The Cursecracker, или... сыграем в куклы, Румпельштильцхен?

Нью-Йорк, шесть дней тому назад Он был живым, настоящим, и сидел так близко к Нилу, что можно было дотронуться до изуродованных магией, знакомых рук. Заглянуть в глаза, назвать… назвать так, как раньше. Но всего этого не хотелось делать. — Поедем в Сторибрук, там все встанет на свои места. Я найду способ стать человеком… и мы сможем поговорить… я смогу все исправить, — сбивчиво говорил он, а Нил старался проглотить невесть откуда появившийся комок в горле, но не мог. — Сынок… Бэй… ты был прав… насчет магии… насчет всего… И вот я здесь, в мире без магии… чтобы вернуть тебя… Нил думал только о том, что это сон. Что стоит как следует ущипнуть себя за руку, от души, и тут же проснешься. Ему хотелось заткнуть уши ладонями, лишь бы не слышать этот жалкий голос. — Я виноват… но ведь я принял на себя проклятье, чтобы тебя спасти от войны! от бойни… А вот теперь наступила тишина, в которой слышалось лишь прерывистое дыхание, будто вот-вот — и польются слезы. Наверное, отец еле сдерживал их. Но все же крепился, собрав остатки мужества — если оно у него хоть когда-то было. — Это был не мой выбор… я не хотел отпускать тебя, — чуть слышно выдохнул он. Нил закрыл глаза, когда жесткие позолоченные пальцы коснулись его руки. Хотел оттолкнуть, но не сумел. Перед ним, казалось, заново распахнулся зеленый портал… — Бэй, мне так жаль! сынок… А сейчас — все-таки смог оттолкнуть. Встал с того, на чем сидел — Нил даже не сознавал, что это было, стул ли, кровать — и отошел к двери, чтобы уйти, скрыться, никогда снова не чувствовать этой боли, не вспоминать, не думать, не… — Бэй! — отчаянно прозвучал зов ему вслед. — Ты же любил меня… когда-то! Нил с усилием обернулся, встретил взгляд выпуклых глаз, полных слез. — Ты был хорошим человеком, — тихо произнес он. И проснулся. …Какое-то время Нил лежал без движения, на комоде смутно виднелась та самая кукла — будь она проклята! — но успокоиться, отрешиться от прошлого не получалось. Да ведь это сон! Сон… и ничего больше… Сон… но второго такого уже не выдержать. Уже вставая и одеваясь, Нил невольно глянул на куклу и увидел на крошечном неживом личике следы слез. Золотых слез. *** Нил принес свою куклу в комиссионный магазин и сдал, как он сам посчитал, без особых колебаний. Однако все же сдал, говорил он себе, сжимая в карманах кулаки. Молодая светловолосая продавщица, работавшая в магазине, обратила внимание на странное поведение Нила. — Такое впечатление, будто вам не хочется сдавать находку, — заметила она. — Жаль только, с ней никаких документов не было. Интересно, почему ее выбросили? Нил пожал плечами, натянул на лицо улыбку, стараясь не встречаться взглядом с куклой, ныне очутившейся на прилавке. Никаких слез на игрушечном личике не было, они, конечно же, Нилу почудились. По крайней мере, он пытался себя в этом уверить. По крайней мере, продавщица тоже ничего такого не заметила. — Я знаю городок, где эту куклу точно купили бы, — Нил сам не понимал, отчего вдруг решил это сказать. — Вот как? — девушка подняла брови, глядя на него. Он ее чем-то заинтересовал — странный человек, явившийся с загадочной куклой, проживавшей в средневековом замке. Неприкаянный, подумалось ей. Самое подходящее для него слово. — Сторибрук, — беспечным тоном отозвался Нил и мысленно усмехнулся тому, как естественно это прозвучало. — Городок такой… я там бывал… там любят все чудное. А кукла необычная. Уж что-то, а лгать он умел непринужденно и хорошо. Продавщица хмыкнула, поудобнее усадила куклу на прилавке. — Не знаю такого городка. Сторибрук, говорите? — Да, — Нил почти через силу выдавливал из себя слова, заталкивая вглубь воспоминание о сегодняшнем сне. Он по-прежнему не знал, зачем говорит это, но повторил еще раз: — Сторибрук.