Храни меня, мой талисман...

Дорогие друзья! Огромное спасибо всем кто правил эту главу, особенно тому (тем) незарегистрированному пользователю, который не только отыскал потерянные запятые, но и объяснил, почему я их потеряла. В очередной раз понимаю всю свою безнадежность, но обещаю продолжать работать над собой. Спасибо!!!       - Джон, подойди ко мне и встань за спину, мы уходим. - Слова падают тягучими тяжелыми каплями в старинную клепсидру несбыточных надежд и, быть может, когда их набежит на полноценную фразу, она станет тем самым спусковым крючком, благодаря которому эта незамысловатая рокировка пройдет так как надо, как просчитал-разметил Шерлок?       И все обошлось бы, несомненно случилось, если бы Джон не был Джоном. Но тогда был бы его талисман его талисманом? Видя как трепещут от накатывающего негодования по-девичьи длинные, густые пшеничные ресницы, как беспросветная темнота зрачков сужается до ответного точечного удара, еще не слыша оброненных Джоном слов, он уже понимал, что было глупо надеяться на то, что доктор Ватсон согласится прятаться за чью-то спину. Даже если это спина детектива. Тем более если это его спина. Даже если предположить, что талисман мечтает о том чтобы быть рядом, быть вместе, дышать одним воздухом, гореть одной целью, снова и снова позволять этому допущению охватить-опутать все нейроны головного мозга, даже если все это - призрачный мираж Чертогов, его эфемерное построение, наполненное несуществующими событиями, все равно - когда же Шерлок успел поглупеть настолько? Позволил чувствам взять верх? И был ли шанс все сделать по другому?       Меж тем тот, чьим именем можно было пугать нерадивых детишек и их не менее неосторожных родителей, если бы они только знали заранее чего им стоит бояться, дал о себе знать самым незамысловатым образом: зевнув и лениво прикрыв рот рукой, словно делая одолжение самому себе и вбитым в подкорку хорошим манерам, мистер Магнуссен вынес вердикт, в полной уверенности что обжалованию тот изначально не подлежит: - Мистер Холмс, Джон никуда не пойдет.       Чудовище, истинное имя которому детектив не смог бы подобрать, даже если бы изучил все языки мира, потому что нет такого слова, в котором сочеталось бы все столь же мерзкое и ненавистное для Шерлока, насмешливо скалилось полностью уверенное в своем не то что превосходстве, но окончательной и безоговорочной победе, в своей безнаказанной возможности как следует поглумиться, перед тем как навсегда вычеркнуть из списка возможных препятствий некоего незаметного (и, как показало время, действительно незаменимого) чиновника, посмевшего в свое время попытаться давить на него. На единственного отпрыска старинной фамилии, родившегося без какого-либо Дара, если не считать за последний феноменальную память. О, как же ненавидел маленький Чарльз в детстве всех этих зажравшихся снобов, напропалую хваставших какими-то идиотскими умениями и шутовскими возможностями и считавшими, что за это им простится все. Магнуссен не забывал и не прощал. И Майкрофт сам виноват в том, что отказался быть его союзником, презрительной кривой усмешкой подписав приговор себе и всей своей семье. А талисман... Просто дополнительная возможность еще раз щелкнуть по носу Мистера Британское Правительство.       Потому что вот он - настоящий ключ к окончательному и бесповоротному признанию того, что никакой Дар не поможет, если за дело берется человек с интеллектом. Мальчишка стоящий и смотрящий в упор, в нелепом шутовском пальто с дурацким бутафорским пистолетом, словно может взглядом отправить на небеса. Единственная слабость всесильного Майкрофта Холмса. Тот, кто сам того не зная, марионеткой прошел выбранный Чарльзом путь. - Что же касается Вас... Думаю Вашему старшему брату, а, возможно, не только ему, будет интересно узнать чем и как занимается на досуге младший отпрыск столь уважаемой и влиятельной семьи, - и без перехода, - О, Себастьян, не надо, я думаю Джон справится с нашей маленькой проблемой самостоятельно. Правда, Джон?       Тот, кого Чарльз назвал Себастьяном, и до этой секунды лишь едва заметно обозначившим начало движения немного напрягшимися мускулами ног и спины, чуть заметным поворотом корпуса, едва различимым наклоном головы, закаменел окончательно. Шерлок своим до боли обострившимся Даром понял - он и не собирался выполнять свой долг, и все его демонстрируемые сэру Чарльзу стремления - не более чем ложь.       Тревога Басти - вовсе не за номинального хозяина, нет, а за господина своего сердца, за его сумасшедшие планы и проекты, и еще за того кто станет из-за них на линию огня, но никак не за Магнуссена. И детектив, практически никогда не испытывавший благодарности к окружающим его живым существам, за редким исключением только подтверждавшим это правило, сейчас был безумно благодарен этому странному созданию из прошлого Джона, презревшему все устои и правила, одним фактом нахождения в этом помещении бросавшему вызов всему сытому, ленивому обществу, решившему строить свою жизнь так, как считал нужным только он сам. Но разве друг Джона, его настоящий друг мог быть каким-нибудь другим, скучным и никчемным? Нет. Выходит эта мизансцена - не битва троих, сэр Чарльз уже не в счет, и даже Шерлок, сам Шерлок, как бы данный факт не раздражал детектива, со всеми своими интеллектуальными вывертами не имеет никакого значения. Это личный Рагнарёк Джона. Его сражение между долгом и честью, моральными принципами и обязанностями, своими собственными желаниями и стремлениями сердца. И все что оставалось Холмсу - надеяться что те полновесные авансы, выданные ему талисманом, не были выплачены фальшивыми векселями, и то, что он сам, абсолютно не интересовавшийся эмоциями других людей ранее (и, что уж там, своими собственными, по причине их почти полного искоренения), в кои-то веки понял Джона, а главное себя, правильно.       Ватсон недовольно дернул плечом, словно отгонял докучливую муху и одним плавным движением не шагнул, нет, перетек как капля воды, маленькая и упругая, оставляя за спиной сидящего Чарльза. Шерлок в который раз за последнюю неделю поразился сам себе. Раньше такое сравнение даже не пришло бы детективу в голову, да и стал бы он сравнивать человека с химическим веществом, возведенным природой в абсолют? Но Джон, его Джон, был достоин самых смелых, самых ярких сравнений. Ведь кажется - что может быть проще, постояннее, скучнее, устойчивее воды? Водород и кислород. Начало галактик и смысл жизни на Земле. Вечное и неизменное Н2О. Но... Но. Но! Это взгляд дилетанта, знакомого с самыми основами химии, а Шерлок вовсе не таков. Пусть ему плевать на то, вращается ли Солнце вокруг Земли или Земля вокруг Солнца, разве это важно? Совсем другое дело - наука о веществах, их составе и строении, их свойствах, зависящих от состава и строения, их превращениях, ведущих к изменению состава - химических реакциях, а также о законах и закономерностях, которым эти превращения подчиняются.* И Джон - врач, Джон - военный, Джон - талисман, эти три разных ипостаси (и только ли три? Холмс уверен что их больше, намного больше и жаждет найти, классифицировать и изучить каждую) тождественны оксиду водорода, гидроксильной кислоте, монооксиду дигидрогена* - названия разные, но единая суть. То же, что подразделение воды на мягкую и жесткую, легкую и тяжелую, пресную и морскую, дистиллированную и сточную, мертвую и живую, да даже святую - примеси и добавки, данные жизненным опытом и окружающей средой, казалось бы безнадежно изменившие свойства, но никак не поменявшие исходник, поэтому тот кто выделит какую-либо одну, поставив только на нее - заведомо проиграл.       - Шерлок, отдай мне пожалуйста пистолет. Я не позволю тебе мараться. - Ватсон был настолько завораживающе прекрасен в этой своей бесхитростной прямоте, что, кажется, браунинг сам, рукояткой вперед, устремился в ладони к своему владельцу. И тот, едва заметно, одними уголками губ ободряюще улыбнувшись Холмсу, резко развернулся и, вскинув руку, вновь направил оружие в лоб сэра Чарльза. - Мистер Ватсон! - кажется что Магнуссен в самом деле немного удивился, но в то же время абсолютная уверенность в незыблемости своей власти сыграла с ним дурную шутку, даже сейчас не позволяя предположить что кто-то столь ничтожный, как обыкновенный талисман, может пойти против, - Вы же не способны навредить мне, так что будьте хорошим мальчиком и отдайте оружие мистеру Морану. Обещаю, этот маленький инцидент никак не отразится на моем отношении к Вам и на Вашей будущей судьбе.       Шерлок, из-за спины Джона не видел лица сидящего Чарльза, но в голове отчего-то сама собой всплыла картинка: Ватсон чуть наклонившийся к Магнуссену, чтобы тому было удобнее, с заведенными за спину руками, и сэр Чарльз щелкающий талисмана по лицу, словно наказывающий непутевого породистого щенка, сделавшего лужу на дорогой ковер. Щелчок. Может так же он воспитывал сестру Джона, запрещая ей закрывать глаза и раз за разом попадая холеными ногтями по кончику носа? Какие звуки издавала терпящая унижение Гарри, готовая на все, лишь бы отстоять свой мизерный шанс снова быть с суженой? Щелчок. Может так же он забавлялся со своим племянником, Джимом Мориарти, перед тем как окончательно убил интерес ко всему живому, отняв Дар и подарив миру гениального, скучающего сумасшедшего, живущего одной единственной целью - отомстить? Талисманам - за то что у них есть, Чарльзу, за то, чего у Джеймса больше нет? Это так забавно, мистер Холмс       - Дерьмо остается дерьмом, как его не назови. Но я уверен, мистер Магнуссен, что наказывать меня за неподобающие поведение будете уже не Вы. - Ватсон улыбнулся главе Комиссии, так, словно именно его последние слова помогли Джону собраться с духом и наконец-то разрешить все внутренние противоречия, и палец талисмана начал плавное движение в тандеме с курком.       Чарльз неверяще замер - видимо его интуиция была не настолько плоха, чтобы подвести на таком близком расстоянии, и самодовольная ухмылка запеклась на губах предвестником скорой крови. Но ответом на его секундный страх был лишь сухой щелчок. А после на пол полетела абсолютно пустая обойма.       Шерлок не мог поверить своим глазам: он лично, с особой тщательностью, готовил оружие с утра, и даже риск осечки был признан минимальным, и в тот краткий миг пока Джон смотрел ему в глаза, Ватсон физически не мог успеть подменить обойму, да и откуда ей взяться у талисмана здесь? И тем не менее пули растворились, исчезли, словно их и не было никогда. Так может быть Джон - вовсе не...       Предательница мысль, секундное сомнение в самом нужном на Земле существе, не успела оформиться окончательно, когда действие пьесы под названием "Спасение талисмана", стремительно проскочив все возможные акты и сцены, локомотивом, сходящим с рельс с составом полным мазута, влетела в эпилог.       Чарльз, почти вернувший на лицо маску снисходительного превосходства, захрипел, пуская пену изо рта и оседая в кресле, и все это стало доступным взгляду Шерлока благодаря упавшему ему под ноги Ватсону. Холмс и время синхронно застыли, пораженные внезапными переменами и, Шерлок понял, что разучился дышать, когда мысль о том, что своим приходом он действительно освободил Джона, подобно прорвавшей дамбу воде, хлынула в Чертоги. Ведь погибшим безразличны узы долга? Но ведь он хотел совсем не этого. И если б мог предугадать такой финал, не то что не пришел бы в Эплдор, но даже из дома бы не вышел больше никогда, только бы Ватсон был жив.       Но зарождающаяся боль предпочла погибнуть в зародыше, уступив свое место безумной надежде, когда Себ, рухнувший на колени перед Ватсоном, рванув галстучную удавку и разбив мертвую тишину в голове Шерлока сухой очередью из отскочивших от разрываемой рубашки пуговиц, рявкнул: - Чего застыл? Скорую вызывай! Скажи что у нас кома талисмана вызванная перерасходом сил и... - тут он мельком глянул на Магнуссена, - кажется инсульт. Пусть поторопятся. - и тут же обхватив большими, сильными ладонями, с едва заметными мозолями на указательных пальцах (талисман-снайпер? Стреляет с двух рук? А Холмс-то решил, что лимит на удивление сегодня исчерпан на десятилетие вперед) с неожиданной для такой грубой силы нежностью обхватил лицо Джона и, осторожно коснувшись губами узких губ, шепнул прямо в них, - Дыши, Джонни-бой, дыши... Шерлок, диктовавший адрес диспетчеру парамедиков и не сводивший глаз с талисманов сморгнул. На миг ему показалось что с этими словами Ватсону передалось что-то еще кроме "почти поцелуя" и чужого дыхания. Что-то, чему не было названия, но что не дало ему самому разбиться у Бартса. Быть может - новая жизнь? *** Мебель из натуральных материалов, мягкая, удобная кровать, приятное телу постельное белье, стены выкрашенные в сочные, спокойные, не раздражающие взгляд оттенки зеленого, пижама схожего оттенка. Déjà vu. Разве что руки не привязаны к бортику, да доктор Гейс настолько переполнен негодованием пополам с какой-то смутной печалью и обиженным разочарованием, что его собственные барьеры не выдерживают и эмоции профессора, выплескиваясь через край, душным облаком расползаясь по клинике, просачиваются сквозь двери, смешиваясь с почти вакуумной пустотой мыслей охранников около его палаты и выталкивают Джона на поверхность из уютного, теплого, но такого неправильного кокона забвения. Почувствовав этих двоих, посторонних в данном месте людей, становится очень легко объяснить самому себе, отчего его не зафиксировали, как в прошлые два раза, и невольно хочется взять профессора и всю клинику под опеку, даже если это смахивает на ребячество и будет сделано только лишь назло сидящему рядом с его постелью, в кресле для посетителей, Майкрофту, не далее как полчаса назад одним своим видом ответившего заведующему на его не высказанный вопрос категоричным "нет".       Конечно Гейс злился больше на себя - ему ничего не обещали, просто настоятельно рекомендовали в прошлое пребывание Ватсона здесь, доложить о нем не рядовым членам Комиссии, а самому председателю лично, призрачно намекнув о возможном поощрении, и что там себе надумал заведующий, что намечтал - его личные проблемы. Но разве от этого легче? Сам Холмс-старший был привычно собран и настроен на долгую беседу. Как только Джон осознал это, сразу стало понятно откуда взялось негодование в мыслях действительно хорошего врача, профессора Гейса. Ватсон, по мнению заведующего, был еще слишком слаб для каких-либо бесед, но разве "Британское Правительство" когда-нибудь останавливали подобные пустяки? Если уж Магнуссену это оказалось не по зубам, то ждать чудес от простого обывателя, которым, несомненно, несмотря на все свои таланты является профессор, не приходилось.       На миг Джону захотелось, чтобы все это исчезло: кровать, легкий цветочный аромат кондиционера для белья, терпкая нотка одеколона Майкрофта и его собственный, удушливый запах усталости и безнадежности. Как было бы хорошо растаять самому и, просочившись невесомой цепочкой ковалентных связей между сеточкой вентиляции по трубам, по трубам, все выше и выше, вырваться наконец на свободу и раствориться в окружающем пространстве, навсегда оставив все свои глупые мечты и надежды, как нечто несущественное и уже не имеющее над ним никакой власти. Нельзя.       Сделать это - значит признать, что Магнуссен победил. Признать что он, Джон Хэмиш Ватсон слабак, проигравший самому себе. Значит предать всех тех, кто, может, и не верил в него и не надеялся на чудо, но подспудно ждал его всю жизнь. Забыть о Шерлоке и Лиззи, о Гарри и Майкрофте, о Тобиасе и Марте. Не-до-пус-ти-мо. Поэтому все, что мог позволить себе Джон - минутную слабость, когда, словно отрицая самого себя, он упрямо продолжал притворяться спящим, не желая открывать глаза и смотреть на Холмса-старшего. Ну и, может быть, когда сознательно потянулся своим едва окрепшим после последнего потрясения Даром и мягко укутал в нем всех обитателей клиники: от тех кто собирался на выписку до тех кто лежал сейчас в боксах реанимационной палаты.       - Я всегда считал, что неравнодушие - это не преимущество, - произнес Майкрофт не отрывая взгляда от документов, которые держал в руках, - но Вы, Джон, умудряетесь все перевернуть с ног на голову. Хотя я все равно убежден, что последний Ваш поступок был абсолютно излишним. Джон вздохнул. Провести Холмса-старшего - задача, не имеющая решения, но ведь попытки тоже идут в зачет? - Я думал это то, чего Вы хотели, разве нет?       Майкрофт наконец поднял глаза, и Ватсону стало действительно неловко от его взгляда. Так смотрят на непослушного, беспокойного, но по-прежнему любимого ребенка, стараясь по возможности просчитать наперед последствия от его поступков и максимально предотвратить любые неприятности, вызванные ими. Так старший брат, талисман был просто в этом уверен, иногда смотрел на Шерлока. И от того что он, Джон Хэмиш Ватсон тоже удостоился такого взгляда, в области сердца потеплело и металлическая пружина, которая подспудно закручивалась, сворачивая и утрамбовывая все желания и чувства последние несколько лет, рассыпалась мягкими хлопьями, наконец позволяя вздохнуть полной грудью и вдруг на миг ощутить себя, вопреки всему произошедшему, непозволительно живым и абсолютно свободным. Даже несмотря на двух охранников у дверей и так и оставшийся на запястье белый браслет. - Джон, Вы меня прекрасно поняли. Но, будем считать, что тем самым Вы выплатили мой несуществующий долг мистеру Гейсу. Впрочем, насколько я понимаю, это никак не зависит от Ваших собственных желаний, ведь так?       Ватсон очень хотел чтобы звук, непроизвольно вырвавшийся у него, был хотя бы более-менее похож на согласие с утверждением подопечного. И разве вина талисмана что его Дар выбрал гения, читающего его душу так же легко, как он сам находит неприятности на свою собственную голову? Джон уже приготовился к очередной отповеди, но Мистер Британское Правительство лишь слегка поджал губы и сделал вид что ничего не понял. Воистину - удивительный день!       Они немного помолчали и это молчание не было ни неловким, ни обременительным. Ватсон и не подозревал что с Майкрофтом будет так уютно просто молчать о своем. Наверное все дело в том что он тоже Холмс? И если бы Шерлок был рядом - Джон был бы готов молчать целую вечность, если это то, что надо для этих двоих, но главное - для одного. Вокруг которого вращаются все остальные, не подозревая об этом и полностью счастливые в своем неведении. Солнечная система в миниатюре в одном конкретном месте. Хотя их непревзойденное светило, презрев все законы физики и астрономии, на этот раз решило все сделать наоборот. Обернуть их в кокон своей неумелой заботы. Но это же Шерлок! Что с него взять? Ему все можно. Нарушать. Ниспровергать. Развенчивать. Быть не таким как все и в то же время олицетворять собой все человечество. Все что угодно - только лишь бы не погас.       Как всегда следом о воспоминании о несносном гении пришло и, пока что, легкое беспокойство за него. Джон попытался мысленно дотянуться до детектива. Кажется он был дома, непривычно сытый и мирно спящий. И хотя второй и третий пункты были вполне приемлемы и не могли не радовать, но если вспомнить чем в прошлый раз обернулось талисманово спокойствие - сразу захотелось найти и удостовериться, что все действительно в порядке. - Я отправил Шерлока отсыпаться. - Холмс-старший неодобрительно нахмурился, одним движением бровей душа зарождающееся беспокойство Ватсона. - И он послушался? - Джон на самом деле был удивлен. Не то чтобы он не чувствовал связь между братьями, их непоказную опеку по отношению друг к другу, но вот то что детектив вот так вот, запросто, оставил своего талисмана тут, одного... Ведь он все еще его талисман? - Ему пришлось, - Майкрофт самодовольно усмехнулся, снова став тем самым "скромным служащим Королевы", к которому привыкли окружающие, и маска которого была ничуть не хуже маски холодного высокомерия Шерлока. - И что послужило аргументом? - Один общеизвестный факт, что самочувствие талисмана целиком и полностью зависит от самочувствия выбранного им подопечного. И коль скоро этим подопечным стал он, ему следовало принять достаточно простое решение: свести Вас в могилу окончательно или помочь отойти от нее как можно дальше, используя доступные ему средства. Мой брат может быть очень упрямым, несговорчивым и неприятным типом, но Вы, Джон, и Ваше благополучие - не тот козырь, которым он готов пожертвовать. А уж с учетом того спектакля, который Вы вместе с мистером Мораном устроили... - Майкрофт многозначительно замолчал, позволяя Ватсону собраться с мыслями и просто прийти в себя. И выводы к которым пришел Джон, даже с учетом того, что все это, в конечном итоге, сделал он сам, не были ни утешительными, ни ободряющими. С огромным трудом проглотив появившийся из ниоткуда и ставший аккурат поперек горла комок, он все же смог выдавить из себя ту, самую правдоподобну версию, единственно возможную, при нынешнем положении вещей. - Значит мистер Магнуссен... - Жив. И, как это ни странно - практически здоров. За исключением того, что перенесенный им микроинсульт начисто лишил достопочтенного главу Комиссии памяти. Так что все секреты, известные сэру Чарльзу, так и останутся секретами. Не могу сказать, что меня это сильно огорчает - все равно делиться знаниями он не собирался, впрочем, я не сильно рассчитывал на это, как и, зная Вас, на его смерть. Из Вас бы получился прекрасный нейрохирург, но, боюсь, Шерлок будет против Вашей переквалификации. Да и я, если честно, тоже. - Но ведь я... - Вы сделали именно то, что хотели сделать. Конечно, мистер Мориарти наверняка жаждал крови, и побольше. О Господи, Джон, у Вас такое лицо... Теперь я еще лучше понимаю Шерлока... Конечно же я знал про Джеймса Мориарти и про Себастьяна Морана. Неужели Вы думали, я бы позволил своему талисману, а главное, талисману моего брата, подвергать себя опасности, общаясь с подозрительными личностями? Да, я с самого начала предполагал, что Вы - наш талисман, это же очевидно. Ни один из нас не может влиять на Вас своим даром. Не думаю, что мистер Мориарти отдавал себе отчет в Вашей ценности для нас. Иначе, боюсь, игра пошла бы совсем по-другому. И мне пришлось бы раньше времени пресечь бурную деятельность милого Джима. Но так как интересы племянника сэра Чарльза и мои собственные лежали в этот раз в одной плоскости, я решил не заострять внимания на ваших встречах и простить эту маленькую историю с контрабандой китайских древностей, в раскрытии которой Вы поучаствовали. Тем более благодаря ему удалось выйти на крупный канал переправки талисманов, что, как Вы понимаете, намного ценнее ювелирных безделушек, сколько бы лет им ни было. И потом я взял с полковника Морана обещание присмотреть за Джеймсом. Мне показалось, что его слову можно доверять. - То есть ничего не изменилось... - Ватсон уставился на свои руки, словно жившие собственной жизнью и беспокойно мявшие дорогое постельное белье. Джеймс, Себ, Аманда - как были так и остануться под колпаком. Радость от чувства собственной свободы, омывшая сердце каких-то полчаса назад исчезла без следа. Самообман. Какой же он дурак. - Боюсь, что буду вынужден огорчить. Для Вас, Джон, ничего. После того как Вы самым убедительным образом продемонстрировали свои возможности и предпочтения, глупо рассчитывать, что кто-то позволит Вам поменять цвет браслета и тем более снять его. Со свой стороны, как назначенный Её Величеством глава Комиссии, смею уверить, что никто, кроме Шерлока претендовать на Вас не будет. Я очень рассчитываю на Ваше благоразумие, Джон, хотя мне почему-то кажется, жизнь с моим братом и благоразумие - это в разных сторонах Вселенной. Но все же постарайтесь почаще вспоминать про себя, чтобы это не приходилось делать мне, потому что Вы и мой талисман тоже. А я привык беречь то, что считаю своим. Лицо у Джона после этой тирады непроизвольно вытянулось, когда он представил, как именно Майкрофт Холмс будет заботиться о его благополучии и к чему его вмешательства в результате могут привести. Не надо было быть прорицателем или семи пядей во лбу, чтобы понять, на что намекал и о чем не договаривал Майкрофт. И ведь не откажешь, не пошлешь куда подальше. Черт побери! Наверное, во взгляде Ватсона промелькнуло что-то такое, что заставило Холмса-старшего продолжить, казалось бы, законченный разговор. - Немного подбодрю Вас, а то, кажется, Джон, Вы совсем сникли, и если профессор Гейс застанет Вас в таком состоянии, то забудет о всех возможных последствиях и запретит посещения. Я сейчас немного пофантазирую. - Майкрофт ободряюще улыбнулся, и талисману стало окончательно не по себе, - Заранее прошу прощения, если это выйдет немного неуклюже, у меня небольшой опыт в прогнозировании отдаленного будущего, но Ваше душевное спокойствие стоит того. Конечно, как Вы понимаете, в скором времени будет озвучена официальная версия произошедшего с мистером Магнуссеном, в которой будет говориться о том, что Вы, рискуя собственной жизнью, пытались спасти предыдущего главу Комиссии и Вам это удалось. То, что он не может теперь исполнять свои обязанности, думаю, у многих вызовет чувство благодарности к Вам. А чтобы предотвратить возможные спекуляции, направленные конкретно на Вас, вместе с официальной версией будет запущена неофициальная, где на уровне слухов и домыслов будет фигурировать история Вашей трепетной привязанности к моему брату, позволившей Вам, несмотря на внутренние запреты талисманов, сделать все, чтобы уберечь его и только его. Как бы это не было глупо, но иррациональное чувство обиды захлестнуло Джона с головой. Не за себя. Ладно он. Он привык быть разменной монетой, "вещью без спроса", но Шерлок! Майкрофт так спокойно рискнул собственным братом? - Джон. - голос Майкрофта потеплел на несколько тысячных долей градуса, может быть недостаточно для того, чтобы это стало заметно окружающим, но вполне ощутимо, чтобы руки Ватсона наконец прекратили жить своей собственной жизнью и судорожно сжатые кулаки наконец-то расслабились, позволяя ладоням спокойно лечь вдоль тела, - я бы никогда не позволил своему талисману рисковать собственной жизнью напрасно. И, будьте уверены, у меня есть способы удержать моего младшего брата от необдуманных поступков. Но иногда приходится чем-то рисковать. Кем-то. Чтобы восстановить нормальный порядок вещей. Хотя бы, для начала, в отдельно взятой стране. Его участие во всем этом спектакле было крайне необходимо. И я счастлив, что из всех возможных партнеров, он, не ошибившись, выбрал Вас. Но если Вы думаете, что наблюдать со стороны и не иметь возможности вмешаться раньше времени, постоянно размышлять о том, что все происходящее - из-за твоего бездействия, и снова и снова, пытаясь не использовать по-настоящему важных тебе людей понимать что это - единственно возможный вариант, легко... - Ватсон поспешно затряс головой, удивляясь самому себе, своим резким перепадам настроения, а еще больше - Майкрофту, его откровенности и усталости, которой он позволил просочиться в морщинки в уголках глаз. - Для простых обывателей главное - создать прецедент. Запустить механизм. Я уверен: в свете событий последних дней, при их правильной подаче в средствах массовой информации, любой простой англичанин начнет задумываться, что предпочтительнее: выиграть в лотере и получить подневольное, абсолютно равнодушное к нему существо, или попытаться завоевать чужое сердце, зная, что выигрыш, в результате, увеличится в сто крат? - Вы думаете...? - Я уверен, что не сейчас, и не через год, но лет через пять лотерею отменят как изживший себя атавизм. А еще через какое-то время, не думаю, что год или два, гораздо дольше, но ведь талисманы терпеливые существа, для начала, положим, всем вновь обнаруженным талисманам начнут присваивать статус гражданина, свободного в выборе основного подопечного, но, конечно, с обязательной "нагрузкой", чтобы, как говорил один русский классик, "никто не ушел обиженным"*. Надеюсь, это сподвигнет Ваших "коллег" начать выходить из подполья и тем самым укрепить и повысить благосостояние страны?       Майкрофт встал и одернул брюки. Как и следовало ожидать - ни одной лишней складочки, все так же безупречно-идеально. И как ему только удается? - Отдыхайте, Джон. И возвращайтесь на Бейкер Стрит. Вы там действительно нужны. - Но... - Сначала восстановление. Не заставляйте меня жалеть о послаблениях во внутреннем режиме клиники.       Старший Холмс собрал бумаги, кивнул и вышел. Ватсону не оставалось ничего другого, как устало прикрыть глаза. Он о стольком должен был подумать... В голове кружились образы давно ушедших, безвременно покинувших и ныне живуших водили хороводы вокруг Джона, навесомо касались и знакомо улыбались, но среди всей этой круговерти, куда бы он ни повернулся, кого бы ни пытался разыскать: Гарри или Лиззи, Мэри или маму, Энди Ван Куна или брата Су Линь - везде как приговор и как обещание - неземные, удивительные глаза, светлая яблочная зелень с пеплом обретенных знаний напополам, нужные и необходимые, они не отпускали, не позволяли отвлечься на что-то другое. И Джон подозревал, что это - навсегда. Но почему-то именно оно: ранее лишнее и ненужное, пугающее и ограничивающее чувство принадлежности кому-то одному заставило, наконец-то, сердце успокоиться, а горькие мысли - затихнуть. Словно такой родной и такой волнующий голос шепнул на ухо пожелания спокойных снов, отрезав от тревог и волнений, окунув в беспричинное счастье с головой, так что мнилось - вот-вот захлебнешься, но уверенные, сильные руки подхватили, не дав пойти на дно, выдернули из пелены небытия, снова раскрасили монохромный мир, напомнив о том что небо вообще-то голубое, надежность и здравомыслие - серые с золотисто-оранжевыми крапинками, преданность и жертвенность - ярко-синие, а нежность и понимание - цвета зеленого авантюрина. И, впервые за долгое время, он улыбнулся во сне.