C другой стороны

- Вы плохо выглядите, доктор. Снова принимали успокоительные? - Глупости, - голос усталый и тихий, настолько, что его едва слышно. – Ночное дежурство, вот и выгляжу. - У Вас нездоровый цвет лица, - мягко продолжал настаивать первый голос. - Глупости. Может, я не цвету и не источаю аромат майской розы, зато чувствую себя просто отлично, – мимо двери в одиночную палату тихо прошелестели чьи-то шаги, затем раздался громкий звук с силой захлопнутой двери. Шум и грохот вырвали американца из состояния тревожной и беспокойной полудремоты. Открыв глаза, он поднял голову и огляделся. На лице невольно отразилось выражение разочарования. Ничего не изменилось, вокруг по-прежнему это ужасное место. Столько раз он, находясь в состоянии полусна, представлял себе, как проснется и обнаружит, что ему приснился очередной страшный сон, но нет. Кошмар стал самой неподдельной и жуткой реальностью. Сэмюэл Финч провел в психиатрической лечебнице «Маунт Мэссив» уже без малого неделю, если не считать почти двух суток, которые он пролежал без сознания после операции, сделанной доктором Ричардом Трагером. Мужчина намеренно считал дни, по несколько раз в день напоминая себе о том, какое сегодня число и сколько времени пришло. По всем подсчетам выходило, что сейчас идет восьмой день с того момента, как его привезли в клинику. Девятое июня 2013 года, время… предположительно, утро, раннее, раз завтрака еще не было. Если судить по всему, что он слышал, и тому немногому, что видел, в этом месте творилось что-то пугающе странное, и дело было не только в психически нездоровых людях, среди который находился американец. Иногда он слышал обрывки речей докторов, но мало что понимал из них, осознавая лишь то, что обычными такие переговоры назвать сложно. Слова «эксперимент», «подопытный», «летальный исход» и все такое прочее в соответствующем контексте оказалось крайне сложно воспринимать нормально, как и очень многое в этой лечебнице, где по всем правилам должны были помогать и лечить, а не калечить чужие жизни. Более того, не так давно мужчина все-таки сумел взглянуть на то, что находилось под бинтами, во время их смены. Несколько длинных и аккуратных рубцов пересекали его живот, один был заметен и на груди. Проглотив вставший в горле ком, он снова спросил об операции, но ответа так и не получил. Собственная же жизнь Сэмюэла превратилась в порочный и замкнутый круг. Пресная и совершенно безвкусная больничная еда, постоянное нахождение в этой палате с белыми стенами и потолком, что так давили на психику, лекарства и таблетки, которые он вынужден был принимать. Как только пациент начинал сопротивляться или говорил хоть слово на запретную тему, уколы делали и впихивали медикаменты силой, обездвиживая или принуждая открыть рот. Совсем скоро Финч понял, что с медицинским персоналом, в особенности с санитарами, лучше не спорить и вел себя как послушный ребенок, тем временем отчаянно ища выход из ситуации. Выходил он из палаты лишь тогда, когда требовалось справить нужду, да и то почти все время находился под непрестанным наблюдением. Несмотря на сводящие с ума дни, где каждый новый почти с ювелирной точностью повторял предыдущий, самое ужасное начиналось ближе к ночи и очень редко прекращалось до наступления утра. По этой причине Финч почти не спал уже третий день, постепенно начиная вести ночной образ жизни. Заснуть в темное время суток он просто не мог. Если удавалось смыкать глаз, на место реальных кошмаров тотчас же приходили иные, порожденные его воспаленным и измученным воображением. Из палаты, что находилась справа, постоянно доносились скрип и пугающий звук, будто что-то скреблось о стену. Если в первые сутки Сэм пытался не обращать на это внимания, то впоследствии начал понимать, что это скоро может свести его с ума. Скрежет ногтей по металлу, по чему-то мягкому и по стенам преследовал американца повсюду, часто даже самые простые и привычные звуки отдавались в ушах как бурная деятельности его соседа. На окрики и угрозы не приходило ответа, порой можно было услышать лишь кашляющий смех и смешение букв, совершенно не похожих на членораздельную, человеческую речь. С приближением утра мужчина нередко лежал на боку у самой стены, подтянув ноги к подбородку, и обеими руками зажав уши, только чтобы не слышать этого. Палату, что находилась слева, занимал, похоже, человек не менее ненормальный, однако пик его активности приходился на время от трех или четырех часов ночи и до рассвета. Он постоянно бормотал что-то себе под нос, быстро, почти неразборчиво. Слова его больше напоминали бессвязный бред или результат сильных галлюцинаций, однако Финчу почему-то слышалась в этом молитва, но не из тех, что читают в церквях и соборах. Скорее всего там находился какой-нибудь религиозный фанатик, поехавший крышей на почве чрезмерного увлечения какими-то абстрактными идеями или теориями. По счастью, когда американец кричал на него и требовал немедленно замолчать, тот действительно стихал и снова подавал голос лишь через час или полтора. Добиться визита к своему лечащему врачу Сэмюэл так и не смог и уже отчаялся хоть что-то с этим поделать, однако двоих санитаров видел регулярно и успел немного их изучить, чтобы хоть чем-то занять себя. Все опасения и подозрения касательно Гейла полностью подтвердились. Не прошло и недели, как мужчина люто возненавидел этого человека, но старался сдерживать себя, не отвечая на провокации и насмешки. Санитар казался ему человеком низким и духовно слабым, стремящимся к самоутверждению за счет унижения других. Тем не менее он казался еще и достаточно бестолковым, его мотивации и намерения можно было читать, словно раскрытую книгу, в отличие от коллеги, который являлся едва ли не его диаметральной противоположностью. Рик Гейман выглядел как человек, знающий свою работу, и сравнение с умным доктором из кинофильма прочно закрепилось в мозгу Финча. Он разговаривал всегда вежливо и тщательно подбирал слова, точно действительно являлся кандидатом медицинских наук, а не работал санитаром в Богом забытой психиатрической лечебнице с дурной репутацией. Часто Рик пытался спровоцировать своего подопечного на разговор или хотя бы пару слов, чтобы не дать окончательно замкнуться в себе и сойти с ума на почве здешней обстановки, но такие попытки как правило пресекались. Сэм не доверял этому человеку и отчего-то видел в его действиях не искреннюю попытку помочь, а подвох и подставу, точно он мог в любой момент повернуть слова пациента против него же самого как оружие. В общем и целом его жизнь в «новом доме», как выразился Гейл не так давно, начинала казаться Сэмюэлу настоящим кошмаром, в котором он на самом деле может в скором времени полностью лишиться здравого рассудка. Нужно было что-то делать. Это американец говорил себе почти каждый день и повторял далеко не по одному разу, однако предпринять чего-либо не мог, потому что не знал, как именно нужно было действовать и с чего начать. И уж конечно он не ожидал, что удача после такой черной полосы вдруг решит повернуться к нему лицом.

***

Одиннадцать… Двенадцать… Тринадцать… Четырнадцать… Пятнадцать… Да что же это! Американец поднял голову и взглянул в сторону двери, из-за которой снова послышались крики. Жуткие, полные отчаяния крики пациентов, разобрать в которых слова под конец становилось совсем уж тяжело. Мужчина надеялся, что все это наконец прекратилось, но, как выяснилось, ошибся. Что-то подобное Сэм слышал здесь не так часто, но каждый раз по спине пробегали мурашки, хотелось забиться куда-нибудь в угол и закрыть руками уши, только бы не слышать этого. Этих несчастных выводили из их палат по одному, но самое страшное заключалось в том, что они, похоже, точно знали, куда им предстоит идти, потому сопротивлялись так отчаянно и молили о пощаде. Финч пытался отвлечься и занять себя чем-нибудь, не придумав ничего умнее, чем считать, однако уже на цифре пятнадцать отсчет остановился. Слушать это и дальше было невозможно. Что за чертовщина тут происходила, раз люди так боялись идти куда-то с докторами или санитарами, прося, чтобы с ними ничего не делали, просто оставили в покое, а то и вовсе убили! - Дьявол вас!.. – негромко выругался мужчина и поднялся с койки, отбросив в сторону скомканную простыню. Двигаться стало значительно проще, обезболивающие и еще какие-то лекарства сделали свое дело, но послеоперационные швы еще не зажили, потому лучше было зря их не тревожить. Шагая быстро и уверенно, он подошел к небольшому окошку, через которое можно было разглядеть часть коридора и другие палаты. Снаружи почти не было света, лампочки под потолком горели едва-едва, потому приходилось сильно напрягать зрение, чтобы хоть что-то увидеть в деталях. - Лучше прикончите меня, ублюдки! Лучше прикончите меня! – новый вопль заставил Сэмюэла вздрогнуть от неожиданности и рефлекторно слегка пригнуться, словно избегая удара, направленного в голову. Приглядевшись и сощурив глаза, он заметил, как двое уже знакомых санитаров вытаскивают из палаты, что находилась напротив и левее, чем его собственная, упирающегося изо всех сил мужчину. Тот был худой, точно палка, и постоянно выкрикивал что-то нечленораздельное, лишь иногда прося прикончить его, а не делать этого снова. Что это значило, Финч не имел ни малейшего представления, но подошел к окошку ближе и уже не отрывался от него, наблюдая за действием со стороны и стараясь, чтобы его не заметили. - Возможно, стоит ввести ему успокоительное, доктор Сингер? – Рик ловко уклонился от неуклюжего удара пациента и заломил тому руки на спину. Послышался тихий вскрик боли, а затем вновь посыпались проклятия, заглушающие слова других участников этого напряженного и пугающего представления. - Я же говорил, что не нужно. Доктор Трагер будет не в восторге, если вместо пациента мы привезем ему овощ, накачанный успокоительными. Как думаешь? – присутствие здесь доктора Сингера угадывалось лишь по светлому пятну рядом с широко раскрытой дверью в чужую палату. Предусмотрительно держась подальше от пациента, он обошел его по широкой дуге и остановился сзади, точно замыкая шествие. - Подлый ублюдок! – перекрывая слова человека в белом халате, вновь завопил душевнобольной, пытаясь вывернуться из рук санитаров и прорваться к нему. Тот из соображений безопасности сделал еще пару шагов назад, не приближаясь к источнику потенциальной угрозы для жизни. Когда извивающегося и пытающегося вырваться больного провели мимо палаты, Финч не смог удержаться. Одно дело просто слышать и представлять, а совсем другое видеть что-то подобное своими глазами. Несколько раз сильно ударив кулаком о стальную дверь, американец приподнялся на мысках, чтобы лучше видеть утопающий в темноте коридор, и громко позвал санитара по имени: - Рик! Какого Дьявола тут творится? Скажешь, что вы и ему помочь собираетесь? - А это уже не твоего ума дело. Маленькие любопытные пациенты надолго здесь не задерживаются, - приостановившись у двери в палату Сэма и подойдя к ней ближе, с широкой улыбкой и нараспев ответил доктор. Выглядел он и вправду не слишком-то хорошо: бледная кожа, осунувшееся лицо и приличных размеров синяки под глазами. – Отбой уже был дан. Спать пора. Не оставив Сэмюэлу времени на то, чтобы ответить, Гейл громко и хрипло расхохотался словам Сингера. Сопровождаемая истошными воплями, процессия быстро удалилась.