Шесть оттенков Охры

Петунья рыдала в плечо мужу, Гарри стоял в стороне, как статуя: такой же бледный и неподвижный. И все, что происходило на данный момент, ему казалось страшным сном, от которого он никак не мог проснуться. И лишь запах хлорки и спирта в больнице сбивал немного, приводя в чувство. Он никак не мог поверить, что с Дадли случилось такое. Брат, особенно в последнее время, казался ему чуть ли не самым сильным из ровесников, и самое большее, что он мог получить — синяк или царапину. А тут так много крови, и его бессознательное тело, от вида которого хотелось кричать. Хотелось подбежать к нему, потрясти за плечо, чтобы он открыл глаза. Его двигали, прикасались, но он не реагировал. Никак. Так он и простоял на одном месте в стороне, пока врач не вышел из операционной и не сказал Дурслям, что с мальчиком все в порядке, и на данный момент он спит. Петунья вытерла слезы и, подхватив мужа под локоть, повела к выходу, время от времени посматривая на Гарри большими зареванными глазами. Мальчик следовал за ними бледной тенью, ни на что не реагируя. И лишь когда они все оказались дома в гостиной, Гарри позволил себе расслабиться и заплакал, сидя на диване. Петунья побежала за успокоительным. Вернон налил в стакан спиртного, выпил залпом и, прихватив с собой бутылку, сел в свое любимое кресло. Его жена, потухшая и уставшая вернулась в комнату и села рядом с мальчиком на диван. — Держи, — тихо проговорила Петунья, протягивая стакан с мутноватой жидкостью. Гарри вытер слезы, взял стакан и сделал глоток неприятно пахнущего успокоительного напитка. — Не надо было идти Дадли в бокс, — пробормотал Поттер под нос и, втянув воздух со шмыгающим звуком, сделал очередной глоток. — Я тоже теперь не уверена, что это хороший выбор, — женщина посмотрела на мужа, который теребил край своего уса и созерцал дно пустого стакана. — Вернон, что ты думаешь? — Я даже и не знаю. Пусть сын сам решит: ходить на бокс дальше или бросить его. Хотя я больше рассчитываю на то, что его выбор падет на последнее. Но ты сама прекрасно знаешь, что Дадли упрямее меня в своем выборе. И если он решит что-то, то его не переубедить, — Вернон хмыкнул себе под нос, а Петунья облокотилась на спинку дивана. День был слишком тяжелым и длинным для этой семьи. В комнате наступила тишина, такая липкая и нервирующая, и только тихие вздохи женщины немного разгоняли ее. — Знаешь, Гарри, я терпеть тебя не могла с самых первых минут, как только ты появился на пороге этого дома, – начала женщина и резко остановилась, собираясь с мыслями. — Зря я это начала, но ладно. Моя сестра Лили, твоя мама, была в какой-то мере особенной. Она получила письмо в одну школу. Где и училась с одиннадцати лет. Родители не могли нарадоваться, и я на ее фоне была слишком обычной. Серой мышью. В эту же школу, наверное, пойдешь и ты, хотя я еще не наблюдала этих ненормальных способностей. Перед одиннадцатилетнем, ты должен получить письмо. Лично я не хочу, чтобы ты там учился. — А что это за школа? — тихо спросил мальчик, внимательно глядя на Петунью. — Школа Чародейства и Волшебства "Хогвартс", — Гарри посмотрел на женщину как на сумасшедшую. — Это шутка такая? Петунья улыбнулась краем губ, а Вернон фыркнул. — Не смотри на меня как на умалишенную, твоя мама с детства делала странные вещи. То у нее цветочки летают, то посуда бьется, если она злая. Вот сам подумай и, может, вспомнишь что-то необычное, выходящее за рамки понимания. Гарри стал прокручивать все события. Единственное что он помнил — день рождения с летающими углями. И чувство злости, которое его поглотило. — Ну так что, вспомнил? — Гарри кивнул и посмотрел на женщину. — Только один-единственный раз. — И не только это. Когда тебя били, ты уж прости, синяки сходили невероятно быстро. Не замечал? — мальчик согласно кивнул, но все равно легкое недоверие таилось в душе. — Твой отец был таким же, — продолжила женщина, скривившись. — Он вместе с Лили учился в той школе. А потом они поженились, и я их больше не видела. И только спустя несколько лет на пороге появился ты в корзине с письмом. — А что это было за письмо? — От директора той самой школы. Он просил воспитать тебя и не слишком баловать. Делая упор на том, что ты особенный, и за тобой охотятся, — женщина смочила горло и положила руку на подлокотник дивана, подперев ею голову. — Почему? — А вот этого я не знаю. Известно лишь то, что их убил злой волшебник, но тебя в ту ночь ему убить не удалось, и он оставил тебе на память шрам, — Петунья протянула сухую руку и пальцем точно попала в зигзагообразное изображение. — Это все больше похоже на рассказ из детской книжки, — пробормотал Гарри и потер лоб. — Можешь не верить, твое право. Но правду я тебе рассказала. Хотя не всю. Минутку. Она встала и пошла в комнату. Гарри посмотрел на дядю Вернона, ища в его лице хоть какое-то подтверждение словам тети. Но ничего не находил, будто он вообще не прислушивался к словам женщины. Мужчина налил спиртное из бутылки в широкий стакан, поставил ее на стол и пригубил напиток. Сбоку раздались тихие шаги тети Петуньи, и мальчик повернул голову в ее сторону. Женщина присела и положила себе на колени толстую папку с бумагами. Немного покопавшись, она вытянула нужный лист и протянула его Гарри. — Что это? — просил он, беря бумагу в руки. — Свидетельство о рождении твоей мамы. Мальчик посмотрел на него, вчитываясь в буквы. И с каждым прочитанным словом его глаза становились все шире. — Тетя, тут написано: «Мать ребенка — неизвестно. Отец ребенка — неизвестно». Но… — Ты мыслишь в том направлении. Когда ее подбросили в приют, не было ни одного документа, ни подтверждения из разных роддомов. Будто она появилась из воздуха. Потом Лили стала приемной дочерью, потому что мои родители никак не могли завести себе ребенка. А через два года, как они удочерили девочку, родилась я. — Значит, я не ваш кровный родственник? — Петунья грустно улыбнулась и отрицательно покачала головой.