Суицид Разума

Ты всегда хотел одного – Чтобы кто-то беспрекословно тебе подчинялся. Шесть футов под водой. Я Здесь… Linkin Park – The Little Things Give You Away

      Тишина звенит в ушах. Ещё никогда так отчетливо Орихара не слышал звука, что отбивает его собственное сердце. Дыхание сбилось. Кажется, молодой человек не дышал уже порядка десяти секунд. В душе взыграло какое-то чувство, что раньше очень редко закрадывалось в мысли парня. Страх.       Человек, что предстал пред Орихарой, был… необычным. Вытянутый стан, по-королевски прямая спина. Мужчина был похож на обладателя невидимой короны, что должна была украшать темные волосы, которые спускались немного вьющимися локонами к плечам. С такого расстояния Изая не мог рассмотреть точно, однако понял: у него неживые глаза. Они отблёскивали какой-то пеленой, дымкой, словно человек был далеко не здесь, а так же холодностью, присущей жесточайшим в этом мире. Вытянутое лицо, острые скулы, что выпирали слишком явно. Фарфоровый цвет кожи, что почти сливался с голубизной потухших глаз.       Но больше всего Изая пугал его оскал: надменный, словно он смотрел на нижайшее существо мира сего; хищный, словно тот загнал свою жертву и теперь жаждет свежей крови на своих клыках. Информатор имел честь знакомиться с такими людьми, однако, ничего хорошего для себя эти знакомства не дали ему. Ощущать себя жертвой он не привык, так что всё, что они вызывали – это неудовлетворённость и не комфортность. Не слишком приятное сочетание чувств. - Что же ты молчишь? - холодный баритон заполнил холл, в котором всё так же продолжали находиться Изая и его спутник. - Кто вы такой?       Противостоять такому человеку было сложно. Он был старше, опаснее, тем более информатор так и не смог найти информацию об этом человеке. Бороться с неизвестностью – самая ужасная ошибка глупцов. Орихара не причислял себя к гениальным личностям, однако, знал, что сам – не дурак. - А я думал, что ты умный мальчик. Но сейчас ты предстаёшь передо мной неопытным школьником. Может, ты всё-таки спросишь то, что тебя по-настоящему интересует?       Оскал становится шире. Мужчина презрительно сужает глаза, отчего те становятся ещё жёстче. От этого взгляда хотелось скрыться, потому что появлялось чувство открытости. Да, Изая не любил, когда его «раздевают» глазами. А ещё больше он ненавидел, когда кто-то, возомнивший себя психологом, пытался лечить «исстрадавшуюся» душу брюнета. - Мои сёстры у тебя?       В глазах собеседника горит разочарование. Он приподнимает брови, чуть выдыхая воздух. Такая реакция не нравится Изае. Впрочем, ему не нравится всё: этот дом, эта ситуация, это незнание и самое главное – те воспоминания, что возникают в его голове. - О, Зая-Зая, - выдыхает тихо тот. - Когда ты стал интересоваться своими маленькими бестиями? Ты всегда участвовал в их жизни косвенно, лишь иногда помогая. Впрочем, это даже не твои бестии.       На последних словах ехидная улыбка расцветает на его лице. Изая не понимает, но какой-то липкий ужас окутывает его с ног до головы. Тело онемело: информатор даже не мог двинуться с места, лишь смотрел на силуэт. - Что ты… хочешь сказать этим? - О, так твои мнимые родители не посвятили тебя во все прелести вашего родства?       Тишина кажется самым ужасным наказанием в эту секунду. «Мнимые родители». Как понять, как истолковать это, казалось бы, простое словосочетание? Два слова – голова гудит, словно Изая не спал пару дней, что-то рефлекторно заучивая. - Мнимые? Только не говори мне, что они…       Огоньки озорства зажигаются в голубых глазах. Мужчина спускается по широкой лестнице, проводя рукой по старому дереву. Ступеньки чуть скрипят от своего преклонного возраста. Если не замечать за брюнетом безумного взгляда, то он спокойно мог бы сойти за графа, проживающего в этом поместье. Он отличался во всём: в одежде, во взгляде, в походке. Тёмное пальто делало его фигуру ещё более загадочной. Оно будто бы искажало его и без того тонкую фигуру, делая его загадочным, волшебным. Каблуки туфель отстукивали равномерный ритм, словно человек считал свои шаги. Для полного образа явно не хватало трости, что уравновешивала бы его баланс. - О, ты начинаешь мыслить продуктивнее. Но ты не думаешь, что будет слишком скучно, если я тебе всё так расскажу?       Тонкие брови вновь вздымаются вверх. Скорее всего, это действие было наиграно. А может, мужчина был действительно заинтересован в аналитических способностях мальчишки. Изая же так и не мог понять: что нужно этому человеку? Брюнет играл с информатором в какую-то игру, аргументируя это тем, что они оба игроки. Оба любят играть свои пьесы, становясь на головы остальным. Первый раз Орихара встречает противника, что равен ему, если не сильнее. - Действительно, скучно. Но я так и не понимаю, что тебе нужно от меня?       Резкий переход на «ты» Орихару не смущал. Впрочем, как и его собеседника, что стоял в паре шагов от того. Наглость наоборот заинтересовала голубоглазого. Теперь он просто улыбался, пожирая глазами фигуру информатора. - Как бы это глупо не прозвучало, но мне нужна твоя память.       Он пожимает плечами, прикрывая веки. Изая замечает, что у него длинные ресницы, никак не вписывающиеся в этот холодный образ. Издали может показаться, что глаза мужчины подведены. Весь образ состоял из противоречий, что несказанно забавляло. - Тебе нужен тот кусочек памяти, что я не помню, ведь так? Тот самый промежуток в пару лет. - Молодец, малыш. Именно это мне и нужно. - И это ведь связано с тем, что ты сказал, что мои родители мнимые? - Ага. Просто вспомни, с каким презрением на тебя смотрели твои якобы родители. Вспомни, как с тобой обращались, а потом сравни их поведение с малышками. Чувствуешь, какая пропасть между вами? Ты всегда был там чужой.       Брюнет выделяет «чужой», а на его лице расцветает садистский оскал. Да, мужчина наслаждался, наблюдая за тем, как на юном лице появляется всё больше презрения. Изая был обижен, он был в замешательстве. Но больше всего он отчаивался, ведь то, что говорил голубоглазый – правда. - Бедный малыш Орихара. Ты с самого детства хотел быть любимым, а получал лишь укоризненные взгляды. Согласись, - он подходит на шаг ближе, - твоя любовь к людям – это блеф. Всё твоё поведение просто кричит: заметьте меня, я здесь. Ты же пошёл в информаторы только для того, что бы милые мама и папа заметили, что ты не тряпка, о которую можно вытирать ноги. Это грустно. Не думаешь?       Изая прикусывает губу. Слова бьют больно не только по старой ране. Но и по его чувству собственного достоинства. Сейчас, фактически, ему вскрывали душу, нагло вытаскивая всё, что так долго туда засовывали. - А когда твои сестрёнки решили брать тебя прототипом своего поведения, мама и папа полностью поняли, какую ошибку совершили, беря тебя к себе. Боже, Зая-кун, ты же отличный психолог. Сам можешь понять, какие колебания были у них, когда ушёл ты, и какие были, когда ушли девочки.       Чуть помолчав, Изая задал вопрос: - Ты слишком много мне рассказываешь. Ты знаешь всю мою потерянную память, ведь так? Рискну предположить, что ты даже сам в ней участвовал. Что тебе нужно? - Раскусил. Я не могу сказать, потому что мы играем.       Мужчина развернулся, проходя мимо Орихары. - Кстати, твои сестрёнки будут вместе с тем парнем. Сначала, я хотел тебе напомнить о вкусе крови, но потом решил, что не настолько кровожаден. И да, хотел посоветовать съездить к «родителям». Они-то тебе точно расскажут много, если ты сможешь их разговорить. - Увидимся чуть позже, малыш Орихара.       Тишина была подарком, после такого напряжённого разговора. Слишком много мыслей крутилось в голове. Родители… Что теперь делать? Хотелось просто упасть, чтобы не встать. Изая устал, действительно устал играть в свои роли. Театр одного актёра был слишком утомителен. Он отнимал много сил, выжимая из брюнета его настоящего, его живого. На этом месте появлялась кукла, что была тщательно заготовлена заранее. - Братик Изая! - Брат…       Орихара очнулся, когда маленькие ручки охватили его за талию. Он не заметил, как Шизуо стоял рядом, чуть с подозрением смотря на эту картину. Конечно, для него информатор – это псих, которому не чужды эмоции. Обычно, так оно и есть. Но только не сегодня. Только в этот миг он может показать, как переживал, не обращая внимания на своего врага.       А потом всё резко исчезает. Не родные. Не его бестии. Взгляд стекленеет. Информатор с ироничной улыбкой обнимает девочек. Почему-то, именно в этот момент, он хочет сказать: «Мне жаль, что я ваш брат. Простите меня за то, что я был с вами». Но он сдерживается, посматривая на Шизуо. Потом он тихо прошепчет: - Нужно поговорить.       Всего два слова селят в его душе страх. Им предстоял долгий разговор, который, скорее всего, закончится очередным скандалом.