The Cursecracker, или... сыграем в куклы, Румпельштильцхен?

Кора сидела в спальне у Пейдж, переодетая в нечто розовое в цветочек, что принадлежало хозяйке, и грела руки о чашку с какао. Ее собственная мокрая одежда была отправлена в стирку. Кора очень надеялась, что не заболеет, а то как бы это не пробудило подозрений у матери… у Регины. Дверь комнаты открылась, и вошла Пейдж с куколкой в руках. Она заботливо высушила игрушечного человечка материнским феном, расчесала ему кудряшки и теперь посадила на стол, перед подругой. Золотые неподвижные глаза смотрели прямо в лицо Коре, словно кукла чего-то напряженно ждала. И Кора даже знала, чего. Она встала и неуклюже попыталась сделать книксен, а затем с детской важностью провозгласила: — Пора снимать маски! Здравствуй, Темный маг Румпельштильцхен. Ей почудилось, что кукла кивнула. Пейдж внимательно наблюдала за обоими. Где-то в глубине души девочка никак не могла поверить, что все это правда. — А я — Эмма, — продолжала та, которую Злая Королева назвала в честь покойной матери. — Дочь Белоснежки и Прекрасного Принца. Пейдж восторженно ахнула, прикрыв рот ладошкой. Ее любимая учительница Мэри-Маргарет — Белоснежка! А тот пациент в коме — получается, Прекрасный Принц?! Кора — нет, теперь уже Эмма — не сводила глаз с крошечного позолоченного личика, и тут губы куклы… шевельнулись. И высокий, почти детский голос произнес, отчетливо выговаривая слова: — Эмма! Какое прекрасное имя. Эмма едва не подпрыгнула на месте и схватила Пейдж за руку: — Ты слышала?! Слышала?! — Слышала что? — недоумевала Пейдж. — Как это что?! Он заговорил! Он сказал: «Эмма! Какое прекрасное имя!» Нет, ты подумай — все правда! Все это правда!.. Эмма кинулась к человечку, склонилась над ним, жадно всматриваясь в кукольные черты, так часто виденные ею в книге сказок: — Послушайте… а вы… вы можете подсказать, как разрушить Проклятье? Как вернуть память сказочным героям? Вы же все знаете!.. Пейдж с испугом уставилась на нее — теперь ей казалось, что Эмма сошла с ума. Одно дело — когда тебе мерещится, что кукла живая, а другое — когда ты с ней разговариваешь и еще думаешь, что и она на это способна!.. Румпельштильцхен снова разомкнул губы, снова заговорил, и снова это услышала только Эмма: — Поцелуй истинной любви. — Ох, замечательно! — Эмма захлопала в ладоши. — Как же я сама до этого не додумалась! Пейдж, он говорит про поцелуй истинной любви! Но как, — вдруг остыла она, — как… кто… и с кем должен поцеловаться? На сей раз Темный маг промолчал. Сколько ни повторяла Эмма свой вопрос, он казался глубоко задумавшимся и не знающим ответа. — Истинная любовь, — бормотала Эмма, — она должна быть взаимной! Например, если я поцелую Регину… она меня не любит… она Злая Королева… у нас не получится! Так? Румпельштильцхен кивал ей, и в его игрушечных чертах отразилось одобрение — умная девочка. Все понимаешь. — И Проклятье должно быть как-то связано с тем, кто целует, — уверенно проговорила Эмма и поглядела на Пейдж. — А то бы ты просто поцеловала свою маму, например. Вдруг она замерла, словно ей в голову пришла еще какая-то мысль. — Пейдж… Грейс! Мне надоело называть тебя ненастоящим именем!.. Мы сейчас же бежим на поиски Безумного Шляпника! Он мне говорил, где его можно найти! — Зачем?.. Ты же простудишься и заболеешь, ты совсем недавно вылавливала ку… Темного мага из реки, — растерялась дочь вышеупомянутого Шляпника. Но Эмму невозможно было остановить — она сунула Румпельштильцхена в карман и вихрем вылетела в прихожую, чтобы надеть одну из курточек подруги. — Это неважно! Зато Проклятье падет! Пошли, Грейс, пошли!..