Три части одного целого

*** Я ненавижу пузатых, волосатых мужиков, сальные шутки, немытые волосы, жирных плоских девок и остывший чай. Мои ногти аккуратно пострижены, от меня сладко пахнет перечной мятой, я принимаю душ три раза в день, трижды наношу крем для лица и контура век, на ночь – кокосовое масло на все тело. Я не выгляжу слишком юным, я не выгляжу слишком зрелым, я выгляжу идеально молодо, если перевести на человеческое время, то мне около тридцати лет. Мой рост сто восемьдесят шесть сантиметров, поэтому мне идет одежда любой длины, любого фасона, у меня идеальные пропорции и процент жира, я не ем сладкое после трех дня и не пью алкоголь. Я много читаю. У меня огромный словарный запас, я ловко шучу и в любой компании от меня без ума. Я стригу волосы раз в полтора месяца, они не должны отрастать больше чем на два с половиной сантиметра, я становлюсь неопрятным, я ненавижу нерях. Я засыпаю и просыпаюсь в одно и то же время, чтобы не появлялись темные круги под глазами. Я капитан пятого отряда и мои подчиненные меня обожают. Я самый сильный шинигами (Ямаджи не в счет, старый пескоструйщик). У меня нет соперников или конкурентов, потому что я лучший. Волшебный, совершенный, безупречный – это вам парочку слов, если еще затрудняетесь подобрать мне эпитет. Я идеальный парень, идеальный шинигами, идеальный король. Я почти Бог. Почти. Для меня нет ничего недоступного. Я воплощение вашей мечты, будь то философская теория об идеальном человеке, будь то изысканная эротическая фантазия пресыщенной красавицы. Я ваш мерцающий предел, у меня же нет никаких пределов, я над всеми пределами, я могу убить тысячу душ, лишь прищелкнув пальцами, вы думаете, я считаю вас жалкими? Это все вздор, рядом со мной вас просто не существует. *** - Давай уже сюда! - Ты, по-моему, не запомнила. - Все запомнила, достал меня! - Никки, повтори. - Нет того, кто сравнится в дотошности с тобой! Ладно… Итак: дождаться вечера, если будет день, идти к своему отряду той же дорогой, что и сейчас, обойти чайную комнату слева, там будет дырка в заборе, пролезть, найти тебя на летней веранде, если ты будешь не один – ждать пока останешься, передать записку, рассказать все как есть, немножко тебя потискать, хи-хи, вернуться назад, попросить тебя помочь, если сама не справлюсь. Но я справлюсь, я уже раз сто пробовала. Все, ты доволен? - Ну, смотри… Только, пожалуйста, без этих нежностей, Никки. Я не любил это раньше точно так же, как и сейчас, - вяло возмущался ты. - Все равно выбора у тебя нет. За этим последовала моя излюбленная ласка – стиснула кольцом твои ребра и, уткнувшись носом в солнечное сплетение, ощущала тепло и слабый запах сухой травы, я так усердно орудовала своим мягким, вздернутым кончиком, что едва не высекла искру. Ты зевнул и поморщился, с того времени, как ты вернулся со мной в сообщество душ, успел отвыкнуть от моего навязчивого присутствия, у тебя появилось много свободного времени и пространства. Свободного от меня. Это меня особенно не беспокоило, если бы эта маленькая писклявая сука без устали не маячила перед твоим прямым тонким носом. - Почему она постоянно таскается к тебе, особенно в такое позднее время? Это вообще неприлично! – раскапризничалась я, ощутив, как на меня нахлынули тревожные думы в преддверии моего недолговременного отсутствия. - Кто? Хинамори? Ты опять за свое? – на твоей переносице обозначились милые морщинки. - Она злая, она ни на секунду от тебя не отвяжется, я уверена, у нее есть твоя фотография и я даже боюсь представить, что она с ней вытворяет, она сразу возненавидела меня! - Кого-то она мне напоминает, - усмехнулся ты. - Она хочет настроить тебя против меня, я знаю! Что она тебе наговаривает? Айзи-тян, я не переживу, если узнаю что ты любишь ее больше чем меня, ты же не любишь ее, правда? Скажи, ты же не любишь эту тварь? – чем больше я говорила об этом, тем сильнее себя накручивала и тогда моя ревность достигала такого предела, что глаза начинали слезиться, и горло сводило от боли. - Никки, ты как ребенок… - И единственный, правда? Правда ведь? Если ты не скажешь правду, я ничего делать не буду! Скажи, скажи! – вымогала я. Да, я признаю, что вела грязную игру, пытаясь на тебя давить, но иначе мне не удавалось тебя разжалобить. - Правда, правда, белочка, правда, ты у меня единственное дитя на шее, больше я просто не в состоянии осилить, - ни разу мне не удавалось вывести тебя из себя, чтобы я не вытворяла, как бы ни вредничала и ни ныла, ты оставался предельно невозмутим и ироничен. И это была чистая правда – к Хинамори ты бы категорически равнодушен, но это не мешало мне яростно ее ненавидеть и желать ее скорой, мучительной, огненной кончины. Получив некоторое облечение после твоего признания, я выпустила тебя из капкана. - Я буду ждать тебя здесь. - Ты обещаешь? Так долго? А что ты будешь делать в этой глуши один? - Я уже взрослый мальчик, я найду себе занятие, не беспокойся, - усмехнулся ты и вытащил из кармана маленькую серую книжечку. - А какой ты был раньше? Ты не будешь сильно на меня злиться, ну, что я вот так свалилась? – беспокоилась я и потирала ладошки. - А я что, разве когда-нибудь злюсь? Порычав твоему умиротворенному голосу, похныкав и немного повиснув на твоей шее (как же мне хотелось снова капельку тебя покусать, самую малость) я нехотя прервала наше сердечное прощание. Ты отошел от меня и встал в центр нашей уютной полянки, которую мы недавно облюбовали, так кстати наткнувшись на нее, пытаясь найти уединенное место для отработки моего банкая. Полянка была не больше теннисного поля, вокруг которой буйно разросся пушистый шиповник, уже почти отцветая розовыми, душистыми бутонами. Ночь окрасила все в серый, лишь красные, рассыпанные бисерины земляники багровели в блеклости этой вечной луны, и запах сырой, холодной земли, перемешанный со спелым ароматом сонных ягод бесшумно поднимался вверх. - Серые ключи от ворот запада закрывают черные двери, открывают северные, разрушают замок; я называю число, пятый удар моего сердца разрывает слабые цепи, восьмой удар отдает часть, одиннадцатый обращает все вспять, - у меня, конечно, никогда бы не хватило собственной рейацу, чтобы воспользоваться моим Рюпу, поэтому ты состряпал заклинание, которое усиливало мою духовную энергию, посредствам щедрости и избыточности твоей собственной рейацу. Все ходуном заходило, меня, по обыкновению, скрючило, и вот так, беспомощным горбуном я подползла в центр созданного тобой бакудо и смиренно вытащила дзанпакто из ножен. - Связывай, Рюпу, - лениво пробормотала я. Все наши предыдущие попытки исследовать мой банкай успешно проходили испытание, но дальше, чем на пару недель я не возвращалась, так как возвращаться мне приходилось именно на эту полянку в строго оговоренное время. Когда мы проделали это в первый раз, то тебе пришлось долго приводить меня в чувство, точнее нас, так как «прошлая» Николь особенно сильно визжала и хваталась за подол твоего хаори. Впрочем, в эти короткие минуты жизни нашего треугольника я старалась на себя не смотреть, «прошлая» проводила ту же стратегию, мы понимали друг друга без слов, странным образом я не испытывала к ней никаких чувств, воспринимая как пластиковый манекен, для меня все это были фальшивые декорации, фарс, какой-то обманный ход, иллюзия, а вообще, я совершенно не жаждала вникать в происходящее, способности моего дзанпакто меня нисколько не увлекали. То ли потому что заслуги моей в этом почти и не было, то ли потому что занимали меня совершенно другие, более насущные проблемы. Все что от меня требовалось – ясно и точно представить место, в которое я должна перенестись и произнести дату. Ничего интересного, хотя ты был озадачен моим равнодушием к этой чудесной, фантастической и колоссальной по твоим словам возможности моего меча. Ты выбрал число, ты обладал чрезвычайной памятью, ну кто еще может вспомнить, что сто три года назад он торчал на какой-то веранде и один, втихаря плел венок из синих ирисов? Я назвала число, ты стал медленно рассеиваться, рассыпаться и на твоем месте, теперь привычно и неизбежно стали проглядываться штрихи нового пейзажа, неумолимо разрастаясь и заменяя собой реальность. Семнадцатое мая медленно угасало, багровело небо, уже серое на востоке, под матовыми, почти прозрачными облачками. Вроде сработало. Впрочем, полянка и сейчас ничем не отличалась, разве что помолодела на сотню лет, если я ничего не напутала. Но я не ошиблась. Осмотревшись, поев едва розовой, кислой земляники, я нетерпеливо зашуршала твоей запиской, тебе и предназначавшейся. Ты, я думаю, прекрасно знал, что воздерживаться от любопытства я не стану, поэтому мне не было ни стыдно, ни неловко. Все равно я ничего не могла сообразить, ты накалякал какие-то странные цифры, даже что-то красивое нарисовал, какой-то непонятный иероглиф, а еще просил быть со мной поласковее, что, с одной стороны, позволило нежности меня захлестнуть, а с другой стороны, сразу же после, возбудило нестерпимую ревность – прошлый ты знать обо мне ничего не знал и даже не подозревал о моем существовании. И это с такой раздирающей болью ковыряло весь центр моей грудной клетки, что ноги сами понесли меня в указанное место, ты не мог, не смел существовать без меня, я же без тебя была все равно, что легкие без воздуха – я была мертва. Крапива жалила мои руки и коленки, пока я пробиралась через заросли заброшенного дикого леса, где-то под ногами едва обозначилась тропинка, скорее намек на нее, но я сразу угадала верный путь, через десять минут я уже кралась на носочках между унылыми постройками Сейрейтея. Здесь все строилось на века, на тысячелетия, мода менялась едва ли раз в пару веков, поэтому я вполне органично вписывалась в обстановку, ничто не выдавало во мне неуместность, ладный костюм офицера, который я нацепила еще в Уэко Мундо ничем не выделял меня из общей массы здешних обитателей, а вкупе с моей непритязательной внешностью, так и вовсе походил на костюм невидимки. Так я ловко и умело добралась до неизменного чайного домика, возможно, слегка посвежевшего с нашей последней встречи, в нем уже мягко разгорался свет, и сладкий аромат засушенной цедры защекотал у меня в носу. Вокруг сновало несколько незнакомых лейтенантов, я сильно вжала голову, промямлила необходимое приветствие и удалилась прочь. Никто не обратил на меня внимания, и я быстро добралась до нужного места без приключений, хотя ощутила сильное облегчение, когда осталась без посторонних. Веранда старой библиотеки была окружена огромными, разросшимися кустами айвы с кроваво-красными цветами, кое-где пробивался барбарис, в нем-то я и засела, тихонечко спрятавшись в его злобных, саднящих ветках. Они всюду кололи, то в бока, то в спину, то царапали щеки, кое-как мне удалось устроиться, я заняла наблюдательный пост сбоку, у торца деревянного ограждения веранды, больше походившей на низенький балкончик, и как только я угомонилась, то сразу же, вытягивая пугливую шею, разыскала тебя. Ты назначил точное время, до минуты, и я недоумевала от точности такого прогноза, но потом снова погрузилась в наблюдение, мне не терпелось связать наши судьбы, однако мне пришлось притормозить, ибо увиденное поразило меня своей диковинностью. Я видела тебя в профиль: ты был один и стоял, оперевшись локтями на широкую, ореховую горизонталь ограждения, сильно нагнувшись, сцепив пальцы в замок сзади на шее, очки сидели на лбу, собирая мягкую челку, открывая совершенно матовый, бледный лоб. Ты весь был болезненно серый, я не могла угадать этот свойственный тебе медовый, золотистый оттенок, он исчез. Щеки сильно ввалились, у тебя был какой-то мрачный, изможденный вид, я никогда не видела тебя таким удрученным, это было безумно любопытно. Ты долго смотрел себе под ноги, потом резко выпрямился и поднял с пола синий венок, незаконченный, правда это были не ирисы, как ты думал, а самая обычная аквилегия (но я не стала тебя разочаровывать), и продолжил свои манипуляции и плетения с беспомощной растительностью. Интервалами твое дыхание учащалось, ты тер глаза, размыкал губы, делал глубокий вдох и снова выравнивал дыхание, будто пытаясь себя успокоить, но от чего? Меня это страшно взволновало, я вообще с трудом могла угадать тебя в этом худющем, белокожем парне, с блестящими воспаленными глазами. Твои волосы казались почти черными, ты вообще походил на наркомана с многолетней зависимостью, так рьяно и сосредоточенно ты кромсал стебли синих красавиц. Мое терпение иссякло, и как только ты снова мучительным движением отбросил свое рукоделие, и принял первую позу, в которой я тебя застала, прохладный вечерний воздух пронзило мое шипящее «псссс, пс-пс». Ты очень резко повернул голову, я увидела тебя анфас, и все встало на свое законное место: это бы ты, лишь некоторые детали придавали тебе новизны, но отнюдь не молодости. Твой взгляд, злой, огненный испепелял все, что мешало твоему поиску, я никогда не видела тебя таким, злость придавала тебе вид настолько потусторонний, настолько недоступный, мистический и ледяной, что от прелести этой я почти задохнулась в своих кустах. Ты подошел ближе и увидел мою торчащую из веток, нелепую голову, я так разнервничалась, что вспотела даже спина. - Это вы мне? – недоумевая, рассматривал меня ты сверху вниз. Я закивала головой, и тут же вытянула руку с шелестящей бумажкой. Сдвинув брови, ты принял объяснительную рукопись: - Мне нужно прочитать? – вопрошал, и голос твой, такой привычный, дарил мне некоторое успокоение. - Да, пожалуйста, - заблеяла я, отпихивая настырную ветку от уха. Ты скептически выдохнул, глаза снова утратили всякие чувства, я узнала в них обычное безразличие, это и согревало мое испуганное сердечко и заставляло тосковать без этого тяжелого, раскаленного взгляда, направленного куда-то, где меня не существовало. - Чего-чего? – прихмыкнув, вслух произнес ты, не удержавшись. Чтиво было и впрямь занимательное, ты даже вдруг широко улыбнулся, смотря то на листок, то на меня, продолжая читать. – Нет, ну ты издеваешься надо мной что ли? – посмеивался ты, - А, здесь еще кое-что есть, ну-ка, ну-ка, - оказывается, это был не просто листок, основное твое послание можно было прочесть, лишь применив определенное заклинание, что ты и сделал; признаться, я даже немножечко на тебя разозлилась, осознав, что все-таки ты что-то от меня скрыл. Твоя ухмылка чередовалась с удивлением, закончив с листком, ты подошел ближе и немного ко мне наклонился: - Ты, может быть, ко мне поднимешься? - Да, конечно! Я сейчас, – спохватилась я и стала карабкаться вверх, цепляясь за деревянные перекладины ограждения. - Вообще-то там есть лестница, - но было уже поздно, ценная информация настигла меня тогда, когда я уже барахталась в глупейшей позе, закидывая ногу через перила. Подлый барбарис зацепился за мой поясок, пытаясь утянуть меня назад, ты не стал долго церемониться с моей тушкой и, подхватив меня подмышками, поставил на прогретые за день доски веранды, я тяжко сопела, это выглядело даже слегка унизительно, я походила на слабоумную болонку, болтающую короткими лапками в воздухе. Любопытство возобладало – я перестала пыхтеть и стесняться, робко разглядывала тебя, моргала, улыбалась и морщилась, ты тоже меня изучал, даже более тщательно, чем я ожидала. - И как, я сильно изменился? – иронично разрушил ты наше молчание. - Ну, вообще-то не сильно, только ты не такой щуплый теперь… Ты болеешь? – забеспокоилась я. - Я так ужасно выгляжу, да? – хмыкнул ты. - Нет, нет! Что ты, ты так даже красивее! Просто очень уж бледный… - оправдывалась я и ужасно расстроилась, что ляпнула какую-то гадость. - У меня аллергия на весну. Я не поняла этой твоей новой интонации, в ней была какая-то злая ирония, снова это острое лицо окрасила странная эмоция, но ты резко сменил тему, мне показалось, что ты старался как можно скорее погрузиться в новое происшествие, будто хотел занять себя чем-то. Ты очень подробно расспрашивал меня, хихикал над моими юмористическими вставочками в повествование, потирая стекла очков белым носовым платком. - Ты мне и правда веришь? – радостно спросила я. - Нет, тебе я не верю, но я верю себе, - заключение было менее радостным, но более чем предсказуемым. Надо признать, с «этим» тобой мне не было комфортно, теперь я поняла, почему ты предостерегал меня от объятий, хотя мне хотелось их еще больше, чем прежде, мне было невыносимо осознавать, что «этот» ты не имел никакого ко мне отношения, не знал меня, не нуждался, и не особо желал узнавать. Ревность снова вонзила ножи мне под ребра, ты никогда не будешь моим так. Я блестяще справилась с заданием, я знала, что ты «настоящий» будешь мною доволен и мне скорее хотелось тебе угодить. Правда, «этот» очень пристально следил за мной, за моими фразами и не испытывал ко мне никаких чувств. Под твоим внимательным взглядом я снова ощутила неловкость, смущение, неуверенность, ты читал меня без интереса и запинки, я была открытой дрянной книгой и твои высокомерные глаза ровняли меня с землей. Чем дольше мы разговаривали – тем хуже мне было, я мечтала убраться отсюда, я не могла выносить тебя такого, все, что было в тебе – ранило меня насмерть. Это, наверное, и было твое настоящее лицо, без фальшивой доброжелательности, умеренности, гармонии, больше оно не располагало к себе, наоборот, все в тебе отталкивало, вызывало яростную неприязнь, хотя и выглядело ярче, тоньше, красивее, нестерпимо, отвратительно недосягаемо. - А что это за венок ты плел? – я хотела уже хоть как-нибудь вытянуть из тебя доброе слово, твою обычную умиротворенную снисходительность ко мне. Только я сделала еще хуже. Когда ты услышал про венок, ты смерил меня настолько почерневшими, гневными глазами, что у меня слезы наметились от обиды. - Просто так, бездельничал. Больше я ничего не говорила. С меня было хватит, я так устала, что у меня началась отдышка, хотя мы стояли на месте. Ты и без моего унылого вида понимал, что ведешь себя не особо гостеприимно, не знаю, что на тебя нашло в тот день, но прочитав записку еще раз, ты сменил гнев на милость, не без усилий, правда. - У твоего меча исключительная способность, я не ошибся, выбрав тебя, - хотя бы что-то хорошее услышала. - Ты теперь вроде как должен в указанное время найти меня и все это рассказать, забрать с собой… - Да, я знаю. Очень забавно, - ты снова улыбнулся, по-моему, сам себе. - Ты правда это сделаешь? – тут я сообразила наконец, какое фундаментальное значение имеет твое решение, если ты изменишь свои планы – у меня не будет никакого будущего, его сотрет с лица земли. У меня выступил холодный, липкий пот. Я ощутила всю зависимость от тебя без прикрас, без ложных масок, вся моя жизнь принадлежала тебе, существу, которое даже смотреть на меня брезговало. В тот момент я была настолько несчастна, встревожена и дезориентирована, что мне казалось, что лучше бы мне вообще покончить с собой. Ответить у тебя не получилось, потому что в тот момент, когда ты открыл рот для своей резолюции, тебя перебил другой голос, резкий и нахальный: - Эй, Соске, а ты чего здесь торчишь? Я тебя второй час дожидаюсь. Капитан Хирако выглядел раздраженным, насмешливым, удивленным, любопытным, и все это одновременно. Он обладал уникальной способностью выдавать любые эмоции разом, обильно и неудержимо, ты мне немного про него рассказывал, вы были с ним настолько не похожи, что странным казалось даже то, что вы не пытались друг друга убить хотя бы от того, что стояли на одной земле. - Капитан, я прошу меня извинить, что задержался, я не хотел заставлять вас ждать, - почтительно и сухо отозвался ты, мы оба развернулись в сторону вторгшегося Шинджи, я не знала, что делать, все инструкции на этот счет вылетели у меня из головы. - Бла-бла-бла, опять завел свою пластинку. А чем ты тут занимаешься вообще? И что это за милашка с тобой? – обратился ко мне его развеселившийся, хитрый голос, он подошел к нам ближе и стал меня рассматривать, - никогда ее раньше видел, ты кто? - Она не из нашего отряда, капитан, - вмешался ты, видимо опасаясь, как бы я чего не ляпнула, я была только рада тому, что ты взял инициативу в свои руки. - Ясен хрен, она не из нашего, ты думаешь, я не знаю, как выглядит мой отряд? Я говорю о том, что вообще ее не припомню, а я бы запомнил такую заечку, - по мне скользили его въедливые, серые глаза, я была совершенно беззащитна, мне не у кого было просить помощи. - Капитан… Дело в том, что она не совсем отсюда… - Это как это? А откуда она? – не унимался Шинджи, - ну-ка, давай, колись, Соске, чего вы тут делаете? - Хирако-сама, дело в том, что это очень личное дело… - Че? Что еще за секреты? Давай живо рассказывай! – блондин не собирался отступать, его глаза загорелись пламенным любопытством. - Как вам угодно, конечно… Я бы не хотел вообще-то говорить, но это моя девушка… - я аж закашлялась, стараясь таращиться себе под ноги, а не на тебя. - Че? Девушка? Твоя? У тебя есть девушка? Настоящая живая девушка? Я вообще думал ты педик… - издевался словоохотливый капитан. - Нет, вы ошибались на мой счет, - со вздохом усталости отвечал ты. - Я не поверю, пока не увижу своими глазами. Да никогда в жизни, у такого зануды не может быть такой кисы, ты, дорогая, на меня уж не обижайся, - обратился он тут же ко мне, - твоя девушка, Соске, это пять длинных костлявых пальцев правой руки, не гони. - Это архи-гадко, Хирако-сама, ваш юмор бывает отвратительным, - безразлично парировал ты, видимо, подобные диалоги проводились между вами регулярно и были в порядке вещей. - Давай уже, хватит молоть языком, поцелуй ее, я хочу на это посмотреть, - довольно сложив руки на груди, тайчо был настроен серьезно. Я не знала, куда мне провалиться, от последнего требования уши мои заполыхали так, что я даже чувствовала вонь копоти. - Это невозможно, капитан. Это неприлично. - Если ты ее не поцелуешь, значит так и останешься голубым, я гарантирую это, и ничто меня не разубедит, - было ясно, что Шинджи просто тащится от своих домогательств, он весь сиял от наслаждения. - Как вам будет угодно, Хирако-сама, - зевнул ты. - Какой упрямый гомосексуалист, педик-зануда, с тобой нереально тоскливо, - расстроился тайчо, ты не удержался и хмыкнул, - ладно, от тебя все равно ничего не дождешься, через десять минут жду в отряде, ты мне нужен, - недовольно махнув на нас рукой, Шинджи развернулся в другу сторону, - И это, Соске, не смей пялиться на мою упругую попку, - не удержался он и бросил очередную фразочку нам на прощание, довольно оскалившись и триумфально задрав подбородок. - Ну, по крайней мене у него отличное чувство юмора, хотя и не безобидное, - едва Хирако скрылся из виду, раздался твой насмешливый голос. - Он тебя недолюбливает? – я наслаждалась небывалым облегчением, мы очень легко отделались. - Если выражаться мягко, то да, - усмехнулся ты. - Я так боялась, что он что-нибудь заподозрит… - Не волнуйся об этом, не заподозрит, - в твоем голосе первый раз прозвучало что-то, похожее на заботу, - единственное… Никки, ты должна мне немножечко помочь, - и первый раз обратился по имени, - Хирако, скорее всего, сейчас подглядывает за нами, он ужасно недоверчивый, особенно в отношении меня, его явно заинтересовал этот инцидент, и чтобы свести его на нет, мне придется это сделать, ты только, пожалуйста, не пугайся, хорошо? - А? Что? – не успела и я глазом моргнуть, как мои губы накрыло такое контрастное всему твоему виду тепло, что у меня остановилось сердце, конечности ошпарило кипятком, а живот неимоверно скрутило, я бы рухнула на пол, если бы твои руки не притягивали и вжимали меня в твое тело. Ледяной, колкий, отвратительный душ, из которого хочется выбраться любыми средствами - именно такие ощущения сцепили все мое существо. Сначала я запищала, потом стала издавать какие-то тягучие, истошные звуки, не было у меня сил это выносить. Я пыталась тебя оттолкнуть, только руки мои были бессильны, ты прижал их к моим же бокам, я не могла противостоять силе твоих пальцев. Мои губы разомкнулись, лишь сложившись гримасой отвращения, и ты кромсал их, мне казалось, что поцелуи твои, словно поцелуи склизкой, горячей жабы. Я не понимала, за что ты так изощренно пытаешь меня. Все равно что зная, как юная девушка отчаянно любит, этот любимый просто насилует ее и выбрасывает, все равно куда. Есть ли здесь место для удовольствия? Не думаю. Вот и на меня обрушился этот негаданный парадокс. Вместо наслаждения от такой удачливости, я пребывала в растерянности, ужасе и омерзении, последние чувства преобладали лишь от того, что чем больше я осознавала, как близко ты оказался, как отчаянно я бы хотела задержать это мгновение, как гладко и горячо твои губы накрывали мои, тем безнадежнее и реальнее представала действительность – ты ничего не чувствовал. Поэтому ничего не осталось после твоего вынужденного поцелуя, ни теплоты, ни нежности, ни страсти, зато всю мою душу насквозь пробил огненный таран, перемалывая все мои кости, мысли, чувства. - Никки, только не обижайся на меня, но это был лучший способ, - шепнул ты мне на ухо, пока я выходила из своего паралича, - подожди меня здесь, я вернусь часа через два, отправлю тебя назад, - вдруг, твое бледное лицо озарила ласковая улыбка, только зубы были настолько белые, что отдавали синеватым белесом. Эти два часа я провела обездвижено, сидя на остывших досках. Теперь я знала, что раз прикоснуться к тебе можно, даже так близко, то теперь любой ценой я буду добиваться этой близости, потому что наконец-то я обладала средством. Ты вернулся раньше, и я стала узнавать в тебе обычные твои черты, я была почти счастлива. Той же дорогой мы вернулись в наше земляничное укрытие, перед тем, как создать нужное бакудо (тебе пришлось приложить для этого много усилий, так как умения твои были еще отшлифованы не безукоризненно), я бросилась к тебе, правда, не осмеливаясь подойти слишком близко, слова все исчезли, и я просто таращилась на тебя, не зная, что именно хочу выразить. - Я не изменю свое решение, Никки, не бойся, - ответил ты на все то, что я так страшилась озвучить. Тогда ты сам подошел ко мне и твои пальцы потянулись к моей голове, а потом осторожно стали почесывать меня, прямо за ушком. Я задержала дыхание, и чтобы не броситься тебе на шею, я бросилась в созданный тобой круг. Я вернулась. *** - Какой ты злой, злой! Как ты измучил меня! Ты злобно разговаривал со мной, ты не любишь меня, не любишь! – выла я и висла на твоей руке, пока мы возвращались в наш отряд, - ты был гадкий и вредный, Айзи-тян! - Ну-ну-ну, белочка страдала, бедняжечка, ну-ну-ну, - посмеивался надо мной ты, поглаживая меня по голове. – Да, кстати, прости, что мне пришлось поцеловать тебя, это было бесцеремонно. Но зато Хирако-тайчо был удовлетворен, так что спасибо тебе, моя маленькая, - ущипнул меня за щечку. - Да ладно… Ничего, - пробурчала я, и жар прошелся по всему моему телу, я хотела срочно сменить тему. – А все-таки, что это ты плел там тогда? Что за венки? Ты, не сказать, что особенно рукодельный, - подтрунивала я. На несколько секунд глаза твои застыли на месте, а потом ты вдруг громко рассмеялся: -Да ничего, просто заняться было нечем, - непринужденно бросил ты. И все было бы хорошо, если бы по коже у тебя мурашки не разбежались. *** Мне потребовалось одиннадцать дней, чтобы обозначить маршрут, проложить путь, найти лазейки и убежища для моего сокровища. Ему пришлось побывать в самых нелепых позах, в самых неожиданных местах: сначала я перебросила его в Лас-Ночес, одно это стоило мне пару-тройку дней, мне пришлось рыть песок, обворачивать его пищевой пленкой, чтобы суметь похоронить на день, а затем снова прокрасться за ним, вырыть, освободить и продолжить движение. Я обливалась потом, мои руки немели от усталости, мне приходилось постоянно сканировать окрестности на предмет посторонних, ни одна живая, ни мертвая душа не должна была это застать. Найдя самую отдаленную, маленькую коморку во дворце, я еще сутки морозила его в ней, это место походило на какой-то погреб, из которого мы чудом выбрались, едва не столкнувшись с первым. Самое трудное испытание настигло нас в тот момент, когда мне пришлось отправиться в сообщество душ. Как и положено всякому сокровищу - оно должно находиться в сундуке, в огромном сундуке, туда-то мне и пришлось утрамбовать тело, навалив сверху разнообразные книги и тряпки, ты был в легком шоке от размеров моего багажа, но тащить не отказался, применив один из путей связывания. Переселение осуществилось мягко и нежно, первое время я очень тосковала без умиротворения белой пустыни, однако долго мне грустить не позволили. Самая главная проблема Хинамори заключалась в том, что мы с ней были удивительно похожи. Рост, телосложение, цвет кожи, осанка, один и тот же тембр голоса, одна и та же зависимость. Я мечтала разрубить ее топором, я не могла спокойно спать, я не могла вообще спать, когда знала, что она собирается тащиться к тебе после рабочего дня. Это было немыслимо, мало того, что меня отлучили от тебя, поселив в какой-то пустой барак с вонючим древним футоном и умывальником, так я еще должна была играть роль твоего рядового офицера, что подразумевало кротость, дисциплинированность и никаких чувственных проявлений! Холодная субординация. Так продолжалось неделю, на восьмой день, наблюдая, как Хинамори-кун елейно и подобострастно выплясывает вокруг тебя, я закатила такую истерику, что ты был вынужден назначить меня на должность своего помощника. Теперь я могла хотя бы находиться рядом с тобой столько, сколько хотела, с удовольствием подмечая, как негодует от этого лейтенант. Мы обе знали, что ненависть наша друг к другу взаимна и горяча, мы никогда не разговаривали и не смотрели друг на друга, особенно я. После моего назначения, я практически поселилась у тебя в кабинете, я ныла, я капризничала, я хотела вернуться назад, мне не хватало нашей кровати и тренировок. Я скучала без Барри. Ты обещал, что если я буду хорошо себя вести, то иногда ты будешь отпускать меня «домой», я совсем забыла практиковаться в магии. Мое появление не вызвало совершенно никакого интереса у аборигенов, я как-то сразу вписалась в этот тоскливый уклад. Моя задача была проста – слушаться тебя и помалкивать, ну и учиться управлять Петлей, что мы практиковали несколько раз в неделю. Особым разнообразием жизнь здесь не баловала, все, что я делала – это таскалась с тобой по Сейрейтерю, пока ты выполнял свою капитанскую функцию, ненавидела Хинамори и приставала. А еще я очень любила наблюдать за остальными капитанами. Особенно за теми, с кем ты общался больше всего. Когда капитан Зараки проходил мимо меня ближе, чем на десять метров – у меня начиналась отдышка и слюноотделение, это был мой любимый капитан, я готова была растечься по земле от одного его непроницаемого, жесткого взгляда, это хоть как-то отвлекало меня от терзаний, я могла хотя бы немного переключиться на кого-то еще, правда, это создавало еще более яркий контраст, и если мне казалось, что любить тебя сильнее уже просто невозможно, то после своих блудливых наблюдений за другими, неутешительная истина вновь завладевала моей несчастной душой. Второе место занимал капитан Укитаке, здесь животная моя составляющая уступала нежности и любованию исключительно эстетическому, без особенных похотливых инакомыслий, так как этот господин казался мне эталонным посланником небес, святым духом, воздушным ангелом. Видела я его, правда, редко, и чаще всего в компании капитана Кераку, который вызывал у меня устойчивую симпатию. Он называл меня маленькой проказницей, и вся глубина пошлости этого определения меня умиляла и даже очаровывала своей наивностью и простотой. Так сложилось, что я стала постоянным твоим сопровождающим, и через некоторое время на меня никто даже внимания не обращал, все настолько ко мне привыкли, что я стала восприниматься как необходимый предмет интерьера, будто домашний кот, никто не стеснялся моего присутствия, и если при твоем лейтенанте учтивость и субординация не подвергалась никаким сомнениям, то я могла наблюдать всех во всей своей красе. Переселение, хлопоты, Петля – все это служило отличным оправданием для моего вынужденного затишья. Я выжидала. Я знала, что время для моего звездного часа вот-вот настанет, и я с болезненным наслаждением оттягивала этот момент, жаждала его и страшилась одновременно. Сундук был заперт на двадцать четыре замка и сорок одно заклинание, я потратила на это неделю, чтобы его открыть мне потребовалась одна ночь. *** Я рылась в кладовке и искала подходящий к обеду чай, когда дверь твоего кабинета распахнулась и с грохотом ударилась о стену. - Это случилось! – в дверном проеме застыла взбудораженная фигура капитана восьмого отряда, его глаза были распахнуты, тревожны и пламенны, а лоб был покрыт испариной. Ты отложил свое чтение и исподлобья долго и пронзительно смотрел на Кераку. - Айзен-сан, это случилось! А вы тут сидите?! Святотатство! Кошмар! Злодейство! – воскликнул второй капитан и бросился через весь кабинет прямо к тебе, оперевшись на стол обоими своими ручищами, широко растопырив пальцы, не смущаясь вороха бумаг под ними. – Что это еще? Уберите сейчас же! – вырвал он из твоих ни в чем не повинных рук серую книжку, - Это, - еще громче воскликнул он и вытянул указательный палец вверх, - случилось! – шепотом прибавил и приложил тот же палец к губам, призывая к тишине. - Кераку-тайчо, вы уверены в своих словах? Ошибка здесь, сами понимаете, недопустима, – недоверчиво, но задумчиво произнес ты, - вы видели сами? Доносы уже бывали, а сколько ошибок мы допустили из-за этого, снова собирать совет? Нет, Кераку-тайчо, здесь нужно проявить всю осторожность. Я совершенно не могла сообразить, о чем шла речь, но голос твой стал серьезен, я нахмурилась и решила не выходить из своего чулана, нужно было узнать причину вашего волнения. Только Кераку начал что-то возражать, как дверь с удвоенной силой грякнула о безмолвную стену. Капитан Зараки обошелся без лишних церемоний, он ворвался в кабинет, словно огненный вихрь, сверкнул яростными глазами и, не дожидаясь приглашения, быстро зашагал к вам. Правда, путь его лежал не к твоему столу, а за твой стол, а именно к окну, которое располагалось прямо за твоим креслом, он преодолел этот путь молча и за считанные секунды, вид его был более чем решительный и в той же степени озабоченный, как и у первоприбывшего капитана. - Чего расселись? Олухи. Сейчас все пропустите! Айзен, ты стал жирнее, отодвинься. Разожрался на харчах своей подручной, - ораторствовал капитан одиннадцатого отряда и возмущенно пытался пролезть между спинкой твоего кресла и оконной рамой. Тут же к нему присоединился Кераку, вдвоем они облепили распахнутое окно и уже почти вывалились оттуда, таращась куда-то вниз. - Да, и правда, Айзен-сан, как тут тесно, вы и правда, кажется, растолстели, – пытаясь устроиться, капитан восьмого отряда с трудом, но двигал мешавшееся кресло, на котором застыла твоя ошеломленная этим сумбуром фигура: - Чего? Жирный? Я? Вы обалдели? – возмутился ты, - Кераку-тайчо, и это Вы мне говорите? - Кераку, убери от моей жопы свой локоть, или я его тебе оторву! – прорычал Зараки, отпихивая второго капитана, который нагло влез и отхватил себе большую часть площади подоконника. - Это вы за этим ко мне притащились? Что у вас там в окне? - раздался твой суровый голос. - Ну, вообще-то, если честно, то да… Видите ли, Айзен-сан, именно ваше окно выходит на песчаное поле, а там сейчас такое творится! У капитана Кучики, правда, тоже можно было бы глянуть, но вы сами понимаете… - Я всегда вам говорил, Кучики точно гомик… - вставил Зараки, не отрываясь от наблюдения, щурясь и ругая полуденное солнце. - Ну, Зараки-тайчо, как это грубо с вашей стороны. Хотя, я иногда разделяю вашу точку зрения… - добавил Кераку. - В чем дело, мне уже кто-нибудь объяснит? – встав из-за стола, ты тоже попытался выглянуть в окно, пробираясь между напряженными спинами капитанов. - Смотрите-смотрите! Я же говорил, это случилось! Быстрее! Это вы у нас отвечаете за гармонию и эстетику, ваше слово всегда решающее в этих вопросах! Зараки-сан, ну двиньтесь же! – засуетился Кераку и освободил для тебя местечко, куда ты мгновенно пролез. Теперь из окна торчало три взбудораженных туловища. Головы их тянули шеи и щурились, удивительно, что никто из вас не вывалился наружу. - Это прекраснее, чем пение ангелов. Боже, лейтенант Исане, сколько же в вас скрытых талантов и очарований, - вздыхал Кераку, - на это можно смотреть бесконечно, огонь, вода и небо лишь слабые подражатели этого великолепия. - Угу… - поддакивал Зараки мечтательно. - Хммм, - внес ты немного скепсиса в общую идиллию. - Теперь вы видите сами, Айзен-сан, это случилось! – торжественно воскликнул поэтично настроенный капитан, - У нас снова есть первое место! - Похоже, вы правы, - все еще недоверчиво, но уже более лояльно соглашался ты. - Что это? Нет! Нет! Только не это! - Твою мать! Кучики! Я его убью! Не смей! Туловища взвыли и задрыгались, размахивая руками, пытаясь воспрепятствовать неминуемому. Переполох этого дня был вызван лишь одним, немаловажным для общества посвященных событием – пустующее песчаное поле для различных видов тренировок, на которое выходили окна твоего кабинета, сегодня использовалось достаточно многочисленной группой офицеров и лейтенантов женского пола. Самки решили, что этот жаркий день благоприятствует солнечным ваннам, поэтому самые смелые облачились в купальники и, воспользовавшись свободным полем и обеденным перерывом, распластали свои невинные тела на желтом песке. Событие не прошло мимо капитана восьмого отряда (это было бы просто немыслимо). Но счастье оказалось скоротечно, так как окна капитана шестого отряда открывали ту же картину, что и твои. Ханжеская и занудная натура капитана Кучики, видимо, не смогла справиться с этими бесовскими и сладострастными видами, посему подрумяненных, томных богинь, он решил разогнать, пригрозив развратницам выговорами. - Изверг! - Бессердечный… - Извращенец! – заключил, разгневанный больше обычного Зараки, и обиженно отвернулся от окна. Остальные удрученно последовали за ним. - Айзен-сан, вы все видели, ваше слово последнее, вы должны решить, хотя тут и думать нечего! – снова взбодрившись, воскликнул Кераку, устраиваясь на оставшееся кресло, диванчик облюбовал капитан одиннадцатого отряда, развалившись на нем с ногами. - Это огромная ответственность, Кераку-тайчо, все-таки госпожа Йоруичи… - не успел ты произнести это имя, как вы втроем, словно сговорившись, вытянули указательный и средний палец, сомкнув их в молитвенном жесте, и потянули к губам, тихо причмокнули и тут же направили их в небо, покорно опустив глаза. - Госпожа Йоруичи, - ритуал повторился снова, - Да не будем упоминать имя ее всуе, бессмертная наша королева, я, Айзен-сан, даже не смею помыслить иначе, но все-таки царица покину нас так давно! Боль утраты все еще свежа, но мы не можем больше выносить этот произвол! Нам нужна действующая императрица! Госпожа Исане очень достойная преемница, очень! - Резонно, Кераку-тайчо, резонно. - Вы согласны провозгласить душечку нашей новой фавориткой? – От волнения Кераку даже подпрыгнул со своего места. - Это честь для меня, господа, – приложив ладонь к сердцу, смиренно и благоговейно поклонился ты. - Внимание! – громогласно и торжественно начал Кераку, - Совет нашего общества, во главе со справедливейшим и мудрейшим Айзеном-сама уполномочил меня короновать новую верховную жрицу! Провозглашаю госпожу Исане Котецу лучшей задницей Сейрейтея! Воистину, господа! - Воистину! - Воистину! Я так хохотала, подсматривая и подслушивая ваши бредни из своего чулана, что у меня слезы потекли из глаз. Ритуал коронации «лучшей задницы Сейрейтея» был для вас чем-то сакральным и требовал абсолютной серьезности, ответственности и повиновения перед святыней. - Теперь великолепная Мацумото-сан может больше не разрываться между двух огней, господа, она заслужила полное право оставаться единственной обладательницей титула «лучший бюст Сейрейтея», снимем с нее тяжкое бремя еще и «лучшей попки»… - Она по праву займет здесь второе место! – важно подметил ты. - Вы как всегда блистательны в выводах, Айзен-сан, я просто вынужден аплодировать вам стоя. - Ну что вы, что вы, Кераку-тайчо, не утруждайтесь, вы заставляете меня краснеть. - Ага, что-то ты не особо краснел, когда пялился на сладенький зад Исане, - злорадно вставил Зараки. - Фу, Зараки-тайчо, отвратительно! Мы же не мясо обсуждаем, - ты выразил благородное негодование, - женщины созданы для любования, не опошляйте все как обычно. - На это мой любимый капитан ответил ухмылкой и зевком. - Айзен-сан, а вы верите в то, что госпожа Йоруичи, - стандартная молитвенная процедура, - имела некоторую связь с капитаном Урахара? - Я вас умоляю, Кераку-тайчо, вы Киске-то хорошо помните? Он же олень, - фыркнул ты, укладывая ноги на стол. - Он был очень умный… - Вы полагаете, что женщину можно соблазнить одним лишь умом? - По всей видимости, нет, Зараки-сан вообще без него обходится, а женщин у него больше, чем у нас с вами на двоих вместе взятых, - уныло резюмировал капитан восьмого отряда и вместе с тобой бросил хмурый взгляд на ухмыляющегося капитана с бубенцами на волосах. - Я же говорю, олухи, - оскалился довольный Зараки, - Кстати, Айзен, а где твоя малявка? - Очень хороший вопрос! Где маленькая негодяйка? – всполошился Кераку и стал бегло осматривать комнату. - И правда… - ты вдруг сообразил, что я давно не баловала тебя своим присутствием, - я вроде отправил ее за чаем… Когда я услышала, что все обеспокоились моим местоположением и зашуршали, я не придумала ничего лучше, как притвориться спящей, мне не хотелось представать в дурацком положении шпиона. Я сделала вид, что угрелась на солнышке, которое било через узкое, вытянутое окно кладовки и сладко сопела, обнимая бумажный пакетик с заваркой. - Вот ты где! Никки, мы уже начали переживать, ты чего тут уснула? – открыв дверь чулана, умилился ты моему сонному, ангельскому личику. Мне пришлось показаться. - Ах ти масечка какая холесенькая, - начал сюсюкать Кераку, и приманивать меня со словами «утютютю». Я брезгливо поморщилась, вызвав общий смех. - Сейчас будет чай, - сухо отрапортовала я и снова скрылась в чулане. Венский штрудель с ромовой вишней я подала с густым, ванильным соусом, вдобавок к каждой порции я ставила чашечку молочного, растопленного шоколада. Самый большой кусок достался моему любимому капитану, тебе – самый маленький, много сладкого есть вредно. - Что это, о, боги, что это? Я умираю, я сейчас умру, Айзен-сан, скажите ей, чтобы она прекратила! – с набитым ртом охал от наслаждения Кераку, отправляя огромный кусок штруделя себе в рот. - А я что, Кераку-тайчо? Я ем и рыдаю, ем и рыдаю, сил моих уже нет никаких. Никки, ты ведьма, точно ведьма… - жевал ты и закатывал глаза. - Айзен, я женюсь на этой малявке, ей-богу! Ты ее не заслужил! – рычал мой любимец, уплетая свой огромный кусище. Я не смогла сдержаться и запыхтела от удовольствия. - Руки свои прочь от моей помощницы, животные! А ты, Никки, быстро иди ко мне, ишь, обрадовалась, - застучал ты указательным пальцем по столу, впрочем, от пищи не отрываясь, - Она только моя маленькая помощница, ведь правда? – по-кошачьи невинными глазами ты посмотрел на меня, ожидая подтверждения моей преданности. Мне пришлось отрезать тебе еще один кусок. Если поставить на одну чашу весов кусок пирога, а на другую – женские сдобные прелести, то бог его знает, что еще перевесит.