Я вскричал, не дослушав, что бормотала луна. О, где вы, кроншнепа крик и чибиса зов? Мне ваша весёлая нежная речь так нужна! Пути нет конца, и я тяжкую ношу несу; Бледнея, луна опустилась меж сонных холмов, И я задремал на Этге, где рек начало начал. Нет, не от ветра увяли листья в лесу — От снов моих, которые я рассказал...
Мельница. «От снов моих»
Утром Себастьян притащил какую-то невиданную доселе птицу, объяснив Сиэлю, что он нуждается в большом количестве мяса. Сам Сиэль промолчал, будучи не в силах признаться, что он не горит желанием отведать это экзотическое существо — синяя какая-то, слишком большая, хищная на вид; он истосковался по тем шоколадным — да и не только — пирогам, которые в бесчётных количествах готовил его дворецкий прежде... сейчас такой возможности не представлялось. Конечно, можно было бы приказать, и тогда Себастьян вынужден был бы создать желаемое. Как угодно. Но «как угодно» без нужных ингредиентов и кухонной утвари означает только одно — употребление демонических сил. Сиэль помнил первый ужин, предоставленный своим новоиспечённым слугой практически безо всяких усердий с его стороны. Безвкусная пища, от которой остался только роскошный вид да само название, ему не нужна. Приходилось идти на уступки, согласившись питаться без пяти минут живым существом. Усевшись рядом, мальчик бездумно наблюдал за действиями мужчины. Серебро весело сверкало во внутренностях птицы, то появляясь снаружи, то ныряя вглубь. С ярко-синим оперением Себастьян справился в мгновение ока, как прежде сворачивал куринные голубцы. К виду органов животных Сиэлю было не привыкать, — он ведь не единожды был свидетелем смертей людей, — а густое оперение, упавшее, ореолом сложившееся около ног Себастьяна, притягивало взгляд. «Почему каждое затухание сопровождает насыщенный цвет? — вдруг задумался он. — Почему, по сути, блёклый акт смерти, и тот окрашивается в алый? С убийством интереснее... этот акт непредсказуем, неестественен, а значит, и выбор цветов больше. Пожар, потоп, удар молнией... и только животные после гибели оставляют яркое пятно сами по себе». Одно перо нарушило строй, влекомое рукой Сиэля. Потянувшись к пёрышку, Сиэлю на миг почудилось, будто оно сдвинулось на миллиметр вперёд, ближе к нему. Так или иначе, но, оказавшись на длинной ладони, перо никак нельзя было оправдать: они так и льнуло к пальцам, обнимая каждой пушинкой. Граф обхватил его двумя пальцами, задумчиво рассматривая игру цвета в лучах солнца, проникающего через окно. Себастьян улыбнулся одним уголком губ, не поднимая глаз. — Мой лорд? Могу ли я вас кое о чём попросить? Сиэль вскинул взгляд на демона, завершающего работу над разделкой птицы. Во всём ловок... Глядя на аккуратные кусочки плоти недавно жившей, мальчик вполне резонно заметил справедливость предложения мадам Рэд, желающей видеть Себастьяна у неё на службе. Ведь он и правда мог стать приличным хирургом. Имея за плечами глобальный опыт извлечения такой тонкой материи, как душа... с плотью вряд ли труднее. Возвращение в Лондон. Визит тётушки. Как давно это было... — Можешь, — слегка запоздало опомнившись, подтвердил Сиэль. — Там, под кроватью, — с готовностью сказал он, — находится котёл. Подайте его, пожалуйста. Сиэль потянулся к посуде. Странно, но не только простыни будто ждали своих гостей. По прибытию безупречный дворецкий, который по совместительству ещё и ищейка, обнаружил под кроватью миску, тарелку, котелок, фарфоровую чашку... Сиэль нечаянно провёл пальцем по чашке, из которой пил травяные сборы, пока не извлёк небольшой котелок. Себастьян опустил мясо на дно. Затем пошарил в карманах и достал что-то. Сиэль с интересом наблюдал за махинациями дворецкого, пока тот являл миру странные лоскутки. Поглядев на них какой-то миг, он с особым тщанием разложил их гармонично к перьям. Сиэлю подумалось, что так, наверное, хирурги управляются со своими скальпелями да зажимами перед операций; блаженная улыбка, почти забвенная, на миг выбила мальчика из колеи и заставила забыть самому... — Это ещё что такое? — настороженно поинтересовался Сиэль, тыкая пером в мешочек цвета хаки. — Ты решил шаманом заделаться, что ли? — Специи, — благоговейно протянул Себастьян. — Только после вас. Сиэль благополучно пропустил замечание по поводу обретения новой «квалификации», целиком поглощённый новым открывшимся фактом. Казалось, что бес спятил — настолько обожающим был его взгляд на лоскутки. Так он смотрел разве что на втречающихся на проулках Лондона кошек... — Вот это, — он указал пальцем на желтоватый мешочек, — паприка. А ещё есть горчица, шафран, гвоздика, корица... — и Себастьян не поленился разъяснить всё, подкрепляя визуализацией в виде продемонстрированных вместилищ, коих было немало. Несколько из них имели идентичный цвет, и мальчик успел предположить, что демоны обладают ещё и крайне своеобразной способностью, — видеть сквозь ткань, — пока не нашёл более благоразумное и выгодное объяснение: тонкое обаняние. — И сегодня я их использую. — Это всё очень хорошо, Себастьян, — опешил Сиэль, — но... где же ты их все взял? — Там же, где находились все сосуды, — невозмутимо отвечал мужчина, но едва уловимая настороженность промелькнула на его лице, передавшись графу. «Врёшь, — думал он, бледнея. — Их не было. Я ведь заглядывал туда прежде тебя — точно знаю — и там не было ни одной лишней вещицы». Сиэль застыл. Теперь он вспомнил, точно установил, что рядом с котелком не стояло и чашки. А он пил из неё, даже не удосужившись спросить, откуда она взялась в такой глуши. Какая слепота... — Господин, вам плохо? — обеспокоенно спросил Себастьян, заметив изменившееся лицо с расширенными глазами. — Всё хорошо, — ответил Сиэль, неотрывно глядя перед собой. «Я теряюсь, — панически размышлял Сиэль, вперившись в ладони, покрытые царапинами, незаметными для него, как и всё вокруг. — Всё вокруг расплывается — и я растворяюсь. Сколько уже я не занимался ни фехтованием, ни экономикой, ни шахматами... У этого беса что-то на уме, а я даже не хочу знать правду, невзирая на непреложное условие, поставленное перед ним лично — не лгать. Не лгать...» Сиэль рывком вскочил на ноги. Грань помешательства маячила рядом. — Себастьян, — позвал он, находясь около выхода, не в силах скрыть дребезжащий голос, — я освобождаю тебя от обязанности каждодневного нанесения отметин на дерево. Отныне этим займусь сам. Яркая полоска выскользнула из пальцев — перо устремилось наземь.***
Слишком неподатливое дерево и слишком тупой камень. Для ели, с которой пришлось долго возиться, но не для ладоней, по которым острый — таки очень острый — предмет радушно полоснул. Серебряный нож мальчик не взял принципиально. Как оказалось, кровавым «клинком» можно было орудовать. Дольше и труднее, однако не менее эффективно. Несмотря ни на что, Сиэль остался доволен: вырезанная цифра семнадцать (Сиэль положил конец чёрточкам и начало числам вместе с гневной примесью смирения) глядела на него с шершавой поверхности хвойной древесины, покинутая, обрубанная, потерянная среди ровных рубцов. Себастьян принялся разводить костёр, в то время как Сиэль сидел осторонь. Руки его вспять подвергались вниманию, теперь более тщательному, нежели прежде: обычное наблюдение сменилось пристальным изучением. Новые рубцы, глубже царапин, ноющие тупой болью, не позволяли оставаться равнодушным к окружающему миру. Порог чувствительности оставался открытым, расширяя сужающийся кругозор. Безумие и безразличие так и норовили сомкнуться вокруг шеи. И ничто, ничто не помогало вернуть то острое око, вылавливающее безошибочно всякую сокрытую эмоцию (А в особенности ложь, обнаруживающую своё присутствие и мотивы перед графом без прикрас), как обретающий уверенность огонёк. Людей вокруг не было, за исключением одного, нынче им подобного, единственного существа, остающегося для Сиэля Фантомхайва загадкой, чья брежь — непробиваема. Деталей, достойных внимания, — много; вот только они неспособны вернуть былое хладнокровие, привычно взирающее на весь мир детскими синими глазами. Хворостинки перегорали, алые лоскутки пламени устремлялись ввысь, воздух плавился... Нет, он не мог без содрогания глядеть на огненную пляску. Словно бы огонь не воздух поглощал, а его, мальчика-призрака, по иронии судьбы обладающего собственной плотью. Вверх, по жилам, по коже, по волосам, мучительно долго выедая жаром сумасбродным каждую клеточку тела... И почему, почему океан горит каждую ночь?.. ...Кусочки пойманной птицы тарахтели в чугунном котелке, проводя последние дуги своих движений. Огонь же в свою очередь старательно стремился сократить их количество, разгораясь пуще и пуще, тянувшись выше и выше. Себастьян изредка поглядывал на графа, откровенно игнорирующего всё, кроме себя самого. Потому внезапное прикосновение рук встормошило его окончательно. — Себастьян! — вскрикнул он, вскакивая на ноги. — Ты двигаешься бесшумно... не знал? Никогда так больше не делай! — Прошу прощения, но вы совсем ушли в себя. — глаза его сверкали незнакомой уверенностью. — Воздух влажен. Сядьте поближе у костра, а то ведь продрогнете. Сиэль зло скользнул по недвижимому силуэту. Разве же ему, изначально лишённому ощущений холода и тепла, возможно объяснить, что внутри всё и без того пылает?.. — Мне и так хорошо, — уклончиво ответил Сиэль, отворачиваясь и чётко давая понять: вопрос закрыт. — У тебя мясо горит. Но дворецкого не заботило мясное блюдо. — Не будьте таким упрямцем, — возразил Себастьян, обхватывая ретивого мальчишку за талию. Сиэль выпучил глаза и упёрся кулаками об его грудь, одним лишь взглядом, не приказывая — умоляя его отпустить. — Заболеть вспять сейчас проще простого. С каждым шагом развергался личный Ад, едва ли холоднее подлинного. С каждым утраченным миллиметром жар тянулся, перебегал, сжигал капиляры, обрывая кровоносную систему... — Нет... — одними губами шептал Сиэль, пребывая в состоянии тяжкого транса, в захвате твёрдых рук. Костёр трещал уже у ладоней, проникая, заполняя свежие рубцы... — НЕТ! Нестерпимая боль пустила крепкий разряд по всему телу, сгибая его пополам. Сиэль претерпел вспышку, настигнувшую его в воде накануне, точно ждущую своего часа и возросшую в сто крат. Во много раз возросли вместе с тем и силы, и мальчик дёрнулся назад, рьяно вырываясь из минутного плена. Сиэль схватился за голову. И вдруг — ожог. В самом глубоком уголке сознания. Он медленно поднял голову — и упёрся в твёрдый взгляд. Незнакомый, неприятный, отталкивающий. Что это, что? Это... разочарование проглядывало сквозь помрачневшие глаза? Или презрение? — Вы боитесь, — тихо прошелестел демон, — так я и думал. — Нет... нет, я не трус, — опровергал Сиэль, не давая себе отчёта в бесстыдной лжи. — Боитесь, — ещё тише и мягче. — Иначе почему остерегаетесь костра? Сиэль упорно молчал. Лишь скользнул по огню быстрым взглядом. До сих пор казалось: он тянется к нему, стремится, обязательно настигнет. Бешенство, адресуемое Себастьяну, в глазах нарастало. Он, всегда молчаливый и покорный, никогда не спрашивал и не высказывал. Он делал выводы и действовал... Настойчиво и твёрдо, иной раз, вынося наружу тщательно сокрытое. Вот и сейчас демон добивался реакции и действий: такой же осуждающий вид, редкий, но знакомый взгляд сверху вниз, нежелание приближаться. Неуловимое, отражающее явственно особый оттенок. Словно задета внутренняя струна. — Ты уже всё для себя решил, не так ли? — ответил вконец взбешённый Сиэль. Такое поведение было нестерпимо, недопустимо... — Победить свой страх можно лишь растворившись в нём, — серьёзно молвил демон чужим голосом. И уже мягче, своим: — Вам ли не знать. Сиэль застыл. А ведь правда... Разве не он, Сиэль Фантомхайв, оказался ввергнутым в глубины боли и страданий? Разве на разорвало его в щепки от беды? Не растворился ли он, став ничем? И что ему после всего пройденного какой-то там дымок? Граф гордо вскинул голову, полуприкрыв глаза. Брови его взметнулись к переносице — как три года назад, во время заключения контракта. Тогда существо, скалившее зубы, было ничем иным, кроме как тварью для достижения цели; сейчас — пусковым рычагом. И прямолинейный взгляд, бросающий вызов Себастьяну, гласил: «Прав ты или нет, но методы борьбы со страхом уже испытаны. Бояться мне больше нечего. Доказывать это стоит разве что себе, а не тебе». Зрачки демона расширились и сверкнули. Сиэль не думал, чем чреват его следующий шаг — мертвецам не больно. Руку Сиэля по самый локоть обхватило пламя — и отшатнулось, угасая. Резкая боль, словно вытканная из стальной проволоки, прокатилась до кончиков пальцев, застыла. Почти физически ощутимо проступили синие пятна по всему телу.***
Проводя кончиками чутких пальцев от запястья до плеча, Себастьян приподнимал обожённые рукава. Добравшись к шее, распахнул воротники. На ключице расположились самое насыщенное пятно с красным кровоподтёком. Матовая ладонь покрыла его. — Что это? — затаив дыхание вопросил Сиэль, не понимая, откуда взялся нерешительный полушёпот — то ли от невероятия возникновения пятен, то ли от мягких прикосновений. И что из этого ещё представлялось невозможным! Движения, за три года отточеные до миллиметра, такие привычные, предсказуемые во время принятия ванны, приготовлений ко сну, вопили голосом, отличающимся разительно. Какие там скрупулёзность и профессионализм! Застывшая рука, его рука, настолько мила плечу, что всё остальное отступало на второй план. Задний, фоновый... Даже догадка, вспыхнувшая в мозгу Сиэля серчаной лампочкой и перехваченной, горящей в уме Себастьяна вовсю. — Я так полагаю, господин, это связано с... — ладонь его прижалась к поражённой коже плотнее и, не находя сопротивления, осталась на месте. — ...рекой, — заключил мальчик, верно истолковав ряд факторов. Когда он уловил синеватый отблеск в радужках Себастьяна, подумалось, будто он уже двумя ногами на избегаемой грани. «Выбросить, стереть из головы, списать на отражение собственных». — А вернее, — приближаясь к истине, уточнял демон, — с существом, вышедшим из реки. От неожиданности Сиэль дёрнулся. — Так из реки... — «Да, несложно было бы догадаться». — Себастьян. Ты что-то знаешь. — Да. — коротко и ясно. — И?.. — не менее лаконично, требовательно. — Я предлагаю вам сделку. — Снова? — бровь Сиэля взметнулась вверх. — Нет. Фактически, первую предложили мне вы. — Очередную, — пришёл к консенсусу граф. — Расставляющую все точки над «і». — Второй души у меня нет. — отрезал Сиэль. — Вторая и не нужна. — Вот как? — спросил Сиэль, распаляясь. — Что же просишь взамен? — Всего ничего. Горстку искренности. Сиэль резко поднял глаза. Брови его вмиг сошлись на переносице. Выловить бы изогнутый сардонически уголок тонких губ, обличающий ложь негласную. Однако вид демона был более чем серьёзным. Правду? Так разве он, Сиэль Фантомхайв, лжёт, подобно всем этим грязным людишкам, кишащим грязной кучей крыс? Да и что вообще за странная просьба? Да и просьба ли... Сейчас, оглядываясь назад впервые и имея на это, к тому же, полное право (Ведь обернулся Сиэль не для горевания, а для анализа произошедшего), он отдавал приоритет будням с требованием среднестатистического, пусть и необыкновенно преданного, дворецкого о повышении жалования. Но удвоить плату бесу... обойдётся! Сколько бы раз Себастьян ни был демоном, — хоть и миллион — прежде всего он — слуга. Дворецкий не вправе требовать от господина полной доверенности. А уж тем более прислуга с индивидуальным гонораром. Просто немыслимо! Складка на высоком лбу расправилась, точно её и не было. Ведь Себастьян Михаэлис, единожды поклявшись, никогда не лгал ему. Так почему баснословный Сиэль Фантомхайв не способен отплатить ему той же монетой? Брови мальчика не знали покоя — теперь они ползли вверх. Верил же он, верил безотчётно, вверяя в неземные руки свою жизнь. И всё же... утаивал кое-что. Так, может, эти мелочи не особо нуждаются в поддержании глобального инкогнито. «К тому же, Себастьян вряд ли спросит меня о личных предпочтениях, отходящих хоть на миллиметр от выбора утреннего чая, — прикидывал Сиэль. — Его это интересует не больше, чем меня — предыдущие жертвы. Во всяком случае, попробовать стоит». — Договорились... — согласился Сиэль — и осёкся. Вся его сущность в мгновение ока сузилась, обмельчала, оказавшись крепко-накрепко прикованной к яркой капельке крови на недвижимой белоснежной перчатке. Когда две пары глаз синхронно поднялись, столкнувшись, в синих радужках-оковах можно было выхватить неподдельное волнение, а в рубиновых кольцах — впервые — смятение.