Welcome to my life

      Иккинг ненавидел больницы. Здоровьем он и в детстве не отличался, и его отец и мать, пока не умерла, водили его постоянно по врачам. Не самое лучшее место для маленького мальчика, согласитесь. Он чувствовал себя тут ужасно неуютно, запахи спирта и медикаментов раздражали его, а в последнее время из-за частых перевязок его начали бесить бинты. Дико, просто до сумасшествия. Эти белые полоски марли, которые с лёгкостью рвались, но стоило их наложить друг на друга, и ты оказывался в клетке.       Ребра болели, их тянуло после новой перевязки. В голове было мутно из-за того количества обезболивающего, которое ему ввели пару минут назад. Запястье жгло и болело из-за катетера. Синенького, черт побери, потому что он «м». А все «ж», получали приторно розовые. Опять эти стереотипы. Боги, как же от всего противно. Но больше всего, от самого себя. От этой ноющей боли в груди и в мозгу, не имеющей ничего общего со сломанными рёбрами. Боль в рёбрах даже помогала. Она его отрезвляла и переключала внимания, заставляя мучиться при каждом движении, крепко стиснув зубы.       И он терпел. Медленно ворочался, чувствуя, как боль в рёбрах раздирает его изнутри, заставляя кричать внутри себя, надеясь, что эти обезболивающие, когда-нибудь начнут действовать. Боги, но ничего это не могло идти в сравнение с той болью. Каждый раз, он просыпался в холодном поту, вспоминая её взгляд, полный презрения. — «Ты хуже, чем никто. Представляешь? Даже не никто», — смеялся голос внутри.       Иккинг молчал и слушал. Голос насмехался, унижал, издевался. А он молчал, потому что знал, всё это правда. Все те мысли, что вертятся у него в голове, правда. И он ничего не может с этим поделать. Потому что слабак и трус, который убегал вместо того, чтобы мужественно отстоять свою честь и встретить опасность лицом к лицу. — «Тебя спасла девчонка. Девчонка, Иккинг!»       Он опять молчал, угрюмо, повиснув где-то на краю между забытьём и реальностью. Балансируя между отчаяньем и… да не было ничего кроме отчаянья и боли. Боли отвержения унижения и горечи несбыточных надежд и мечтаний. Он жалел себя и одновременно соглашался с голосом, понимая, что неправильно жалеть себя. Себя нужно не жалеть, а менять. Или отказаться от мечты быть с Астрид.       Нет.       Он не откажется.       Обезболивающее начало действовать и Хеддок понемногу начал проваливаться в сон. В мягкий, пушистый и какой-то вакуумный сон. Боль отступала на второй план, физическая боль тоже притупилась, осталось только слабая, еле заметная пульсация в рёбрах.       А потом провал, как будто он упал в бездну.

***

      Астрид тихо топая каблуками зимних сапог, поднялась на третий этаж. На её слишком лёгкой кожаной куртке для зимы, лежало несколько снежинок, которые уже начали превращаться в капельки воды. Волосы были забраны в аккуратную косу. И время от времени, девушка прикасалась к ней, тем самым выдавая своё волнение.       Прошло чуть более недели, с тех пор как она последний раз видела Иккинга. Ей не хотелось идти в больницу, навещать его. Ей вообще, честно говоря, не хотелось его видеть. Её пугали те эмоции, которые возникали внутри, там, где было солнечное сплетение, когда она находилась рядом с ним. Один взгляд Иккинга, заставлял её почувствовать усиленное сердцебиение, оставляя после этого, тонну вопросов, на которые она слишком боялась отвечать.       Слишком все это быстро и неправильно для неё. Мысль, что теперь она грязная и использованная, то и дело всплывали у неё в голове и почти ели уже кору головного мозга. Но стоило ей увидеть этого странного парнишку, как все, в голове наступала кристальная чистота. Но ровно до того момента, пока он не отвернётся. После этого град вопросов давил на неё с ещё большей силой, заставляя мучиться изо дня в день.       В больнице было светло, даже слишком. Белые стены делали помещение коридора просто огромным. — «И как им удаётся держать стены в такой идеальной чистоте?» — промелькнула мысль в голове у девушки.       И опять, опять этот вечный вопрос о чёртовой чистоте, которую она потеряла. Астрид фыркнула и отбросила косу на правое плечо. Волосы были слегка влажными из-за той метели, что была на улице. Мороз стоял не сильный, так что снег был влажным и тяжёлым. — «Таким же, как и дыхание Иккинга в тот вечер…» — опять пронеслось у неё в голове. Астрид почувствовала, как её мысли резко меняют свой ход, возвращаясь к той ночи и отправляя в её мозг те самые воспоминания. — Твою мать, ни минуты покоя… — пробурчала Хофферсон, ускоряя шаг и подходя к дежурившей на этаже медсестре. — Добрый вечер, вы к кому? — лучезарно улыбаясь, спросила у Астрид женщина средних лет. — Иккинг Хэддок, — как-то странно, совершенно не своим голосом произнесла девушка. — Так… — медсестра открыла папку и пробежалась глазами по листку, исписанному черными чернилами, — он в палате 213, можете пройти к нему. Оставьте куртку около палаты, на вешалке. — Спасибо, — Астрид слегка кивнула головой и пошла дальше по коридору, слушая, как сердце начинает стучать у неё в ушах.       Каждый шаг до палаты Иккинга, для Хофферсон казался вечностью, время словно замедлилось. Она не торопясь сняла курточку, как — то неуверенно вешая её на крючок лакированной вешалки. Остановилась и посчитала до десяти про себя. Вдох — выдох, это несложно, она сильнее своих эмоций.       Боги, это глупо, так глупо… Бояться увидеть его, это так по-детски. Как будто ей двенадцать, и она пришла на фан-встречу, посвящённую какому-то рок музыканту. Действительно глупо. Непонятно даже, чего она боится, это же просто встреча и хороший поступок. Иккинг лежит тут неделю, а она ни разу не навестила его, хотя она кажется, единственная кто знает о том, что с ним случилось.       Астрид открыла дверь.       В палате у Хеддока горел мягкий, чуть-чуть приглушенный свет, что дарило его комнате какой-то уют и сглаживало острые белые стены. Парень лежал к ней лицом, его глаза были прикрыты, тело медленно вздымалось, слышалось лёгкое сопение. Потом резкий вздох — и Иккинг со стонами переворачивается на спину, кряхтя и что-то приговаривая себе, но не просыпаясь. Хофферсон выдохнула. Она несказанно рада была, что Иккинг спал сейчас. Это решало многие её проблемы и делало её более уверенной. Внезапно, Астрид почувствовала прилив нежности к этому странному, парню, лежавшему перед ней. Всё лицо Иккинга было покрыто веснушками, брови чуть сведены на переносице. Вероятно, ему снился какой-то дурной сон. Волосы на голове были растрёпаны, каштановые пряди торчали во все стороны.       Не понимая, что она делает, Астрид откинула пальцами одну прядь со лба Иккинга. — «Боги, это такое клише…» — всплыл голос. — «Заткнись!» — Астрид повела тыльной стороной ладони по щеке Хеддока. Щека у парня была мягкая, щетина не чувствовалась, наверно, он только недавно побрился. Хотя Астрид никогда и не замечала у Иккинга щетины. Сэм смеялся, что она появится у Хеддока только к тридцати годам, потому что он слабоват и отстаёт, видите ли, в развитии. У девушки появилось сильное раздражение к Сэму и желание проехаться ему кулаком по челюсти.       Глупо, да. Но ей было всё равно. Здесь, в этой незнакомой больничной комнате, рядом со спящим Иккингом, она почувствовала невероятное спокойствие. Раздражение и вечный липкий стыд оставили её, мысли, не дававшие ей спокойно существовать, затихли. Тишина и мир внутри неё чувствовались странно, после стольких дней беспокойства и дисбаланса внутри неё.       Астрид в нерешительности так и стояла, разглядывая Иккинга. Наверно это было немного в стиле маньяка, она не сомневалась, что потом сможет ещё пошутить над собой и прикопаться к себе по этому поводу. Но сейчас, здесь это было не важно.       Когда Хеддок начал шевелиться, опять бормоча что-то непонятное, девушка быстро встала и ушла. Иккинг проснулся через несколько минут после её ухода, чувствуя на себе тепло и ласковое прикосновение чьих-то пальцев.