Эй, черногривый, радушный, ревнивый, Мы не мертвы, не живы, мы в пути... Эй, жестокий, седой, синеокий, Твои волны глубоки, но судно по ним летит...
Мельница. «Океан»
Реабилитационный период проходил приятно. Насколько долго — судить было трудно, но Сиэль, исходя из своих неоднократно повторяющихся в прошлом ощущений, склонялся к выводу, что несколько дольше. К тому же, из самых лучших побуждений, он позаботился о том, дабы время зря потеряно не было. Конечно, в непонятной сфере вряд ли найдёшь разумную цель, для которой тратил бы время во благо. Следить за ним было сложно, но возможно. Поэтому Себастьян заботился о каждой метке, вырезанной серебристым ножом на ели у хижины день ото дня. Граф пытался не думать, сколько времени они тут ещё проведут. И тем более избегал опасений по поводу бесчисленных рубцов на коре, способных появиться уже совсем скоро и утратить всякий смысл, если только своевременно не сменятся на цифры. А цель таки была. Никогда ещё за всю историю своей хронической болезни он не желал так выздороветь, как сейчас. Прежде забота родных доставляла ни с чем несравнимое удовольствие, и её нестерпимо хотелось продлить, не давая себе отчёта в вероятном летальном исходе. Много воды утекло с тех пор. Тёплые материнские руки и крепкие ладони отца никогда больше не прикоснутся к нему. Канули в лету и вечно ледяные пальцы тётушки — холодные, но неизменно целительные. Исключительные три года понадобились, прежде чем можно было прийти к кардинально противоположному выводу: все хлопоты представлялись глупыми и ненужными. Нынче они вызывали раздражение. Стерпеть уход Себастьяна нужно было уметь. Однако неудовольствие по поводу его чрезмерного внимания и бдения было скорее наигранным. Безусловно, Себастьян был хорошим рачителем¹, которому цены нет. Сиэлю пришлось признать, что каждый его жест бережный, оставляющий послевкусие теплоты, и все лечения кажутся искренними. Память, видимо, стараясь угодить её хозяину, услужливо отказывалась предоставлять данные о произошедшем после случая у реки. Здравие постигло её сразу после пробуждения, кажущегося незамедлительным, длившимся не более стандартного восьмичасового сна. Но это оказалось не так, ведь первым делом Сиэль проверил количество рубцов на дереве, наносимое связанным приказом Себастьяном. Мальчик выпал из трёх дней. В лесу они жили вот уже ровно половину месяца. Мозг услужливо устранил всё пропущенное, вот только, несмотря на уговоры его владельца, упрямо не захотел избавить его от кошмаров. Более того — повторял вспять. Сознание не говорило о том, откуда взялось маленькое пятнышко крови на подушке, ненароком упущенное Себастьяном, но Сиэль смутно догадывался, что оно принадлежало ему. — Господин, сделайте вдох глубже, — попросил Себастьян, сидя в позе лотоса и смешно вознося руки ввысь. Глаза его прожигали графа насквозь, ревностно следя за действиями мальчишки, отлынивающего от исполнения упражнений. При малейшем признаке вялости и отсутствии должной активности в его движениях, демон готов был корректировать положение господина до последнего сантиметра. Сиэль злобно зыркнул на него. «Ну вот, опять с рассуждений сбил, — мысленно сетовал он, — да ещё и следить не забывает!» Мальчик с трудом попал в цирк, — буквально чудом, а иначе как назвать содействие ему и участие демона в непростой проверке? — но так и не научился садиться на шпагат. Что уж можно было говорить о позе лотоса — разве овладеет ею тот, кто не может выпрямить ноги, не то чтобы так лукаво их сплести! Сиэль с завистью глянул на Себастьяна — изящного, как всегда — прекрасного даже в этом дурацком, как он считал, и ничуть не похожем на лотос положении. Взгляды же слуги были будто насмешливыми, но в глубине зрачков мелькало ещё что-то: своеобразный смех над самим собой, точно дворецкий поражался тому, как вообще Сиэль стал Смайлом, переступив порог «Ноева Ковчега». Агрессивно вскинув руки, Сиэль вспомнил Долл, энергично справляющуюся со всем и не ведающую покоя. «Смотри, это Блэк! Супер!! Сьют тоже хорош!!! — восклицала она, молниеносно разворачивая голову и сравнивая недавно упавшего во время упражнения на равновесие Сиэля и вытворяющих невесть какие трюки Себастьяна и Уильяма. — Потрясно! Нам с тобой расти и расти. Они не люди, точно тебе говорю». «Ох, Долл, если бы ты только знала, насколько они не люди...» — грустно подумал Сиэль, прикидывая, что, будь он демоном, страдать от болезней и их последствий не пришлось бы. Нестерпимый голод, вожделеющий душами, в виде процентов он не допускал. Откровенно говоря, это пункт абсолютно вылетел из его головы в тот миг. Он снова поглядел на Себастьяна. Демон тоже смотрел на него. Казалось, он давно с особой внимательностью наблюдал за своим господином. Сиэль не сразу понял, откуда взялся дискомфорт и редкое для его натуры смятение. Проследив за направлением алого взгляда, Сиэль вспыхнул. Мужчина глядел на его грудь, точно в то место, где находились его сморщенные как волошский орех лёгкие. И глядели насквозь, будто измеряя их. Мальчик невольно сморщился и сам — выдержать взор демона, копошившегося внутри, не так-то просто. — Вы недостаточно интенсивно дышите, милорд, — постановил он. — Делаем вот так... И Себастьян медленно поднял руки в полном тандеме с глубоким протяжным и длительным вдохом. Грудная клетка его надулась настолько несоразмерно, что о пропорциях не приходилось и мечтать. Сиэль покатился со смеху. — Могу я поинтересоваться.... что смешного, мой лорд? — спросил дворецкий, удивлённо глянув на мальчика и не опуская рук. — Ничего, — ответил граф, хохоча. — Ты смешон. — Прошу прощения, — моментально извинился он, незаметно для человеческого глаза оказываясь рядом с Сиэлем. — Однако я буду паяцем² сколько угодно, если это поможет вам встать на ноги. И демон, схватив мальчика под мышки, поставил Сиэля на ноги. Тот возмущённо засопел, но решил промолчать. Маленькие возмездия за мелкие насмешки были как раз в репертуаре «ворона чернокрылого». — Приступаем к следующему упражнению, — повествовал Себастьян как ни в чём не бывало, став напротив Сиэля и невозмутимо демонстрируя комплекс движений. Ровная спина, полноценный вдох, задержка дыхания, сжатые кулаки на уровне плеч и отведённые назад руки... и повтор последних двух движений несколько раз как можно быстрее. И, наконец, резкий выдох через рот. Сиэль фыркнул, но упражнение повторил. Мелькавшими кулаками так и хотелось заехать в это безупречное лицо, чтоб помочь ему избавиться от самодовольной улыбки. — Ещё одно, не самое мелочное, — продолжал демон, довольный исполнением всех тысячи и одного элемента гимнастики. Сиэль покорно растягивал свои рёбра, не веря в чудодейственность совершаемого или хотя бы в мало-мальски приличный результат, не считая испытанного явственного и весьма неприятного исхода в виде усталости и головокружения. Подняв бровь, он выжидающе глядел на дворецкого. — Последнее, самое важное для вас, — упражнения для восстановления кровообращения. Красная жижа в артериях Сиэля при этом приятно побежала по длинным коридорам. Мальчик замер. Никогда кровь так ощутимо и игриво не шевелилась. Чувство, испытанное им, можно было назвать «виртуозом дуги тёплой эмоции» внутреннего существа, живущего бок о бок, но пробудившегося впервые за тринадцать лет. Себастьян вновь продемонстрировал последнюю деталь упражнения. Сиэль усердно дышал, стараясь с точностью до миллиметра копировать увиденное. Однако не ускользнувшая от его внимания мелочь опустила всё остальное на ступень ниже. Кровь в жилах пульсировала чуть энергичнее под взором Себастьяна безо всяких перемен эмоционального или физического плана в организме графа. Сиэль не сомневался, что она вылилась бы за перила кожи в мгновение ока, коль увеличила бы усердие вращения на одну каплю в секунду. — Откуда ты всё это знаешь? — спросил заинтригованный Сиэль. — Комплекс упражнений? — уточнил Себастьян. Получив одобрительный кивок, он ответил: — Так ведь у меня было много времени для наблюдений и заключений. — Всякий вывод требует экспериментов, дабы утвердиться в виде теоремы, — возразил Сиэль. — Иначе он не смеет называться даже теорией. Разве только гипотезой. — Может, однозначно, ведь на эксперименты время тоже нашлось. — Эксперименты... то есть, я не подопытный кролик? Небось на своих прошлых контрагентах отыгрался? Себастьян подавил смешок. — Нет, они мне не доверяли. Полагали, что мои способности узки. Не допускали меня к себе ближе, чем на пушечный выстрел. Считали, что демон способен лишь на убийство... и пользовались этой услугой неоднократно. — он поразмыслил и добавил: — Но если вы не думаете, что это предположение верно, как те ограниченные люди, то уже совсем скоро выздоровеете окончательно. Намёк был понят. Тон и взгляд мужчины, а в довершение всего всколыхнувшаяся бордовая волна в жилах подтверждали, что Себастьян не воспринимает Сиэля заурядным человеком. Да и мало ли прежде подворачивалось случаев, позволяющих убедиться... «Встать, вдохнуть, задержать», — мысленно перечислял действия мальчик, чуть наклоняясь вперёд и усердно сжимая воображаемую трость, способную повлиять на систему кровообращения и лёгкие в том числе. От недостатка воздуха кругом шла голова, и Сиэль, утратив равновесие, едва не упал. Внимательный слуга вовремя подхватил своего господина, а тот ухватился за его руку, радуясь, может, и менее действенной, но гораздо более надёжной точке сжатия. — Достаточно на сегодня, — констатировал Себастьян, легко подхватывая Сиэля на руки. Он глядел в синие глаза, словно что-то потерял в них. — Вы слишком устали, мой лорд. Они молча (Сиэль, вдобавок, с особым удобством) направились к хижине. Граф не замечал, что его приказы смягчились просьбами дворецкого, требующими такого же добросовестного исполнения. Не замечал, что привычное «мой лорд» превратилось практически в формальность, за которой ничто связанное с аристократами не скрывалось. Приказы больше не звучали, а забота выражалась сама собой, поминутно обнажаясь.***
Стоило признаться самому себе в пользе упражнений. Может, некоторый скептицизм и был направлен в их сторону, однако отрицать положительное влияние было бы глупо. Ведь спустя пять дней самочувствие значительно улучшилось, и Себастьян больше не имел ничего против прогулок. Впервые они выбирались в лес не поодиночке. Сплошные столпы деревьев слишком резко врастали в поля и исчезали под буйным покровом острых трав. Краем глаза Сиэль замечал, насколько озадаченным выглядел Себастьян, вновь и вновь отмечая абсолютную несочетаемость разных видов растений. И если его тревожила зелень, то что можно было сказать про взвинченность, возникшую и тщательно скрытую при встрече с горами, выросшими сразу же за малахитовыми холмами, возвышающимися краем степи? Что это были за горы! Громадные, величественнные, но держащие в бесчисленных расколах горстку изящества. Таких резных рельефов граф ещё не встречал. А уж цвет... багровые возвышения, слишком длинные и утончённые, глядели на него своим пульсирующим оком. Алый, пурпурный, терракотовый — будто застывшая кровь затерявшихся здесь навек. Не нашедших выхода... С трудом справившись с завораживающим чувством, Сиэль обрёл новое: острое отчаяние. Что он хотел найти? И как? Куда он направляется? Что будет делать? Куда дальше?.. Как он мог выбраться оттуда, куда попал неведомым образом? Сиэль сталкивался со многими потусторонними силами, но ещё ни разу они сами не сталкивали его. Как найти лечение, не зная причины болезни?.. Почувствовав затылком взгляд дворецкого, граф подавил мучительные вопросы, очерчивающиеся на его лице озадаченностью... в лучшем случае. Сиэль ступил на выступ, бездумно глядя на беспорядочно рассыпанные камни. Себастьян тотчас возник перед ним, и жест его был настолько очевиден, что не оставлял вариантов для догадок. — Милорд, давайте я вам помогу... — Не нужно, — прервал его мальчик грубее, чем хотел, оттолкнув руки, ежесекундно готовые подхватить своего господина и унести прочь. Прочь от опасности, от врагов, от жизни... — Я должен хоть изредка ходить самостоятельно. «Эту вершину я должен одолеть в одиночку, — подумал Сиэль, пока демон покорно отступал, занимая место за левым плечом своей души. — Даже если ты будешь рядом». Один шаг, второй, третий... чем больше усилий, тем круче и сложнее выступы, не поддающиеся освоению. Чем выше — тем тревожнее взгляды демона, обращённые на хрупкого человека с целеустремлённостью животного, ломающего себе хребет вопреки мучителям, желающим вытянуть кости одну за другой. На то он и Цепной Пёс. Не сдался тогда, будучи закованным в клетку, не сдастся и сейчас. Однажды он порвёт оковы, сминая звенья цепи... одно за другим. Сиэль ни разу не давал повода оказать ему поддержку. Ни разу не соскальзывала его босая нога, ни разу не отрывалась от выступов рука, хотя покорение вершин человеком без предыдущей подготовки, а уж тем более ребёнком, — дело весьма сомнительное. С необычайной твёрдостью и гибкостью, пусть и неумело, цеплялись его пальцы за камни. Себастьян в который раз был вынужден изумляться. Что толкает это маленькое тело идти вперёд? Жадность ли к мести, как он прежде считал, увидев его впервые? Или что-то другое?.. После долгого и мучительного подъёма, всё, чего хотелось Сиэлю, — упасть навзничь. Однако он заставил себя стоять ровно, пусть эту героическую идиллию и сотрясала отдышка. Себастьян бесшумно возник рядом, положив руки на острые плечи. Мальчик поднял на него взгляд — мужчина одобрительно улыбался. — Поглядите, господин, — мягко проговорил Себастьян, кивая в сторону. Фраза звучала подобно похвале. По правде говоря, Сиэлю совсем не хотелось отворачиваться: когда он, вот так, как сейчас, вглядывался в лицо своему слуге, его словно обнимало умиротворение. Усталость как рукой сняло. Дыхание выровнялось. Кровь двигалась так, точно вот-вот готова была заурчать. «Вот они, лучшие и самые действенные упражнения, — подметил Сиэль, устремляя взгляд ярких синих глаз вправо. — Вот только ввиду невозможности огласки нельзя сменить одно на другое...» Сиэль ахнул от ошеломления. Он оценил свой дар. Широкий океан приветствовал его глубокой синевой. Не было ему ни конца, ни края, ни глубины... Бескрайний и роскошный. Мальчик поднял руки, изучающе уставившись на пальцы. Сеть царапин легла на них так ровно, точно без неё они не существовали прежде. А ещё кровоточащие пятки... красные ручейки текли по красным камням... плата за решительность. И за дерзость, наверное. Слишком много красного было в их жизни, в семье Фантомхайв за непродолжительное существование предыдущего поколения, канувшего в бездну. Сиэль отыскал чувство, заставляющее глядеть на гору сверху-вниз. Испытывал к ней отвращение. Он покорил её, и теперь она не казалась чем-то величественным и неизведанным. Просто преодолённое препятствие. Воплощение боли. Сиэль поднял руки перед лицом и глядел сквозь пальцы: туда, скорее, вперёд... В какой-то миг он готов был прыгнуть со скалы, но оцепение спало, переплавляясь в разумную мысль: зачем Себастьяну ловить летящее в пропасть тело, если он может подхватить его прямо сейчас? Сиэль легонько тронул его руку, до сих пор лежащую на плече, пошевелив мизинец, — и уже спустя секунду они были внизу. Ощутив опору под ногами, Сиэль побрёл по каменной поверхности. Он не чувствовал боли от растревоженных ран. Мелкими шажками, робкими, как в утраченном детстве. Мальчик подбирался к обманчиво спокойным волнам, желая прикоснуться к ним... или это они хотели тронуть его. Но ведь... — Себастьян, — позвал Сиэль, с удивлением обнаруживая, что секунду назад напрочь забыл о демоне. — Я... — он запнулся от смятения. — Я хочу... туда. — мальчик произвёл неопределённый жест, на который волны отозвались тихим всплеском. Он не смог сказать сейчас, что хочет искупаться. Себастьян дал знать, что понял мысль, выраженную несуразно, но причина обращения явно была недоступной, проступая ярким вопросом на лице. «Вот идиот, — раздражённо подумал Сиэль, — когда не нужно, он предлагает свою помощь, а когда я в ней нуждаюсь — ни в зуб ногой!» — Ну, помоги же мне, — буркнул он. И внезапно зуб, пусть и не объявлённый с помощью ноги, но показался из-за понимающей улыбки. — Погодите, вы хотите сказать... — Да, да, — поспешно подтвердил Сиэль во избежание второй части предложения. Лучше уж самому признаться. — Как ты думаешь, кто бы мог учить меня? И главное, когда?.. Обернувшись, он обжёгся об выражение «этого всемогущего демона». На лице Себастьяна расцветала буйными красками настолько счастливая улыбка, что мальчик откровенно забеспокоился, не утопят ли его в порыве чувств в процессе обучения. — На деле, ничего трудного в общении с волнами нет, — деловито пояснил он и в очередной раз подхватил Сиэля. Не обращая внимания на посыпавшиеся, словно зола из печи, проклятья и возмущения, он шагнул в океан. Вода моментально достигла пояса дворецкого. Только-только Сиэль засомневался, не использовал ли его дьявольский слуга свои незаурядные способности, как позвоночник пронзил жгучий электрический ток. Он резко дёрнулся, но изумление было сильнее судороги боли, растворившейся на полпути. Себастьян застыл, вглядываясь в лицо графа. Тот склонился ниже и покачал головой, прислушиваясь к себе. Горячая дрожь прокатилась по его телу, смягчая внезапный, необъяснимый удар. — Себастьян, наколдуй что-то, — попросил Сиэль, дёргая пиджак дворецкого. — Перину, там, или мешок, только чтоб я мог удержаться на воде. И какого чёрта на тебе всё ещё этот дурацкий галстук? Мы не в поместье уже давно... сними его. Мужчина почтительно склонил голову и приложил руку к сердцу. Он принялся снимать галстук, который спустя пару мгновений пошёл под воду. А Сиэль... Сиэль плыл, сам того не замечая, выпущенный демоном. Он не на шутку перепугался, услышав хлюпанье воды около уха, однако клубившиеся вихри тумана были тут же, рядом. И, несмотря на всю свою прозрачную эфемерность, оказались союзниками гораздо сильнее. Океан радостно обволакивал его, вдыхая свежесть и чувство свободы. А чёрные ветви дыма надёжно поддерживали, прилегая к плоти, подобно эластичной коже. Сиэль шевелил руками, и цепкие, неощутимые кольца расходились от его пальцев по водной глади. Чувство умиротворения, поселившееся в его душе изменчивым, наделившим в этот час своей благосклонностью ветерком, не шло в сравнение ни с чем. «Вот оно, лекарство от неизвестной болезни! — с восторгом сообразил Сиэль. — Если бы только было можно... я нашёл...» Какое-то особо игривое кудрявое колечко поползло по руке. — Спасибо тебе, Себастьян... — прошептал мальчик одними губами, так, чтобы его слышал один только океан. Ему почудилось, будто седые пучины сверкнули двумя рдяными огоньками.