Дорога

- Даня... - тихий голос Салазкина заставил Кинтеля вздрогнуть. - Даня, знаешь... Там, в яме... ...в яму его бросили второй раз, избив после попытки к бегству. Почти без сознания, не в силах пошевелиться, он лежал, неудобно подвернув правую ногу. Тупо билась боль, хотелось закрыть глаза... Темнота наваливалась на него со всех сторон, не давала вздохнуть. А что, если сильно-сильно зажмуриться, подумалось Салазкину?.. Ну, как в детстве... Вдруг окажется, что это всего лишь страшный сон?.. Он так и сделал - плотно сжал веки, а потом резко распахнул. Нет, яма не пропала. Зато Салазин почувствовал, что ноги свободны, да и боль исчезла. А в одной из земляных стен виднелось широкое отверстие, за которым начиналось нечто вроде коридора... Надежда разгорелась в нем с новой силой, и Салазкин, отбросив все сомнения, смело шагнул в проход. "Куда, интересно, выходит туннель?" - подумалось ему. К речке? Или куда-нибудь горы?.. Оказалось - ни то, ни другое. Вынырнув из земляной дыры, он замер в изумлении. Вокруг был песок. Странного такого, почти красного цвета. Песок, песок, песок... Во все стороны, до самого горизонта. И жгучее белое солнце над головой. А под ногами - Дорога, мощенная серыми плитами. Салазкин глубоко вдохнул прокаленный воздух и пошел вперед. Ну в самом деле, не в яму же возвращаться... Он шагал и шагал, и видел впереди то островерхие черепичные крыши неведомых городов, то огромные циферблаты, которые парили в небе... Стрелки на них двигались невпопад, то еле ползли, то крутились, как сумасшедшие. Порой Салазкин видел у обочины проржавевшие остатки каких-то механизмов, разбитые статуи... А потом перед ним возникла Башня - шершавые древние камни, узкие окошки-бойницы. Возле нее застыли два всадника на тонконогих гнедых конях, и солнце слепяще яркими вспышками играло на их кольчугах, шлемах и наконечниках копий. - Аакса танка, хоокко! - услышал Салазкин и тут же, не задумываясь, ответил: - Итиа... Каким-то странным образом он понял, что на неведомом древнем языке ему пожелали удачи, а он в ответ - прохлады. Всадники переглянулись, сняв шлемы, и спешились. Теперь было видно, что оба очень юны, но на этом сходство заканчивалось. Старшему было лет шестнадцать-семнадцать, его длинные волосы цвета воронова крыла водопадом спадали на плечи, серые глаза смотрели внимательно и чуть настороженно. Свободной рукой он приобнял за плечи младшего Стража, совсем еще мальчишку, нескладного и тощего, с взъерошенной, добела выгоревшей на солнце шевелюрой. На тонкой шее его висела на ремешке сигнальная труба. Мальчишка чуть лукаво глянул на Салазкина и улыбнулся, тепло так и дружелюбно... - Я князь Юр-Танка, а это мой трубач Юкки, - произнес черноволосый. - Скажи нам, куда ты идешь, путник? - Я... - Салазкин замолчал, подбирая слова. - Я хочу вернуться домой... Хочу... Кинтеля увидеть, родителей... Или... если нельзя...то хоть чтоб сдохнуть сразу, чтобы Саид и остальные гады не мучили... Мальчишки переглянулись. - На Дороге не умирают... - тихо сказал юный князь, покусывая травинку. - Юкки, его надо провести через барьер. Тот согласно кивнул. - Я проведу. Только... Нельзя ведь ему обратно в яму... - Нельзя... - как эхо откликнулся старший. Нахмурился, потер лоб... - Вот что. Возьми. Порылся в мешочке, висевшем у него на поясе, подошел к Салазкину и вложил ему что-то в ладонь. Маленькое, потемневшее от времени колесико с зазубренными краями, похожее на шестеренку от старинных часов. - Идем, тут недалеко. Оказалось, что и правда надо пройти совсем немного. Они обогнули Башню, и изумленный Салазкин увидел, что вместо пустыни перед ними растянулась бескрайняя степь... Полынь, ковыль, чабрец, кое-где - розоватые метелки иван-чая. Больше всего ему сейчас хотелось упасть в эту траву и лежать, разглядывая неведомые созвездия, что уже сейчас всё ярче проступали в закатном небе. Но - нельзя... Вот и Юкки, словно прочитав мысли Салазкина, глянул вверх и встревоженно выдохнул: - Надо спешить. В траве показались ржавые, неведомо кем проложенные в этой глуши рельсы. Стражи остановились. - Тебе вперед, Санки, - сказал Юр-Танка. - Иди, не оглядывайся... Там овраг, рельсы ведут через него. Да уберегут тебя Хранители. И Салазкин пошел. Дойдя до середины, где рельсы обрывались в пустоту, крепко зажмурился и шагнул... Салазкин со стоном открыл глаза. Яркое солнце, почти как там, у Башни... Горы вокруг... Тревожные голоса... Больно пошевелиться... - Держись, братишка... - услышал он как сквозь туман. - Держись, не умирай... Раз-два, взяли! Сильные руки осторожно приподняли его. Салазкин хотел сказать, что все хорошо, что сейчас он встанет, не надо носилок, но боль вцепилась в него с новой силой, став совсем невыносимой, и он потерял сознание.