Welcome to my life

Астрид молчит, плотно сжав губы. Она знает, что Иккинг прав, что он прав как никогда. Но её бесит его святость и то, что он прощает Йоргенсона, кажется, так легко. Хофферсон это выводит из себя. Она сжимает кулаки так сильно, что костяшки её пальцев бледнеют. Астрид все это невыносимо раздражает, потому что она бы так никогда не смогла сделать. А чертов Хэддок, делает это так просто и легко, словно он всю жизнь учился прощению. Словно он, монах, черт бы его побрал! Она никогда не была человеком, прощение которого легко получить. Если копнуть глубже и быть до конца честной, то она и Иккинга не простила. Груз непрощения все еще давил на неё, но простить его оказалось не так просто. Не то, чтобы он был виноват, это в конце концов не было изнасилованием. Просто… это не так просто. Астрид знала, что она сможет простить Хеддока. Не сейчас, но сможет, просто ей нужно еще немного времени. С каждым днем становилось легче, но не до конца. Ей правда, нужно еще немного времени. Но ему, видимо, оно нужно не было. И это её бесило. Иккинг словно отпустил всю свою боль и ненависть и теперь был свободен. Для него, это словно не имело никакого значения. Как будто ему было плевать… — Лучше бы ты себя простил, Хэддок, — Астрид не знала почему, но её голос стал ледяным. У нее появилось ощущение, что Иккинг бросил её. А значит, разбираться со всей этой болью придётся в одиночку. Парень молчал, его взгляд наполненный нескончаемой болью говорил громче всяких слов. Оба знали, что Хофферсон перегнула палку, хоть она в этом, возможно и не признается. — Я не могу простить себя, — наконец-то выдавил из себя он. — Все равно, не понимаю, черт возьми, почему ты простил его! Он же полный ублюдок и эгоист! — вскричала Астрид, не в силах больше сдерживать эмоции и свои мысли. — Это для меня он ублюдок, Астрид, — тихо, но твердо — но для тебя он остается просто одноклассником. Зато «твоим» ублюдком являюсь я. — Ты идиот, Иккинг, а не ублюдок. А это разные вещи, — вспыхнула девушка — Давай будем честны, у нас с тобой все было обоюдно! По пьяни, но обоюдно. Но тебя же, позволь заметить, Себастьян избивал не спросив. Или может я что-то пропустила?! Может, я вам вообще помешала, а, Хэддок?! — Астрид, я… — он осекся. Хофферсон видела, как тяжело поднимаются его плечи и как он набирает воздух в легкие, но вместо слов вырывается только пустота. — Я должен простить его. Мне это необходимо. — Но зачем?! — Что бы я знал, черт возьми, что когда-нибудь ты тоже сможешь простить меня! — Крикнул Иккинг. Астрид никогда не видела его кричащим. Теперь же, каждое, слово которое, он говорил, эхом отдавалось у неё в голове. Почему-то захотелось зажмуриться. — Потому что это не был перепихон на одну ночь! Потому что я влюблен в тебя еще с грёбанной школы! Он влюблен в неё? Это признание прозвучало для Астрид как гром среди ясного неба. Она бы никогда не подумала… В смысле, когда об этом говорила ей Рени, все звучало совсем не так. До этого, мысль о том, что Хэддок испытывает к ней какие-то чувства казалась какой-то смешной и абсурдной. Нет, Астрид была уверенной в себе и знала, что многие к ней были неравнодушны. Но когда это сказал сам Иккинг, это звучало совсем, иначе… Астрид показалось, на секунду, что она выиграла в лотерее, где главным призом был Хэддок. Что за него, вместе с ней боролись еще несколько участников. Ну и будем честными, осознание, что в тебя влюблены греет душу и заставляет сердце биться чаще. А то, что очередной парень просто хочет тебя, ну так себе. Приятно было быть нужной кому-то. — Я мечтал о тебе в течении нескольких лет! И знать, что я именно тот человек, который причинил тебе боль для меня просто невыносимо! Это убивает меня. Слышишь?! Иккинг понял, что сболтнул лишнего слишком поздно. Он не хотел поднимать тему о своих чувствах. Было еще слишком рано. Хофферсон только-только делала робкие шаги ему навстречу. Поэтому он не хотел рвать ту тонкую ниточку доверия, которая протянулась между ними. Астрид вообще могла испугаться этого разговора. Но у него просто не было сил терпеть. Если она хочет правду, то пусть получит её. Пусть подавится гребаной правдой. Пусть знает, что он не хотел, чтобы все произошло именно так. — Иккинг… — Нет, слушай! — перебил её парень — Меня убивает мысль о том, что ты меня не простишь. Я не верю в то, что ты меня можешь простить, потому что сам не могу этого сделать. Я все сказал! Если … — Заткнись, Иккинг Хэддок! — Астрид подошла к нему в плотную, чувствуя, как её сердце начинает набирать скорость. Она не понимала, то ли это от слов, которые сейчас сказал этот забавный парень, с россыпью веснушек на лице, то ли по другой причине… — Заткнись и поцелуй меня. — Что? — опешил Иккинг. Ему показалось, что он сдулся как воздушный шарик. Она что?.. Астрид хочет чтобы он поцеловал её? После всех криков и… что?! — Мне попросить второй раз? — Хофферсон приподняла бровь. Иккингу показалось, что ему бросают вызов и тогда он сделал это: — Нет, миледи, — после этих слов он нагнулся, касаясь её губ своими. Боги, это было ничуть не хуже чем в прошлый раз или в позапрошлый — это было прекрасно. Когда его губы соприкоснулись с влажными, теплыми губами девушки, в его голове вмиг взорвались тысячи салютов. Астрид настойчиво прижималась к его губам. Иккинг приоткрыл рот, касаясь кончиком языка мягких губ Хофферсон. Каждое прикосновение Иккинга обжигало Астрид, заставляя сердце биться так сильно о грудную клетку, что становилось больно дышать. Руки парня, чуть подрагивающие коснулись её талии, сжимая белую футболку. — «Помнётся…» — пролетело у неё в голове. Ладони Иккинга горели так же сильно, как и его губы. Язык Хофферсон, который коснулся его собственного, сводил с ума. Дышать было тяжело, но не из-за того, что не хватало воздуха. Хэддок подумал, что миф о том, что во время поцелуя заканчивается дыхание или тяжело дышать из-за отсутствия кислорода, придумали идиоты. Ему же было тяжело дышать из-за осознания. Дух захватывало от того, что он может касаться Астрид, от того, какой офигительной и сладкой она была на вкус. — «Уверен, что со стороны мы выглядим как два мерзких придурка…» Хэддоку хотелось постоянно касаться её. Тело Астрид казалось ему хрупким и нуждающимся в защите. Хотя порой выражения, которые вылетали из её рта, говорили об обратном. На секунду, он вспомнил как во сне, она просила его снять футболку, а заботливый мозг добавил пару ругательств, в стиле девушки, к этой картинке. Теперь кровь, которая стучала секунду назад в висках, начала спускаться вниз. Астрид находилась в каком-то бреду между сном и реальностью. Когда руки Иккинга как-то сами собой оказались ниже, чем полагалось, в ней что-то проснулось. Внутри, в районе солнечного сплетения начали распускаться бутоны цветов, которые медленно опускались ниже. Целовать Иккинга было приятно и горячо, если уж на чистоту, то хотелось ещё-ещё-ещё. Ладони парня скользили ниже. Хэддок не знал что делает, вся его неуверенность мгновенно испарилась, поцелуи Астрид слишком возбуждали сейчас. Поэтому ему тяжело было понимать происходящее. — Вы бы хоть дверь закрыли, детишки, — послышалось сзади. Иккингу и Хофферсон потребовалась секунда, что бы отскочить друг от друга. Оба тяжело дышали. У Иккинга было такое бледное лицо, что веснушки на нем казались ярко рыжими. Астрид же наоборот была вся красная, особенно выделялись ярко-красные уши. На пороге стояла медсестра. На её лице расплылась улыбка, которая явно не означала ничего хорошего, а в руках она держала два укола.