***
Вскоре свет во всём доме погас. Окна храма, горевшие тускловатым светом сквозь непроглядную темноту, наконец, были с неимоверной осторожностью закрыты Томоэ. Его грызло что-то. Я переоделась, но не в пижаму, а в удобные чёрные ботинки на шнуровке, синюю, согревающую моё тело с нежностью ветровку и светло-голубые джинсы. Около котацу, накрытого цветным ватным одеялом, стоял мой удобный дорожный рюкзак. Я собиралась очень быстро, но при этом стараясь никого не разбудить. Вскоре достаточно объёмный рюкзак был собран. Я постаралась взять всё необходимое: талисманы, флакончик с чёрной краской, заколку, которая принадлежала когда-то Юкидзи и даже тёплое одеялко, которое едва туда удалось впихнуть. В отдельную сумку я впихнула деньги и провиант, который успела накануне стащить в комнату, надеясь за уроками периодически его подъедать без постоянных нравоучений Томоэ. В какой-то момент я просто поняла, что в этом храме меня больше ничто не держит. Я либо вернусь сюда равной Томоэ по силе, либо не вернусь вообще. Уж слишком это больно, когда ты рядом с любимым человеком, но он пытается быть равнодушным к тебе из-за твоего «человеческого» происхождения. Полная луна светила в окно, в моей комнате было по-прежнему темно, ведь свет я не включала. На секунду мне показалось, будто в лунном сиянии, мерцая, пролетела стайка голубовато-лазурных бабочек. Я подошла к котацу и бережно положила на него письмо. Прошу тебя, Томоэ, прочти его. Затем я без сожаления выбежала за дверь в холодную ночь, навстречу неизвестности. По щеке скатилась слеза и разбилась о ледяные каменные ступени. Прощайте.Глава третья: Беглянка
24 мая 2014 г. в 23:01
POV Нанами
Томоэ тащил меня за руку до храма с такой силой, что мне казалось, я останусь без неё. Он лишь только раз обернулся, напоминая о том, что я не достаточно быстро плетусь за ним. Нежности и осторожности в его прикосновениях не чувствовалось, скорее, была лишь только одна неприкрытая властность.
С моими школьными башмаками я уже мысленно попрощалась, ведь они и так были в ужасном состоянии, а тут ещё и эта «прогулка» по вечернему городу, после которой их смело можно было выбрасывать. Мне было решительно всё равно, почему лис так поступает. Причин было много: возможно, (да неужели?) он ревнует меня к Кураме, возможно, просто устал от моих выходок, возможно, беспокоится… Мысли не давали мне покоя всю оставшуюся дорогу до храма.
Томоэ, я ведь люблю тебя. Всё бы отдала, лишь бы только быть с тобой, нежно гладить пряди твоих волос, радоваться прохладе сада, что буяет около храма, помогать тебе в твоей работе. Знаешь, Томоэ, для меня минуты, проведённые с тобой — бесценны. Ты подарил мне то, чего у меня так долго не было: защиту, поддержку и даже, как это ни глупо прозвучит, понимание. Я очень рада, что встретила тебя. Когда все отворачивались, ты протягивал мне руку помощи, хоть, поначалу и нехотя. Спасибо тебе за всё, что ты для меня сделал, но я для себя уже всё решила. Думаю, пути назад больше нет.
Наконец, мы добрались до храма. Солнце уже село, и на небе появились первые звёзды. В их мерцании было что-то необычайно холодное. Сумерки сгустились сильнее. В душе у меня стало как-то пусто. Я услышала голос. Его прекрасный, бархатный, но такой холодный голос. Сердце сжалось.
— Ты, иди в свою комнату. Ты под домашним арестом. На неделю. Возражений не потерплю. А сейчас — спать, — холоден, как и всегда.
Я покорно поплелась к себе. В длинном вычищенном до блеска тёмном коридоре я встретила Мидзуки. Он молча, не говоря ни слова, обнял меня. Обнял так, как-будто знал, что мы можем больше никогда не увидеться. И он был прав. Он был чертовски прав. Мы стояли с ним в обнимку минут пять. Стояли молча, не говоря ни слова. Эту приятную и трогательную атмосферу нарушил демон-лис, высовываясь из-за угла и напоминая о том, что я непременно должна быть уже в постели и видеть десятый сон. Мидзуки отстранился, шепнув мне на ушко: «Спокойной ночи».