Danity Kane — Stay With Me
«Гораздо труднее делать вид, что у тебя есть чувства, когда их нет, чем делать вид, что у тебя нет чувств, когда они есть». В каком фильме она слышала эту фразу? Кажется, какой-то новый, недавно вышедший. Надя смотрела его с одним из своих любовников — то был достаточно симпатичный, чуть в теле, женатик сорока трёх лет. Один из лучших, что когда-то у неё был: с таким не стыдно даже выйти в общество. Но поговорить с Анатолием Смирновым оказалось решительно не о чем — он мог рассуждать только о фондовых биржах да ценах на нефть, что вгоняло Надежду в тоску и заставляло периодически щипать себя за руку, дабы попросту не уснуть посреди встречи с ним. Тогда она успешно делала вид, что у неё есть чувства к Анатолию. Ей никогда не составляло труда притворяться, будто она увлечена этими стариками с пивными животами и огромными кошельками. А вот уверять всех вокруг и саму себя, что у неё нет чувств, вопреки фразе из фильма, оказалось для неё сложной, практически невыполнимой задачей. — Чёрт бы тебя побрал! — размазывая потёкшую тушь по щекам, кричит она и с размаху ударяет ногой по кровати. Надя не боится, что кто-то услышит и придёт на её возгласы: сейчас все заняты Митей и, вот уж кто для остальных много более важен, Ирочкой. А она так испугалась, когда услышала крики за закрытой дверью. Хорошо, что Валера сразу же бросился на звук и не увидел, как Надя мгновенно побелела, только различив, кто именно кричит. Она тогда помчалась следом и чуть не хлопнулась в обморок, увидев Митю в огне. На Иру Надя и внимания-то особого не обратила, а Митя завладел всем её вниманием. Сердце холодной и неприступной с виду Надежды едва не остановилось, стоило подумать, что он вот-вот сгорит заживо. И она делала всё возможное, чтобы помочь, внести свой вклад в его спасение. Отбросила в сторону каблуки и бегала с небывалым усердием за водой, тогда как за несколько минут до этого с абсолютно пофигистическим видом плелась за Валерой в поисках какого-то ингредиента для взрывчатки. Надя надеялась, что Митя оценит её старания, поймёт, что она боролась за его жизнь, что она лучше этой Ирки, которую он инстинктивно прижимал к себе. Поплелась было следом, когда Паша со Стасом вынесли его, бессознательного, из помещения. А он, не приходя в себя, прошептал вдруг имя этой курицы одними губами. Никто больше не заметил, а Надя остановилась, как вкопанная. Это оказалось выше её сил и дальше она не пошла. Вернулась в спальню совершенно взбешённая. Что он только в ней нашёл? Обыкновенная серая мышь! Девчонке не в том веке надо было родиться: вылитая комсомолка! Они с Митей ну совсем друг другу не подходят. Ему нужен кто-то ярче, красивее… Ему нужна она, Надя. Им было так хорошо вместе… А он как будто и не вспоминал о произошедшем. Совсем. Только о своей медсестричке и думает. Надя ведь, в сущности, никогда такого не чувствовала. Она ни разу не влюблялась ни в кого, даже в подростковом возрасте мальчики интересовали её в первую очередь по тому признаку, что могут дать юной обольстительнице. И вот, угораздило попасть в этот бункер и начать чувствовать. Ей неплохо жилось и без этого, даже хорошо. А быть отвергнутой - то, к чему она совсем не привыкла. Надя обессиленно падает на кровать, утыкаясь лицом в подушку, но не рыдает. Сдерживается. Митя ещё поймёт, кто нужен ему на самом деле. А Надя подождёт. Человека, который заставил её чувствовать, она готова ждать, сколько нужно.***
Макс Расулов уже знал всю неутешительную правду о происходящем в Москве, так сказать, из первых рук. От некоего профессора Радомского, признавшегося, что именно он создал вирус, из-за которого город опустел. А чем больше говорил профессор, тем больше ужасался Максим: проект «Клейто», эксперименты над людьми, похищение дочери Радомского, автомобильная катастрофа, распространение вируса, смерти, мурании, эвакуация… — Мне нужно найти лабораторию, — заявляет Радомский, окончив рассказ. Они сидят в каком-то опустевшем ночном клубе со следами былого веселья: наполненными бокалами с выпивкой, светящимися огнями и людьми.. мёртвыми людьми. Жуткое место, но мужчинам необходимо было переговорить где-то в безопасности от мураний, расхаживающих по городу. Радомский, расположившись на стуле напротив от Максима, закрывает лицо руками, и Расулов больше не может видеть наполненные страданием, болью и страхом (вовсе не за себя, а за любимую дочь) глаза. Несмотря на то, что этот мужчина перед ним — создатель опасного вируса, причина смерти множества людей (не хочется даже допускать мысль об этом, но, быть может, даже его сестры), Макс не способен ненавидеть Радомского, желать отомстить ему за всё. Ему жаль профессора, всей душой жаль. — Помоги мне, Макс, — просит Радомский и впивается потухшими глазами в собеседника. — Помоги мне исправить то, что я натворил. Я должен получить противоядие. Спасти тех, кому ещё можно помочь. Максим качает головой. — А мне нужно найти сестру, — севшим голосом отвечает тот. — Убедиться, что она… она… Слова застревают в горле. Он не может заставить себя сказать это и замолкает. — Макс, — Радомский сжимает руки в замок. — Подумай. Если с твоей сестрой что-то случилось, если она не успела на эвакуацию, то противоядие - то, что нужно на самом деле. Ты поможешь мне синтезировать лекарство, а затем мы найдём твою сестру. — Предлагаю наоборот, — настаивает Расулов. — Сначала найдём Лену… — Как ты не понимаешь! — перебивает Радомский и хватается за голову. — Если она стала одной из этих тварей, то, встретив её, придётся убить, пока она не сделала этого с нами. Держать мураний под контролем я не умею. Они не слушают никого и ничего, кроме собственных инстинктов. Это животные, а не люди. — Но… Контраргументов не находится, но Макс не может задвинуть сестру на второй план, ведь каждая минута промедления может стоить ей жизни! Он уверен, что Лена не покинула город, иначе нашла бы способ сообщить ему, и надеется только на одно: его младшей сестре ещё можно помочь. И он, Максим, обязан сделать это. Что он за спасатель, если не способен спасти самого дорогого человека в своей жизни? Возможно, Радомский прав? Если Лена стала муранией, то лекарство — единственный шанс на спасение. Иного пути нет. Но если в городе есть ещё люди? Если они найдут Лену раньше и расправятся с ней точно так же, как Макс расправлялся с другими девушками, у которых, вероятно, тоже кто-то есть? Родные, близкие, друзья… А он решил всё точным выстрелом, забрав у девушек шансы снова зажить нормальной жизнью после принятия лекарства. А вдруг Лена вообще не стала муранией? Сумела избежать заражения и прячется в доме, ждёт, когда он появится и спасёт её. Или уже выбралась из дома в попытке сбежать из города и рискует встретить одну из страшных тварей? Промедление смерти подобно, поэтому решение необходимо принять прямо сейчас. Да. Нет. Да. Нет. Он должен сделать это. Выбрать: Радомский или Лена? Противоядие или надежда на лучшее? Радомский не торопит с ответом, молча глядя на Расулова и втайне надеясь, что он ему поможет. Профессор видел в этом парне небывалого смельчака и крайне самоотверженного человека. Он успел проникнуться его бедой, ведь, в сущности, они с Максом в одной лодке: оба потеряли близких людей и понятия не имеют, что с ними стало. Радомский искренне хочет помочь, но понимает, что разработка противоядия — дело первой важности, а одному будет достаточно трудно справиться. Расулов с Радомским нужны друг другу. Тем временем Максим решительно поднимается со стула и глядит на профессора сверху вниз. — Пойдёмте, найдём лабораторию. Я помогу всем, чем только смогу.***
Митя открывает глаза и чувствует себя значительно лучше. Почти нет того удушающего першения в горле, от кислородного голодания не болит голова, в палате прохладно. А прямо перед ним лицо Ирины — сосредоточенное, как всегда, будто несколькими часами ранее она вместе с ним не подвергалась смертельной опасности, не рисковала сгореть заживо. И не говорила, что он ей нравится. — Ирочка… Как ты себя чувствуешь? — Митя чересчур резко садится на кровати, отчего ощущает неприятное головокружение и прикрывает глаза. — А ты? Что такое? Этот внезапный приступ так же быстро отступает. Митя открывает глаза и усмехается, показывая, что с ним всё в порядке, но Ира уже успевает нахмуриться и куда-то метнуться. Возвращается с прибором для изменения давления. — Давай сюда руку, — спокойно приказывает она, как всегда, и Митя понимает, что уж она-то в полном порядке, совершенно оправилась от недавнего происшествия (по крайней мере, внешне). — Девочка моя, мне, конечно, очень приятна твоя забота, но давай-ка лучше поболтаем. Нам есть о чём, — качает головой Митя и перехватывает тонометр, небрежно отбрасывая его на кушетку. Ире эта идея не очень нравится, о чём говорят поджатые губы и взгляд, мечущийся туда-сюда. Не стоило отправлять Наташу с Сашей отдыхать и оставаться наедине с самым неугомонным пациентом из всех, что попадались ей за столь небольшую практику. Женя, конечно, также был тем ещё кадром, способным перерезать человеку горло, но это другое. С Митей оказалось сложнее, чем с Женей, потому что он постоянно приводил её в замешательство, заставлял испытывать смущение и неловкость и, кажется, наслаждался этим. Никак не оставит в покое, но Ира не уверена, что хочет этого самого покоя. И подобное настроение её решительно не устраивает. Митя не тот, кто ей нужен. Разум подсказывает, что связаться с ним было бы неправильно, но Радомской рядом с этим парнем всё труднее становится думать головой, а не сердцем. «Думай сердцем, если человек». — Не надо, Мить, — тихо говорит Ира и намеревается уйти из палаты. Митя подрывается с места, чтобы преградить ей дорогу (с недавних пор он не намерен так просто позволять Ирине уйти от него), но не успевает. В дверях совершенно внезапно возникает Валера, и Ира с налёту врезается прямо в него. — Ох-х-… — она потирает ушибленный нос и поднимает взгляд на виновника происшествия. — Ирка, я случайно, — оправдывается (однако не извиняется) Валера и машинально берёт Радомскую за локоть, всматриваясь в её лицо. — Ты как? — Я… хорошо, — кивает она. — Спасибо тебе, что вытащил нас. — Что угодно ради тебя, — широкая улыбка, рука медленно скользит по предплечью Иры, пока не сжимает тонкие пальцы девушки. Странный. Ира учтиво улыбается в ответ, но руку высвобождает, а затем, ничего более не говоря, обходит Валеру и поспешно скрывается за углом. — И что это такое ты устроил? — интересуется Митя, оказываясь лицом к лицу с вошедшим. Он красноречиво закатывал глаза, наблюдая за разворачивающейся сценой, но Ирина стояла спиной к нему, а Валера специально не глядел. Зато теперь, когда Радомская вышла, он с насмешкой смотрит на Митю и цокает языком. — Что, значит, всё-таки она? — интересуется Валера, щурясь. — Выбрал себе подружку? Или продолжишь пытаться везде поспеть? — А ты, я смотрю, пристально следишь за моей личной жизнью, — парирует Митя, склоняя голову чуть вправо. — Ревнуешь, а, малыш? Прости, но я не из этих. — Фу. — Не по вкусу тебе? Конечно, я ж не азиаточка. — Что сказал? — Что слышал. Я не слепой, а ты, вроде бы, не глухой. Валере очень не нравятся слова Мити, и он угрожающе надвигается на того, заставляя отступать обратно к кушетке. Чёртов придурок. Как вообще додумался сказать такое? Валера скинхед, и это не изменится даже здесь, в бункере. Не будет никаких слезливых историй любви между теми, кто никак не может полюбить друг друга. Не будет. Это вам не кино, а реальная жизнь. Максимум, на что способен он в отношении Айжан — не акцентировать внимания на её национальности, попросту не замечать девчонку. Валера сейчас не вспоминает о том, как бросился к Айжан, заслышав её крик во время тушения пожара. Не вспоминает и о том, как много думал о ней в последнее время. Всё это ерунда, бред. А Мите он сейчас преподаст урок просто так, чтобы запомнил. Надо же, в конце концов, куда-то выбрасывать огромное количество энергии. — Э-э-эй, постой! — Митя поднимает руки в примирительном жесте, понимая, что сейчас преимущество не на его стороне. - Мир. Ты ведь не будешь бить больного? — На голову ты больной! — заявляет Валера. Но прежде, чем он успевает сказать что-то ещё, дверь с уже привычным скрипом приоткрывается. Да что же это за проходной двор! Молодые люди одновременно смотрят на вошедшего — Ската. Он смотрит сначала на Митю, потом — на Валеру. Хмурится, смутно осознавая, что вошёл весьма вовремя и предотвратил очередной конфликт между этой далеко не сладкой парочкой. — Валер, ты идёшь? — откашлявшись, спрашивает Саша. — Кто-то должен рулить процессом, а ты из нас единственный имел дело со взрывчатками. Мы готовы выбираться отсюда.