренне ответил Ольбрих, все еще недоумевая, что у Кюрша за порывы такие. Нет, он правда странный. Единственное, на что я мог бы злиться, так это на неопределенность того, что между нами происходит, — добавил Ан мысленно. Но вслух этого говорить не хотелось – сейчас он радовался хотя бы тому, что они с Ханси больше не ругаются и у них установились более-менее доверительные отношения. - Если ты все-таки будешь на меня за что-то зол, то сразу говори… Я не хотел бы повторить прошлые ошибки. - Хорошо, Ханси, — Андре чувствовал, что Ханси хотел сказать что-то еще, поэтому не торопился уходить. Да и к тому же, уж больно Ольбриху нравилось ощущать тепло руки Кюрша. - Андре… — неуверенно промямлил Ханси, нервно бегая глазами по лицу Ольбриха, его телу, рукам и коленкам. Чего он такой взволнованный? В чем дело? - Андре, я… я тебя… — Кюрш глубоко вздохнул и робко спросил: — Можно я тебя поцелую? Он хотел сказать кое-что другое. Ох, маленький трусишка… Отвечать Андре не стал, а, поддавшись внезапному порыву чувств, наклонился к Ханси и сам прижался своими губами к его губам. Кюрш вздрогнул, но почти сразу же потянулся руками к лицу Ольбриха, но тот силой заставил себя прекратить этот короткий поцелуй, и не дать ему продолжения. Убрав руки Ханси, Андре отодвинулся и, смущенно улыбнувшись, извиняющимся тоном сказал: - Я не хочу, чтобы нас кто-нибудь вдруг увидел. - О-о-ох… — только и протянул Ханси, однако, кажется, он все-таки стал менее нервным, словно этот быстрый поцелуй повлиял на его как успокоительное. Потом, потерев подбородок, Кюрш медленно кивнул: — Да, я бы тоже не хотел. Я бы хотел продолжить этот поцелуй в другом месте… Но, понятное дело, никакого «другого места» просто не существует. Вход в дом Ольбриха для Кюрша точно закрыт, на улице Андре целоваться не хотелось, прятаться где-то от кого-то было просто не в его духе (хотя когда он прятался от Андреа, ему чем-то понравился весь этот риск, но повторять подобное он боялся), в общежитии была большая вероятность, что в самый неподходящий момент заявится какой-нибудь Дамиан или один из многочисленных знакомых Ханси (именно знакомых, а не друзей), ну, а здесь, в этом подвале постоянно находились если не Штаух, Дорк или Redeemer, то Маркус Зипен точно, который как надзиратель следил за тем, чтобы репетиционная база оставалась в идеальной неприкосновенности. - Пойдем репетировать, — со вздохом сказал Андре. Сейчас он совсем потерял интерес к репетиции, и единственный интерес для него представлял Ханси Кюрш. Это какое-то безумие, честно говоря. Ханси, не сдержавшись, стиснул Ольбриха в объятиях, а затем, как и обычно, игриво взлохматил ему волосы, и, вскочив с места, посмеиваясь, выбежал в зал. - Придурок, — добродушно буркнул Андре, когда Кюрш уже ретировался. На самом деле Ольбриха просто распирало от радости, потому что впервые за долгое время, они с Ханси вновь стали общаться так же, как и до ссоры. Даже чуточку ближе. И теперь их отношения почти не были омрачены тенью вины и недопонимания. Да, почти. Ханси ведь хотел не поцелуй у меня попросить. Он хотел сказать нечто другое, и очень жаль, что так и не решился. Ну, ничего. Теперь-то его никто не торопит, и время для этого у него определенно есть. Лишь бы только он не принял очередного дурацкого решения типа «мы должны прекратить быть вместе, потому что обществу это не нравится». Хотя Андре верил, что до такого не дойдет.

***

1984/12/15

Следующую репетицию парни запланировали на 15 декабря, субботу и просто свободный от экзаменов и подготовки к ним день (хотя готовиться бы не помешало в любое свободное время). Но этой репетиции предшествовал пятничный экзамен по конституционному праву, которое Ханси знал так же «отлично» как, например интегральное исчисление функций одной переменной. Короче, почти никак. И написал он этот экзамен, наверное, с божьей помощью. Ну, на самом деле с помощью шпаргалок, которые старательно писал целую ночь перед этим, а из-за того и не выспался, и с помощью Дамиана, который, переборов свою вредность, решился помочь Кюршу. По такому поводу Кюрш хотел было даже пойти и купить выпивки, но едва он зашел в комнату, как кровать притянула его в свои объятия, которым Ханси никак не мог противиться, и заставила заснуть крепким и долгим сном, который продлился аж до восьми вечера. Выспавшись, он стал было читать книгу с древними мифами, но стоило ему дойти до легенды про Тристана и Изольду, как мысли его плавно переключились на Андре, и текст перестал восприниматься его воспаленным от любви мозгом. Ну, а может, и не от любви. Но Ханси все равно просто крышу сносило от этого дикого чувства, да причем, сносило настолько, что он той ночью отложил книгу и бросился писать стихи. Подумать только! Он, впервые за такой долгий срок, стал писать стихи! Если любовь несет с собой неисчерпаемое вдохновение, то он был готов любить Андре вечно. Ну ладно, это, наверное, не очень-то забавно. Честно говоря, Ханси и без этого повода хотел любить Андре вечно… может быть. Ему нравилось то, что он испытывал по отношению к Андре: странное витание в облаках, чувство невиданной легкости и радости во время и после поцелуев, а при взгляде на Ольбриха по всему телу Ханси расползалось тепло — нет, не от возбуждения, надо заметить тот факт, что в фантазии Кюрша Андре больше не фигурировал как эротический объект, и вообще, Ханси и думать-то забыл про все эти пошлости. Ну, не совсем забыл – иногда его мысли по поводу этого начинали быстро-быстро развиваться, и тогда он ощущал возбуждение, но вспоминая такое невинное лицо Андре и его большие светло-карие глаза, Ханси быстро себя одергивал. Ему теперь не нравилось извращать этот образ: пока что он был гораздо приятнее в чистом виде. Но с другой стороны Ханси не нравилось, что при виде Андре он порой начинал вести себя, как придурок: иногда он заикался, иногда начинал пороть всякую чушь с видом умалишенного, и при всем при этом, у него потели руки, и он чувствовал себя скованно и неуверенно. Конечно, со временем это все пропадало, но неуверенность у Ханси была всегда, потому что он боялся, что снова сделает что-нибудь не так, снова испортит их отношения окончательно. Может, из-за своей неуверенности он и не решился тогда, во время перерыва на репетиции, сказать Андре, что любит его. Ну, конечно, Ханси все еще опасался ответственности, но, тем не менее, ему пришлось как-никак с ней смириться, а вот, страх, что Андре его отвергнет или что-то еще, наоборот только усиливался. Это было просто невозможно терпеть. Но все-таки, успокаивал себя Ханси, все-таки Андре тогда не отвернулся от меня, когда все стали говорить, что я ужасный вокалист. Он поддержал меня. А когда я, вместо признания в любви, попросил поцеловать его, Андре сам поцеловал меня. Сам! Впервые! Разве после этого, да и после всего вообще, можно было сомневаться, что наша любовь не взаимна? Но Ханси все равно сомневался. Однако сегодня на репетиции у него не было времени на сомнения, и вообще он почти не думал об Андре, потому что сосредоточился на том, чтобы более-менее нормально сыграть на басу и спеть, чтобы никакие Томены более не возникали. К слову сказать, с идеей Андре насчет того, что одну часть «легких» песен будет петь Келле, а другую, «тяжелую» часть, будет исполнять Кюрш, согласились почти все, кроме, конечно, Штауха – ему, как и обычно, все не нравилось, но в итоге он отмахнулся и, сплюнув на пол (за что получил мощный подзатыльник от Зипена), сказал «делайте, что хотите, я ведь всего лишь барабанщик, и на мое мнение вам насрать». Обиженного Томена успокаивать никто не стал. Начать сегодняшнюю репетицию они договорились на одиннадцать часов, однако, судя по всему, Келленерсу было на это глубоко плевать, поскольку время уже шло к полудню, а он все не появлялся. Ну, а пока он отсутствовал, парни успели несколько раз сыграть песни для предстоящего концерта, следуя списку песен, написанному и вывешенному Андре на стену позади барабанов. На уже изрядно помятой бумаге помимо списка песен, Ханси недавно дописал в скобках, кто какую песню будет петь, и выглядело это примерно: Zero Fault Зимний концерт 1. Def Leppard – Rock! Rock (Till You Drop) (Х. Кюрш) 2. Queensrÿche – Queen of the Reich (Х. Кюрш) 3. Judas Priest – Freewheel Burning (Х. Кюрш) 4. Iron Maiden – Aces High (Х. Кюрш) 5. Iron Maiden – Powerslave (Т. Келленерс) 6. Van Halen – Panama (Т. Келленерс) 7. Deep Purple – Sail Away (Т. Келленерс) 8. Led Zeppelin – The Rover (Т. Келленерс) 9. Scorpions – Rock You Like a Hurricane (Т. Келленерс) В принципе, девять песен, причем, четыре из которых исполняет Ханси – это было вполне то, что нужно, и было чудом то, что парни успели приблизительно за месяц разучить их и теперь играть более-менее прилично. Но сейчас, когда Ханси глядел на список, ему казалось, что чего-то не хватало. Может, стоило добавить десятую песню, чтобы уж получилось круглое число, да и чтобы поэффектнее завершить свое выступление? Андре предлагал бич бойз в рок-варианте, потому что считал, что это могло развеселить толпу и быть вполне эффектным завершением их выступления, но Томен с воплями и матом послал такое предложение куда подальше. Вот же идиот глупый. - Я бы хотел добавить еще одну песню, — послышался голос позади Кюрша, отчего тот аж подскочил, и в первую секунду подумал, что он сошел с ума, раз его собственные мысли сами стали озвучиваться, да еще, непонятно кем. Кюрш резко обернулся и облегченно вздохнул, когда обнаружил, что голос принадлежал Андре. Но потом снова немного напрягся – какого фига?! Как так возможно, что Андре угадал, о чем он думает!? - Правда? – с удивлением переспросил Ханси. – Или ты шутишь? Потому что я сейчас как раз смотрел и думал, что было бы неплохо исполнить десять песен, да только, какой будет десятая – понятия не имею. - Я серьезно. И, кажется, я имею, — Андре загадочно улыбнулся, а у Ханси от этой улыбки сразу появилась какая-то непонятная радость. - Да? Скажи! - Помнишь, Маркус предлагал сочинить нам свою песню? - Да, но… Неужели он ее все-таки сочинил?! - Мы вместе сочинили. Конечно, только музыку, без текста, но… - Сыграй мне! – немедленно потребовал Ханси. - Прямо сейчас? - Да, я хочу услышать! - Ох, хорошо… Только не жди чего-то сверх крутого, я все-таки не настолько хороший гитарист. И вообще, может, пусть Маркус… - Играй, Андре! Ольбрих вздохнул и, наклонив голову вперед, стал играть. Это был быстрый и ритмичный рифф, и для Ханси, в жизни не сочинявшего чего-то подобного, показалось, что то, что играет Андре – это не так уж и просто. Рифф то и дело повторялся, потом Андре остановился и, нервно ковыряя ногтем медиатор, сообщил: - Сейчас будет соло, и… ах, ладно, — Ольбрих явно нервничал, потому что, когда он снова стал играть, то даже руки у него задвигались как-то слишком резко, но все-таки, Андре ни разу не сбился. А Ханси был в полнейшем восторге, поэтому, едва дождавшись, пока Ольбрих закончит, Кюрш радостно воскликнул: - Мы просто обязаны исполнить эту песню на концерте! - Это и песней-то не назовешь, так, фигня какая-то, — сварливо сказал Томен. Ханси недоуменно оглянулся и обнаружил, что Дорк и Штаух стояли почти прямо за его спиной, а Зипен как обычно сидел на своем столе и с интересом поглядывал на парней. - Сам ты фигня, Томен, — рассердился Кюрш. – Я сегодня же на перерыве сочиню к этой песне текст, а сегодня мы можем разучить хотя бы то, что имеется. Мы группа, которая должна сочинять свой материал, а не перепевать песни известных исполнителей, ясно? Когда Штаух открыл рот, чтобы возразить, то Ханси, окончательно выйдя из себя, рявкнул: - И возражения не принимаются! - Да ладно, Ханси, мы ведь правда не успеем за одну неделю, — вмешался Андре, однако по его виду было видно, что сейчас он побаивался, что Ханси наорет и на него. - Успеем, если не будем отвлекаться, — твердо ответил Кюрш. – Может, сегодня нам придется задержаться, но зато мы придумаем мелодию, и сможем объединить куски в полноценную песню. Томен заодно подберет барабаны, а я на басу что-нибудь придумаю, и вуаля, останется только хорошенько выучить! - Все-то у тебя так просто, — буркнул Штаух и, не желая ввязываться в дальнейшую дискуссию с Ханси, отошел в сторону. - Да, просто. Не вижу в этом особой сложности, учитывая, что мы будем исполнять песню перед не разбирающимися в музыке людьми… Ну, почти. Неважно. - Вы ведь вместе это сочинили, как я понял? – спросил Кюрш, поглядев по очереди на Андре и Маркуса. Те утвердительно кивнули. – Тогда вы просто молодцы! Мне правда очень понравилось, ребят. - На самом деле, большую часть сочинил Андре, он вообще трудяга, — заметил Дорк, с улыбкой взглянув на Ольбриха, который, вздохнув, отвел взгляд. - Ну, Андре, чел, я никогда в тебе не сомневался! – радостно возвестил Ханси, и по своему обычаю взлохматил волосы Ольбриха, который тут же стал возмущаться и пытаться убрать руки Кюрша. Но неожиданно их прервал Томас Келленерс, который вошел в главный зал так, что его и заметили-то не сразу, а только тогда, когда он громко поздоровался: - Привет, чуваки! А за этим последовал сухой женский голос: - Ну, здравствуйте, юные дарования. Ханси этот голос узнал не сразу, но ему показалось, что он уже его где-то слышал, и когда Кюрш обернулся к выходу, то едва не заорал от удивления и злости. Там была Ингрид Бойтель. Тупая Ингрид, долбанутая подружка ненавистной Андреа, а по совместительству еще и шлюшка Келленерса. Так вот, спрашивается, что за нахер?! Что она тут делает? - Что ты тут делаешь? – с трудом выдавил Ханси, чья злость только усилилась от противной улыбки девушки. - Пришла посмотреть на вашу репетицию, — спокойно ответила она, и неспешно пройдя через весь зал, села на диван. – Можете не обращать на меня внимания. - Том, какого хрена?! – крикнул на Келленерса Кюрш. - Ну, она попросилась на репетицию, а я решил, что в этом нет ничего такого, — пожал плечами Том. – Вы уже начали? - Мы давно начали. Ингрид, или как там тебя, попрошу свалить нафиг отсюда, потому что девушкам сюда вход воспрещен, — злобно прорычал Ханси, глядя на Бойтель так, словно желал убить ее взглядом. - Извините, я не увидела на двери табличек, что девушкам сюда нельзя. И чего ты злишься, Ханси, или как там тебя? – он гадкой насмешки в голосе Ингрид Кюрш был готов взорваться. – Не желаешь видеть ничего, связанного с Андреа? Кстати, она с наилучшими пожеланиями передает тебе пламенный привет. - А я с наихудшими пожеланиями передаю ей пламенное «иди нахер», — огрызнулся Ханси. Честно говоря, он и сам не очень понимал причины своей злости. Может, она была в том, что он действительно не хотел видеть ничего, связанного с Кайзер, а может потому, что Ингрид мало того, что ужасно бесила его, так теперь еще и посмела вот так нагло зайти на его территорию! Кюрш вообще не очень воспринимал девушек в рок-музыке, конечно, может когда-нибудь для него и нашлось бы исключение, но этим исключением точно не могла быть ни Ингрид, ни Андреа, ни еще какая-нибудь глупая курица из этого колледжа. Они просто не имеют право вообще касаться этой темы, а уж, вот так приходить на репетиции… - Ага, непременно, — кажется, Ингрид доставляло удовольствие бесить Ханси, поэтому тот, глубоко вздохнув, титаническим усилием заставил себя угомониться. Не хватало еще тешить самолюбие Бойтель, которая потом непременно расскажет еще об этом Андреа. Пошли они обе. - Просто уйди, — прошипел он, но тут встрял несколько раздраженный Келле: - Ханси, хватит. Она моя девушка, и тебе никто не давал права ее выгонять. Нет, не злись снова. Блин, она просто посидит тут, тебе жалко что ли? - Мне? О, мне не жалко, — Ханси повернулся к Зипену, — Потому что это не мое помещение. Маркус, последнее слово за тобой, надо ли ей уходить? - Мне все равно, — пожал плечами Марк, чем заставил Кюрша снова изрядно попсиховать. Да что же это такое! - Ну вот, видишь, миленький, я останусь, — нарочито любезно сказала Ингрид. Ханси не оставалось ничего, кроме как взять басуху обратно в руки и скомандовать продолжение репетиции. Хоть Ингрид и сказала, что будет просто сидеть, то на самом деле, нифига она не просто сидела. Эта тупая сука в малейших перерывах тут же начинала заваливать всех своими идиотскими вопросами, типа «А зачем вам три гитары?», «А почему у всех гитар шесть струн, а у гитары Ханси четыре?», «А что это за ручки на гитаре?», «А почему в ваших гитарах нет дырок? Это странные гитары», «А что это за ящик? Или это колонка? А зачем она?», «Что за дурацкие песни вы поете?», «А это барабаны, да? А можно мне побарабанить? О-о, эти палочки такие большие». После того, как Томен любезно позволил Ингрид побарабанить (и это учитывая, что он почти никого не пускал к барабанам!), Ханси показалось, что теперь-то он точно не выдержит этой муки и ударит Бойтель головой прямо об эти самые барабаны. О эру, как же она его напрягала, как же мешала, и вообще, из-за нее сегодняшняя репетиция, которую они планировали закончить часа в три-четыре, затянулась и не несла за собой почти никакой пользы. А ведь, им еще надо досочинять песню… - А вы будете выступать на каком-то фестивале? – поинтересовалась Ингрид, подойдя к Ханси и Андре. - Отвали, — бросил Кюрш. Бойтель вопросительно уставилась на Андре. Тот, неуверенно глянув на Ханси, сказал: - Да, будем. - О, и когда же? - Двадцать третьего. - Во сколько? - Ты хочешь прийти что ли? – раздраженно спросил Ханси. - Ну, может и хочу. Так во сколько? - Вечером, а во сколько – это уж как получится. Все, отвали, дура ты тупая. - Я советую не разбрасываться подобными фразочками, потому что Том еще здесь, — холодно сказала Ингрид. - О-хо-хо, и что, ты хочешь сказать, что мы тут сейчас с твоим Томом устроим петушиные бои? – насмешливо фыркнул Кюрш. – Да ему это нужно не больше, чем мне, так что, милочка, старайся сама заботиться о своем достоинстве, а не прятаться за парнями. - О, тебе бы я тоже посоветовала не прятаться за парнями, — презрительно ответила Ингрид, выделив последнее слово. Ханси сразу же понял, на что она намекает и, не сдержавшись, стукнул Бойтель по плечу, отчего та вскрикнула и отшатнулась. - Уходи, и больше не возвращайся сюда, тупица! – прогромыхал Кюрш и для пущей убедительности снова замахнулся на Бойтель. Та поспешно отошла назад и сразу же ударилась в слезы. Келленерс же, вместо того, чтобы как приличный парень броситься успокаивать свою девушку, просто стоял на месте, устало глядя на рыдающую Ингрид. Кажется, она ему уже поднадоела. - Что, ты все-таки его достала? – сварливо спросил Том, подойдя к Ингрид. – Я же сказал, чтобы ты сидела и не мешала, а ты… - Ты будешь еще защищать этого сумасшедшего?! – заорала Бойтель прямо в лицо Келленерсу, но тот даже не моргнул. Не дождавшись от парня никакого ответа, она с размаху залепила ему пощечину, а затем, с трудом успокоив себя, выдавила: — Вы все тут твари, мрази и сволочи, тупые гомики. Ханси был готов побежать за Ингрид, чтобы на этот раз ударить ее еще сильнее, но та ретировалась слишком быстро, никто и опомниться не успел. Хотя нет, опомнился, как ни странно, Томен. - О боже, Кюрш, ты придурок? Нахрена ты ее ударил? – воскликнул он, а затем, ко всеобщему удивлению, побежал к выходу следом за Ингрид. Келленерс несколько секунд неподвижно стоял, ощупывая свою щеку, а затем, вздохнув, с видом самого усталого на свете человека, предложил вернуться к работе. Правда, спокойно работать дальше Ханси, да и все остальные тоже не могли. Слишком были поражены случившимся, и еще более поражены такой спокойной реакции Келле на все это. Господи, да ему было просто плевать! И самое странное, что не плевать было Томену, который не возвращался еще минут двадцать. Когда он все-таки вернулся, то сразу же набросился на Келле с упреками, что тому плевать на свою девушку, на что Том попросил Штауха не лезть в чужие отношения. Ссора этих двоих могла бы продолжиться и дальше, если бы Ханси громко не объявил, что заканчивает репетицию. Келленерс, вежливо попрощавшись со всеми, поспешил домой, а все остальные остались, и некоторое время просто напряженно молчали. Потом Кюрш высказал желание глотнуть чая и, не дожидаясь ответа, ушел в маленькую комнату-кухню. Пока на газу грелся чайник, подошли и Андре с Маркусом Дорком. - Маркус и Томен начали там ругаться, — сообщил Ольбрих, усевшись за стол. - Это еще почему? – не понял Ханси. Ладно еще, что Томен начал ругаться с Томом, хотя и это был дебилизм, но Зипен то тут причем? - Не знаю, Маркус вроде сказал, что поддерживает Тома и нас, на что Томен стал ему яростно доказывать, что с девушками так не делается, и что мы все – свиньи. Конечно, может, он в чем-то и прав, и мы были слишком грубы с Ингрид, — неуверенно сказал Андре. – Но все-таки, она действительно всем уже поднадоела. Я из-за нее нервничал. Вот именно из-за нее! Я бы не нервничал так перед толпой на концерте, но из-за нее нервничал. - То же самое, — тут поддержал Ольбриха Ханси. Маркус только промычал в знак своего согласия что-то нечленораздельное. Вопли Томена были слышны даже на кухне, и это было практически невозможно терпеть. Но уж лучше терпеть крики Штауха, чем присутствие Ингрид, решил Ханси. Тем более, что скоро Томен прекратил орать, как идиот, а в комнату вбежал рассерженный Маркус. - Ваш друг – полная дерьма жопа, — заявил он, усаживаясь за стол рядом с Андре. – И я не знаю, что можно было найти в этой шлюхе, чтобы так яростно ее защищать. Ее даже собственный парень не защитил, да и правильно, а этому кретину надо было влезть. Тупой малолетний даун и подкаблучник. — Когда Ханси, поставив перед каждым чашки, стал разливать по ним чай, Маркус едва дождался, пока его стакан наполнится, а затем сразу сделал несколько глотков под удивленным взором остальных. - Тебе не больно? – осторожно спросил Андре. — Чай-то горячий. - Не больнее, чем предательство друзей, — буркнул Маркус в ответ. Что ж, в этом что-то есть. *** Потом, когда Томен более-менее угомонился, Ханси попросил Андре и Маркуса Дорка пойти к нему, чтобы подобрать партию барабанов хотя бы под те куски песни, которые уже имелись. Зипен, недовольно что-то пробормотав, ушел с ними. И сейчас Ханси, склонившись над листочком бумаги, на котором планировал записать текст песни, слушал приглушенные звуки гитар и барабанов. Что ж, ему действительно понравилось то, что сочинили Андре и Маркус, и уж больно хотелось это сыграть на концерте, да только Кюршу казалось, что так сумбурно песни не сочиняют. Ну, что ж, первый блин комом, и вообще, может, из этого все-таки получится что-то стоящее. Может. Хоть Ханси и совершенно уверенно заявил, что быстро сумеет сочинить песню, но на самом деле это получалось нифига не быстро. Уже около получаса он мучил первый куплет, не зная, за что и хвататься в первую очередь – за текст или за музыку. Вроде бы, для музыки нужен был текст, но с другой стороны, было бы неплохо сначала сочинить музыку, чтобы она звучала красиво. В итоге Кюрш сочинял все сразу, при этом, не очень веря, что выходит что-то стоящее. Благо хоть, что его никто не отвлекал, и он спокойно мог напевать под нос только что придуманную строчку. Интересно только, как именно Андре или Маркус будут подбирать аккорды под то, что он поет? Впрочем, это уже их забота. - Как у тебя тут продвигается работа? – поинтересовался Андре, неспешно входя в маленькую кухню-комнату. Сидящий за столом Ханси тут же вскинул голову и не смог удержаться от улыбки, которая неизменно приходила каждый раз, когда в поле зрения Кюрша попадал Ольбрих. - Потихоньку, — с готовностью отозвался Ханси. – Я пытаюсь придумывать и музыку, и текст одновременно, да только… - Не очень-то получается? – подсказал Андре. - Да! - Это неудивительно, Ханси. Понимаешь, надо браться за что-то одно, что важнее. Вот что в этой песне будет важно? - Не знаю… — Кюрш в задумчивости потер подбородок. – Музыка важна, но и текст должен быть не бессмысленным. - Если ты сначала сочинишь музыку, а потом уже займешься текстом, то так будет гораздо удобнее. И тем более, ты же сможешь менять текст, чтобы он попадал в ритм, и при этом не терял смысл. В общем, все в твоих руках. – Андре несильно хлопнул по столу, и, уже собрался было уйти, но его остановил Ханси: - Можно я тебе спою то, что придумал? - Я думал, что ты не захочешь мне петь, — улыбнувшись, Андре уселся обратно. – Я с радостью послушаю. И Ханси, подглядывая в бумажку, на которой и писал стих, стал тихо напевать то немногое, что успел сочинить. На самом деле не помешало бы петь в полный голос и побыстрее, потому что это должна была быть быстрая и яркая песня, но Ханси было пока неплохо петь и так. Андре, который прихватил свою гитару, когда пришел сюда, теперь взял ее, и внимательно слушая Кюрша, стал пробовать подбирать ноты, негромко наигрывая их. Ханси это ничуть не мешало, а наоборот как-то поддерживало, и даже когда он уже и не знал, что петь, потому что текст с бумажки закончился, он стал просто мычать и напевать что-то вроде «ла-ла-ла». Андре все играл и играл. Он остановился лишь за тем, чтобы снова перечитать написанное Ханси, и затем произнес вслух последнюю строчку, которая тут была: - Если я приду рассказать вам, то вы взглянете на меня и рассмеетесь… — оторвав взгляд от листка, Андре посмотрел Ханси в глаза. – О чем это, Ханси? И чего ты решил писать на английском? - Да так, навеяло… много чем. И книгами, и… и жизнью. На английском мне легче писать стихи, не знаю, почему, — Ханси вздохнул. Он понятия не имел, как объяснить Андре, чем он руководствовался, когда сочинял этот стих, но, кажется, Ольбриху и не нужны были объяснения. - Это нелегкий текст, — только и заметил он. – Его сможет написать не каждый восемнадцатилетний подросток, далеко не каждый… Мне он очень нравится. - Правда? Спасибо, Ан, — тепло поблагодарил Ханси, снова расплываясь в растерянной улыбке. — Мне казалось, что это какой-то бред сумасшедшего, и… - Нет, даже не думай, — сказал Ольбрих твердо. А затем, немного подумав, добавил: – Ты позволишь мне кое-что дописать?.. Ханси сразу же кивнул. Андре подтянул к себе листок и, почти не задумываясь, стал писать что-то своим ровным почерком («и понятным, в отличие от моего!»). Едва сумев дождаться, пока Ольбрих допишет, Кюрш вернул листок обратно, и про себя прочитал: «Я так и не нашел доктора, и однажды я сойду с ума». Андре и Ханси вновь встретились взглядами, и Кюрш сразу понял, что скрывается за этими двумя строчками. Ему для этого не понадобились слова. Что ж, хоть они и разные люди, но в некоторых аспектах они были друг для друга роднее, чем братья. И Ханси не мог сейчас желать большего. Понимание – это определенно залог успеха во многих отношениях, будь то деловых, дружеских или любовных. А понимание между ним и Андре – это первый шаг… шаг к чему-то великому, Ханси это чувствовал, хотя и не мог объяснить даже себе, почему. Будущее непредсказуемо.