Тибидохские вёсны

У Кати Лотковой, умницы, спортсменки-драконоболистки, гордости школы и просто красавицы есть секрет, вернее – страшная-страшная тайна, до сих пор не рассказанная ни одной из самых близких подруг: Катя Лоткова влюблена. Нет, ни в веселого лопоухого комментатора Ягуна и не в красавчика Жикина или скупердяя Сем-Пень-Дыра, не в члена команды «Невидимок» или симпатичного мага с Лысой Горы. Катя влюблена в свою преподавательницу по нежитеведению Медузию Горгонову и понимает, что это в корне неправильно. Катя учится на четвертом курсе, летает на пылесосе, потом приходя в замок еле живая после изнурительных тренировок, серьезно готовится к предстоящим экзаменам в конце года. Вечерами с драконбола Катю провожает верный неунывающий внук Ягге, а красавицы и отличницы Лотковой еле сил хватает выдавить из себя более-менее доброжелательную улыбку, чтобы не обидеть друга – в конце концов, не виноват же он, что вовсе не является тем человеком, которого Катя мечтает видеть днями и ночами. Вернее, конечно, которую, но Катя старается лишний раз об этом не думать – запретный плод сладок, да он все же запретный. В школьной библиотеке она тоже сидит рядом с Ягуном или Таней, хотя там, рядом, через узкую перегородку – она. Только вот ни Гроттерша, ни комментатор никогда не поймут, почему, подхватив книги, их однокурсница спешно перебирается за соседний столик, присаживаясь рядом с суровой преподавательницей. И, наверное, никто никогда не понял бы. У доцента кафедры нежитеведения красивые руки: белые, узкие, холеные, с длинными красивыми пальцами и острыми ногтями. Катя специально садится на лекциях за первую парту и жадно смотрит, как совсем-совсем рядом эти руки что-то записывают в классном журнале, выпускают из кольца яркую зеленую искру, поправляют волосы или одежду, стучат костяшками по столу, требуя тишины. Внутри девушки что-то переворачивается, бьется и ходит ходуном, вот-вот собираясь вырваться наружу; Медузия с тревогой смотрит на побледневшую ученицу и поручает кому-то – должно быть, все тому же Ягуну – отвести ее в магпункт. А Катя в это время отдала бы все на свете, только бы за локоть осторожно вел ее не однокурсник, а она. И, наверное, даже к лучшему, что никто с их курса не интересуется, почему Кате так часто становится плохо на парах по нежитеведению: никто никогда не поймет, что, жадно внимая ее словам, отличница и гордость школы совсем забывает, как и зачем дышать. Медузия часто, подолгу смотрит в глаза Кате, а та всеми силами старается не опускать свой взгляд, ненароком натыкаясь на красивые губы женщины, покрытые бордовой помадой. И когда однажды на каком-то очередном экзамене преподавательница наклоняется к Кате, чтобы что-то там сказать – Лоткова понимает что не сходит, а уже почти сошла с ума. Необратимый процесс находится на последней, завершающей стадии. А потом Катя видит, как за обедом в зале Двух Стихий Сарданапал кладет на руку женщины свою ладонь, как Медузия тепло улыбается и что-то там говорит ему в ответ, как ласково поправляет мантию и как смотрит ему в глаза – Лотковой вдруг хочется мигом испариться, скрыться с лица земли; ей хочется не плакать, а именно реветь, отчаянно и громко. Каждый раз, видя директора школы, Лоткова выдавливает из себя добродушную улыбку, всеми силами запирая внутри себя всю боль и все отчаянье. В конце концов, именно так правильно, так и должно быть. Это не Медузия «не такая», это она, Катя, «не такая». Кате немного даже нравится ощущение невозможности и мечты. Ведь, согласитесь, никогда же не будет так, что эти руки будут гладить ее, Лоткову, по щеке, осторожно держать за локоть, обводить контур губ? Ведь никогда-никогда медно-рыжие пряди длинных волос змейками не обовьются вокруг запястья Кати, никогда девушка не будет слышать такой приятный для своих ушей голос совсем-совсем близко, никогда не почувствует ее дыхание на своей шее, правда?.. Толстый справочник систематики леших и водяных падает на пол из ослабевших рук и возмущенно шипит на Катю; та словно просыпается ото сна и долго не может успокоить дыхание – только что она опять чуть не задохнулась, погрузившись в свои мысли. У нее есть только образы и мечты, а там, дальше – безумно красивое строгое лицо, словно высеченное из белого мрамора, тонкие узкие руки, паутинка ржаво-рыжих волос и пьянящие ореховые глаза. Наверное, когда-нибудь Катя все-таки будет счастлива, но только не сейчас. Жаль, что волшебники не верят в «следующую жизнь». Катя кажется самой себе крохотным блеклым мотыльком, запертым в фонарь с острыми гранями правды, долга и правил. Бейся или не бейся – все равно тебе не по силам разбить безразличное холодное стекло, в которое ты закована без права выхода. Остается только каждый раз вымученно улыбаться и смотреть, как за плечи ее обнимает кто-то другой – в конце концов, это правильно, это Катя «не такая». Оказывается, когда не смешно, смеяться совсем-совсем не просто, а еще сложнее – бормотать что-то доброжелательное, когда хочется выть, реветь и давиться собственными словами. Катя часто думает, почему все-таки женщина, почему сейчас и почему – именно она, Горгонова, и приходит к одному и тому же ответу: ведь у любви вовсе нет адреса. А наивные мотыльки всегда летят к ослепляющему свету, способному сжечь их дотла. Катя верит в «следующую жизнь», где она будет счастлива.