Месть, или Судьба всему хозяйка

Судьба сокрушает нас двояким образом: Отказывая нам в наших желаниях И исполняя их. (Анри Фредерик Амиель) В эту ночь Гвейн спал очень неспокойно. Хотя, как сказать ночь: вернувшись в родовой особняк на окраине Мадрида с рассветом и не потрудившись раздеться, только туфли скинув, он завалился на кровать поистине королевских размеров. Ночь была шикарная, дорогой клуб, элитный алкоголь и толпа девиц, несильно обремененных моралью, но с огромным желанием охомутать столь выгодную тушку в лице наследника одной из крупнейших строительных компаний Европы. Но, несмотря даже на то, что в крови молодого мужчины 27-ми лет отроду плескалось вдоволь алкоголя, и раньше он засыпал ещё на подлете к подушке, то в последнее время сон приходил к нему очень тяжело: ему снились какие-то люди, события как из старого фильма и пленительные зелёные глаза. Он не знал, чей это взгляд, он никак не мог рассмотреть лицо, но этот до боли печальный взгляд наглухо въелся в подсознание и продолжал тревожить мужчину даже во время бодрствования. Количество алкоголя, увеличивавшееся с каждым днём — не помогало, попытки отвлечься с очередной молоденькой любовницей не спасали. Каждый раз Гвейн просыпался в слезах, сам не понимая, о ком он так отчаянно льёт слёзы. — Пора завязывать с бабами, клубами и коктейлями! — проворчал мужчина. — Теперь только бары, виски и футбол! — изрёк сие, несомненно, мудрое умозаключение. Гвейн медленно сел в кровати и с болезненным стоном схватился за голову. Решив, что философия — это дело, определённо, хорошее, но лучше им заниматься после того, как перед глазами перестанут плясать звёздочки. Привычно потянувшись за кувшином с водой, всегда так заботливо приносимый слугами, Гвейн с негодованием узрел, что кувшин пуст, на часах почти два, а обхаживанием его «денежного высочества» никто не озаботился. Сползши с кровати, Гвейн вознамерился немедленно спуститься на кухню и устроить разнос, но так нужные в данную минуту домашние туфли никак не находились. Решив заглянуть под кровать, дабы поискать пропажу, мужчина не рассчитал силы наклона и с громким звуком успешно свалился на ковёр. Очередной раз пересчитав звездочки перед глазами и решив, что на сегодня норма выполнена, Гвейн медленно встал на ноги и, обиженный на всё и вся, поплёлся в душ. Разнос слуг откладывается. Приведя себя в более или менее приемлемый вид, с лёгкой брезгливостью побрив свою опухшую после пьянки физиономию и клятвенно пообещав самому себе, что на этой неделе он уж наверняка съездит в салон постричься, Гвейн спустился на первый этаж. Картина, что он увидел, повергла его в шок. Слуги носились по дому как заведённые, вот что объясняет неподобающее отношение к его персоне этим «утром». На всех тумбах, столах, полках, полу стояли вазы со свежими цветами, эфемерные тканевые ленты украшали перила лестниц. — Дурдом! — буркнул парень, пытаясь добраться до кухни и не быть сбитым суетливыми слугами, хотя сейчас, наверно, стоило опасаться не их. Не сделав и пары шагов, Гвейн был цепко словлен за руку отцом. Тот говорил по телефону, смеясь и мило приглашая на сегодняшний приём в их доме, но глаза, что смотрели прямо на парня, выражали жажду убийства, а в роли препарируемой жертвы выступал, по всей видимости, сам Гвейн. — Тогда до вечера! — весело проговорил высокий мужчина с еле заметной сединой и довольно смуглой кожей, заканчивая разговор. — И где, позволь спросить, ты шлялся на этот раз? — мужчина жёстко посмотрел в серые глаза сына, мгновенно переменив тон. — Па, я уже не маленький и могу гулять не только в песочнице. Должен тебя огорчить, палочки меня уже лет 20 как не прельщают. Гвейн хотел рассмеяться, но тяжёлый взгляд отца остановил его от столь опрометчивого поступка. — А что, позволь спросить, мы празднуем? Гвейн нерешительно взглянул на отца. «Чувствую себя как шкодливый ребенок лет пяти, позор мне», — думал Гвейн. — Празднуем твою помолвку! — ехидно проговорил родитель. — А, помолвку, это хорошо… — автоматически выдал парень. — Стоп! Чью помолвку? — Гвейн ошарашено воззрился на отца. — Ты не можешь так поступить, у меня нет никого, какая помолвка, мне всего двадцать семь… — тараторил парень. - Вот именно, уже двадцать семь! — мудро изрёк родитель. — В твои годы мы с твоей матерью, земля ей пухом, уже общий быт налаживали, строили, бизнес осваивали! А ты чем занят? Только и знаешь, как по кабакам шляться и девок цеплять! Сколько уже раз я тебя спасал от тех, ктоторые хотели женить тебя на себе из-за подложных беременностей? С каждым словом родителя Гвейна всё сильнее ощущал, что попал. — Всё, дорогой, моё терпение лопнуло. Твоя старшая сестра давно счастлива замужем, младшая сестра первенца донашивает, младший брат заканчивает институт и собирается жениться, и тебе хватит холостым ходить! — сказал родитель родитель. — И что, ты меня женишь на той, что выбрал сам? У меня уже и права голоса нет? — обесцвеченным голосом проговорил Гвейн, прекрасно понимая, что начни он сейчас кричать и пытаться отвоевать свою свободу, то сделает хуже только себе. Да и отца он очень любит, после того, как мама погибла, отец сам поднимал детей, так и не женившись во второй раз. — Право выбора я оставлю за тобой, сын. Сегодня к нам приглашены лучшие семьи из высшего эшелона, незамужних красоток много, будет с кого выбрать, но к двенадцати часам ночи ты обязан объявить, кто станет твоей парой. — Драная Золушка! — проговорил парень и, позабыв, что так ничего и не ел, ушёл обратно к себе. Ему определённо есть, над чем поразмыслить, ведь вечер всё ближе. Промаявшись оставшееся до приёма время, с остервенением расправившись с принесённым заботливой служанкой обедом (о нём всё же вспомнили, ура!), Гвейн так и не нашёл выхода из сложившейся ситуации. Ругаться с отцом и семьёй у Гвейна желания не было, но и как выйти сухим из воды парень не знал, а часы всё быстрее подбирались своими маленькими стрелочками к судному времени. Надевать то, что принесли слуги, он отказался бы даже под дулом пистолета, Гвейн категорически отклонял предложение надеть белый смокинг, парируя, что он всё же жених, а не невеста. Служанки с жалостью смотрели на поникшие плечи парня, но перечить не смели. Одев классический черный смокинг, парень, трагически вздохнув, напоследок глянул в зеркало, понимая, что следующий раз он увидит своё отражение уже почти женатым человеком. — А волосы всё же нужно подстричь. Не успел он спуститься, как был пойман в цепкие объятия младшей сестрички Шейлы. Она, несмотря на то, что была уже на девятом месяца, умудрялась даже с двойней шустро передвигаться. — О, кого я вижу! Любимый братец, что, пришла и твоя пора? — Шейла весело рассмеялась, и Гвейн тоже непроизвольно улыбнулся. Его сестрёнка всегда могла его рассмешить, отвлечь от печали или устроить выволочку, которую не могла устроить даже старшая сестра. — Как видишь, кузнечик, и я допрыгался, — наиграно печально вздохнул парень и посмотрел в счастливое лицо сестры. — Немедленно иди к гостям и выбери мне самую лучшую сестренку! — весело прощебетала Шейла и шлёпнула Гвейна по попе, тем самым придавая ускорения. Гвейн хотел возмутиться, но когда обернулся, сестры и след простыл. — Вот неугомонная! — улыбнулся парень и зашёл в зал. Обстановка парню отчетливо напомнила улей: все перешептывались, смеялись, а Гвейн мог поклясться своей обожаемой Феррари, что слышал, как некоторые из гостей делают ставки на счёт его невесты. Завидев в толпе отца, переговаривающегося с несколькими солидными по виду мужчинами, парень решительно направился к нему. Но, не пройдя и полпути, как был сбит с ног молоденьким парнишкой в белой военной форме. — Простите, я вас не заметил, — проговорил парень и протянул Гвейну руку, чтоб помочь подняться. — Нужно смотреть, куда идешь, раззява, — Гвейн сам от себя не ожидал такого тона, намеренно проигнорировал протянутую ему руку, а когда поднялся, решительно посмотрел сверху вниз на своего обидчика, да так и завис. Эти глаза он видел во снах, этот парень снился ему, но вот взгляд сейчас у мальчишки совсем другой, злой или задорный, Гвейн не успел определить: — Не имею привычки замечать неудачников! — ехидно фыркнул мальчишка. — Это я-то неудачник? — гневно засопел Гвейн. — Да ты хоть знаешь, кто я? Улыбка мальчишки стала ещё шире. — Знаю, жених-неудачник! От такого заявления Гвейн побагровел. — Как тебя зовут, малыш? — спросил мужчина. — Ланселот Винсент Дюваль, а тебе зачем? — ехидно спросил парень. — Понравился? Извини, но ты уже вне конкурса! — мелодично засмеялся Ланселот. «Он еще и издевается. Ну, держись, негодник!» — подумал Гвейн и, схватив опешившего парня за талию, крепко прижал к себе, поворачиваясь к гостям. За время их «милой» беседы ни один, ни второй не заметили, что гул в зале стих, и все с явным интересом наблюдают за их перепалкой. — Господа! — громогласно изрек Гвейн. — Всем вам хорошо известно, с какой целью мы здесь сегодня собрались. Я уверен, что все здесь присутствующие леди достойны, но я должен выбрать лишь одну и я сделал свой выбор. В момент воздух в зале наэлектризовался, а некоторые из гостей даже затаили дыхание в ожидании. — Отец, многоуважаемые гости, позвольте вам представить мою пару и, по совместительству, невесту… — Гвейн мимолетно посмотрел на Ланселота, который почему-то сжал кулаки и гневно стрелял глазами на всех присутствующих дам, мысленно пытаясь предугадать, которая лишит его последнего шанса на любовь. — Ланселот Винсент Дюваль — мой будущий муж! Тишину нарушил звук разбившегося бокала, и, кажется, пару тел упало в обморок от переживаний или банальной зависти. Гвейн с победной улыбкой посмотрел на Ланселота и растерялся — парень плакал. — Малыш, не плачь, все не так страшно… — и тут Ланс сделал то, чего Гвейн никак не ожидал. Ладно, если бы врезал или накричал, но тот схватил лицо ошарашенного Гвейна в свои дрожащие ладошки и, заставив склониться, жадно его поцеловал. — Что ж… — раздался голос Фредекико, отца Гвейна. — Раз молодые договорились, свадьбу назначим на следующий месяц, спасибо огромное всем, кто здесь присутствует, и, надеюсь, на свадьбе вы нас тоже почтите своим присутствием… Отец ещё что-то говорил, но ни Гвейн, ни Ланселот его уже не слышали. Шутка, которая оказалась судьбой, наверно, и такое бывает!