Шесть оттенков Охры

Сумрачно. Маленькая комната с кроватью, темные силуэты полок, игрушечный столик и тот же французский сервиз. Точнее его имитация. Тетя никогда бы не позволила играть столь ценной посудой. Чашки молочного цвета вновь наполнены чаем. И легкий, еле заметный дымок завивается колечками, нежно касаясь расписной стенки. Гарри постоянно рассматривал эти причудливые золотистые узоры. Сколько выпитых чашек, столько времени и ушло на созерцание этих узоров. Жаль, что не на Ди. Гарри вздохнул и присел. Единственной подмеченной странностью было то, что столик не стал меньше. Его коленки все так же упирались в край стола, хотя должны были стать вполовину выше. Но эта мысль проскользнула и исчезла в потемках сознания. На полке загорелась лампочка, разрушая мрак окружающего пространства. Теперь стало видно, какого цвета стена его бывшей комнаты. Каков точный размер кровати, а не только ее смутные очертания. — Сегодня ты будешь доктором Ватсоном. А я Шерлоком Холмсом. И мы будем разгадывать очередное убийство, совершенное неизвестным преступником! — звонким детским голосом проговорил Дадли, и, появившись откуда-то сбоку, из темного уголка комнаты, сел напротив. — Ди, ты… — Не Ди, а господин Холмс, Гарри! — Но, это ты Ди, я… — Гарри — ты моя личная Игрушка и начиная с этого момента, называй меня «господин Холмс»! — Хлопая в ладоши, воскликнул Ди. Гарри попытался ухватиться за него, обнять, удержать, но все тело было сковано. А силуэт его братика растворялся, становясь бесцветным и прозрачным. — Да! Ди, вернись, пожалуйста! Я всегда-всегда буду твоей Игрушкой! Хоть Холмс, хоть Ватсон! Только прошу, не уходи! — закричал Гарри, но образ растаял без следа. –Не-е-ет! Громкий шлепок и боль пробудила сонное сознание Гарри. Щека горела огнем от удара и парень присев, потрогал пальцами саднившую кожу. — Опять кошмары, Поттер? Может, вам все-таки стоило выпить зелье «сна без сновидений» перед тем, как лечь спать? — Тихий голос профессора раздался над головой и Гарри сморгнул, пытаясь сфокусировать взгляд на темном пятне в полумраке комнаты. — Знаете, что самое смешное, профессор? — Гарри сделал вздох и, не дав сказать и слова, продолжил, — Мне должен сниться Реддл каждую ночь, изо дня в день, а мне снится брат. Он… Он улыбается. Называет меня Игрушкой. Заставляет пить чай из детского чайного сервиза. Но никогда не дает к себе прикоснуться и растворяется как Безголовый Ник. Парень замолчал. И лишь размеренное «тик-так» настенных часов, разрушало мертвую тишину. Так продолжалось некоторое время, пока профессор не встал, шурша своей одеждой, и не проговорил тихо-тихо, будто для себя: — Я каждую ночь во сне вижу глаза твоей матери. Такие же зеленые, как у тебя, но уже без души. И детский плач, от звука которого режет перепонки. С каждым разом крик усиливается, становясь все громче и громче, — Снейп перевел дыхание и добавил чуть громче, — я каждую ночь вижу во сне, как ты рыдаешь, но ничем не могу помочь. Ничем. Но если я не могу помочь тебе там, это еще не значит, что я не смогу сделать этого наяву. Профессор в два шага преодолел расстояние, извлек из кармана клочок бумаги и вложил в руку Гарри. Поттер медленно провел пальцем по чернилам, пытаясь их зачем-то размазать, но ничего не вышло. Адрес тетушки Мардж все так же сиял на куске пергамента. * * * Марджори Дурсль. Полная женщина с двойным подбородком и бесцветными глазами селедки. Она всегда ненавидела Гарри. Ну что взять с человека, который любит собак, похожих на себя, но с отвращением относится к людям. Мардж всю свою жизнь жила исключительно для себя. Лишь три вещи в этом мире привлекали эту едкую даму в годах: Дадли, бульдоги и ее сосед, полковник Фабстер, который временами присматривал за ее любимцами. Вернон, хоть и родной брат, но по ее мнению, после женитьбы стал подкаблучником. И никак не хотел реагировать на советы родного и всегда «благоразумного» человека. А во время традиционных семейных посиделок, он нехотя, но все же поддакивал почти каждому ее высказыванию. Ну, а те, что казались слишком нелепыми, и кивнуть не позволяла совесть, брат Марджори лихо прикрывался худенькой спиной Петунии. Гарри при таких встречах почти всегда сидел в своей в комнате. Дадли же, втайне от родных, со смехом относился к своей родственнице-собачнице. Воспринимая ее как этакого «барана», у которого было лишь два мнения: его и неправильное. Но с другой стороны он по-своему любил эту женщину, хотя чаще всего старался не попадать ей на глаза. Гарри погрузился в свои воспоминания и не услышал удаляющихся шагов профессора. Он еще раз погладил пальцем лист бумаги, разглаживая слегка смятый уголок. И все никак не мог понять, зачем ему адрес нелюбимой тетки. Да и душещипательный рассказ Снейпа нисколько не затронул его сердца. Гарри не так хорошо знал родную мать. Она была для него чужим человеком, почти мифической фигурой, которая произвела его на свет и умерла за него. Воспитывали, любили и подарили надежду ему совсем другие люди. Не она и не отец. — Стоп… Дадли. Адрес, — Гарри быстро перебирал ногами, пытаясь скинуть одеяло, с грохотом свалился на пол, но вскочил и ринулся вослед за недавно покинувшим комнату человеком, — профессор, Снейп, сэр! Темноволосый мужчина остановился на последней ступеньке первого этажа и обернулся на голос. — Что на этот раз, мистер Поттер? — холодно спросил он, одев на лицо прежнюю, до боли знакомую маску равнодушия. — Они живы? — с затаенной надеждой спросил Гарри. В его глазах вспыхнул прежний огонь и стремление. — Они – нет, но Он – да, — коротко ответил профессор, а через секунду продолжил, — воспользуйтесь семейной реликвией и не светитесь. Хоть вы и стремитесь отправиться на тот свет раньше положенного времени, но советую в этот раз повременить. — Профессор… — вздохнул Гарри и одинокая слеза стекла по щеке, маленькой блестящей каплей падая на серую футболку. Словно дождь. Но на этот раз Гарри точно знал, что после дождя будет солнце, а не затяжное пасмурное небо.