Восхождение

От чувств своих я опытный беглец, Но в этот раз, увы, не убежала — Александрина Бобракова POV Мадара — Может, ты уже скажешь мне, что тогда случилось? — спросил я у златовласой девушки, идущей впереди меня вверх по каменистому горному склону странной походкой(она задирала ногу для шага выше обычного и почти не сгибала их в коленях), напевая себе под нос какую-то песню. — Не-а. — моментально ответила она, не остановившись и не оглянувшись, а продолжая всё так же идти впереди. То ли она хочет держать дистанцию и отдалиться от меня, то ли ей есть что скрывать о том, что случилось несколько дней назад. На все мои вопросы о её шрамах или о чём-то другом она отвечать явно не собиралась. — Я так счастлива, что ты спас меня. — дополнила бывшая наемная убийца. От чего я её спас? За эти дни она эту фразу говорила такое количество раз, что я уже начал высчитывать закономерность промежутков времени между двумя такими фразами и выяснил, что в среднем она говорит её через каждые два с половиной часа, не считая, естественно, время сна. Бесполезная информация. Даже не знаю, зачем я узнавал это. Может, так же, как и все люди, просто искал себе глупое нелогичное занятие, способное занять мозг на какое-то время? За эти несколько дней, в течение которых мы уже оказались внутри чужой страны, и пейзаж уже сменился с древесного леса на голокаменную равнину с изредка проглядывающимися холмами, горами, и ещё реже появляющимися "оазисами", и я только и делал, что строил теории насчет того случая, но так ни к чему путному и не пришел, а она продолжала уверять меня, что "всё в порядке". Сегодня она весь день вела себя как ни в чём ни бывало, но меня не покидает ощущение, что в ней что-то изменилось, она словно пытается что-то отчаянно от меня утаить. Она старается казаться прежней, пытается показать мне, что не нужно о ней волноваться, но у неё плохо это выходит. Я ведь знаю, что всё не так просто и она сильно об этом переживает, и почему теперь на её руках эти странные перчатки. — Послушай, — обратился я к ней, — Почему ты всё время улыбаешься? — Я? — повернулась она ко мне и, подняв кулак на уровень лица, с улыбкой гордо ответила, — Я так даю по шее жизни. — Что? — удивленно спросил я. Вообще впервые слышу столь необычный, хотя скорее глупый неординарный ответ. — Ну, знаешь, когда жизнь пытается поставить тебя на колени, раздаёт тебе пинки, посылая неудачу за неудачей, чтобы ты в конце концов сломался, надо просто встречать всё со счастливой улыбкой и искать во всём хорошее, быть оптимистом, а не унылой жопкой, чтобы жизнь знала, что тебе всё нипочём, что ты сильный, чтобы жизнь знала, что ты никогда не сломаешься, и чтобы сломать саму жизнь, дать по мозгам всему миру вокруг тебя и начать его подстраивать под себя или настолько научиться под него подстраиваться, что вовсе не замечать неудачи и идти вперед. Потому я и улыбаюсь. Потому что я знаю это и учусь этому. И даже в хлам проигрывая какому-нибудь врагу, даже не имея шансов на победу, находясь на грани гибели и понимая, что мне ни за что не выжить, я буду продолжать улыбаться, иначе во всём этом не будет никакого смысла. Так я даю по шее жизни. — ответила она. Это самое глупое оправдание улыбки, но при этом самое лучшее из всех, что я слышал и настолько непосредственное и нетипичное, что меня это даже позабавило. Юли что-то заметила и, подмигнув, показала на меня пальчиком, а потом развернулась и пошла дальше. Похоже, она сама не поняла, что хотела сказать этим жестом... Улыбаться, не имея никаких шансов на успех... Верно, ведь она даже при нашей первой встрече улыбнулась. Но я думал, что это для отвлечения внимания. Какой же нужен самоконтроль, чтобы даже в безысходной ситуации найти в себе силы улыбнуться. Сильная девушка. Но любому человеку, сколь сильным и независимым бы он ни был, всегда нужна поддержка, всегда нужен тот, на кого можно положиться. Юли хотела стать поддержкой и опорой для меня, но теперь ей самой это нужно, ей нужно, чтобы я стал опорой, чтобы поддержал её. Наконец мы вышли на ровную поверхность, и буквально сразу же увидели тихую зеркальную водную гладь, простирающуюся на несколько километров вперед и вдоль, конца и края которой было не видать. На берегу было достаточно много деревьев, в тени которых можно неплохо отдохнуть, что вполне логично, ведь оазисы бывают лишь там, где есть вода. Глядя на неподвижные объемы воды, которые скорее всего были отдельным водоемом, не связанным с другими водными ресурсами, я думал, что мне ужасно не везет. Чтобы убедиться, я взглянул на Юли, которая, глупо улыбаясь, смотрела на меня, намекая, что хочет искупаться. Ещё раз. Я знал это. Прекрасно знал, что это когда-нибудь снова произойдет. Я удрученно вздохнул от безысходности, но она продолжала смотреть на меня, лишь вопросительно промычав. Тогда я утвердительно кивнул, что сопроводилось радостными восклицаниями с её стороны. Вместе с её вещами я устроился возле здоровенных валунов, находящихся по левую сторону от нас. Повернувшись ко мне спиной, она стала стягивать с себя одежду, не обращая внимания на то, что я всё ещё пристально наблюдаю за ней. Её не смущает, что я увижу её во всей наготе, но всё же она не хочет поворачиваться ко мне лицом, не хочет показывать символ на животе. Значит, ей есть, что скрывать, она не хочет говорить об этом. Возможно даже то, что она не принадлежит этому клану, а метка на её животе означает, что они что-то с ней делали. Что-то, о чём она не хочет вспоминать, что-то совершенно для неё неприятное, травмировавшее её психику когда-то. Не став дожидаться, когда она полностью разденется, я развернулся и устроился вместе с вещами под одним из этих экзотических деревьев, что не растут в стране Огня, сделав вид, что чем-то занят. Я стал терпеливо ждать, иногда незаметно поглядывая, чтобы увидеть, когда девушка не будет на меня смотреть. Улучив такой момент, когда она стала нырять под воду, я быстро раскрыл её рюкзак и достал оттуда первую попавшуюся вещь: не хочет мне ни о чём рассказывать, тогда я сам всё выясню. Этой вещью, к моему везению, оказалась довольно толстая странная потрепанная тетрадь, вся заляпанная высохшими чернилами, с жирный пятнами почти на каждой странице. На первой странице сия тетрадки крупными буквами было написано "Дневник Ак..." остальные буквы были размыты, однако даже при этом сразу было понятно, что это дневник не Юли. Зачем ей чужой личный дневник? Что-то тут не так. Если подумать, то я ведь на самом деле не знаю, кто такая Юли и что она скрывает. Может, дневник поведает мне что-нибудь? Открыв первую запись, я был удивлен тем, что почерк был ещё совсем детским: иероглифы были криво, а порой и вовсе неправильно написаны, сами кандзи были написаны не в одну ровную колонну, а как-то плясали. Еле разобрав иероглифы, я прочитал: «16 ноября. Холодно. Везде холодно. Я завела этот дневник, чтобы хоть кому-нибудь что-то рассказать. Ведь теперь только дневник меня слушает, будет внимателен к любым моим басням. Я плохо помню своих родителей, потому что когда-то они отдали меня тете, а сами ушли. Тетя всегда ненавидела и боялась маму и папу, а меня всегда ругала ни за что. Она каждый день меня обзывала и гнобила как хотела. Но всё же она была единственной, кто хоть как-то заботился обо мне. Пока не настал день, когда её не стало. И всех-всех не стало. Это случилось в одну обычную осеннюю ночь: к нам в дом ворвались неизвестные люди, они что-то требовали. Моя комната была на втором этаже, но там всё прекрасно было слышно, и я проснулась от криков. Я подглядела немного, когда они начали угрожать тете. Наверное, она знала, о чем они говорили, но ничего не хотела рассказывать. И тогда они убили её, а я сидела там и ничего не могла сделать. Мне стало очень страшно и хотелось закричать и заплакать, но я понимала, что тогда они увидят меня и тоже убьют. Я тихо вернулась назад в комнату, но они всё равно стали подниматься наверх. В моей комнате было только одно место, где бы меня не нашли — это мой тайник под кроватью. Если отодвинуть несколько досок, то там внизу будет очень много места, что я бы свободно поместилась. Быстро-быстро отодвинув доски, я стала вышвыривать оттуда все свои игрушки, тетради и прочие безделушки, которые там хранились, быстро-быстро залезла туда и накрылась досками как раз когда они вошли. Они долго искали меня, и мне было страшно и очень холодно. Я даже не дышала, боясь, что они услышат. Потом они ушли и мне стало снова тепло. Я полежала ещё немного, чтобы убедиться, что они ушли, а потом вылезла. Я долго плакала над тетей, которая, не двигаясь, лежала с огромной дырой в груди, а её кровь заливала пол. Мне было страшно оставаться здесь, потому что я боялась, что эти люди снова придут, но было ещё страшнее выходить на улицу — а вдруг они там только ждут, чтобы я вышла. В итоге, я осталась дома и всю ночь не сомкнула глаз, вслушиваясь в каждый шорох. А на следующий день я узнала, что они всех убили. Люди из соседних домов, и соседних домов соседних домов, все погибли. Три улицы, которые были с краю деревни, поближе к лесу, стали безлюдны. Все, с кем я познакомилась, но не успела подружиться теперь... как взрослые говорят?.. отправились на тот свет. Только я выжила, мне повезло, ужасно повезло. С тех пор прошло 2 года. И все эти 2 года меня называли ведьмой, демоном и проклинали как могли. Из-за того, что я одна выжила, меня возненавидела вся деревня. Никто больше со мной не хотел даже рядом стоять, отовсюду меня гнали. Мне пришлось научиться не показываться на глаза, тащить еду с прилавков и прочим вещам. Я всегда прячусь рядом с людьми, потому что до сих пор боюсь, что кто-то придет и убьет меня. Те три улицы теперь закрыты и ограждены стеной с колючей проволокой. Я аж чуть не убилась, когда в первый раз туда перелезала, чтобы стащить уже никому не нужные вещи, постель, еду. Сейчас я живу в одном заброшенном полуразваленном доме и пытаюсь выжить. Я не собираюсь умирать — самоубийство для слабаков. Меня этому научили книги. Это самое интересное занятие. У меня много книг, и я в свободное время только и делаю, что читаю их. 16 ноября. Очень холодно.» На этом первая запись заканчивается. Дальше идёт ещё очень много записей, я пролистал где-то до середины и нашёл запись «Он помог мне прогнать их, тех, кто приходил, а потом ушел сам». Мне стало интересно, и я пролистал назад. Обрывки записей плыли у меня перед глазами, я не старался вчитываться в каждую запись, а лишь ловил суть. «У человека под капюшоном была огромная дыра во лбу, но он продолжал говорить, как ни в чем ни бывало. В миг меня поразило осознание того, что я стою рядом с мертвым, а другие его не видят...», «Они каждый день приходят ко мне. Если кто-то читает этот дневник...», «Каждому их появлению предшествует холод...», «Меня зовут Аканэ, хоть и никто...», «И с тех пор они не появлялись. Наверное, это как-то связано с храмом...», «Теперь они снова возникли...». Вдруг за моей спиной послышался всплеск воды — это Юли вынырнула. Я рефлекторно спрятал дневник себе под одежду. Нельзя дать ей узнать, что я читал его. Надо будет как-нибудь улучить момент, чтобы незаметно подложить его обратно ей в сумку. — Ух, тут на дне полно трупов. — звонким голосом прокричала блондинка и, судя по звукам, стала выходить на берег. В ответ я промычал, дабы не вызвать подозрений. Не удивительно, что дно практически уложено трупами. Во время войны такое много раз было. — Некоторые из них свежие, — продолжила она, — И там как будто какое-то подводное течение, только я до дна доплыть не смогла — меня всё время вверх отталкивало. Может, техника какая-то... А ещё там были трупы в одежде как у тех жмуриков, которые напали на нас несколько дней назад. Это она о прихвостнях Тобирамы? Как они оказались здесь быстрее нас? Как узнали, куда мы идём? Чёрт, неужели он действительно задумал какую-то ловушку? Надо быть в сто крат внимательней. Интересно, у Юли есть призывное животное, подходящий для разведки? Чтобы использовать его и выбирать безопасный маршрут. — Чего ты так напрягся? — спросила блондинка, выскочив у меня из-за спины уже одетой. Опять. Опять я слишком много волнуюсь. К черту, эти слабаки ничем не смогут меня удивить. Да и тем более, он совершенно никак не мог узнать, куда я направляюсь. В любом случае, если он мне встретиться, то я его убью, и тогда уже и Юли будет знать, на какие уловки он способен. А если и нет, то я успею её защитить. Вообще, маловероятно, что он знал, что я пройду по этой дороге. А если бы и знал, то спрятал труп тщательней, чтобы я его не нашёл, и тогда его ловушка действительно была бы неожиданной. Выходит, что трупы в реке — не более, чем простое совпадение. — Эй! — позвала меня девушка, помахав рукой перед моим лицом, — Ты ещё тут? — Да, — отмахнувшись, сказал я. — Собирайся и пошли. Добраться по воде до другого берега мы смогли только к вечеру. Здесь мы и сделали привал, но несмотря на то, что рядом был водоем, мы не пополняли запасы воды, так как тут она явно была испорченной. Зато отдых здесь получится отменным. Вода будет отдавать берегу теплоту, накопленную за день, поэтому ночью будет не слишком холодно. Но я всё равно не собирался слишком раскрываться, ибо утром всё равно похолодает. Всю дорогу до этого берега Юли пыталась завязать со мной разговор, но я постоянно выкручивался, чтобы уйти от него. Я совершенно не хотел разговаривать и постоянно думал, что ей лучше отвязаться. Её это, конечно, не останавливало, но я постоянно чувствовал, что в её словах что-то изменилось. Ужин прошел у нас в полной тишине. Надо сказать, готовит она отменно, но сам вид и названия блюд какие-то странные. Вот, к примеру, ни разу не слышал о блюде под названием "борщ", а его ещё и есть надо "ложкой". Тем не менее, он весьма приятен на вкус. Она знает ещё очень много подобных странных блюд. После ужина мы так же тихо легли спать, и никто из нас не издал почти ни звука. Лишь Юли вновь произнесла свою фразу. Тук, тук, тук, тук... Опять эти звуки. Которую ночь я из-за них просыпаюсь, и которую ночь она находит, об что стучать, чтобы истязать свои руки и ноги, наказывая и мучая своё тело. До сих пор я закрывал на это глаза, притворялся, что ничего не слышал, старался не поднимать эту тему, но с меня довольно. Я больше не могу смотреть, как она издевается сама над собой, а потом ходит, как ни в чём ни бывало. Её проблемы — не только её проблемы, её боль принадлежит не только ей. В конце концов, мы — команда, связанная обещанием быть вместе, а значит, любые трудности мы должны преодолевать совместными усилиями. Я открыл глаза и стал потихоньку подниматься, чтобы Юли меня не услышала. Не знаю, почему я так делал, но мне хотелось прервать её с помощью действий, а не звуков. Девушка в это время отбивала удары голыми руками и голенищами ног по дереву. Было сразу видно, что ей больно, но она старалась не обращать на это внимания. Мне было прекрасно всё видно в лунном свете: каждое её движение, трепетание её волос и то, что она лишь в майке и коротких шортах, и то, что её руки кровоточили, и то, что она корчилась от боли после каждого удара. Я тихо подошел к ней сзади и положил свои руки на её плечи. Она вздрогнула от неожиданности и остановилась, но не спешила поворачивать голову назад, чтобы посмотреть мне в глаза, как она это любит, словно боялась, словно её застукали за каким-то непристойным занятием, и теперь ей стыдно. — Что ты с собой делаешь? — тихо спросил я, хоть и прекрасно знал ответ. Я просто хотел послушать, что она ответит, но ответа не последовало. Я не знал, что говорить дальше, как и она не знала, что отвечать. Я прекрасно понимал, что у неё тяжело на сердце, но вместо того, чтобы плакать, искать защиты, открыть свои чувства, скажем, мне, она выбрала самый тяжелый путь — перенести всё самой, и делает себе только хуже. — Что ты с собой делаешь? — повторил я вопрос, так ничего не придумав, что можно было бы ещё сказать. — Ничего. — холодно и отстраненно ответила она. Ей не хотелось показывать свою слабость. Я слегка сжал её плечи — Это тебя не касается. Иди спать. — ответила она тем же тоном. Мне хотелось ей помочь, и она должна была это понимать, но вот этим своим ответом девушка меня взбесила. Однако же я знал, что если сделаю хоть что-нибудь, чтобы успокоиться, я сделаю ей только хуже, а этого мне бы хотелось меньше всего на свете. Я повернул её к себе, но она не поднимала на меня взгляд, потому что тогда бы я увидел её слабость. — Слушай, я не силен в подобных вещах, но вижу, как ты страдаешь. Ты думала, я не замечал этого раньше? Как все эти дни ты по ночам просыпалась, находила какой-нибудь камень или дерево и начинала бить. А потом, когда мы уходили, я замечал следы крови на том месте, где ты это делала, а ты перевязывала руки, надевала перчатки, чтобы скрыть ушибы и притворялась, что всё в порядке. Это по твоему нормально? Нормально, что ты хочешь перенести всю боль в одиночку? Мы же команда, мы должны раскрывать друг другу все свои чувства, посвящать в свои проблемы другого, а вместо этого ты закрылась в себе. Ты закрылась в себе, и именно поэтому ты перестала понимать то, что я хочу сказать до того, как говорю это. Я замечал, что ты совсем по другому стала себя вести. Ты искусно притворяешься и скрываешь свои чувства, но ты не можешь быть уверена, что полностью будешь вести себя как прежде, когда на душе у тебя творится чёрт знает, что. Какие-то мелкие детали всё равно будут проглядываться и по этим мелким деталям можно легко определить, тот же человек перед тобой или нет. То, кем ты стала сейчас — это не ты, не настоящая ты. Носишь фальшивую маску под названием "посмотри, это прежняя я, и не беспокойся ни о чём". Фальшивые чувства, фальшивые фразы, фальшивые выражения лица. Чем ты думаешь? Где та Юли, которая радовалась жизни, была искренней, наивной, доброй и по-настоящему активной? Почему бы тебе просто не рассказать обо всём, что накопилось внутри? Тебе же от этого станет гораздо легче. — в этот момент я чувствовал, что буду гореть в аду за свою излишнюю сентиментальность. Но раз уж решил помочь — иного пути нет. Говорят, что слова – серебро, а молчание — золото. Но в нашем случае молчание ничем не поможет, а потому надо говорить, много говорить обо всём, что думаешь и чувствуешь. — Тогда, — с надеждой в голосе произнесла она. — Тогда, раз мы команда, скажи сперва, что чувствуешь ты. И почему ты так сильно хочешь мне помочь? — Потому что... Я... — я запнулся, я знал, что надо всё ей высказать, но не знал, с чего начать, поэтому я решил сказать всё, как есть. — Знаешь, когда я встретил тебя впервые, ты показалась мне такой же, как и все наемники: холодной и бессердечной, — она вздрогнула, но я не обратил внимания и продолжил. — но даже тогда ты отличалась от остальных. А потом я понял, что ты совсем другая, совершенно непохожая на других наемников. Но я всё же не верил тебе, не подпускал к себе близко, а тебе было всё равно. Ты шла за мной, и поддерживала, даже когда весь мир обернулся против. Теперь я знаю, что я чувствую к тебе. Я хочу защищать тебя от всех бед, хочу делить с тобой все горести и радости, хочу каждый день видеть твою настоящую улыбку, потому что... потому что ты — мой друг, единственный, неповторимый и самый лучший. А ты? Что ты чувствуешь? — Я... Это не имеет значения. — резко ответила она, вырвалась и убежала куда-то в сторону озера. Я несколько мгновений стоял в ступоре от того, что совсем не ждал такого ответа. А затем я пустился за ней. Когда я её нашёл, девушка стояла на воде и смотрела на луну. Я подошел к ней сзади, а она как будто и не заметила меня. Зачем же она всё это делает? Разве не понятно, что для неё так только хуже? — Обними меня, — прошептала девушка, — Обними, прижми к себе и ни за что не отпускай. Я ничего не сказал в ответ, а лишь сделал так, как она говорила. Я сильно-сильно прижимал её к себе, как будто боялся, что её сейчас кто-то заберет, а она положила свои руки на мои. Мы стояли так некоторое время, я знал, что сейчас тот момент, когда слова не нужны, но и нужны в то же время. — Тебе просто надо выплес... — Знаю, прости. — перебила она меня. — От этого тебе ста... — Знаю, прости. Я всё расскажу. — вновь перебила она меня. Её голос ломался. Казалось, ещё чуть-чуть, и она расплачется. Я всегда знал, что ей есть, что сказать, и теперь она скажет. Наверное, ей просто нужно время, чтобы собраться духом и с мыслями. И так мы простояли ещё какое-то время, прежде чем она заговорила. — Ты хотел знать, что случилось тогда в гостинице... — скорее утверждала, чем спрашивала она, — Меня с детства преследовали кошмарные видения. Почти везде, куда бы я ни пошла, я видела людей с ужасными кровоточащими ранами. Я всегда боялась их. И в тот раз в гостинице они снова появились, спустя столько лет. Они... Мертвые. Призраки давно умерших людей. Хотя тот, кто был в гостинице сильно отличался от тех, которых я видела в детстве. Те, другие, не знали, что они уже умерли, а он как будто полностью осознавал это. Он попытался навредить мне тогда, а потом внезапно исчез. Вот, значит, как. Теперь всё понятно. У Юли та же проблема, что и у девочки из дневника. Видимо, Юли где-то его нашла и решила прочитать, так как у Аканэ были похожие проблемы, а ещё там мог быть ответ на вопрос "Как с этим справиться?". И, наверное, Аяко тоже видела призраков. Это всё объясняет. — А насчет чувств... — тут она сглотнула, выждала небольшую паузу и продолжила, — Я чувствую себя бесполезной. Ты уже дважды спас мне жизнь, и ещё ты всё-таки не стал меня прогонять. А что я сделала для тебя? Чем я смогла тебе отплатить? Я лишь обуза для тебя. Без меня ты бы уже давно разделался с теми Коноховцами, а так, тебе пришлось меня спасать и бежать оттуда. Я же ничего без тебя не могу. Если бы тебя не было, давно бы пришли они... Я просто ужасна. Я ведь попросилась к тебе, чтобы вернуть долг , а теперь должна тебе вдвое больше. И я вообще не представляю, чем я буду его тебе отплачивать. А даже если бы и знала, то я просто физически не смогу его тебе вернуть. Я слабая и бесполезная, и мне стыдно за это. А теперь тебе ещё и приходится слушать всё это. Выглядит, будто я жалуюсь. В конце она чуть ли не срывалась на плач. Мне хотелось возразить что-то, но это бы не помогло. А ещё я не понимал, что она имела в виду под долгом и тем, что я её спасал два раза. Но это всё вещи мелкие. Сейчас, наверное, надо просто убедить её, что она не права. — Это неправда. Ты не бесполезна. Кто, если не ты, будет готовить мне такую прекрасную еду? Кто, если не ты, будет скрашивать каждый мой день? Кто, если не ты, будет выполнять роль домохозяйки? Ты нужна мне. Я к тебе уже привык, а значит, я ни за что не упущу ту тебя, к которой привязался. А то, что ты слаба — тоже неправда. Ты быстрее меня в ближнем бою, а техника отточена до невероятного мастерства, и ты прекрасно понимаешь как в бою, так и в обычной жизни. Это Тобирама слишком силен и хитер. И никакие это не жалобы, ведь я сам тебя попросил всё рассказать. А своё спасение ты не должна расценивать как что-то, за что надо отплачивать долг. Мы — команда, поэтому мы должны помогать друг друг безвозмездно. — Ну, тогда что насчёт первого раза? Ты же сказал мне тогда, чтоб я потом вернула долг... — я не знал, что ответить, ведь не понимал, о чём она говорит. Может, она перепутала меня с кем-то? Но ведь надо что-то сказать, а если я не скажу, то она подумает, что я с ней согласен, но я не знаю, что говорить. — Вот потом и отдашь. — Ты же говоришь, что мы должны безвозмездно помогать друг другу. — Тогда давай договоримся, что любой твой поступок, который ты сочтешь за уплату, я тоже сочту. Хорошо? — кое-как выкрутился я. Девушка промолчала, наверное, обдумывала всё, а затем молча кивнула. Она получше прижалась ко мне. — Я глупая? — Да... — ответил я. Она слегка хихикнула в ответ. — И ты такую хочешь защищать? — Да... — она снова хихикнула, а потом притихла. — Я... Я... Давай ещё так постоим. — предложила она. Мне это нравится. Хорошее предложение. Спать мы легли поздно. Юли практически мгновенно уснула, а я ещё долго не мог сомкнуть глаз. На следующий день мы, как обычно, отправились по запланированному маршруту. Как ни странно, но с утра был негустой туман, который никак не хотел рассеиваться. Тем не менее нам было видно достаточно, чтобы продолжать идти. Вокруг было множество больших и маленьких глыб и камней разной формы: слева невысокий, но большой широкий камень с плоской верхушкой, справа, наоборот — вытянутый узкий, овальной формы. Их было так много, что это место можно было бы назвать каменным лесом, но я бы их назвал миниатюрный архипелаг. Вдруг Юли резко остановилась, а за ней и я. — В чём дело? — Знаешь, за долгие годы я научилась обнаруживать, когда мертвые появляются рядом. Чувствуешь? Стало холодно. — и вправду. Стало неестественно холодно. Но я не думал, что стоит придавать этому большое значение. — Пошли, — сказала Юли и отправилась куда-то не в ту сторону, в которую мы шли. Она пошла к огромному скоплению камней самого разного размера. Как будто прячась от кого-то, она стала осторожно выглядывать из-за одного из камней. Я поступил так же и увидел пустую площадку(как обычно из каменистой сухой земли) с каким-то колодцем посередине. — Там никого нет. — сообщил я ей. Но она меня как будто не слушала. — За те годы, что я их видела, мне всегда было страшно. Они постоянно пугали меня своими просьбами и разговорами. Я всегда думала, что легче умереть, чем терпеть всё это. Но знаешь, — продолжала она, не обращая внимания на мои слова. — самоубийство для слабаков. С этими словами она взяла меня за руку и случилось что-то невероятное: я ощутил, будто бы кровь ударила мне в голову, и у меня открылось второе зрение, третий глаз. Взглянув снова на пустырь, я понял, как ошибался и как права была Юли: там стояло примерно 20 бледнолицых человек в черных одеждах с кровоточащими ранами в районах жизненно-важных органов. Теперь я отчетливо видел этих людей, а они сами стояли, как лишенное разума стадо, покачивающиеся из стороны в сторону. Их лица были одинаково бесчувственны и безэмоциональны. Мне было противно на них смотреть, но в то же время я не мог пропустить такое. Я пристально вглядывался в каждого, как вдруг один из них повернулся и посмотрел прямо на нас.