Деревенские страшилки, или Сказки у костра

      Дождь (со дня юбилея Константина Сергеевича) не прекращался уже вторые сутки, и у меня было достаточно времени, чтобы подумать о загадочном послании в одно короткое слово, смысл которого пока оставался за гранью понимания. Планшет лежал в режиме печати со вчерашнего дня, и я каждый час поглядывал туда, в надежде на пояснения или хоть чего-то, что смогло бы помочь. Но устройство горело девственно-чистым экраном, пришлось его выключить, отложив в сторону и на время позабыв.       Слово «ЧАСЫ» я воспринял как предмет, который предположительно как-то связан со Щекочихой. На ум приходили только одни часы, которые лежали в коробке с фотографиями на чердаке Ивановых, и это значило, что мне следовало повторить свой подвиг и забраться туда ещё раз.       Как это провернуть технически, я примерно представлял: достаточно было дождаться, когда хозяйка уйдёт из дома, а мне хватило бы и пяти минут. А вот как заставить себя справиться со страхом, сделав над собой усилие, я пока старался не думать. Кисть то и дело сводило болезненной судорогой. В конце концов ручка из онемевших пальцев выпала, когда я отмечал последний пункт своего списка, где пытался отразить все события, которые произошли за последнюю неделю, прожитую в Боголюбовке, да и просто всё, что мне показалось необычным.       Пункт о немеющей руке я внёс уже правой кистью, благо, что владел обеими. Никакие растирки бабы Мани не помогали, и оставалось дождаться, когда судорога пройдёт сама. Однако промежутки между приступами становились всё короче и короче, что заставляло нервничать и терять надежду, что они уйдут раз и навсегда.       Деревня, несмотря на то, что вокруг раскинуты бескрайние поля и леса, это такое место, где тебе не дадут побыть наедине с самим собой и обязательно придумают или новую проблему, или приключение. Больше всего сегодня я не хотел вести разговоры о своей городской жизни, которая казалась мне уж очень далёкой, как в дом вошёл Женька без стука и предупреждения. Сняв обувь в сенях и нарочито откашлявшись, он постучал в уже открытую дверь. Замка, разумеется, на ней не было. Чёрте что — заходи кто хочешь. Тетрадь я убрал в плотную стопку Ленкиных учебников за прошлый год, куда она не заглядывала даже для того, чтобы протереть пыль.       — Роман, мы к тебе с дружаней по делу, — Женька напустил на себя важности. — Вчерась он приехал. Тачка у Шурика не заводится, а ему завтра в город, на смену. Ты же вроде самый учёный тут, мож, чего подскажешь? — вариантов Женька не оставил, и мне пришлось подняться и попробовать вызволить железного коня Шурика. Правда, устройство двигателя и прочих агрегатов я видел лишь раз, и то на плакате институтской мастерской, и изображён на нём был коленвал от трактора «Белорус».       Под «тачкой» подразумевалась старая Бэха с самодельной выхлопной трубой неприличных размеров. Примотанный скотчем бампер повидал на своей жизни немало, и облупившийся пластик местами сохранил последствия неудачных парковок, зато на тонированном заднем стекле красовалась наклейка «Еду быстро. Бью сильно». Вероятно, для того, чтобы нагнать страха и уважения на других участников дорожного движения. Сам дружаня тоже был не лыком шит и носил модный спортивный костюм с красными лампасами. Прикид был на два размера больше с целью придать солидности худосочному телосложению Шурика. Может, сказать этому дурню, чтобы вытащил ветровку из штанов, а то молния натрёт чего. Да ладно — будет дома мазать причинное место детским кремом. А-а-а, у него ещё лаковые туфли на босу ногу? — тогда ещё и спиртом можно.       Правда, лицо парня выглядело настолько огорчённым, что я буквально прочитал у него на лбу, что он готов из своей ласточки хоть сеялку сделать, лишь бы добраться до города и не получить нагоняй от начальства. А трудился наш Александр на шарико-подшипниковом заводе сторожем.       — У тебя хоть инструмент есть какой? — спросил я Шурика, который сейчас ковырялся зубочисткой в золотой фиксе, направив всю деятельность серого вещества на поиск замка под капотом.       — Да там, на заднем сидении, — махнул рукой он.       Я рассчитывал найти там хотя бы отвертку и, немного поковырявшись и принеся соболезнования, по-тихому свалить домой. На пыльных ковриках, заваленных пустой тарой и бумажными пакетами из фаст-фуда, было ещё много чего, но глухое хрюканье заставило напрячься даже меня.       — Ой, киса моя, я же забыл, что ты у меня там! — елейным голосом протянул Шурик, вытаскивая из завалов существо с бежевой шкуркой. Киса была не кисой вовсе, а даже наоборот — собакой. Хотя, хрен знает, кого с кем скрестили, чтобы вывести мопса. Странный питомец, однако, у сторожа оборонного завода. Ладно бы овчарка какая была, а так — сплошной декор и фикция. Киса, вильнув крючковатым хвостиком, лизнула хозяина в щёку, и Шурик, чмокнув её в мокрый нос, засунул подмышку. «Ё-ё-ё, гадость-то какая», — подумал я, передёрнувшись, и залез под капот, чтобы не видеть этой идиллии.       Состояние моторного отсека было удручающим, и мне, откровенно говоря, захотелось захлопнуть мятую жестянку, чтобы не пачкать руки о масляные потёки, и посоветовать Шурику сдать её в утиль. Но, похоже, сегодня мне суждено было стать спасителем: неполадка обнаружилась почти сразу и, подмотав отвалившийся провод изолентой, я сложил с себя полномочия электрика. С третьего раза агрегат завёлся, и машину затрясло, как в лихорадке.       — Век не забуду! — улыбающийся Шурик протянул мне руку. — Может, отметим? — подмигнул он, вытаскивая чекушку из-за пазухи. Я отказался, сославшись на большую занятость: мутило меня от этого Саши, дёрганый он был какой-то, и версия с гостевым визитом в деревню на один день мне показалась неубедительной. И лампасы эти, дурацкие, я уже где-то видел. А, может, я опять себя накрутил? Просто не люблю залётных: ничего хорошего от них не бывает. Я уже собрался уйти домой, как заслышал в разговоре пацанов имя Щекочихи. Я сделал вид, что чищу грязную подошву, прислушиваясь к диалогу, из которого понял, что Василина Петровна собралась завтра в город, и Шурик вызвался её подвезти. Теперь я точно знал, когда опять наведаюсь на чердак.

***

      В этот раз я решил обойти дом с другой стороны и перелезть там, где забор пониже. Рука могла подвести в любой момент, и рисковать не хотелось. По почтовому ящику я стукнул больше по привычке, но звякнувший внутри предмет заставил меня поменять планы. Немного поразмыслив, решил всё же зайти через калитку, хотя всё это выглядело странно. Совершенно ясно, что Щекочиха поняла, кто орудовал у неё на крыше, и откуда взялась фотография в кармане моих джинсов, но услужливо подложенный в почтовый ящик ключ выглядел, как приманка. А может, она думала, что я струсил и больше к ней не сунусь? Да и про моего тайного собеседника она знать не могла. Собравшись духом и поглядев по сторонам, я открыл калитку и зашёл во двор.       Всё те же идеальные грядки-клумбы; лесенка стояла на месте, и даже маленькая чердачная дверца была приоткрыта. Я задницей чувствовал, что всё это неспроста, но сведённая рука заставила меня вспомнить об участи Ивановых. Сжав зубы так, что пломбы грозили раскрошиться, я, пересиливая боль, залез по лесенке, цепляясь за старые доски одной рукой. Занозы потом буду ковырять ещё долго, но сейчас я их даже не заметил.       Чердак был выметен, а все вещи собраны в коробку и уложены в порядке, понятном только хозяйке. Долго осматриваться я не стал и хотел побыстрее всё закончить. Часы лежали сразу после знакомого альбома, и, прихватив старинные ходики подмышку, я пополз вниз. Смотреть под ноги не получалось, поскольку ноша загораживала обзор деревянным резным корпусом. Часы оказались тяжелее, чем я думал, и спускаться было очень непросто. Длинная цепь с тяжёлой металлической шишкой на другом конце выскользнула из рук и, срикошетив от стены, со всего размаха ударила по колену. Я охнул, с трудом удержавшись на шаткой лесенке, дожидаясь, когда из глаз перестанут сыпаться искры, а боль немного стихнет.       Отдышавшись, я попытался переставить дрожащую ногу на следующую ступеньку, чувствуя, как стекающие капли неприятно щекочут голень, а штанина, на которой расползлось бурое пятно, прилипла к колену. Я медленно попытался посмотреть вниз, чтобы понять, сколько мне так ещё ползти, как верхний край лесенки угрожающе оторвался от стены. Ещё несколько секунд я балансировал, сохраняя вертикальное положение, а потом понял, что мне больше не удержаться. Земля надвигалась так быстро, что я даже не успел моргнуть. Холодный, шквалистый порыв ветра лишь немного изменил траекторию падения, и тонкий колышек, торчащий из земли, все же поцарапал мне плечо. Часы валялись рядом и только чудом не упали на меня всем весом добротного раритета. Они почти не пострадали, за исключением пары царапин, а стекла на них и так не было. Присев, я поднял часы, но сам встать смог только через несколько минут, которые провёл в тупом оцепенении. Раздумывал над тем, а так ли уж мне сегодня повезло, что колышек не воткнулся в спину и часовая гиря не размозжила голову. Перешагнув лежащую лесенку, которую поднять и поставить на место был не в состоянии, я поплёлся к калитке, доволакивая одну ногу. Да и стоило ли скрывать следы своего прибытия, когда помятая лужайка и пятна крови на мощёной дорожке всё равно ей всё доложат.

***

      Часы Ивановых висели на стене вместо картины с охотниками на природе и громко тикали. Простой механизм запустился сразу и теперь мерно отсчитывал часы и минуты в доме бабы Мани. Ничего мне они не дали, ни единой зацепочки и подсказки.       — Ну хоть ты направь меня, — обратился я к планшету с чистым экраном. — Не зря же ты меня сегодня выручил, — это я тому, кто отклонил лесенку в сторону и не позволил деревяшке засесть мне под лопатку.       Тихо в доме, даже слишком. Слышно только, как шестерёнки перебирают цепь завода. Сейчас я был бы рад даже Ленкиной болтовне о девичьих глупостях, но они с бабулькой ушли в гости к соседям смотреть очередной сериал. Почему нельзя было остаться дома и включить это грёбаный телек тут? Я теперь злился непонятно на кого. Хотя это, наверное, нормально, когда на страх уже выработался иммунитет, и вместо него пришла злость. Нельзя постоянно бояться, пытаясь спрятаться за иллюзией самообмана и делать вид, что всё в порядке. Чего уж тут хорошего, если изо дня в день мне становится только хуже, а кошмарные сны уже каждую ночь являются моими спутниками?       Я уже стал привыкать к ночным похождениям и даже начал принимать участие в том, что происходило в мире, куда меня уносили причуды спящего разума. Последний раз даже успел осмотреться по сторонам, когда спираль воздушного водоворота затягивала меня на дно. Да-да, я теперь знал, что там есть дно. А ещё я успел спасти кролика и поймать его костлявыми пальцами, выдернув из бушующего потока, состоящего из пыли, веток и частиц сгнившей плоти. Кстати, в некоторых фрагментах я узнал своё ухо — по маленькому серебряному колечку в распухшей мочке. Напуганное животное прижималось ко мне мягкой шкуркой, и крохотное сердечко трепетало быстро-быстро. Теперь я там был не один, и сердце зверька как будто заменило моё, мёртвое, и билось для нас обоих. Жаль только, что Орлик всё же сгинул в бездне, а его жалобное ржание будило меня каждое утро.       Тимоха, гад, спал теперь в сенях, странным образом заинтересовавшись живущей там крысой. А потом, немного поохотившись, устраивался на стуле напротив моей кровати. Обернув рыжим хвостом мягкие лапки, он блаженно запускал коготки в гобеленовую обивку, оставляя затяжки-петельки, слегка подёргивая кривым кончиком. Он жмурился и долго смотрел на меня жёлтыми глазами, мол, «Чего сегодня нового видел, хозяин?». Сейчас он опять гонял крысу под комодом в сенях, опрокинув стопку тазов, стоявших в углу. Бывалый грызун сдаваться не был намерен и надолго засел под половицами. Приподняв больную ногу, я поднялся с кровати и поковылял к столу, чтобы записать в тетрадь события вчерашнего дня. Тонкий корешок своего дневника я нашёл не сразу: видать, бабулька прибралась тут, расставив всё по порядку. На двухъярусной полке, только часть которой была отведена под подростковый беспорядок, стояли фарфоровые статуэтки, вазочка с сухоцветами и маленькие розовые часики. Их я давным-давно купил в переходе у китайцев и подарил Ленке.       Какой-то тонкий сосудик лопнул в моей голове, болезненно стрельнув в висок, когда я взял их в руки. Почему я решил, что нужные часы необходимо искать на чердаке Ивановых? Мне просто надо было подумать, а я ломанулся по этой чёртовой лестнице, так «любезно» подставленной к самому краю. И этот ключ… Сейчас я был намерен одеться, поплотнее замотать ногу и отправиться к ней, чтобы сказать, что в случае, если… «Если» не должно было случиться и причинить вред моим близким. Всю эту кашу заварил я, вот пусть с меня спрос и будет. Часики я поставил на место, бережно протерев пыльный циферблат с замершими стрелками.