Зеркало, зеркало

Утро показалось серым, сумрачным, как пролитые гуашевые краски… Невыспавшемуся светилу так и не хватило сил растопить над Лондоном плотную пелену мокрых бесснежных облаков, и оно раскрасило тонкую органзу занавесок в окнах тусклой лиловой дымкой. Дышалось легко – никто не озаботился захлопнуть поднятую еще утром оконную раму, и пропитанный подтаявшим снегом воздух ввалился через узкую щель прямо в комнату, заставив раздуться отсыревшими страницами забытую на подоконнике книжку и печально повесить подмерзшие листья обычно жизнерадостный асплениум*. Гортензия в терракотовом горшке пока что держалась мужественно, но и ее опалил ночной холод, зябко подвернув края зубчатых бархатных листьев… Шерлок не сразу понял, что его разбудило. Тело маялось сладкой ленивой усталостью, мышцы приятно ныли, переполненные терпкой памятью ночи и томной негой. Вся правая сторона лица затекла, прилипнув к смятой подушке, и он с трудом перевернулся на спину, прислушиваясь к тишине, зависшей где-то в сумраке потолка, как осенняя паутина. Под одеялом было уютно, тепло и беспричинно хорошо, если не брать в расчет отмороженного голого плеча, по несчастливой случайности оказавшегося без прикрытия… нет… его совсем недавно что-то прикрывало… Что-то не менее теплое… живое… Он мгновенно распахнул глаза, получив опрокидывающий в нокаут беспощадный хук в левое подреберье. Случившаяся их ночь бешеным калейдоскопом пронеслась в голове, заставив тело попеременно то вспыхивать от нестерпимого жара, то испуганно замирать от предчувствий. Рука с ледяными пальцами медленно скользнула по предательски пустой половине кровати… пустой… Простыни все еще хранили легкую помятость, а матрац – едва ощутимую форму покинувшего его тела, чье тепло еще не успело полностью раствориться в прохладной атмосфере полутемной спальни, но… Он мог обманывать себя сколько угодно! Он мог строить в своей голове сколь угодно прекрасные воздушные замки и поселять в них сколь угодно прекрасных принцесс… Но, как бы он ни старался, его вечный сторожевой дракон-одиночество все равно придет, чтобы одним-единственным ударом разбить в мелкую мертвую пыль все его хрупкие надежды… Душная, тяжелая тишина навалилась невыносимым отчаянием, выпив, высосав душу до последней капли. Если существовал предел выносливости человеческой психики, Шерлок определенно его перешел… И закричал. Оглушительно, безнадежно, обдирая горло и сдавливая виски побелевшими пальцами, бессвязно и безумно… Его не волновало, что его услышит бедная миссис Хадсон этажом ниже… ни в чем не повинные соседи из дома напротив… Майкрофт на другом конце страны, куда его загнали неправительственные заботы… ведь не просто так один инспектор стартовал на второй космической скорости… Плевать, даже если его вопль снесет Луну с ее идиотской одинокой орбиты и задует никчемный тлеющий фитиль водородной бомбы замедленного действия, которую люди по ошибке считают Солнцем… Дверь спальни практически сорвало с петель с ужасающим грохотом, и можно было не сомневаться, что от резинового упора на полу остались одни воспоминания в виде погнутого стального стержня, а на стене под рваными клочьями старинных обоев образовалась глубокая вмятина, повторяющая форму круглой медной ручки… Влетевший в распахнутый проем махрово-полосатый тайфун в несколько точных, скупых, профессиональных движений «зачистил» помещение на предмет потенциальных угроз, поочередно выцелив каждый угол, меняя сектор стрельбы зажатым в вытянутых руках пистолетом, прикрывая собственную спину дверным косяком… Быстро просканировав пространство, он на миг скосил глаза на застывшего в кровати хозяина… Шерлок заткнулся так стремительно, словно ему в рот вбили кляп. В ушах тонко звенело от наступившей неестественной тишины, и было слышно, как лопаются пенные пузырьки на недобритой капитанской щеке… Джон выглядел дико… Длинный, не по размеру, халат в ярко-синюю и зеленую полоску с подвернутыми до локтей рукавами, завязанный на поясе, но бессовестно открывавший крепкие, мускулистые ноги и откровенно демонстрирующий белье… полотенце через плечо, как странное сплющенное боа, три четверти лица, покрытые белоснежной пеной, и длинный порез от бритвенного станка на левой щеке. Полоска крови, смешавшись с мылом, превратила бывшего врача в гибрид фаната Манчестер Юнайтед** и Санта-Клауса, попавшего под лопасть пропеллера пролетавшего мимо его саней одномоторного самолета… Крайняя степень сосредоточенной боеготовности и опасное оружие в руках очень некстати добавили драматизма всей мизансцене… – Ты как? Цел? – Джон скользнул вдоль стены к окну, краешком дула браунинга отодвинул штору на пару дюймов, оценивая обстановку на подступах к дому. – Опять те уроды? Что им от тебя надо? Шерлок молча таращился на него ставшими почти круглыми, как в японском анимэ, глазами с безумным и роскошным в слепом изумлении разрезом. – Джон… – он бездумно потратил оставшийся в легких кислород и судорожно всхлипнул, втянув носом воздух. Так и не найдя никаких признаков постороннего вторжения, Джон метнулся к кровати с притихшим в ней мужчиной. Поставленный на предохранитель пистолет неслышно улегся на ковер. Джон спешно выпутывал тело онемевшего возлюбленного из одеяла, быстро и профессионально прощупывая наиболее уязвимые места этого самого тела на предмет ранений и травм, которые могли вызвать тот страшный крик и последовавшее за ним шоковое состояние… – Что?.. – после каждой пальпации он тревожно заглядывал в неподвижные, по-кукольному стеклянные глаза. – Где болит? Да очнись же! Шерлок, что случилось? Черт… Когда пальцы добрались до теплого, липкого паха, Шерлок внезапно отмер… Он резко сел, обхватил трясущимися ладонями лицо склонившегося к его ногам человека, потянул, удерживая за подбородок, и впился в бормочущие губы так жадно, словно хотел выпить каждое слетевшее с них слово до капли, до хриплого придыхания – жмурясь, загоняя обратно под ресницы предательскую, постыдную соль… Джон поперхнулся, дернулся, упираясь ладонью в голое бедро, а потом затих, впитывая кожей дрожь и жар, рождавшиеся под его рукой… У них закончился весь воздух, и Шерлок успел позабыть, чего он так испугался, а Джон – что он так усердно искал на его теле… когда разорвавшейся петардой совсем близко скрипнула половица, отбрасывая их друг от друга. Джон резким ударом ладони опрокинул любовника обратно на кровать, подхватил с пола пистолет, звонко лязгнув предохранителем. Он вдавил Шерлока в постель своим телом плотнее, устроившись, как на бруствере, и взял под прицел входную дверь. На пороге возникла хрупкая фигурка с торчащей из-под пальто легкомысленной кружевной сорочкой и вооруженная здоровенной витой кочергой. – Шерлок, – осторожным шепотом позвала тень, – у Вас грабители? Вы опять не закрыли окно? … Джон «включался» при появлении физической угрозы. Военный опыт настойчиво призывал к действиям решительным, безжалостным и радикальным. Как врач, он был полон сострадания, человеколюбия и бережного отношения к чужой жизни. В этот момент две стороны его профессионализма вступили в принципиальный конфликт, требуя принятия совершенно противоположных мер, а Джон никак не мог выбрать ни одного варианта поведения и только бездарно терял секунды. Шерлок «включался» при угрозах гипотетических, влекущих за собой непрогнозируемые последствия… Разумеется, миссис Хадсон его слышала, глупой никогда не была и находилась всего в дюйме от того, чтобы вызвать полицию, за чем неизбежно последовали бы опасные расспросы с ее стороны и невнятные объяснения с его… Звонок Майкрофту исключать тоже было опрометчиво, а такой вектор развития событий ему не хотелось даже рассматривать… – Это не грабитель, миссис Хадсон, – собрав силы, задушено просипел Шерлок из-под Джона, – это гость… пожалуйста, не надо полиции… … «Джон, это миссис Хадсон – моя совладелица и добрый друг…» «Миссис Хадсон, это Джон – мой…» И, слава богу, Джон на него не смотрел в тот момент… Без четверти шесть… Солнце так и не появилось, но сумрак ненастного утра как-то неожиданно просветлел. То ли оттого, что их кухню заполнил чудесный запах свежего кофе и маленьких горячих тостов из остатков французского багета, завалявшегося в недрах буфета, то ли от белого, невесомо-легкого снега, вдруг посыпавшегося из-под посвежевших, надувшихся туч крупными, кружащимися в безветрии снежинками… Он пробыл в ванной комнате дольше обычного, с маниакальным упорством доводя тело до достойной его Джона чистоты, а мысли – до уровня хотя бы чуть ниже паники. Джон увлеченно возился с кофеваркой, когда Шерлок вплыл на кухню, на миг застыв на пороге, а потом бесшумно подошел и осторожно обнял со спины, обвив руками поперек груди и вжавшись лбом в отросший, влажный после душа ежик волос на затылке. Их больше не разделяло холодное стекло, но именно теперь ему безотлагательно и невыносимо требовалось ежесекундно подтверждать настоящую близость этого живого тепла, твердость и неуступчивость ребер под лихорадочными пальцами, упругость и вольные перекаты мышц, спрятанных в грубый клетчатый хлопок, вкусный мужской запах свежей загорелой кожи над расстегнутым воротом, куда немедленно ткнулся бесцеремонный нос. Шерлок, дурея, вдыхал этот запах – еще и еще – до головокружения, до звона в ушах… …волосы Джона пахли его шампунем, а рубашка – недавней глажкой, поджаренным хлебом и совсем немного – табаком… Джон пах домом… Шерлок выдохнул в спутанный затылок, смущенно заурчал виноватым котом, ластясь и вжимаясь в твердые лопатки и крепкий зад… Джон замер с полной чашкой в одной руке и стеклянной кофейной емкостью в другой, выждал первую атаку, но не удержался и, толкнув «узурпатора» стратегической пятой точкой, рассмеялся, вздрагивая плечами и отводя от себя чашку подальше, чтоб не расплескать. – Эй, пролью ведь… а времени и так мало… Шерлок застыл. Шаловливая радость, поселившаяся было в ключичной ямочке, вдруг замерзла колючим комом, руки разжались сами собой… – Рассказывай… … Они сидели за столом напротив друг друга и маленькими глоточками пили из больших глиняных кружек тягучий, как нефть, кофе – обжигаясь и морщась каждый раз, когда их губы касались черной глянцевитой поверхности. – Рассказывай, – повторил Шерлок, обняв свою «тыкву» ладонями и считая про себя, сколько он выдержит, пока боль от ожога заставит его разжать пальцы. Он смотрел Джону в глаза и считал, считал… Джон поставил свою чашку на стол и, решительно выдохнув, посмотрел Шерлоку в глаза: – У меня проблема. Я застрял. Шерлок поперхнулся, зашипел, глотнув почти кипяток, и оставил, наконец, злосчастную посудину в покое… – Ты нашел тело. Джон кивнул: – Нашел. Ты назвал фамилию, и память вернулась… Я его почувствовал… – …и ушел искать… – Да… Джон вдруг как-то разом осунулся, плечи опали, а под глазами проступили тягостные темные тени… … От Кандагара до Лондона. Он побывал во всех пунктах «Health Net International», в окружном военном госпитале в Кабуле, в христианской миссии SERVE, что спасала раненых с обеих сторон, стараясь сохранять нейтралитет, в крошечных полевых лагерях миротворческих войск, в реабилитационных центрах для военнослужащих и больницах от Афганистана до Британии… – Хидли Корт… всего в двадцати километрах отсюда… совсем близко… военно-медицинский реабилитационный центр. Специализируется на политравмах и боевой травме головного мозга… У Джона голос стал глухим, незнакомым… Глаза смотрели прямо перед собой, как у слепого… мимо… насквозь, не задерживаясь и не фокусируя взгляда… тяжело, мучительно… – Его привезли недавно, три месяца назад… не думаю, что это совпадение… – Майкрофт, – у Шерлока дернулись его хрупкие пальцы, превращаясь в стальные клещи и впиваясь в край столешницы. – Кто бы сомневался! Те отпечатки… Джон кивнул: – Я видел медицинскую карту Джона Уотсона у главного врача – на экране его компьютера… правда, недолго и не все… Его переправили из Кэмп Бастион*** сразу после запроса одной закрытой правительственной службы… …Санджин не достался ни британцам, ни американцам… да и талибам там удержаться надолго никак не удавалось… целых четыре года игра за этот маленький город в провинции Гильменд шла вничью, забирая все новые и новые жизни… …мертвые тела… повсюду, в кружении черных мух, в удушающем, колышущемся в раскаленном воздухе облаке из месива миазмов бурой, засохшей крови и разлагающихся на жаре трупов… …уходя, талибы посдирали с мертвецов всю мало-мальски приличную амуницию, не брезгуя даже жетонами и бельем… и именно в таком виде маленький отряд миссии SERVE обнаружил разгромленную, сожженную дотла международную военную базу, оставленную уцелевшими частями парой дней раньше – до авиаудара союзной авиации, заставившей повстанцев снова отступить… …передавать тела в расположение действующей армии оказалось совершенно невозможно из-за их состояния, да и опознать, к какой именно государственной принадлежности относится тот или иной труп, было бессмысленно даже и пытаться… Все, что могла сделать SERVE – так это как можно скорее и по возможности достойно похоронить погибших… …Джон открыл глаза именно в тот момент, когда его тело заворачивали в синий пластиковый мешок перед тем как опустить в общую могилу… …он не отвечал на вопросы… смотрел, но не видел, слушал, но слова ничего для него не значили… военный хирург в Камп Бастион удалил восьмимиллиметровый осколок из правого предсердия. Маленький, в полногтя, стальной обломок с бритвенно-острыми краями почти перерезал полую вену, позволив раненому истекать кровью под сваленными в кучу телами… а потом, словно заботливо сдвинутый чьими-то тонкими пальцами, а может, притянутый чьим-то инопланетным пепельно-голубым магнетизмом, сдвинулся, крошечным щитом закрывая им же самим оставленную пробоину, прекращая кровопотерю почти остановившего сердца, подарив тот единственный из миллиона шанс… – Ты сейчас в коме? Джон колебался, нервно кусая то верхнюю, то нижнюю губу, сцепив пальцы в замок. – Нет. – Я тебя заберу домой. – Нет! – Джон закричал, вскакивая и отправляясь в короткий, бесцельный забег по кухне. От неожиданности Шерлок отпрянул, скрипнув ножками стула по гладкому полу. – Что с тобой не так? – он поднялся, перехватил пролетающую мимо шаровую молнию за плечи и резко встряхнул. – Джон, что? Джон сглотнул, уставившись в серо-голубые омуты, сдаваясь их бесстыдному гипнозу… – У него абсанс****. Но не кратковременный, как при эпилепсии, а пролонгированный… Он не реагирует на внешние раздражители, волновая активность мозга отсутствует… Растение… «…человек может жить и без мозга… как растение… Шерлок, ты хочешь быть растением?..» – …просто сидит, лежит… если приказывают – встает, ест… ходит… и все. – Я позабочусь о нем… я позабочусь о тебе, Джон… – Нет. Не хочу, чтобы ты видел его… меня таким… Ему нужна сиделка, чтобы кормить с ложки, купать, водить в туалет… Там, в клинике, просто пустое тело… мертвое. Меня убили. Два года назад… Джон невесело усмехнулся, нежно погладив Шерлока по сжимающей его плечо ладони: – Ты так ничего и не вспомнил? Ладно… садись. Давай все с самого начала… … Им все же пришлось переместиться в гостиную, потому что в кухне Джон все время пытался что-то налить или протереть… Два кресла, разделенные столом, казались почти полем боя… – Ты этого не помнишь, – Джону пришлось начать трудный монолог, – но мы впервые встретились, когда ты был в коме… С тобой что-то произошло… Наверное, что-то страшное, иначе с чего бы тебе захотеть свести счеты с жизнью, которую ты не мог не любить… Молодой, красивый… – Джон не удержался – плеснул истомившейся синевой из-под пшеничных ресниц, словно от боли хмуря брови и поджимая тонкие губы. – Ты был такой красивый… у меня просто сердце останавливалось… Когда меня накрыло взрывом, я остался в том, последнем дне… совсем один. И ждал. Чего? Не знаю… может, тебя? Шерлок молчал, опасаясь, что его единственный вздох разрушит это странное волшебство. – Это было недопустимо… совершенно невозможно. Мне нельзя было к тебе привязываться. Но ты был таким… невероятным… ни в ком до сих пор я не видел такой любовной жажды! Она била фонтаном, фантастическим фейерверком… не пожелать этой неистовой стихии было выше человеческих сил… что уж говорить о том, чтобы позволить тебе погасить ее прекрасное сияние… У меня слишком мало опыта. Да что я говорю… его не было совсем. И я попросил разрешения побыть рядом с тобой. Просто присмотреть, чтобы больше никому не пришло в голову причинить тебе боль. Я же не думал, что эту боль ты по-прежнему носишь в себе… я просто смотрел. Ты забавный, когда думаешь, что тебя никто не видит… ты перестаешь строить баррикады и выпускать колючки… спросонья у тебя во все стороны смешно торчат смятые, упрямые кудряшки… сколько ни приглаживай, потому что ты любишь переворачиваться на живот и вжиматься лицом в подушку, а потом дышишь тяжело и жарко… и уже весь мокрый до самых корней волос… они свиваются кольцами, и ты возишься, превращая всю голову в растрепанное воронье гнездо… У тебя сгрызен ноготь большого пальца на левой руке… ты кусаешь его, когда сердишься… и носишься вдоль окна, распугивая голубей на перилах… и не замечаешь, что полы твоего халата снова смахнули что-то со стола… и долго ищешь потерянную страницу… ты обкусываешь глазурь с пончика по кругу, строго соблюдая расстояние до центра, а потом одним махом откусываешь получившуюся шапочку и долго облизываешь перемазанные сбежавшим кремом губы… твои чертовы, проклятые губы, из-за которых я чуть не схлопотал сердечный приступ в кафе на Пикадилли… и понял, что люблю… давно, с того самого первого дня… У него сел голос, и теплый полушепот наполнил посветлевшую комнату. – Ты был так щедр… ты отдал мертвому солдату часть своей души, решив, что проживешь и без сердечной привязанности… Я принял твой подарок, и у Джона Уотсона снова начало биться сердце… А я застрял меж двух миров. Частица твоей души, как якорь, не дает мне уйти, а тело в Хидли Корт не позволяет остаться… Первый раз я вышел на эту сторону, когда увидел себя самого в маленькой палате с зелеными стенами… в такой же бесцветной пижаме, с пустыми глазами, с прямой, как доска, спиной, на узкой больничной кровати. А медсестра терпеливо кормила меня с ложки чем-то протертым… Я помню, как толкнул дверь там, на своей стороне… и вышел через нее в настоящую… До сих пор в ушах звенит ее крик… Ключом к переходу оказался эмоциональный всплеск, испуг… возбуждение… Я долго проверял, перебрал кучу вариантов… Пытался держаться подальше от него, от тебя… день, два, неделю… Но как бы я ни старался, получалось только хуже. Когда я был по ту сторону, Джон оставался пустой живой коробкой… вполне здоровой физически, но с совершенно мертвым сознанием… А стоило мне выйти сюда, как его организм начинал медленно умирать. Замедлялось дыхание, угасала сердечная деятельность… через неделю он неизменно впадал в кому… зато ему начинали сниться сны… настоящие. Мониторы снова фиксировали альфа-ритмы его мозга, а мышцы слабо, но все же реагировали на воздействие… И я чувствовал все, что с ним происходит… Но, чем ближе я был к нему, тем хуже становилось тебе… – Я тебя заберу, – Шерлок включился, впервые за последние дни почувствовав облегчение. Джон его не бросал. И не бросит. Остальное – технические детали, что ему вполне по силам решить. Или хотя бы попытаться… Если они будут вместе, их шансы возрастут, как минимум, вдвое… – Нет, – Джон устало склонил голову, – ничего не выйдет… Я тебе никто. Если его и отдадут, то исключительно членам семьи… У мамы маленькая квартирка и слабое сердце, чтобы взваливать на нее такую обузу, а у Гарри и своих проблем дальше некуда… – Я попрошу Майкрофта, – Шерлок не верил, что произнес ЭТО вслух и так легко. – И что ты ему скажешь? – Джон вскинул ставшие колючими от переполнившей их злости глаза, – «О, это тот парень из зеркала, с которым я трахался всю ночь?» – Нет, я скажу, что это тот парень из зеркала, с которым я хочу прожить всю жизнь… Джон придушенно всхлипнул, беспомощно хватая ртом растерявший весь кислород воздух… – Не надо, Шерлок, – тихо попросил он. – Ты не переживай – я больше не уйду. И буду оставаться на ночь… если захочешь. Мы сможем что-нибудь придумать… вместе. Шерлок кивнул. Конечно… они обязательно придумают… только не стоит Джона торопить. Не сейчас. Сейчас ему необходимо было решить другую проблему. И у этой проблемы были безумные, пугающие глаза цвета смерти… – Третья сторона… – пробормотал он, откинувшись на мягкую спинку, удобно вытянув под столом длинные босые ноги. От резкой смены темы разговора на лице Джона проступило ярко выраженное сомнение в его вменяемости. Так быстро переключаться он пока еще не умел… – Майкрофт был прав… Всегда есть третья сторона. – Я всегда прав, – донесся до них сухой язвительный голос. – Ты медленно соображаешь, мой дорогой. Майкрофт Холмс – великолепный, элегантный, как наследник трона на коронации, величественно опираясь на возлюбленный зонт, украшал своей персоной скромное жилище пары холостяков… – Кому-то из вас пора все объяснить… Я полагаю, Вы – Джон?