***
Зимний день как всегда блистал в солнечных лучах, окрашивая природу в золотисто-белый. В нашем речном храме, который затопили воды реки, всё было по-прежнему спокойно. Из храма неуверенной мягкой походкой вышла она: Йономори, Богиня, которой я был обязан всем. Мы с ней — ёкаи, а это значит, что моя любовь к ней не запретна, но порой любовь к ёкаю приносит больше боли, чем к человеку. Я любил её, и кто посмеет сказать, что она не любила меня? Но она относилась ко мне, как к верному другу, старому приятелю или родному брату. Я ни разу не посмел бы переступить ту черту, что разделяла нас, да и она бы не смогла. Йономори всегда была добра ко мне, она научила меня многим ценным вещам, которые порой я не мог понять, но чувствовал кожей, что так и должно быть. — Ведь не мы выбираем друзей: это они выбирают нас, поэтому либо порви с ними, либо принимай их такими, какими они есть. — произнесла в тот день Богиня, щурясь от лучей ослепляющего зимнего солнца. — Тогда я выбираю тебя, Йономори. — произносил я каждый раз с трепетом. Вот и сейчас она стояла, любуясь бутончиками ещё не распустившейся сакуры. В нашем альтернативном мире, который я создал после того, как воды реки затопили храм, стояла ранняя весна. Вот только солнце всё равно было такое зимнее и такое холодное. Она стояла, купаясь в его лучах, и с улыбкой касалась бутонов кончиками пальцев, помогая им распуститься раньше срока, и от её прикосновений раскрывались нежные бледно-розовые цветы. — Если найдёшь такого человека, с которым ты мог бы любоваться цветением сакуры, скажи мне, Мидзуки. — произнесла она. На её губах мерцала лёгкая улыбка, готовая в любой момент вспорхнуть с её губ. —***
— Моё время в этом мире подошло к концу, но я не умру, Мидзуки, я просто вернусь к земле. — Угу. — я рассеянно кивнул. — Обещай мне, Мидзуки, что найдёшь человека, близкого тебе по духу. Обещай… — улыбка исчезла с её лица. — Я клянусь тебе, Йономори. Клянусь…***
Закончив с покупками я вернулся в храм Микаге, и, как обычно, никого там не застав, побрёл на кухню, чтоб заварить себе кофе. Как только напиток был приготовлен, я сел в кресло, и, укрывшись тёплым пледом, попытался предаться воспоминаниям. Отхлебнув глоток крепкого кофе, который обжёг мне кончик языка, я, упёршись босыми ногами об холодный деревянный пол, принялся продумывать стратегический план украшения храма, с целью привлечения как можно большего количества посетителей, но тут меня посетила мысль, напрочь отвлёкшая меня от него. Я, сам не зная почему, вдруг захотел вернуться в тот храм, где я жил до встречи с Нанами. Что-то мне подсказывало, что это будет не зря. Я чувствовал, что непременно должен там побывать.***
Вот этот поворот к хлебным полям, сейчас я увижу знакомое, полуобгоревшее крыльцо со следами лисьего пламени. Но… что это! … Это же не может быть правдой! Йономори ведь уже больше нет. Тогда, может это очередной глюк за сегодня? — Мидзуки! Иди сюда! — знакомый до жути силуэт, эти золотые волосы, розовая юката и утончённая фигура. Сомнений быть не может. Йономори приветливо помахала мне рукой, подзывая меня к себе. Я послушно, еле ступая, пошёл навстречу к той, кого я любил больше жизни. Я вдруг начал отчётливо понимать, что всё, что я делал до этого, было не более чем желанием всё присвоить себе. Но теперь, когда былые чувства вспыхнули с новой силой, я наконец-то осознал, что нашёл-таки человека, с которым могу теперь вечно любоваться сакурой. Я не шёл, а бежал, желая только одного, чтоб это видение не рассеялось, как мираж в пустыне, чтобы реальность, в которой я нахожусь, не покрылась бы вдруг трещинами, и не рассыпалась на тысячу крохотных осколков. — Йономори, ты… ты… жива. — выдохнул я, запыхавшись от такого бега, напрочь позабыв, что наделённый силой ёкая, я мог бы преодолеть расстояние между нами в считанные секунды. — Я же говорила, Мидзуки, я не умру, я просто вернусь к земле, но вот я снова пришла. Скажи, Мидзуки, нашёл ли ты себе нужного человека, пока меня не было? — как ни в чём не бывало спросила златовласая Богиня, словно не было ничего, словно она просто уезжала на время, вот теперь снова приехала. — Нашёл. Это ты, Йономори. Я давно хотел сказать тебе, что… — девушка хотела было перебить меня, но я не дал ей этого сделать, приложив свою руку к её губам, — я люблю тебя, Йономори. Я наклонился и нежно обнял за плечи мою, такую хрупкую и такую прекрасную Богиню. И вот случилось то, чего я ждал всю жизнь: её губы коснулись моих, и в следующую секунду наши губы слились в неистовом поцелуе, ведь мы оба так долго этого хотели. Поцелуй казался нежным и сладким, и совсем не хотелось останавливаться, но от переизбытка чувств ей стало недоставать воздуха и я с сожалением отстранился. Золотые волосы падали на её грудь, обрамлённые багряным закатом, в глазах Йономори стояли слёзы. Она кожей ловила прикосновение моих рук, их тепло — ощущения, следы которых не смогли бы стереть другие руки. — Я тоже… Тоже давно люблю тебя, Мидзуки. — опустив глаза, сказала она. — Тогда, Йономори, позволь мне всегда быть с тобою вместе. Обещай мне, что не исчезнешь больше. — Обещаю, Мидзуки.***
С прошлой жизнью меня теперь больше ничего не связывало. Последняя ниточка с реальным миром оборвалась ещё с уходом Нанами, и теперь я решил остаться с Йономори в мире, где нам двоим больше никто не помешает. Я то буду время от времени проведывать храм Микаге, но теперь моя жизнь наконец-то наладилась, и я восстановлю всё то, что было утрачено нами. Впереди у нас была долгая лунная ночь.***
А утром, проснувшись и поняв, что её голова покоится на моей груди, я осторожно, чтобы не разбудить, отвёл с её лба волосы и долго, ощущая биение наших сердец, смотрел на неё, пока, открыв глаза, она не улыбнулась в ответ.